Двойственность социокультурной стратегии России

Умеренное евразийство постоянно подчеркивает двойственный характер геополитической стратегии России. С одной стороны, судьба России как 'более отсталого и менее престижного общества' - страдать и испытывать унижение в контактах с Западом, если эти контакты будут происходить в обстановке полной открытости. Поэтому для того, чтобы защитить собственную культуру, не впадая при этом в изоляционизм и закрытость, по отношению к Западу необходимо использовать 'тактику избирательного социокультурного протекционизма'[1] Панарин А.С Россия в цивилизационном процессе. Москва, 1995. С. 199.. С другой стороны, по отношению к своему 'внутреннему Востоку' Россия оказывается более передовым и престижным обществом, что диктует иные стратегические установки.

В целом же в отношениях со своими соседями и партнерами ей предстоит практиковать двойственную, иногда даже говорят парадоксальную, геополитическую стратегию. В отношениях с Западом она должна придерживаться политики евразийского типа, т.е. всячески подчеркивать свои цивилизационные особенности, защищая собственную самотождественность с помощью своего рода социокультурных фильтров, которые прозрачны для информации, касающейся технологических средств и процессов (технология при этом понимается в самом широком смысле, уитывая и социальные технологии), но непрозрачные или полупрозрачные для информации, которая способна подействовать на сферу национальных ценностей фундаментального масштаба. Совсем другой должна быть политика в отношениях с ближним зарубежьем. Здесь России выгодна политика атлантического типа, т.е. открытое политическое пространство и деидеологизация.

А.С Панарин - сторонник и проповедник такой вот двоякой геополитической стратегии - приводит таблицу, которая выразительно демонстрирует различные варианты контактов с 'более престижной культурой', какой по отношению к России является Запад [64, с. 192].

Инстанции, контактирующие	Приоритетные каналы коммуникации
с Западом	I	II	III	IV
Государство
Группы гражданского общества
Сначала государство, затем группы гражданского общества
Сначала группы гражданского общества, затем государство

Клетки, обозначенные римскими цифрами с I по IV обозначают разные варианты межкультурных контактов, различающиеся по сферам сотрудничества: I - военно-политическая и технологическая сфера; II - социокультурная сфера; III - сначала военно-политическая и технологическая, затем социокультурная сфера; IV - сначала социокультурная, затем военно-политическая и технологическая.

Клетки с 1 по 16 в этой таблице представляют 16 государственно-организационных форм межкультурных взаимодействий. Форма 1 - замкнутое общество, где внешние контакты монополизированы государством и ограничены в основном заимствованиями военных и производственных технологий. Это ситуация, напоминающая ту, что была характерна для Советского Союза в течение 70 лет его истории. Форма 6 предполагает наличие неконтролируемых государством контактов, когда общество контактирует с другим обществом совершенно свободно.

Форма 11 представляется, на взгляд автора настоящей концепции, наилучшим для России вариантом контактов с Западом. Государство здесь лидирует в установлении контактов, задает нормы и принципы межкультурных взаимодействий, а граждане обязаны следовать этим нормам и принципам. Это протекционистская модель межкультурного взаимодействия. Она с неизбежностью предполагает определенный уровень национализма. Ни одно общество, отмечает автор, в процессе мобилизации ресурсов для ускоренной модернизации не избежало национализма, не должна стать исключением и Россия. Примеров тому много и на Востоке (Япония, Тайвань, Южная Корея. теперь именно к данному варианту приближается Китай), и на Западе (голлистская Франция). Такой 'мобилизационный национализм' представляет собой идеальный фильтр, своего рода мембрану, которая пропускает военные, производственные, организационные, социальные и другие технологии, но предотвращает проникновение идей и вещей, способных пошатнуть фундаментальные общественные ценности, систему морали и т.д.

Форма 16 перспективна для контактов обществ, которые примерно равны по степени развития и имеют общие культурно-цивилизационные корни. Это ситуация интегрированной западной Европы.

Очень небезопасным для России представляется вариант 12, когда государство активно заимствует с Запада социокультурную информацию и придает импортированным ценностям и идеологиям монопольный статус, искореняя при этом локальные и вообще традиционные ценности и идеологии. Общество вынуждают обеспечивать реализацию неорганичных, чуждых ему по сути, 'заемных' проектов, для чего оно вынуждено работать с перенапряжением всех ресурсов. Такова была ситуация советского проекта построения передового общества на основе марксистской теории. Сегодня эта ситуация повторяется в связи с заимствованием другого 'передового учения' - экономического либерализма чикагской школы.

Эксперимент с формами 16 и даже 6, которые также имеют место в сегодняшней России, А.С.Панарин считает гибельным для страны и культуры. Но совсем иначе он оценивает ситуацию во взаимоотношениях Россиии с так называемым ближним зарубежьем. Здесь именно Россия выступает в роли более высокоразвитой и более престижной культуры. Поэтому ей выгоден 'атлантический' стиль, предполагающий максимальную деидеологизацию и открытое социокультурное взаимодействие. Проведению такой политики способствует наличие во всех странах СНГ огромной русскоязычной диаспоры, которая является наиболее продвинутой частью населения с социально-экономической, культурной и профессиональной точки зрения, в то же время наиболее заинтересованной в поддержании (а если это необходимо, то в восстановлении) существующей с советских времен инфраструктуры социокультурных контактов. Соответствующие группы - а это студенчество, молодежь, научно-техническая интеллигенция - понимают, что практикуемый вождями новых наций сепаратизм и профетический национализм вредят их интересам и грозят отбросить их страны назад в феодализм. Поэтому они становятся как бы естественными союзниками России, которая по отношению к ним, а также к новым нациям в целом должна демонстрировать максимальную открытость, бороться против мессианско-националистических и фундаменталистских мифов, на которых базируются соответствующие националистические идеологии, и с максимальной эффективностью использовать концепцию неотчуждаемых прав человека, обязывающую международное общественное мнение вмешиваться всюду, где возникает угроза их беспрепятственной реализации.

В отношениях с этими странами должна практиковаться форма 16, позволяющая сохранить традицию свободных межнациональных контактов разных групп гражданского общества и отдельных граждан, на которые и должно ориентироваться государство, подлинная роль которого должна состоять в создании инфраструктуры для наиболее эффективной реализации этого принципа. По мнению А.Панарина, такой подход максимально соответствует 'объективным интересам' стран СНГ.

Он говорит о 'парадоксальности' такой геополитической стратегии России, но непонятно, в чем заключается ее парадоксальность. Что налицо, так это 'двойная бухгалтерия' в политике и определенная доля цинизма. Это, впрочем, нормально и общепринято. Россия, по замыслу автора, должна вести себя по отношению к странам СНГ, в которых ее влияние традиционно сильно, именно так, как не должен вести себя Запад по отношению к России. Социокультурный протекционизм, который рекомендован для России, наоборот, не рекомендован для эсэнговского захолустья, которое должно полностью раскрыться перед Россией по модели 16.

Повторяю, здесь нет никакой парадоксальности, а есть попытка 'реальной политики' - трезвого учета возможностей России и выработки наиболее целесообразной стратегии сохранения влияния там, где возможно. Поэтому довольно наивно выглядят соображения о соответствии ее 'объективным интересам' стран СНГ. Заметим, кстати, что нынешняя экспансионистская стратегия Запада, в частности расширение НАТО на Восток, подобным же образом аргументируется соображениями о соответствии этого курса объективным интересам России.

Также интересны в этой связи попытки инструментализации концепции универсальных прав человека для целей геополитической экспансии России в странах СНГ. В предыдущей главе было показано, как универсальные права человека становятся орудием гегемонизма и средством достижения вполне корыстных политических целей западных держав. В данной концепции российской геополитической стратегии эта функция идеи прав человека вырисовывается особенно отчетливо. Вообще, когда евразийский подход формулируется прямо и искренне, он обнажает приемы и методы, используемые в геополитической борьбе вообще, как Россией, так и Западом,- те приемы, которые в каждом конкретном случае не видны отчетливо, будучи затянуты флером либо гуманистической, либо других легитимирующих идеологий.

В общем и целом, провозглашаемая Панариным и другими 'мягкими' евразийцами геополитическая стратегия соответствует роли, которая предусмотрена для России в концепции Хантингтона. Россия здесь - региональная держава, носитель идеи отдельной цивилизации, которая, постоянно держа оборону, т.е. борясь против гегемонизма других цивилизаций, выполняет роль гегемона на своем собственном цивилизационном пространстве.

1. Панарин А.С Россия в цивилизационном процессе. Москва, 1995. С. 199.

Геополитика и этнополитика

Взгляд на этнополитику, характерный для западной литературы, пожалуй, наиболее полно выражен известным немецким социологом К.Оффе в статье, опубликованной также и на русском языке [61]. Как пишет сам Оффе, статья вызвана 'обеспокоенностью' подъемом националистических настроений и ростом этнических конфликтов в посткоммунистической Восточной Европе. Этнополитику он прямо называет 'болезнью' и стремится найти против этой болезни эффективные средства [61, с. 28]. Пытаясь дать определение этнополитике, Оффе делает акцент на 'редукционистское', как он сам выражается, предположение субъектов этнополитики о приоритете этнических самоидентификаций над всеми прочими человеческими различиями, а также о приоритете этнического фактора во всех политических конфликтах и стратегиях, где только имеется этническое измерение. 'Болезнь' заключается в том, что этнический фактор - реальный фактор многих общественных процессов - непомерно и непропорционально вырастает в своем значении, блокируя реальные возможности рационального решения конфликтов и противоречий и загоняя конфликты в тупик силовых действий. Этнополитика, таким образом, становится ценностно негативным понятием.

В российской литературе этнополитика не оценивается столь однозначно негативно. Разумеется, огромный дестабилизирующий и просто разрушительный потенциал этнически идентифицируемой политики должен быть понят и оценен адекватно. Н.В.Петров зафиксировал на декабрь 1991 г.- дату распада СССР - 168 территориально-этнических притязаний на бывшей советской территории [66, с. 6], большинство этих очагов напряженности не 'погашены' и по сей день. В качестве источников национально-этнических притязаний и конфликтов на постсоветском пространстве Петров выделил две группы факторов - объективные и субъективные.

Объективными факторами являются:

· 'чрезвычайная этническая пестрота' и чересполосица при наличии многовековых корней у так называемого коренного населения, осознающего ту или иную территорию своей этнической родиной;

· 'убийственный национально-территориальный принцип', декларативно реализованный в государственном устройстве Советского Союза в противоположность территориально-административному принципу, характерному для организации Российской империи;

· 'множество очагов, эмбрионов национальной государственности', в первую очередь тех, что возникли когда-то в период 'балканизации' России в 1917-1924 гг.;

· присущая прежнему советскому обществу слабая региональная структурированность;

· тотальность административных границ, не совпадавших, как правило, с культурно- и этнически-региональными;

· отсутствие в советское время, а в некоторых регионах и по сей день, частной или иной, помимо государственной, собственности на землю, что в условиях ослабления государственного контроля ведет к 'суверенизации' любых территориальных единиц

Субъективные факторы в интерпретации Петрова - это факторы инструментализации объективных трудностей этнического сосуществования в постсоветском пространстве:

· национальная и конфессиональная нетерпимость;

· разыгрывание национальной карты, т.е. злонамеренное использование местными элитами национально-этнических проблем для достижения собственных корыстных целей;

· борьба новых (бывших старых советских) местных элит за усиление своей власти;

· игра на национальных чувствах для консолидации общества, а также для создания образа внешнего врага, в роли которого зачастую выступает Россия.

Можно констатировать, что в целом понимание Петровым роли этнических факторов в политике близко к пониманию этнополитики Оффе. К этнополитике именно такого рода нужно относится как к болезни, разоблачать ее и бороться.

Еще более резко негативно оценивается так называемая этнократия. Один из российских критиков этнократии - В.К.Волков - характеризует ее как 'мутанта, вызревшего в инкубаторе авторитарно-бюрократической системы', как 'социально-политического монстра, свойства которого формировались под воздействием целого ряда связанных с данной системой обстоятельств' [15, с. 40].

Отсюда напрашивается вывод, что этнократия - не форма государственной или общественной организации, как можно было судить по строению термина, а социальный слой - 'носитель национализма в посттоталитарном варианте' [15, с. 41]. Этнократия связана с большевизмом как генетически, так и идеологически. Главная связь заключается в той степени цинизма, с какой сначала большевики, а теперь - 'этнократы' используют естественные национальные чувства населения для целей собственного господства и обогащения. Этнократия Н.Волкова, можно сказать,- главный агент этнополитики К.Оффе. А этнополитика - инструмент этнократии.