III. Ордынское иго. Сергий радонежский и его время

Монгольское нашествие. Героическое сопротивление Рязани, Владимира, Торжка, Козельска, Киева и других русских городов.

 

[ Становление системы взаимоотношений между русскими землями и Золотой ордой. После образования Золотой орды на рубеже 1242–1243 гг. кардинально изменилась система управления русскими княжествами. «Власть татарского хана, или «царя», как его называют русские летописи, не отменяла и не заменяла власти русских князей, но легла поверх этой власти: оставшиеся в живых после татарского погрома русские князья должны были признать над собой верховную власть хана и тогда получали от него утверждение своих владетельных прав. В 1244 г., по рассказу русской летописи, русские князья со своими «мужами» «поехаша в Татары к Батыеви про свою отчину; Батый же, почтив я (их) честью достойною, и отпусти я, рассудив им, кождого в свою отчину, и приехаша с честью на свою землю». Относительно татарской «чести» мнения были различны, но власть русских князей над населением их земель не только сохранилась, но и усилилась, ибо теперь она опиралась на внешнюю огромную силу татарского «царя». (Пушкарёв С. Г. Обзор русской истории. М., 1991. С. 91.]

[ «Слово о погибели Русской земли». Первым великим князем владимирским, получившим ханский ярлык, был отец Александра Невского Ярослав Всеволодович (1238–1246). Ко времени его правления относится самое яркое произведение, передавшее горечь переживаний русского населения от ордынских унижений и разорений – Слово о погибели Русской земли, дошедшее до нас в качестве предисловия к «Житию святого и благоверного великого князя Александра Невского». Оно начинается следующими словами:

«О светло светлая и прекрасно украшенная земля Русская! Многими красотами прославлена ты: озёрами многими прославлена ты, реками и источниками местночтимыми, горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, дивными зверями, различными птицами, бесчисленными городами великими, сёлами дивными, садами монастырскими, храмами Божьими, и князьями грозными, боярами почтенными, вельможами многими. Всем ты преисполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская!

Отселе до венгров и до поляков, до чехов, от чехов до ятвягов, от ятвягов до литвы, до немцев, от немцев до карелы, от карелы до Устюга, где обитают поганые тоймичи, и за Дышащее море (Ледовитый океан); от моря до болгар, от болгар до буртасов, от буртасов до черемисов (марийцев), от черемисов до мордвы – то всё – языческие страны – покорено было Богом народу христианскому, великому князю Всеволоду, отцу Юрию, князю Киевскому, деду его Владимиру (Мономаху), которым половцы детей своих пугали в колыбели. А литва из болота на свет не показывалась, а венгры укрепляли каменные города свои железными воротами, чтобы их великий Владимир не покорил, а немцы радовались, что далеко они – за Синим морем. Буртасы, черемисы, водь и мордва бортничали на великого князя Владимира. А кир Мануил, [император] Цареградский страшился, потому и великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Царьград у него не отнял.

И в те дни – от великого Ярослава и до Владимира, и до нынешнего Ярослава, и до брата его Юрия, князя Владимирского, – обрушилась беда на христиан…».]

[ Андрей и Александр Ярославичи как выразители двух линий в борьбе за свержение ордынского ига. Их отец Ярослав Всеволодович был отравлен ордынцами в Каракоруме в 1246 г. После изгнания из Владимира-на-Клязьме его младшего брата Святослава – последнего из сыновей Всеволода Большое Гнездо и гибели в том же (1248) году изгнавшего его московского служебного князя Михаила Хоробрита настал черёд внуков Всеволода принять великое княжение. При этом усилиями враждебной Бату-хану ханши Огуль-Гамиш (вдовы великого хана всех монголов Гуюка) старший из сыновей Ярослава – Александр Невский – получил ярлык на владение Киевом, а его брат Андрей – на владимирское княжение. По свидетельству папского посла Иоанна Плано де Карпини, проезжавшего в 1246 г. через Киев, там насчитывалось после татарского погрома не более 200 домов, поэтому Александр не поехал туда, а главой Руси фактически стал его младший брат Андрей Ярославич.

Как указано в приведённом выше отрывке из статьи А. А. Горского, Александр из поездки в Каракорум, скорее всего, вынес убеждения в том, что время борьбы с монголо-татарами ещё не пришло, необходимо накопить для этого силы и что ордынцы не ставят своей целью присоединение к своим улусам русских земель, довольствуясь сбором дани. Андрей же использовал доставшийся ему не по «старейшинству» ярлык для проведения независимой политики, к тому же явно враждебной Золотой Орде. В 1250 г. Андрей вступил в союз с не подчинявшимся в то время Орде Даниилом Галицким, женившись на его дочери. Однако Бату удалось посадить в 1251 г. на престол великого хана в Каракоруме своего ставленника Менгу, при воцарении которого была свергнута и убита Огуль-Гамиш. Устранив враждебную ему партию в Каракоруме, Бату направил в 1252 г. два войска на Русь. Одно из них, вошедшее в историю под названием «Неврюева рать», призвано было наказать Андрея Ярославича за неповиновение ордынскому хану, а второе – под командованием Куремсы – потребовало Галич у Даниила Романовича.

В результате решительных действий Бату-хана по отношению к непокорным князьям Андрей вынужден был бежать из Владимира, заявив: «доколе нам межь собою бранитися и наводити друг на друга татар; лутчи ми есть бежати в чюжюю землю, неже дружити ся и служити татаром». Даниил Романович предпочёл приехать в ставку ордынского хана и даже попробовал кумыс ради сохранения за ним его владений. Великим владимирским князем стал в 1252 г. по решению Бату Александр Невский, державший главный княжеский ярлык до своей смерти. Александру пришлось помогать ордынцам переписывать русское население для правильного расчёта дани и содействовать первым баскакам в сборе «ордынского выхода», но он не был покорным исполнителем любой ханской воли. За это он, скорее всего, был отравлен после очередного посещения ордынской столицы в 1263 г. С точки зрения истории русского национального самосознания следует отметить, что в эпоху Александра Невского Русь вынуждена была смириться с временной невозможностью свержения ненавистного ига и признать ордынского хана верховным правителем над собой, «царём», которому Господь за грехи русских людей вверил судьбу завоёванной им Руси.]

Возвышение Москвы. Иван Калита как собиратель русских земель. В отечественной историографии второй половины ХХ – начала ХХI в. прошла дискуссия о роли Ивана Калиты (1325–1341) в объединении Северо-Восточной Руси вокруг Москвы с точки зрения современной морали. Некоторые исследователи рисовали образ Ивана Даниловича как беспринципного политика, пресмыкавшегося перед ордынскими ханами и славшего им доносы на своих главных противников – тверских князей. Впрочем, речь при этом шла не только об одном Иване Калите, но и о его старшем брате Юрии Даниловиче (1303–1325), первом из московских князей добившемся в 1318 г. ярлыка на великое княжение владимирское. Сыновьям Даниила Александровича (ок. 1276–1303), сделавшего Москву центром удельного княжества, противопоставляется тверской князь Михаил Ярославич (1282–1318) как политик не только открытый и честный, но и противостоявший ордынскому диктату и сделавший Тверь центром притяжения сил, готовых уже тогда сражаться за свержение ордынского ига. Как показали работы А. А. Горского, подобные утверждения не опираются на данные источников. Михаил Ярославич всегда выполнял приказы ордынских ханов и покорно уступил ярлык на великое княжение Юрию Даниловичу по требованию хана Узбека (1312–1342).

Это, однако, не развенчивает тезис о беспринципности первых московских князей, действовавших по принципу «цель оправдывает средства», не гнушаясь нападений на более слабых соседних князей для захвата части их владений и используя ордынские отряды для борьбы с тверскими князьями. Большой удачей для Юрия Даниловича стала его женитьба на сестре хана Узбека Кончаке, ставшей после крещения Агафьей. По доносу Юрия хану (о том, что Михаил Ярославич якобы утаивает часть ордынской дани) в Тверское княжество была направлена «Кавгадыева рать», потерпевшая в 1317 г. позорное поражение у села Бортенево. Юрий Данилович бежал с поля битвы, а Кончака-Агафья попала в плен, где вскоре умерла. Это трагическое обстоятельство стоило Михаилу жизни, а Юрий получил ярлык на великое княжение владимирское, который удерживал четыре года (1318–1322) и потерял в связи с реальным утаиванием части «ордынского выхода». То, что Узбек после этого передал великое княжение владимирское сыну Михаила Ярославича Дмитрию Грозные Очи (1322–1326) ярко свидетельствует о том, что правители Золотой Орды считали тверских князей более честными, чем правители Москвы. Тем не менее, летописец высоко оценивает деятельность Ивана Калиты, добившегося того, что ордынцы надолго перестали нападать на его владения и наступила «тишина велика».

Московские святители Пётр и Алексей. Самой большой политической ошибкой Михаила Ярославича был отказ от установления тесных связей с руководством Русской Православной Церкви, обусловленный провалом его попыток сделать митрополитом всея Руси своего духовника – игумена Геронтия. Выдвинутый же галицким князем Юрием Львовичем Пётр первоначально предназначался для галицкой митрополии, которую упразднили патриарх Афанасий и византийский император Андроник II. Взамен этого Пётр, поддержанный Юрием Даниловичем, был сделан митрополитом владимирским и занимал кафедру в 1308–1326 гг. Получив холодный приём в Твери, Пётр сблизился с Юрием Даниловичем и Иваном Калитой и увлёкся строительством в Москве первого Успенского собора. Как известно, преемник Петра на митрополичьей кафедре Феогност (1328–1353) не только объявил Москву церковным центром Руси, но и открыто помогал Ивану Калите в борьбе с Тверью, запретив богослужение в Пскове, где скрывался бежавший от гнева ордынцев тверской князь Александр Михайлович (1326–1327).

Новый этап в истории московско-ордынских отношений связан с временем, когда во главе Русской Православной Церкви стоял митрополит Алексий (1353–1378), происходивший из ветви Бяконтов знатного боярского рода Плещеевых. В 1353 г. на Русские земли пришла «чёрная смерть» – эпидемия чумы, жертвами которой стали, в том числе, московский (и великий владимирский) князь Семён Гордый (1341–1353) со всей семьёй и митрополит Феогност. Из потомков Калиты остался в живых только брат Семёна Гордого Иван II Красный (1353–1359). Уже при нём фактическим правителем Северо-Восточной Руси стал митрополит Алексий, которому удалось сохранить великокняжеский ярлык за московским князем. Исцеление Алексием ханши Тайдулы от болезней глаз (1357) сделало Алексия влиятельным человеком при ханском дворе. Значительное вымирание московской княжеской династии имело положительным следствием то, что принадлежавшие ей земли не нужно было делить между сыновьями умершего князя, и они остались в руках Ивана Красного.

Во время смерти Ивана II (1359) его старшему сыну и наследнику Дмитрию было всего девять лет. Никто не оспаривал у него Московское княжество, но ярлык на великое владимирское княжение пришлось временно отдать суздальско-нижегородскому князю Дмитрию Константиновичу (1359–1362). Когда же Дмитрию исполнилось 12 лет, усилиями митрополита Алексия Москва вернула великокняжеский ярлык. Всё время своего дальнейшего нахождения на митрополичьей кафедре Алексий делал всё, что было в его силах, для возвышения Москвы и роста её авторитета в Золотой Орде, где началась «великая замятня» – борьба различных «партий», результатом которой была частая смена ханов.

[ Москва становится признанным политическим лидером Северо-Восточной Руси. С точки зрения истории самосознания в эпоху Дмитрия Донского (1359–1389) за Москвой окончательно закрепляется роль объединителя русских земель, не вошедших в состав Великого княжества Литовского, и организатора борьбы за свержение ордынского ига. Все попытки тверского князя Михаила Александровича (1368–1399) вернуть лидерство Твери путём «добывания» в Орде великокняжеского ярлыка и втягивания Литвы в войну с Москвой оказались безуспешными. В 1375 г. Михаил потерпел полное поражение от московского войска, к которому присоединились и некоторые тверские вассалы, после чего вынужден был подписать договор с Дмитрием Ивановичем, в котором обязался впредь не претендовать на великокняжеский ярлык.

В сознании жителей зависимой от Орды части русских земель всё больше закреплялась убеждённость в том, что свержение ненавистного ига возглавит Москва. При этом новгородцы, хотя и приглашали московских князей для руководства делами обороны своей земли, но сохраняли вечевые порядки и самостоятельность в ведении внутренней и внешней политики своей республики. Потерпевшие поражение тверичи канонизировали Михаила Ярославича, в Житии которого подчёркивалось его противостояние Москве, а также создали свой пантеон местночтимых святых. Таким образом, идея единения русских земель пока осознавалась лишь в плане борьбы с ордынцами.

Следует также отметить, что сама задача свержения ига при Дмитрии Донском ещё не ставилась, поскольку для этого не было достаточных сил. Московский князь умело использовал борьбу различных «партий» в Золотой Орде, где появился всесильный темник Мамай, не имевший права на ханский престол (поскольку не являлся потомком Чингисхана), но назначавший и свергавший ханов по своему усмотрению. Никогда не заявляя о независимости от Орды, Дмитрий Иванович в своей борьбе с татарами опирался на принцип подчинения Руси только законному правителю Золотой Орды. Мамай таковым не являлся, поэтому война с ним была вполне возможной. После победы в Куликовской битве русские княжества временно прекратили уплату дани, но, когда её потребовал законный хан Тохтамыш, разоривший Москву в 1382 г., Дмитрий безропотно возобновил уплату дани. Однако о сохранении прежнего раболепного отношения московских князей к золотоордынским ханам уже не могло быть и речи. Составляя свою духовную грамоту (завещание), Дмитрий Донской не только сам назначил своего преемника, но и употребил в ней выражение: «…а переменит Бог Орду…», что означало его глубокую убеждённость в том, что время свержения ига уже не за горами.]

Житие Преподобного Сергия Радонежского (1314–1392). Роль Сергия в Победе на Куликовом поле. Русская Православная Церковь при патриархе Кирилле, к сожалению, стала намного меньше прислушиваться к мнению историков, чем это было при Алексии II. В результате этого нам навязывается неправильная датировка рождения Сергия Радонежского вместо правильной – 1322 г. Кроме того, вопреки исторической правде преувеличивается роль основателя Троице-Сергиевой лавры – под влиянием текста его Жития. На самом деле Сергий не благословлял Дмитрия Ивановича перед Куликовской битвой, поэтому картина А. Новоскольского и всё, что написано по этому поводу, являются разработками мифов. Сергий также не «затворял» церкви в Нижнем Новгороде, поскольку не имел на это канонического права. В летописях дана более достоверная информация: запрет богослужения в Нижнем Новгороде осуществили посланцы митрополита Киприана (1376–1406), имея от него соответствующую грамоту.

Историк В. О. Ключевский о Преподобном Сергии как «благодатном воспитателе русского народа». «Чувство нравственной бодрости, духовной крепости, которое преподобный Сергий вдохнул в русское общество, еще живее и полнее воспринималось русским монашеством. В жизни русских монастырей со времени Сергия начался замечательный перелом: заметно оживилось стремление к иночеству. Преподобный Сергий со своею обителью и своими учениками был образцом и начинателем в этом оживлении монастырской жизни, "начальником и учителем всем монастырем, иже в Руси", как называет его летописец».

...Огромное большинство новых монастырей с половины XIV до конца XV в. возникло среди лесов костромского, ярославского и вологодского Заволжья: этот волжско-двинский водораздел стал северной Фиваидой православного Востока. Старинные памятники истории русской Церкви рассказывают, сколько силы духа проявлено было русским монашеством в этом мирном завоевании финского языческого Заволжья для христианской церкви и русской народности". (Цит. по кн.: Василий Осипович Ключевский "Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники", М., "Мысль", 1993, С.102–103).

"Преподобный Сергий своей жизнью, самой возможностью такой жизни дал почувствовать заскорбевшему народу, что в нем ещё не все доброе погасло и замерло; своим появлением среди соотечественников, сидевших во тьме и сени смертной, он открыл им глаза на самих себя, помог им заглянуть в свой собственный внутренний мрак и разглядеть там ещё тлевшие искры того же огня, которым горел озаривший их светоч.

Русские люди XIV века признали это действие чудом, потому что оживить и привести в движение нравственное чувство народа, поднять его дух выше его привычного уровня — такое проявление духовного влияния всегда признавалось чудесным, творческим актом; таково оно и есть по своему существу и происхождению, потому что его источник — вера.

Человек, раз вдохнувший в общество такую веру, давший ему живо ощутить в себе присутствие нравственных сил, которых оно в себе не чаяло, становится для него носителем чудодейственной искры, способной зажечь и вызвать к действию эти силы всегда, когда они понадобятся, когда окажутся недостаточными наличные обиходные средства народной жизни. Впечатление людей XIV века становилось верованием поколений, за ними следовавших. Отцы передавали воспринятое ими одушевление детям, а они возводили его к тому же источнику, из которого впервые почерпнули его современники. Так духовное влияние преподобного Сергия пережило его земное бытие и перелилось в его имя, которое из исторического воспоминания сделалось вечно деятельным нравственным двигателем и вошло в состав духовного богатства народа.

Так теплота ощущается долго после того как погаснет её источник. Этим настроением народ жил целые века; оно помогало ему устроить свою внутреннюю жизнь, сплотить и упрочить государственный порядок. При имени преподобного Сергия народ вспоминает своё нравственное возрождение, сделавшее возможным и возрождение политическое, и затверживает правило, что политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной.

Это возрождение и это правило — самые драгоценные вклады преподобного Сергия, не архивные или теоретические, а положенные в живую душу народа, в его нравственное содержание.

Нравственное богатство народа наглядно исчисляется памятниками деяний на общее благо, памятями деятелей, внесших наибольшее количество добра в свое общество. С этими памятниками и памятями срастается нравственное чувство народа; они — его питательная почва; в них его корни; оторвите его от них — оно завянет как скошенная трава. Они питают не народное самомнение, а мысль об ответственности потомков перед великими предками, ибо нравственное чувство есть чувство долга. Творя память преподобного Сергия, мы проверяем самих себя, пересматриваем свой нравственный запас, завещанный нам великими строителями нашего нравственного порядка, обновляем его, пополняя произведенные в нем траты". (там же, с.105-106)

"Есть имена, которые носили исторические люди, жившие в известное время, делавшие исторически известное жизненное дело, которые выступили за рамки времени, когда жили их носители. Это потому что дело, сделанное таким человеком, по своему значению так далеко выходило за пределы своего века, и стало практической заповедью, заветом, тем, что мы привыкли называть идеалом.

Таково имя преподобного Сергия; это не только назидательная, отрадная страница нашей истории, но и светлая черта нашего нравственного народного содержания.

На заре политического и нравственного возрождения Русской земли было три светлых мужа. Произнесём же имена двух остальных: митрополит Алексей, навещавший Сергия в его обители и советовавшийся с ним, желая иметь его своим приемником, и просветитель Пермской земли св. Стефан". (из книги "Исторические портреты".)

Колонизация Северо-Востока. Ослабление ордынского ига способствовало активной колонизации отдалённых лесистых районов Владимиро-Суздальской и Новгородской земель. С точки зрения истории самосознания этот процесс не является очень важным.