Восприятие: незримый мир комплекса слияния

К

омплекс слияния пребывает между пространством, в ко­тором противоположности слияния и дистанцирования еще не разделены, и другим пространством, в котором противоположности разделены и обозначены. В этом «промежуточном» мире может доминировать душевная и физическая боль, а стабильное переживание пространства отсутс­твует. Состояние слияния с анализируемым лишает аналитика его излюбленного инструмента: он (или она) не может в достаточной степени распознать свои собственные чувства или «внутреннее со­стояние», чтобы обнаружить, какой именно их аспект может быть производным от психики анализируемого. Этот процесс, извест­ный как проективная идентификация, зачастую является ценным источником информации в психотерапии¹⁹, но в случаях, когда поле между аналитиком и анализируемым организовано комплек­сом слияния, следует использовать иные формы восприятия.

Более того, стандартные терапевтические практики, такие, как интерпретация снов или переноса, могут ввести анализиру­емого в состояние крайней тревожности, поскольку такой под­ход может переживаться как подталкивание к преждевремен­ному разделению субъекта и объекта. Если аналитик пытается вовлечь в работу энергии и динамику комплекса слияния, то не стоит форсировать подобные рациональные уровни диалога.

Следствия хаотической природы «промежуточного» мира, в котором обитает комплекс слияния, таковы, что анализиру­емый редко когда будет способен описать свои переживания до того, как аналитик сам первым почувствует их. Сам по себе анализируемый нечасто способен осознать динамику комплек­са слияния. Более того, вопросы, задаваемые анализируемому, или поиск ассоциаций к образам сновидений или к жизненному

3-8869 33

опыту, ничто из этого не приведет к открытию существующего «невозможного» состояния слияния.

Обычно то пошаговое мышление и сознание, что доминирует в современном мире — рационально-перспективная форма созна­ния, которая центральна для науки и всех исследований, претенду­ющих на объективность и понимание жизни как отдельных частей, взаимодействующих посредством причинной связи, — неспособно облегчить восприятие противоположностей, характерных для ком­плекса слияния. Если же мы применяем некую теорию, например, теорию, описывающую детское развитие или внутренние, имагина-тивные опыты, то и здесь подобная рациональная форма сознания не может приоткрыть завесу и распознать комплекс слияния²⁰.

Тут требуется другой тип сознания, неординарная форма восприятия, когда окажется возможным ощутить духовный или душевный фон личности или поля, в котором находится чело­век. Восприятие это не есть интуиция в обычном смысле нера­циональной связи с бессознательными процессами; скорее, оно требует акта творения, сходного с тем, что описан в многочис­ленных мифах сотворения. Из этого процесса развивается сущ-ностно новая форма сознания, через которую внутренняя ре­альность анализируемого становится воспринимаемой, и равно поддающейся восприятию оказывается реальность поля.

Веру в то, что земля и небо изначально были едины или были смешаны в водах Хаоса, что требовало разделения на противопо­ложности и создания пространства, мы находим во многих куль­турах. «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» (Бытие 1:2). Сказав: «Да будет свет» (Бытие 1:3), Создатель отделил свет от тьмы, и назвал свет днем, а тьму ночью. Это завершает ветхозаветный рассказ о первом дне творения. До этого момента пространства не существовало. Затем, на второй день, Создатель говорит: «Да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды» (Бытие 1:6). Так создаются Небеса и, стало быть, начинает существовать пространство.

В древнеегипетских текстах бог Шу укрощает демонов тьмы и разделяет Нут и Геба, небеса и землю. И вновь — творческое дейс­твие происходит внутри лишенной формы пустоты, что предшес­твует созданию пространства— Шу укрощает демонов, Яхве подчиняет водный хаос и создает небеса, землю и свет²¹. Сходным образом аналитик покоряет собственные тенденции к диссоциа-

ции, к побегу в состояние ментальной рефлексии и прочь от фи­зического присутствия. Что самое важное, аналитик работает на создание «внутреннего пространства»: чувствует и воспринима­ет и заботится о своих собственных менее опытных частях, столь сильно напуганных полями, генерируемыми комплексом слияния. До-научные общества считали хаос, существовавший «до вто­рого дня» одновременно и источником опасности, и купелью тво­рения чего-то сущностно нового. В некоторых символом его был мифический дракон с драгоценным камнем во лбу, который требо­валось достать. Аналитик, оказавшийся под ударами болезненных переживаний в ощущении отсутствия пространства²², призывается для выяснения таинства этого состояния.. Он (или она) должен об­ладать намерением опереться на поле и пережить ощущение хаоса, характерное для этого поля, не вводя преждевременного порядка. В каком-то смысле нужно позволить самому полю бесконечно рас­пространиться, и одновременно чувствовать его наличие «между» аналитиком и анализируемым, концентрироваться на нем. Из тако­го состояния взвеси, в котором собственное эго одновременно ви­дит и не видит и, таким образом, делает возможным восприятие и постижение, аналитик начинает сортировать и вычленять противо­положности из недифференцированного, смешанного состояния.

* * *

Какова же природа этого неординарного восприятия, открыва­ющего поле восприятия анализируемого к тому, что присутству­ет там? Рационально-дискурсивная форма сознания, это вели­кое и столь дорогой ценой завоеванное достижение последних трехсот лет, результатом которого стала способность просле­дить человеческий рост в процессе развития от внутриутроб­ной жизни и рождения дальше, через четко определенные ста­дии, терпит неудачу лишь в одном-единственном случае: такое сознание неспособно породить интересующее нас восприятие. Спешу подчеркнуть слова «в единственном», ибо подобная пер­спектива, с точки зрения развития, (к примеру, теория раннего развития²³), должна сочетаться с неординарной формой воспри­ятия²⁴ таким образом, чтобы вместе они породили понимание, отвечающее актуальной истории анализируемого.

Слова художника Маршанда, цитируемые Морисом Мерло-Понти, кое-что говорят нам о природе требуемого восприятия:

э* 35

«Часто, будучи в лесу, я чувствовал, словно бы не я любу­юсь лесом. Иногда мне казалось, что это деревья смотрят на меня, говорят со мной... Я стоял там и слушал... Ду­маю, что художник должен быть пронизан вселенной, а не проникать в нее.»²⁵

Аналитик, пытающийся ощутить присутствие комплекса сли­яния, должен, аналогично художнику, позволить себе оказаться пронизанным полем, оживляемым работой с анализируемым. Поле это оказывается «третьей сферой», как и лес Маршанда, и созна­ние, пронизанное этим полем, а не жаждущее перво-наперво про­никнуть в него (чтобы извлечь информацию или создать порядок), может обнаружить, как раскрывается сущность, как возникают образы, стоящие понимания. Так можно познать характерные для этого поля качества, такие, как оппозиция слияния-дистанциро-ванности, или образы расщепления «верх-низ» у анализируемого²⁶. Подобные образы не приходят постоянно, как это бывает с ощу­щениями, полученными посредством проективной идентифика­ции. Рамки, оперирующие лишь «тремя измерениями», характер­ные для последовательности рационально-перспективных форм сознания, не в состоянии «открыть пространство восприятия».

Многие великие поэты, психологи и философы последнего столетия настаивали на открытии иного способа восприятия. Можно вспомнить характеристику взгляда кита, которую дает Генри Мелвилл — кит, чьи глаза находятся по бокам головы, спо­собен видеть противоположные стороны одновременно²⁷, тогда как люди обречены видеть сначала одну, а потом другую. Сожа­ления Райнера Марии Рильке об утраченной открытости детско­го взгляда прекрасно звучат в восьмой «Дуинской Элегии»: