Встреча пятая. «глубокий обморок сирени»

 

О. Мандельштам. ИМПРЕССИОНИЗМ

 

Художник нам изобразил

Глубокий обморок сирени

И красок звучные ступени

На холст, как струпья, положил.

Он понял масла густоту -

Его запёкшееся лето

Лиловым мозгом разогрето,

Расширенное в духоту.

А тень-то, тень всё лиловей,

Свисток иль хлыст, как спичка, тухнет, -

Ты скажешь: повара на кухне

Готовят жирных голубей.

Угадывается качель,

Недомалёваны вуали,

И в этом солнечном развале

Уже хозяйничает шмель.

 

Вот стихотворение Мандельштама, пытаясь разгадать ко­торое, бьются поэты, художники, литературоведы, просто любители искусства. По поводу этого стихотворения исписаны тысячи страниц, предложены сотни вариантов.

Давно выяснили, что оно создано под впечатлением картины Клода Моне (модуляция 10) под названием «Сирень на солнце». Давно просмотрели каждую деталь на картине. (У вас тоже есть такая возможность.) Пытались найти шмеля, который «хозяйничает» в «этом сол­нечном развале».

Поскольку я - тоже один из тех, кто бьётся, то осмелюсь поделиться с вами моими мыслями по поводу этого стихотворения:

Художник нам изобразил глубокий обморок сирени.

Здесь очень хорошо ощущается ирония поэта. Дело в том, что первая и вторая строчки абсолютно не соот­ветствуют друг другу.

Первая - традиционное начало лекции традиционного музей­ного экскурсовода. Вторая же звучит так, что, услыхав её, нормальный музейный экскурсовод тотчас же сам упал бы в обморок. Потому что после традиционной первой строчки должна следовать столь же традиционная вторая. Например, так:

Художник нам изобразил сирень под жарким июньским солнцем.

И вдруг совершенно неожиданное про то, что на картине изоб­ражён «Глубокий обморок сирени»!!!

А дальше - и совсем уж не про живопись, а почему-то про музыку:

И красок звучные ступени

На холст, как струпья, положил.

Почему же краски стали «звучными ступенями»? Да, конечно же, потому что в музыке, как и в живописи, есть единые понятия и слова.

Например, цветовая гамма в живописи и гамма в музыке; хроматика цвета в живописи и хроматическая гамма в музыке, музыкальный и живописный колорит.

Но почему ступени красок звучат?

Да это же прямая аналогия с высказыванием Микеланджело - гения эпохи Возрождения, который сказал: «Хорошая живопись - это музыка, это мелодия».

А что может значить строка «Он понял масла густоту»?

Думаю, не что иное, как тайное продолжение идеи связи меж­ду живописью и музыкой. Ибо «густота масла» идёт по аналогии с густотой звука. Масло в живописи - то же, что звук в музыке. Музыкальный звук может быть густым, как масло, и прозрач­но-акварельным.

А вот дальше - совсем уж непросто:

 

Его запёкшееся лето

Лиловым мозгом разогрето,

Расширенное в духоту.

 

Поскольку тела при нагревании расширяются, то лето расширилось, как тело, из-за духоты стало материаль­но осязаемым.

Но что это за «лиловый мозг», который «разогрел» лето? Речь, думается мне, идёт о мозге создателя этой жары на холсте. О мозге художника. Мозг, который, как кажется художнику, сам стал лиловым из-за огромного количества сиренево-лиловых оттенков.

Мозг мастера, который воссоздал на полотне «запёкшееся лето».

Известно, что лиловый цвет тормозит всякую деятельность. Когда жара достигает пределов, а солнце палит немилосердно, то перед уставшими от света и жары глазами человека появляются лиловые пятна.

А дальше:

А тень-то, тень всё лиловей...

Почему тень лиловей?

Да потому, что в правой части картины виден особый сгусток лилового цвета, который можно увидеть как дым кухни, которая находится за деревьями. Поэтому следом появляется образ возможных «поваров на кухне», которые «готовят жирных голубей».

Но откуда известно, что голуби жирные? А по дыму. Ведь когда жарят жирную пищу, то жир, стекая на огонь, уве­личивает количество дыма.

Но есть в этом четверостишии одна строчка, которую совер­шенно невозможно объяснить логически.

Я верну все четыре строчки и выделю самую непонятную.

 

А тень-то, тень всё лиловей,

Свисток иль хлыст, как спичка, тухнет, -

Ты скажешь: повара на кухне

Готовят жирных голубей.

 

Вот это странное «свисток иль хлыст, как спичка, тухнет». Что это?

Это тот случай, когда я чувствую, но объяснить до конца, ви­димо, не смогу. И всё же попробую.

Воздух на картине столь плотен, так насыщен, что если за­свистеть в свисток, то звук не пройдёт - он потухнет в плотности картины. Как жар спички не ощутить в жаре лета.

И хлыст не в состоянии рассечь эту бесконечную плот­ность живописной фактуры. Нет места ни для звука, ни для проникновения.

Теперь можно вздохнуть спокойно.

Ибо последние строки стиха - это сама суть живописи не только данного художника-импрессиониста, но и импрессионизма как художественного направления в изобразительном искусстве.

Даю здесь ещё раз четыре последние строчки и выделяю сло­ва - самые важные для характеристики живописи таких художни­ков импрессионистов, как К. Моне и К. Писарро, О. Ренуар и Э. Дега, А. Сисслей и Э. Мане:

 

Угадывается качель,

Недомалёваны вуали,

И в этом солнечном развале

Уже хозяйничает шмель.

 

Всё, что бы ни писали искусствоведы о художниках-импрес­сионистах, толстые книги и диссертации - все эти писания будут вариациями на тему

УГАДЫВАЕТСЯ, НЕДОМАЛЁВАНЫ, СОЛНЕЧНЫЙ РАЗВАЛ.

Ибо весь импрессионизм в живописи - это намёки, загад­ки, полутона, недосказанность, тайна, солнечные блики, раз­валы, блёстки.

Одним словом - «впечатления» (от французского impression - «впечатление»),

(О художниках-импрессионистах смотрите модуляцию 11.)

Друзья мои!

Прочитали всё, что я здесь написал про стихотворение Ман­дельштама?

А теперь забудьте...

Потому что, возможно, я на сто процентов неправ в своём ана­лизе.

А может быть... - на пятьдесят. Или на десять (прав или неправ).

Но неправ я, конечно, прежде всего, в главном. В том, что осмелился оценивать импрессионизм с... пози­ций рассуждающего логика.

Чем я могу загладить свою вину? Только одним. Предложить вам послушать музыку композитора-импрессио­ниста. И тогда, может быть, частично оправдаться. Прежде всего, своими комментариями к стихотворению Ман­дельштама «Импрессионизм» я хотел увести вас как можно дальше ото всех будничных, ото всех бытовых проблем. От всего, что можно потрогать, переставить, оценить.

С тем чтобы создать особое состояние, при котором главная задача нашей жизни - подумать о том, что может существовать «расширенное в духоту» лето, вместе с вами попытаться оценить «красок звучные ступени», «густоту масла», «обморок сирени».

И это значит, что вы сейчас готовы услышать музыку ком­позитора-импрессиониста - француза Клода Дебюсси (моду­ляция 12).

И всё, о чём мы говорили до этого, мы делали с одной це­лью - до предела обострить наши с вами уникальные способ­ности к восприятию деталей.

А это значит - совершенно особое внимание к каждой секунде звучания музыки, к каждому движению, к каждому созвучию или аккорду.

Импрессионизм настолько хрупок, расплывчат, загадочен, что важность общения с ним и в музыке и в живописи сродни приёму необходимых для жизнедеятельности ле­карств.

Против каких болезней нужно «принимать» импрессио­низм именно сегодня?

Прежде всего, против заболевания века - депрессии. Против стресса, связанного с перегрузкой информацией.Против чрезмерного прагматизма и зловещей материаль­ности жизни. Против всех видов нервного переутомления. Для снятия напряжения. Для пробуждения творческих процессов.

Картины Клода Моне и музыка Клода Дебюсси - совершенно особая страница в искусстве Европы.

Прослушав и почувствовав музыку Дебюсси, вы сделаете огромный шаг в сторону постижения музыки, задача которой -

Не рассказать, а недосказать,

Не завершить, а незавершить,

Не утверждать, а впечатлять.

Не сообщить, а намекнуть.

Ведь даже «вуали недомалёваны». А вуаль - сама по себе уже что-то расплывчатое, нереальное, скрытое. И когда мы хотим завуалировать мысль, то мы как бы не вы­сказываем её прямо - мысль звучит как намёк.

Послушайте прелюдию Клода Дебюсси «Лунный свет».

Для восприятия подобной музыки я предложил бы вам не сидеть, а принять горизонтальное положение и даже, может быть, закрыть глаза.