Встреча четвёртая . Двухголосие

 

У музыки есть одна особенность, которой всегда завидовали поэты. Это возможность одновременно говорить о разных настрое­ниях. Я сам, когда писал стихи, завидовал себе, как музыканту. Мне хотелось в стихах сделать то же самое, что и в музыке, которую я играл.

Чего только я ни придумывал! Писал стихи для двух читающих одновременно. Приходится признать, что я проиграл. Не получилось.

Пытался сочинять стихи, где отдельные слова, извлечённые из большого стиха и составляющие малый стих, рождают новый смысл. Не получилось, ибо стих должен быть не только на бумаге, но и читаемым вслух.

Из многочисленных многоголосных стихов я оставил только два. Один из них я предлагаю вашему вниманию. Но и в этом стихе, хоть он и называется двухголосным, всё равно нет музыкальной одновременности. Он - двухголосный, но второй голос - в скобках и читается тише, он - как бы внутренняя речь. Называется стих «Песенка шута».

ПЕСЕНКА ШУТА (двухголосие)

 

(второй голос читать тише, как бы про себя)

Бим-бом! Бим-бом! Вам как - мой колпак?

К празднику его мне сшили.

Что проходишь, посмотри ты!

(...Ночью спать не даст мне Шиллер,

Днём измучает гастрит...)

Лишь по праздникам, Дурак,

Надевай свой колпак!

(...В шуме вряд ли кто поймёт,

Кто - поэт, кто - идиот.

В этом мире роз и слёз

Первый шут - Иисус Христос.

Я коллегу узнаю...)

Дяди, тёти, я - пою:

Трень-брень, Бим-бом!

Думали, я - под столом?

Нет, в рояле я закрылся

И кусаю струны.

Думаете, вот упился

Шут ваш полоумный!

(...Нет, подслушал разговор

О Шопене я вчера,

Понял нервно:

С этих пор

Струны рвать - моя игра.

Счастье, что Шопен не слышал...)

Дяди, тёти! Как я вышел!

На руках моих - галоши,

На ногах - перчатки!

(...На Земле с шутовской ношей

Будет всё в порядке...)

 

Этот стих - о вечной трагедии таланта при ничтожных пра­вителях, в руках которых его, таланта, судьба. Он написан под впечатлением такой несправедливости, когда талантливые люди, чтобы выжить, должны притво­ряться бездарными.

Герой моего стиха — глубочайший человек, который вынужден работать шутом у короля, развлекать его величество и его гостей. Он должен всегда, где бы он ни был, притворяться дурачком.

Он - великий философ, но на нём - шутовской колпак.

У него - богатейшая внутренняя жизнь, но об этом никто и никогда не должен узнать.

Он любит музыку Шопена, но должен петь примитивные куплеты, которые нравятся ко­ролю.

По ночам он читает трагедии гениального немецкого поэта Шиллера, но не дай Бог об этом кто-нибудь догадается. Он - поэт, но и об этом никто не должен знать.

Он изучает историю христианства и приходит к ужасному выводу - ему не с кем поделиться. Он слышит примитивные разговоры напыщенных высоких гостей, но он должен выглядеть и восприниматься так, словно он глупее любого гостя.

Попробуйте прочитать этот стих вдвоём, один должен читать громко, другой - тихо. Тогда получится что-то похожее на двухголосие.

Я хочу предложить вам услышать музыку настоящего музыкального двухголосия. Эту музыку написал русский композитор с очень печальной судьбой. Имя его - Модест Петрович Мусоргский (модуляция 6).

Всю свою недолгую жизнь он был совершенно одинок. Ни жены, ни детей. Причина этому глубоко трагическая, в неё мне сейчас не хочется вдаваться. Друзья у него вроде и были - это его соратники по «Могучей кучке» (модуляция 7): Римский-Корсаков, Бородин, Кюи, Бала­кирев. Но вся беда в том, что и они не понимали своего товарища. Да к тому же «Могучая кучка» достаточно быстро развали­лась - каждый пошёл своим путём.

А непонимание друзей-композиторов произошло вот из-за чего.

В своей музыке Мусоргский так далеко оторвался от своего времени, был настолько невероятен, что его коллеги не могли, пользуясь оценками того времени, понять, что их друг общается с музыкантами и слушателями Будущего, что его подлинными поклонниками и продолжателями станут величайшие композиторы следующего столетия. Его музыкальные открытия современники воспринимали как «неправильности», как результат недостаточной музыкальной образованности. Ругали его за упрямство, потому что он не хотел «исправлять свои ошибки» в соответствии с требованиями своих друзей.

Одну из таких «неправильностей» я и предлагаю вам услышать.

Сейчас-то музыканты и слушатели знают, что эта «неправильность» относится к числу крупнейших открытий в исто­рии музыки. Можно даже сказать, это - переломный момент.

Речь идёт об одной музыкальной картинке из цикла Мусоргского «Картинки с выставки».

Вообще я не советовал бы никому покидать этот мир без подробнейшего знакомства с «Картинками» Мусоргского. (Смотрите модуляцию 8 о Мусоргском.)

Почему я так настойчиво предлагаю эту музыку к обязатель­ному познанию?

Дело в том, что на нашей планете среди многочислен­ных выдающихся творений искусства есть несколько произ­ведений, которые даже на общем очень высоком уровне творчества возвышаются над всеми остальными. Именно к таким творениям относятся «Картинки с выс­тавки».

Этому произведению мы посвятим подробный разговор в сле­дующей книге. А пока - только об одной «картинке». Называется она «Два еврея - богатый и бедный».

На картинке художника Гартмана, которая и послужила осно­вой для музыки, - два человека: богатый - толстый, самодовольный, и бедный - тощий (непонятно только, в чём душа держится) на пути к голодной смерти, согнувшийся перед богатым, как вопросительный знак, с протянутой рукой, молящий о милости и милостыне. (Картинка, к сожалению, пропала - осталось только её словес­ное описание.)

Мусоргский решил воссоздать в музыке этот контраст.

Вначале звучит музыка богача. Но как далеко ушёл Мусоргский от изобразительного начала!

В музыке - не человек, не богатый, не конкретный, а воплощение Зла. Безмерного, непобедимого, закрытого в са­мом себе, неконтактного, беспощадного.

Вторая же тема - тема бедного - человечна. Но тема эта не благочеловечна. Суетлива, криклива, больна. Словно захлёбывается в своём стремлении упросить, умо­лить. Выжить. Завершается визгливым и трагичным криком, будто собраны последние силы перед смертью.

А затем начинается такое, что не поддаётся эмоциональному описанию. То, из-за чего поэты и художники, писатели и философы зави­дуют музыке.

Темы богатого и бедного звучат единовременно в двух раз­ных голосах!

Ибо первый не слышит второго, а второй находится на пороге смерти и кричит уже скорее неосознанно. Как курица, которой уже отрубили голову, но она ещё дёрга­ется, пытается избежать смерти, вырывается, повинуясь рефлексу выживания, борьбе за жизнь даже на уровне абсурда.

Музыканты говорят об этом произведении, что это - первая политональность в истории музыки.

Не вдаваясь в разъяснение чисто музыкальных терминов, скажу так:

Тональность - это как бы единое измерение. И всё, что находится в одной тональности, соотносится друг с другом, может вступить в контакт, понять друг друга. Например, разговор между двумя людьми в одной тональности приводит к взаимопониманию, к возможности решить обсуж­даемый вопрос.

Иное дело - политональность. То есть два человека, которые не имеют точек соприкос­новения. Например, один любит другого всем сердцем, всей душой, а другой этого первого люто ненавидит. Представьте себе возможность общения между двумя подоб­ными людьми.

Или, как в нашем случае: один всем своим умирающим от голода телом обращается к другому. Другой же мог бы помочь спасти от смерти, но он даже не способен услышать вопли смертника, ибо милосердие не заложе­но в его сердце.

Так вот, темы богатого и бедного звучат одновременно в разных тональностях! Но весь ужас в том, что они, эти темы, - непримиримы, некон­тактны, никоим образом не могут соединиться.

И поскольку речь идёт о музыке, то именно музыка способна воссоздать конфликт не на уровне живописном (где существует изображение двух конкретных людей), не на поэтическом (как у Лермонтова: «А кто-то камень положил В его протянутую руку»).

В музыке Мусоргского они оказались непримиримы не на вербальном (словес­ном, смысловом) уровне. Они непримиримы на энергетическом уровне, на уровне космическом.

Представьте себе величайшую космическую катастрофу - вспышку сверхновой. При взрыве выделяется количество энергии, превышающее количество энергии нашего с вами Солнца в 10 ООО ООО ООО ООО ООО ООО раз. При этом погибают миллионы звёзд, звёздных систем, планет. На тысячах планет, возможно, были цивилизации. Своя любовь, свой Бах, свой Шекспир, планы провести лето, поэзия, невероятной красоты города. И вдруг всё превращено в ничто!

Не пугайтесь, нам подобная вспышка не грозит. Я просто привёл пример космической политональности.

И все ценности Духа, все силы Разума - ничто по сравнению с нечеловечески грандиозной стихией Космоса.

С точки зрения космического явления под названием вспышка сверхновой невозможно даже говорить о милосердии или о том, что при вспышке погибли великие цивилизации, о том, что погибли дети или навсегда уничтожены рукописи, в которых была заключена формула Бессмертия.

Только в музыке подобную катастрофу можно выразить. Ибо в музыке возможна единовременность и даже механи­ческое соединение несоединимого.

Все новаторства Мусоргского в истории музыки, все его невиданные звуковые открытия ведут к тому, что Мусоргский внедряется во многие сферы жизни, которые до него, пожалуй, считались недоступными даже музыке. И для того чтобы суметь это сделать, он невольно перешёл границы, которые музыка как вид искусства ставит перед творцом. Музыка Мусоргского - это театр, психология, риторика (то есть невиданное богатство живой человеческой речи).

Мусоргский впервые показал, как музыка без слов, достигнув высшей невербальности, открывает вербальность на новом уровне. Ведь чисто формально перед нами - часть из сюиты (моду­ляция 9), а с точки зрения литературы и живописи - жанровая сценка (сценка из народной жизни).

Но по звучанию эта музыка звучит на уровне совсем не бытовом, никак не жанровом, а превращается в музыку вне Времени и Пространства.

На это способны только сверхгении!

Так вот, разные тональности двух одновременно звучащих тем у Мусоргского - катастрофичны. И это - Вселенская катастрофа.

Послушайте музыку Мусоргского в двух вариантах: в оригинале (Мусоргский написал её для фортепиано) и в оркестровке французского композитора Мориса Равеля (модуляция 9).

О том, какой вариант вам ближе - фортепианный или оркест­ровый - и почему, напишите на чистом листе бумаги. Только не забудьте оставить на бумаге свободное место. Кто знает, быть может, через несколько лет вы вернётесь к вашей записи и измените своё представление.

А может быть, и не измените! Но главное - вернуться.

 

Прелюдия к пятой встрече

По пути на пятую встречу выйдите в дорогу немного раньше, чем обычно.

Посмотрите на окружающий вас мир как на подарок. Каждое мгновение нашей жизни неповторимо. Вечное стремление человечества остановить мгновение и есть одна из главных причин того, что появилось искусство.

Даже мамонт, высеченный на стене пещеры, - это попытка сохранить впечатление, момент, мгновение, продлить это чувство, это неповторимое ощущение побе­ды человека над могучим зверем.

Попробуйте посмотреть на всё, что нас окружает, другими глазами.

Не спешите, созерцайте.

Представьте себе, что вы прибыли с другой планеты, и всё привычное станет вдруг непривычным. Люди, деревья, движения.

Иной взгляд, о котором я сейчас пишу и которым предлагаю посмотреть и увидеть, - это особенность творческой личности.

Таким образом вы приготовите себя к восприятию совсем особого явления в искусстве. Мы с вами попадём на праздник деталей, где каждая травинка или снежинка, каждая капля или сосулька, каждое облако или туча - целый мир.

Мы незаметно приблизились к этому явлению, когда упомяну­ли имя Мориса Равеля.

Нам предстоит сейчас попасть в иное измерение.

Вы готовы к этому? Тогда...