Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

В понедельник на Страстной неделе

Поиск

 

Еллинек принял брата Бенно в здании священного собрания. Кардинал был одет в отделанную пурпуром скромную темную сутану. Лицо его было серьезно, на лбу выделялись две глубокие морщины. Под красной шапочкой седые волосы были расчесаны на пробор, как у образцового служащего. Разделенный надвое подбородок, узкие губы крепко сжаты. Лицо не выражало ни единой мысли. Весь облик кардинала, сидевшего за массивным письменным столом» призван был пробудить в госте глубокое уважение.

Еллинек протянул гостю руку:

– Отец Августин доложил мне о вас. Вы должны понять нежелание курии афишировать подобные вещи. С одной стороны, дело действительно очень щепетильное, с другой стороны, почти все уверены в том, что могут помочь в решении проблемы. Мы выслушиваем всех, но пока никто не рассказал ничего существенного. Поэтому курия столь сдержанна. Вы, конечно, все это понимаете.

Брат Бенно кивнул. Он сидел перед кардиналом выпрямившись:

– Уже долгие годы я несу в своем сердце груз, который может меня раздавить. Я хотел скрыть свое знание в отдаленном монастыре. Верил, что у меня хватит сил, чтобы никогда и ничем не выдать этого знания ни одному христианину: открытый секрет повлечет за собой все больше и больше несчастий. Но затем я услышал о находке, сделанной в Сикстинской капелле, и о расследовании, которое было начато. Я решил, что смогу помочь избежать беды, если поясню благочестивому человеку смысл угрозы Микеланджело. Я хотел поговорить именно с папой не из-за гордыни, а из-за осознания важности моей информации.

– Понтифик, – перебил его Еллинек, – не занимается этим делом. Поэтому вам придется говорить со мной. Я провожу консилиум ex officio. Он созван именно по этому поводу. Скажите, брат, вы действительно уверены, что знаете, почему использовано имя Абулафии, начертанное флорентийцем Микеланджело на своде капеллы?

Брат Бенно помедлил с ответом. В его голове пронеслись сотни мыслей, вся его жизнь, затем он ответил:

– Да.

Еллинек вскочил из-за стола, приблизился к брату и, склонившись над ним, прошептал тихим угрожающим голосом:

– Повторите, что вы сейчас сказали, брат во Христе.

– Да, – ответил брат Бенно, – я знаю причины, и в надписи есть резон.

– Рассказывайте же, брат, рассказывайте!

Тогда брат Бенно в своей прежней манере повел рассказ о жизни, о детстве, о проблемах со зрением, которые начались с ранних лет и из-за которых ему пришлось носить очки. Так он стал иным, непохожим на остальных. Единственным доступным ему удовольствием была учеба. Да, после смерти отца он стал маменькиным сынком. Как и хотела мать, он увлекся искусством. Так он попал в Рим, начал исследовать творчество Микеланджело и вскоре обнаружил великолепную библиотеку в ораторианском монастыре на Авентинском холме. В ней хранились письма, оставленные флорентийцем. Среди них он обнаружил письмо Микеланджело, адресованное Кондиви, в котором художник говорит об Абулафии и «Книге знака». Сначала он не придал значения его словам, однако они все же разбудили его любопытство. Он начал поиски «Книги знака» и обнаружил один ее экземпляр в библиотеке ораторианцев. Знакома ли эта книга кардиналу?

– Конечно, – ответил Еллинек, – вот только… Я никак не могу связать «Книгу знака» и роспись в Сикстинской капелле.

– Вы читали «Книгу знака»?

– Да, – нерешительно ответил кардинал.

– Полностью?

– Всю, кроме последней страницы, брат.

– Но дело именно в ней! Почему вы пропустили эту страницу?

– Ее нет в нашем экземпляре. Кто-то вырвал ее!

Брат Бенно взглянул на кардинала:

– Ваше Высокопреосвященство, на этой странице, как я считаю, находится ключ к тайне или, по крайней мере, важное указание на него. Там – горькая правда о Церкви.

Ну так расскажите, что же там написано?

Абулафия пишет, что от своего учителя он узнал потрясающую правду о Церкви и вере, о чем написал в своей «Книге молчания». «Книгу молчания» Абулафия собирался передать папе Николаю III, но глава инквизиции тайно сообщил папе о содержании этого документа еще до их встречи. Папа Николай III счел содержание настолько опасным, что готов был сделать все, чтобы завладеть документом. Но прежде, чем ему удалось схватить Абулафию у городских ворот и изъять рукопись, папа умер. Тем не менее Абулафию все же задержали, отправили к ораторианцам на Авентинский холм. Там рукопись и хранится по сей день. Абулафию держали в заточении, заставив молчать о содержании книги. В «Книге знака» каббалист пишет о том, что в курии полно людей, для которых личная власть – превыше всего. В рукописи содержалась ужасная правда о Церкви, которая могла бы потрясти все ее устои и изменить картину мира. Да, была бы проведена необходимая реформа Церкви, поэтому курия заставила молчать каббалиста. Церковь отказалась выслушать его доказательства и навсегда избавилась от неприятной истины. Но все это было сделано не из чувства долга по отношению к верующим, а из жажды власти. Абулафия пишет, что Церковь – колосс на глиняных ногах. А доказательства этому можно найти в «Книге молчания».

– Вы отыскали «Книгу молчания»?

– Да, я обнаружил ее вместе с документами по Микеланджело. Никто не придал ей особого значения.

– Брат во Христе, что за странные намеки! – возмутился кардинал. – Может, вы, наконец, скажете мне, о чем написано в «Книге молчания»?

– Господин кардинал. «Книга молчания» – это иудейский документ. Вы знаете, как тяжело расшифровывать подобные рукописи. Я дошел лишь до половины, но то, что я успел прочесть, было таким ужасным, что я навсегда лишился душевного покоя. Абулафия сообщает, о чем поведал ему учитель. Святая Церковь исходит из неверных предпосылок, как и евангелист Лука. Абулафия писал: «Лука врет…»

– Лука врет! – прервал его кардинал. – Об этом мы уже говорили. Но почему Лука? Что такого есть в Евангелии от Луки?

Брат Бенно осторожно, словно боясь говорить с кардиналом, служителем церкви, о евангельском писании, произнес:

– Я долгие годы занимался этим вопросом. Вы знаете, Ваше Высокопреосвященство, что ранние Евангелия одинаково описывают деяния Иисуса Христа. Все опираются на Евангелие от Марка, который повествует о земной жизни Спасителя. Но его книга обрывается на эпизоде об открытом Гробе Господнем. Последующий текст, говорящий о воскресении и вознесении Христа, – это приложение, дописанное позже, когда остальные Евангелия уже были готовы.

– То есть вы имеете в виду, что Лука…

– Да, Лука первым написал о явлении воскресшего Христа. Разве вы не помните: он был учеником Павла. Тот в Первом послании к Коринфянам как бы по словам кого-то сообщает о воскресении Христа. Данный текст был написан еще до Марка, до Евангелия.

– Я припоминаю это место. – Еллинек улыбнулся при этом, но морщины на его лбу стали лишь четче. – «Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию».[140] Эти слова всегда так много для меня значили.

– Это то же послание, – продолжил брат Бенно, у в котором далее он пишет: «А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших. Поэтому и умершие во Христе погибли… Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут».[141] Я часто спрашивал себя: может, исследователям, которые занимаются фресками Микеланджело, стоило обратиться не к Ветхому, а к Новому Завету?

– Вы имеете в виду сопоставление Адама в Ветхом Завете и Иисуса в Новом?

– Я был историком искусств, им и остаюсь – не так легко забыть выученное за десятки лет. Я занимался фресками Сикстинской капеллы. Долго не понимал, почему флорентиец поместил в начало росписи опьянение Ноя и потоп, затем – апокалипсический грех, за пять дней разрушил созданный мир и окончил ужасным Страшным судом, во время которого разгневанный Господь низвергает людей в воды Стикса. В данной ситуации как не согласиться с Ноем, произнесшим: «Какая мне польза, если мертвые не воскресают? Станем есть и пить, ибо завтра умрем!»[142]

– Это и есть загадка Сикстинской капеллы? В том, что Микеланджело, творец фресок, отрицает воскресение Христа и воскресение тела? – Еллинек снова встал. У него началось головокружение. Не потому, что он понимал: предложенный вариант толкования целиком соответствует общей картине, разъясняя многое из того что до сих пор оставалось туманным. Становилось очевидным, почему флорентиец так боится смерти. Ведь если не воскрес Иисус, первый из умерших, то и у людей почивших после него, не было никакой надежды. Таким образом, не только основы Церкви были поколеблены, но все ее здание медленно погружалось в зыбучий песок.

– Ересь! – Кардинал Йозеф Еллинек, префект Конгрегации доктрины веры, стукнул кулаком по столу: – Церковь пережила уже множество лжеучений, манихейство например. Сейчас об этом никто и не помнит!

– Авраам Абулафия, – возразил брат Бенно тихим голосом, – не просто говорит о том, что он верит или не верит, будто Иисус воскрес на третий день. В «Книге молчания» есть тому доказательство.

– В чем же оно заключается?

– Я не дочитал до этого места в книге, – признался брат Бенно. – Я был отослан, когда находился на середине моих исследований. Солдаты СС, которым я еще накануне читал лекции, отказали мне в посещении библиотеки.

– Я никогда раньше не слышал о «Книге молчания», – ответил Еллинек.

– Но Микеланджело наверняка были известны и «Книга знака», и «Книга молчания». Знал он и о необычной биографии Авраама Абулафии. В этом письме, – брат Бенно достал из кармана лист бумаги, – Микеланджело говорит об Абулафии, здесь же и ключ к разгадке фресок.

– Выкладывайте скорее, брат! Что это за письмо…

– Во время работы я взял прочитать его, но мне лось вернуть письмо на место, ведь я был отослан из монастыря. Все эти годы я берег его.

– Дайте же его мне!

– То что вы держите в руках, – лишь копия. Оригинал я передал папе Джанпаоло, терзаемый муками сети. как видите, я старый человек и не хотел взять с собой в могилу эту тайну. Джанпаоло любезно принял меня, и я поведал ему свою тайну. Папа был поражен. Я оставил у него письмо и вернулся домой. Миссия была выполнена.

– Но ведь об этом письме ничего не известно курии!

– Я не знаю, оказало ли какое-то влияние письмо Микеланджело. Но на Джанпаоло оно явно произвело впечатление, так как только он мог послать человека на Авентинский холм. Аббат Одило сообщил, что некто из Ватикана много лет назад спрашивал о документах Микеланджело. Аббат точно не припомнит, когда это было. На мои настойчивые расспросы он ответил, что это случилось уже после конклава, на котором был избран Джанпаоло, то есть примерно тогда же, когда я навестил Папу – Джанпаоло умер, и я не знаю, было ли расследование приостановлено или продолжено. Заметка в газете стала причиной, по которой я снова приехал сюда.

– Да, – произнес Еллинек, – это хорошо, что вы здесь. – Кардинал углубился в чтение письма.

 

«Дорогой Асканио! Ты задал мне вопрос, я хочу на него ответить. Знай, что с самого моего рождения и по сей день я никогда не стремился предпринять ничего, что было бы направлено против Святой Церкви в какой бы было степени. Переехав из Флоренции в Рим, я принялся за работу и смог сделать больше, чем выпадает на долю простого христианина, исполняя капризы скучающих понтификов. Скульпторы выполняют свой долг, придавая точную форму камню, как это видится их внутреннему взору. В их обязанности ничего другого не входит. Художникам сложнее: в их работе больше своеобразия, особенно здесь, в Италии, где гениальных художников больше, чем где бы то ни было в мире. Нидерландскую живопись считают более невинной, чем итальянскую, потому что от нее на глазах человека выступают слезы. Наша же оставляет зрителя бесстрастным. Нидерландцы воздействуют на зрение, изображая милые и приятные сердцу вещи. Такая особенность по существу не имеет ничего общего с искусством. Я презираю эту манеру живописи за то, что подчас на картине сосредоточивается множество всевозможных предметов, каждый из которых сам мог бы стать сюжетом произведения искусства. Я всегда так считал и не стыжусь этого. Я имею в виду фрески Сикстинской капеллы, которые создавал в древнегреческом стиле. Ведь наше искусство – это искусство Древней Греции. Ты возразишь, что искусство не принадлежит стране, оно послано с небес. Но мне не стыдно за Сикстинскую роспись, пусть даже кардиналы возмущены ею и проклинают мой свободный дух, которому я дал волю, создавая фрески. Они ставят мне в вину то, что я не ввел в сюжет райского великолепия ангелов, святые же на моей росписи бесстыжи. В своем гневе кардиналы и понтифики дошли до того, что не увидели главного, того, что я изобразил на своде Сикстинской капеллы. Ты должен знать об этом, дорогой Асканио, но сохрани это в тайне, покуда я жив, иначе, если они узнают правду, то побьют меня камнями. Никому из тех, кто возмущен наготой фигур на своде, не бросилась в глаза любовь к чтению пророков и сивилл, одетых строго. Они заняты своими книгами и свитками. Я уж думал, что унесу свою тайну в могилу. Тут ты, дорогой Асканио, заметил эти восемь букв и спросил, что они означают. И вот мой ответ: эти восемь букв – моя месть. Ты, как и я, посвящен в учение каббалы и знаешь о великом учителе Аврааме Абулафии. И для посвященных я нанес там, наверху, знаки, которые нельзя не заметить. Абулафия знал роковую для Церкви правду. Он был смелый, честный человек, как и Савонарола. Обоих папы оболгали, оба преследовались как еретики. Церковь не такая, какой ей быть должно. Любая опасная для нее истина утаивается. Случилось это и с Абулафией. Так было и с Савонаролой. Савонаролу предали огню, у Абулафии отняли его рукописи. Об этом я узнал от моих друзей. Все, что доказал Абулафия, замалчивалось. Папы ведут себя как правители мира, и Церковь – такая же, как во времена Абулафии. Ты знаешь, как они со мной обращались. Но там, наверху, моя месть, моя, Микеланджело Буонарроти. Будут другие папы, и, если они поднимут глаза на своды Сикстинской капеллы, на благочестивого пророка Иеремию, праведника из праведников, то увидят его подавленность и молчаливое отчаяние. Потому что Иеремия знает правду. Они найдут знак, который я, Микеланджело, сделал видимым для всех и в то же время незаметным. Свиток у ног Иеремии гласит: „Лука врет“. Однажды человечество узнает, что я хотел этим сказать.

Микеланджело Буонарроти, Рим».

 

Еллинек молчал, брат Бенно взглянул на него, воцарилась долгая пауза.

– Какая дьявольская месть, – произнес кардинал Еллинек. – Настоящая дьявольская месть флорентийца. Но о чем говорит Абулафия? Каковы доказательства? Древний заговор Церкви против человечества?

– Мысль об этом мучает меня и по сей день.

– Ересь, все ересь! Где папки с документами Микеланджело, над которыми вы работали в то время, и где «Книга молчания»?

– Не считая этого письма, я все оставил в библиотеке ораторианского монастыря. Я искал их, но ни одного документа не обнаружил. А библиотекарь не помнит, что когда-то в ней хранились папки с документами Микеланджело. Аббат Одило подтвердил, что и посланник из Ватикана много лет назад ничего не обнаружил и ушел ни с чем.

– Странно. Документы пропали? Где же они теперь? – Кардинал задумался. Разве не он нашел в архиве документы по Микеланджело? Разве не он тогда удивился, что они хранятся в Riserva? Может быть, речь шла о том самом наследии Микеланджело, над которым работал брат Бенно? Но Еллинек сомневался. Ведь он сам никогда не видел оригинала письма Микеланджело, копию которого держал сейчас в руках, да и «Книги молчания» тоже.

Еллинек попросил брата Бенно припомнить, какие же документы и письма находились в ораторианской библиотеке.

Брат Бенно сказал, что это было давно, но, если память ему не изменяет, дюжина писем к Микеланджело и от него самого, что показалось ему достаточно странным. Кто же хранит собственные письма? Кроме данного письма были и другие, адресованные Кондиви, письма папе, письма отцу во Флоренцию и, разумеется, письма Виттории Колонне, платонической возлюбленной мастера.

В тот вечер кардинал Еллинек прибыл в палаццо Киджи. Он выглядел совершенно разбитым. Даже Джованна, с которой он встретился на верхнем пролете, не вызвала у него обычного интереса.

Виопа sera, Signora, [143] – бесстрастно поздоровался с ней Еллинек и закрыл за собой дверь.

Оставшись один, кардинал направился в библиотеку и вновь прочитал письмо Микеланджело. Содержание страшило его.

Иисус, Господь, не воскрес. Он не понимал этого и отказывался в это верить. Но была еще странная надпись Микеланджело на своде Сикстинской капеллы. Копия письма Микеланджело, оригинал которого был передан папе Джанпаоло, но исчез. Была «Книга знака» Абулафии в чужом переплете. Важнейшая страница отсутствовала. И были письма – наследие Микеланджело, которые по непонятным причинам хранились в секретном архиве. А также – «Книга молчания», всего содержания которой не знал никто. Найти ее невозможно было даже в секретном архиве.

Кардинал не мог сопоставить все это. Его разум не в состоянии был что-либо анализировать. Нужно ли сообщать консилиуму кардиналов, епископов и монсеньоров обо всем, что узнал? Этого нельзя было делать. Слишком опасна сложившаяся ситуация. Кардинал Еллинек решил вначале посвятить в происходящее отца Августина и обсудить все с ним.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-06-29; просмотров: 168; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.145.82.50 (0.011 с.)