В понедельник после пятого воскресенья Великого поста

 

В понедельник после пятого воскресенья Великого поста консилиум собрался на очередное заседание. На большом столе овальной формы лежала «Книга знака» в обложке Книги пророка Иеремии.

После открытия заседания и призвания Святого Духа кардиналы и епископы, высокоуважаемые монсеньоры и монахи буквально набросились на кардинала Еллинека с вопросами о том, как была найдена «Книга знака». Кардинал сообщил, что в секретном архиве ему бросилась в глаза книга, которая не должна была там находиться, – Книга пророка Иеремии. Когда он ее рассмотрел, выяснилось, что под обложкой – книга каббалиста Абулафии. Кардинал Джузеппе Беллини спросил:

– Того Абулафии, имя которого на Сикстинских фресках?

– Именно того Абулафии, которого чуть было не сжег папа Николай III.

– Разве книга не была утеряна?

Присутствующие загалдели хором, Пьер Луиджи Зальба от сервитов Пресвятой Девы Марии несколько раз перекрестился. Еллинек не был готов к возникшему переполоху.

– Как бы это объяснить… – начал он издалека. – Мне кажется, важнейшая часть этой книги пропала, из нее вырвана страница.

Кардинал Беллини пришел в бешенство. Ему все это казалось заранее продуманным фарсом. Некоторым членам консилиума давно известно значение надписи. Если тайна ужасна и подрывает основы веры, она должна быть скрыта, но не от членов данного консилиума.

Еллинек резко возразил:

– Брат во Христе, неужели вы думаете, что это я вырвал страницу? Я с возмущением отвергаю это облыжное обвинение. Как префект данного консилиума я ни в чем так не заинтересован, как в решении проблемы. Какую же цель я преследую, по-вашему?

Кардинал-государственный секретарь Джулиано Касконе успокоил Беллини. По его мнению, вряд ли исчезнувшая страница из «Книги знака» имела какое-либо значение. Она не послужила бы разгадкой тайны.

– Разве отец Августин не говорил нам, что у Абулафии была отобрана некая рукопись, господин кардинал? Разве не логичнее предположить, что рукопись эта была уничтожена?

А кардинал Франтишек Коллецки, просекретарь Конгрегации католического образования, заметил:

– Книги иудейских мистиков находили не раз. Для отца Августина было бы нетрудно достать еще один экземпляр в какой-нибудь библиотеке.

– Все попытки были безуспешны, – ответил Августин. – О «Книге знака» нет упоминания ни в одном архиве.

– Потому что это иудейская книга! Нужно попытаться отыскать ее в еврейской библиотеке.

Не обращая внимания на дискуссию, кардинал Йозеф Еллинек встал, вынул из кармана сутаны письмо, поднял его вверх и заговорил:

– На месте вырванной страницы в «Книге знака» я нашел это письмо. Автора знают все присутствующие. Это отец Пио Сегони, да смилуется над его бедной душой Господь.

В зале воцарилась тишина. Все взирали на листок бумаги в руке кардинала. Выдерживая паузы между словами, тот стал читать предупреждение бенедиктинца, который советовал прекратить поиски, пока не поздно.

– Пио все знал, он все знал! – тихо произнес Беллини. – Господи!

Еллинек пустил письмо в зал, каждый прочел его еще раз про себя.

– Вы можете объяснить нам, о чем говорится в «Книге знака»? – поинтересовался кардинал-государственный секретарь. – Хотя бы до того момента, где вырвана страница?

Еллинек пояснил:

– Речь идет о каббалистическом учении, которое не имеет значения ни для Святой Церкви, ни для данного случая. Однако в конце книги Абулафия говорит о своем учителе, от которого получил знания, преодолев три испытания. Эти знания касаются Церкви и понтифика. Завершается страница словами о том, что евангелист Лука лжет.

– Лука лжет? – Кардинал Коллецки ударил кулаком по стопу.

– Так у Абулафии.

– Есть ли там что-нибудь более конкретное? Какие-то подсказки?

– На следующей странице. Вырванной.

Повисло продолжительное молчание. Наконец слово взял государственный секретарь Джулиано Касконе:

– Кто с уверенностью может сказать о том, что на следующей странице мы найдем объяснение, брат во Христе? А даже если и так, почему вы считаете, что Микеланджело имел в виду именно это место из трудов Абулафии? Очевидно, флорентиец сыграл злую шутку, и теперь мы идем по ложному следу.

– Тем не менее, – сказал отец Августин, – эта злая шутка, как вы выразились, Ваше Высокопреосвященство, в жизни отца Пио сыграла достаточно важную роль. Ему пришлось расстаться с жизнью.

Кардиналы, епископы и монсеньоры договорились встретиться через неопределенное время, когда будет найдена копия «Книги знака».

 

Поздно вечером Касконе встретился с Канизиусом.

– Ведь я знал, – сказал Касконе, – а ты еще сомневался, что эта глупая надпись опасна. Любое исследование губительно для курии. Вспомни о Джанпаоло!

Канизиус скривился, будто даже звучание этого имени причиняло ему боль.

– Если бы Джанпаоло, – продолжил кардинал-государственный секретарь, – не стал рыться в документах, жил бы и по сей день. А если бы реформа была проведена, о последствиях страшно даже думать. Джанпаоло вверг бы Церковь в кризис веры. Нет, невозможно представить!

Канизиус согласно кивнул. Он сомкнул руки за спиной и прохаживался перед Касконе, облюбовавшим место в обтянутом пурпуром кресле в стиле барокко.

– Уже сама тема собора была бы унизительна для курии, – сказал он. – Собор на тему фундаментальной веры! Невероятно! Это счастье, что он не успел официально заявить о своих планах.

– Да, невероятная удача! – согласился Касконе и, склонив голову, перекрестился.

Внезапно Канизиус замер:

– Консилиум по делу Сикстинской надписи должен быть прекращен как можно скорее. Ситуация во многом схожа с той, что сложилась во время правления Джанпаоло. Всюду все что-то вынюхивают. Еллинек мне не нравится, а Августин и того меньше.

– Если бы я мог предугадать, что повлечет за собой обнаружение этой надписи, я приказал бы ее уничтожить.

– Нельзя было восстанавливать в должности Августина!

Касконе повысил голос:

– Я отправил его в отставку, узнав, что он собирает материал о папах, правивших короткое время. И о Джанпаоло. Но Пио Сегони совершил суицид, и мне пришлось вернуть его. Если бы я этого не сделал, это вызвало бы подозрения. В сложившейся ситуации я вижу лишь один выход: ты должен распустить консилиум ex officio. Консилиум справился со своей задачей. Микеланджело досадил Церкви, написав на своде Сикстинской капеллы имя еретика Абулафии. Этого объяснения будет достаточно. Не повредит ни Церкви, ни курии.

 

Благовещение

 

– Вы меня звали, аббат?

– Да, – ответил аббат Одило, впуская брата в свою секретную библиотеку и торопливо запирая дверь за спиной Августина. – Я хочу еще раз поговорить с тобой.

– По поводу того, что хранится в подвале?

– Именно. – Аббат Одило предложил Августину стул. – Теперь, когда тебе известно все, ты должен позаботиться о том, чтобы никто ничего не обнаружил. Меня все больше беспокоит расследование смерти отца Пио. Я опасаюсь, что может быть раскрыта и наша тайна. Ты, вероятно, уже заметил, что у нас в монастыре гость!

– Немец из бенедиктинского монастыря? Почему же вы приветили его?

– Наш христианский долг – принимать братьев, пока есть место в монастыре. Я же не знал, что он будет проводить столь странные исследования. Он заявил, что ищет папки с документами по Микеланджело. Святая Дева Мария, я сказал ему, что здесь, в ораторианском монастыре, нет материалов по Микеланджело, даже если раньше кое-что и было. Но у меня такое чувство, что брат Бенно не верит мне, так же как и я ему. Ты располагаешь достаточными сведениями, чтобы понять, действительно ли он ведет научное исследование или ищет здесь что-то другое?

Августин согласно кивнул.

На следующий день за ужином архивариус занял место подле гостя. Как они и договорились накануне аббат оставил их наедине.

Августин спросил, не может ли быть полезным гостю в его работе.

Брат Бенно поблагодарил за предложение и пояснил что, как он уже говорил аббату, ищет документы по Микеланджело, которые здесь некогда держал в руках. Неужели эти материалы были отправлены в Ватикан?

– Я об этом ничего не знаю, – Августин отрицательно покачал головой. – Скажите, брат, а что было в этих материалах? Чему посвящена ваша работа?

Брат Бенно вздохнул:

– Вы должны знать, брат во Христе, тогда я еще не носил рясу, был молодым ученым, занимающимся историей искусств. Из-за тяжелой болезни, которую в те годы не могли излечить, я вынужден был носить очки с толстыми стеклами и избежал военной службы. Стипендия, выплачиваемая Германией, позволила мне учиться и работать здесь во время войны. Я изучал творчество Микеланджело, самого загадочного из всех гениев, а стало быть, и Сикстинские фрески. Поверьте, я проводил в капелле много часов, подолгу стоял, закинув голову, и у меня, как у Микеланджело при создании этих фресок, начались судороги. В то время в библиотеке ораторианского монастыря хранились письма Микеланджело – материалы огромной важности, которые проливали свет на загадки его творчества и мировоззрения.

– Перед смертью он сжег все свои письма и наброски. Это широко известно в исторических кругах, брат.

– Верно, но не совсем. Микеланджело сжег все, что не казалось ему важным, и передал своему ученику Асканио Кондиви железный ларец, в котором, как известно, было найдено лишь его завещание. – Брат Бенно улыбнулся и покачал головой. – Но это не соответствовало истине, брат Августин. Я собственными глазами видел письма из этого ларца, и они находились здесь, в монастыре. Во многих из них речь шла о вопросах веры. Я тщательно изучил эти документы и сделал потрясающее открытие, и подтверждение ему нашел в Сикстинских фресках. Господи, это было так захватывающе! В то время ходили слухи, что немцы хотят оккупировать Ватикан, конфисковать все документы и произведения искусства, а папу и курию выслать на север. Гитлер, похоже, не хотел, чтобы папа оказался в руках союзников и попал под их влияние. Папу планировалось отправить в Германию или Лихтенштейн. Нацисты уже начали собирать экспертов, которые должны были позаботиться о перевозке сокровищ, – экспертов, которые, кроме итальянского, знали греческий и латинский языки. В одном из списков было и мое имя. Папа Пий XII, узнавший об этом плане, заявил, что добровольно он Ватикан не покинет. Если нацисты намереваются вывезти его, им придется применить силу. Он не отдаст им произведения искусства. Гестапо уже наблюдало за Ватиканом, а один из отрядов СС жил в этом монастыре. Для того чтобы развлечь солдат, я читал им лекции. Могу сказать, что у меня были очень внимательные слушатели. Однажды вечером я рассказывал о Микеланджело: о моих открытиях, о его ненависти к понтификам и интересе к каббалистике. Со всем пылом молодого ученого я говорил о документах, которые обнаружил и которые могли быть опасны для Церкви, и обещал показать оригиналы на следующей встрече. Я заметил преувеличенный интерес слушателей к моему исследованию. На другое утро, еще до рассвета, меня растолкал человек в форме, который вручил мне повестку в армию. Я должен был вернуться на родину. В волнении я паковал вещи, хотел в последний раз зайти в библиотеку, но она была заперта. Оберштурмбанфюрер СС запретил мне туда входить: мне там больше нечего делать, сказал он. Так что мне даже не удалось вернуть на место одно из писем Микеланджело, которое я взял для того, чтобы скопировать.

Отец Августин покачал головой.

– А когда вы решили постричься в монахи?

– Меньше чем через полгода. Меня завалило после взрыва бомбы, и я заглянул смерти в глаза, когда через три дня начал задыхаться под обломками. Тогда-то я и дал слово постричься в монахи, если останусь в живых. Несколько часов спустя меня отрыли и вывезли.

– Чего же вы хотите теперь?

– Мне необходимо поговорить с понтификом, а вы должны помочь мне в этом!

– Но, брат во Христе, папа вовсе не занимается этим вопросом. Он откажется принять вас, если вы намереваетесь говорить на эту тему. Побеседуйте с кардиналом Еллинеком.

– Еллинек? У Еллинека мне тоже велели подождать.

– Кардинал Еллинек возглавляет консилиум, который занимается толкованием Сикстинской надписи. Я доверяю ему, а он верит мне. Мне будет нетрудно организовать вашу встречу. И я сделаю это для вас.