Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Организация районных показательных процессовСодержание книги
Поиск на нашем сайте
Показательные процессы не были новостью в Советском Союзе 1930-х гг., и процессы районного уровня редко удостаивались освещения в центральной печати. Тем не менее весной и летом 1937 г. «Правда» поместила репортажи о нескольких районных показательных процессах, касающихся сельского хозяйства и крестьянских дел. Кажется очевидным, что «Правда» тем самым предлагала определенную модель, неявно поощряя областное руководство к организации таких же процессов в своих сельских районах. Примерно месяц спустя после репортажей в «Правде» показательные процессы состоялись во многих частях страны, и все они в общем следовали одному образцу. Дела слушались на выездных сессиях областного суда и подробно освещались в областных газетах. Это продолжалось несколько месяцев, а потом вдруг резко прекратилось. После декабря 1937 г. уже нет сообщений о сельских районных процессах такого типа. Количество, синхронность и сюжетное единообразие процессов явно исключают возможность проявления стихийной местной инициативы, хотя несомненно местные происшествия создавали специфический контекст. По всей вероятности, обкомы и отделы НКВД получили секретные инструкции по организации таких процессов, а в области уже выбирали районы, в которых они должны были быть проведены. В первом из репортажей «Правды» говорилось о показательном процессе над бывшими партийными и советскими руководителями в Лепельском районе в Белоруссии, состоявшемся в марте. Подсудимым вменялась в вину незаконная конфискация имущест- ва крестьян в счет задолженности по налогам, хотя недавно изданное постановление прощало недоимки, учитывая чрезвычайно плохой урожай в 1936 г. По сообщению «Правды», лепельские следственные органы обратили внимание на жалобы местных крестьян и прокурор Белоруссии возбудил дело по распоряжению А.Вышинского, Генерального прокурора СССР. Крестьяне выступали свидетелями на процессе, проходившем в здании лепельско-го городского театра, и суд якобы пачками получал письма с благодарностью за избавление от притеснений3^. Три месяца спустя «Правда» писала о похожем процессе в Ширяевском районе Одесской области. Там районная верхушка оказалась виновна в «возмутительном» обращении с колхозниками и постоянном нарушении прав, данных им Уставом сельскохозяйственной артели, включая незаконную конфискацию имущества, вымогательство, ночные' обыски, произвольное установление налогов и принудительную подписку на государственные займы, навязывание непосильных обязательств по госпоставкам в 1936 г. и «издевательство над колхозниками». Эти преступления привлекли внимание Центральной контрольной комиссии, поручившей прокурору Украины возбудить дело. Главными свидетелями против обвиняемых на ширяевском процессе выступали крестьяне, более трети из них были вызваны в суд для дачи показаний33. Через несколько недель в «Правде» появились сообщения о подобных процессах в Новоминске, Казачьем районе Азово-Чер-номорской области и Даниловском районе Ярославской области. На новоминском процессе вскрылась картина жестокой экономической эксплуатации колхозников со стороны местных властей, вынудившей крестьян тысячами уходить из колхозов. На даниловском процессе районное руководство обвинялось в незаконной ликвидации колхоза «Новая жизнь» и присвоении его имущества после того, как оно оказалось неспособно разрешить свой конфликт с колхозниками34. В начале августа «Правда» развернула материалы о ширяевском и даниловском процессах в редакционную статью, предостерегающую местных руководителей от плохого обращения с крестьянами. Районные власти, заявляла «Правда», смотрят сквозь пальцы на всевозможные нарушения прав колхозников. Они произвольно распоряжаются колхозной землей и колхозным имуществом, рассматривая их «точно свою собственность, свою вотчину»; они даже ликвидируют целые колхозы, как случилось в Даниловском районе. При этом они забывают провозглашенный советской властью девиз: «Колхозники являются хозяевами своего колхоза»35. В результате была создана своего рода «образцовая фабула»36 на тему злоупотреблений и эксплуатации коллективизированного крестьянства советским руководством на местном уровне, положенная в основу тридцати с лишком показательных процессов, со- стоявшихся в сельских районах Советского Союза в сентябре и октябре 1937 г. Фабула в целом такова: Враги народа, связанные взаимным покровительством и круговой порукой, пробрались на ключевые посты в районе и использовали свое служебное положение, чтобы без зазрения совести грабить крестьян. Из-за глупости и невежества руководителей в вопросах сельского хозяйства их постоянное администрирование и вмешательство в дела колхозов нанесли последним огромный ущерб. Крестьяне, оскорбленные и возмущенные, изо всех сил сопротивлялись незаконным требованиям. Они подавали в суд, писали жалобы в высшие инстанции, но в результате круговой поруки жалобам не давали хода. Наконец, правда о скандальном поведении местных руководителей вышла наружу, и виновные предстали перед судом. Простые люди — требовавшие самого сурового наказания для своих бывших притеснителей — восторжествовали над начальниками, обманывавшими и оскорблявшими их. Данная фабула в основе своей — продукт творчества правдин-ских журналистов, действовавших, вероятно, по указанию Политбюро и сельскохозяйственного отдела ЦК. Однако ее наложение на специфическое обстоятельства в каждом отдельном случае — уже дело местных органов. Несомненно здесь были замешаны действия НКВД, хотя и в меньшей степени, чем в Москве, где признания обвиняемых являлись ключевым моментом и «сценарии» основывались на искусном их переплетении. Не будем забывать и о вкладе журналистов областных газет, создававших литературное оформление (под сильным влиянием Салтыкова-Щедрина), чьи подробные репортажи о районных показательных процессах послужили для меня основным источником. Однако именно жалобы и доносы крестьян — письма «о злоупотреблениях» рассматривались в одной из предыдущих глав — почти наверняка составили фундамент, на котором строились районные процессы. Как мы уже видели, крестьяне в 1930-е гг. непрестанно писали жалобы на свое непосредственное начальство. Они писали руководителям партии и государства, Сталину и Калинину; писали в высшие органы власти, союзные и республиканские; писали в местные партийные органы, прокуратуру и НКВД; писали в местные газеты; писали в центральные газеты, особенно в «Крестьянскую газету». Они писали жалобы по поводу и без повода, обоснованные и необоснованные и, как правило, посылали их за пределы своего района, в областной центр или даже в Москву, будучи уверены, что начальники в их районе покрывают друг друга. Подобные жалобы зачастую побуждали областные или районные власти начать официальное расследование деятельности председателей колхозов и сельсоветов. Хотя и невозможно доказать, что жалобы крестьян играли важную роль во всех случаях, на целом ряде процессов говорилось о том, как они подтолкнули к действиям следственные органы, выявившие правонарушения. На местные жалобы как на сти- мул к началу официального расследования указывалось во время трех из четырех «образцовых» процессов, освещенных в «Правде»: в лепельском деле внимание Вышинского привлекли «жалобы трудящихся Лепельского района»; «жалобы колхозников» упоминаются в ширяевском деле; и в Данилове «письма селькоров» вскрыли злоупотребления местного руководства, которое, разумеется, всячески зажимало критику в свой адрес37. Подобными ссылками на жалобы и ходатайства из деревни изобилуют районные показательные процессы, прошедшие осенью. В Андреевке, например, свидетели-крестьяне говорили, что они посылали телеграмму наркому земледелия. В Щучьем жалобу посылали во ВЦИК. В Алешках председатель сельсовета направил жалобу крестьян на другого руководителя в Комиссию советского контроля в Москву38. Как проходили процессы На показательных процессах обвинение предъявлялось всей районной верхушке, а не отдельным руководителям. Стандартный набор подсудимых включал первое лицо в районе, бывшего секретаря райкома (иногда обвинявшегося заочно, с указанием, что он уже арестован и ликвидирован ранее), председателя райисполкома, второе лицо в руководстве, заведующего райзо и еще несколько руководителей, имевших дело с крестьянами, плюс несколько председателей сельсоветов и колхозов. Обычной практикой стало предъявлять районной верхушке (хотя председателям колхозов и сельсоветов не обязательно) обвинение по ст. 58 Уголовного кодекса (контрреволюционная деятельность)3^ Несмотря на использование ст. 58, обвинения редко имели хотя бы отдаленно политический оттенок. Не говорилось о связях с иностранными разведками или политическом терроризме, не делалось серьезных попыток доказать наличие контрреволюционного заговора. Никто из подсудимых никогда не принадлежал к партийной оппозиции, даже контакты с троцкистами и другими оппозиционерами крайне редко фигурировали в обвинительных заключениях, возможно, потому, что немногим руководителям местного, районного уровня могла выпасть возможность встретиться с такими почти сказочными персонажами40. Подсудимых на сельских районных процессах настойчиво побуждали признать свою вину, как это было и в Москве. Однако они гораздо меньше были настроены сотрудничать со следствием, нежели их московские товарищи по несчастью, особенно когда дело касалось контрреволюции. А.И.Солженицын рассказал об одном районном процессе (в селе Кадый Ивановской обл.), на котором, по его словам, отказ обвиняемого на суде от своего прежнего признания расстроил все дело41. Судя по отчетам о процессах, имеющимся в моем распоряжении (кадыйского среди них нет), подобные отказы не были редкостью. Правда, они не производили такого драматического эффекта на ход процесса, как это описано у Солженицына, поскольку ключевым моментом обвинительного заключения являлись сокрушительные показания крестьян-свидетелей, а не признание обвиняемого. В Алешках (Воронежской обл.) никто из главных обвиняемых вину свою не признал. Хотя основной фигурант, бывший секретарь райкома, признался во время предварительного следствия в контрреволюционной деятельности, на суде он от своих слов отказался и с этого момента утверждал, что виновен только в неспособности держать в узде некоторых ретивых подчиненных, которые вели себя недальновидно и обижали местное население. Второй по значимости подсудимый, бывший председатель райисполкома, проявлял такое же упорство, постоянно ставя под сомнение показания свидетелей и уверяя, что они сводят с ним личные счеты («Он поминутно вскакивает и заявляет суду, что свидетель находится с ним во враждебных отношениях»). Еще один подсудимый, председатель сельсовета, чье оскорбительное поведение в отношении крестьян едва ли не вошло в поговорку в районе, признался в злоупотреблении властью, но упорно отрицал, что вел какую-либо контрреволюционную деятельность42. В Андреевке (Западная обл.) бывший старший инспектор Андреевского райзо К.В.Румянцев вступил в яростный спор с прокурором по поводу своей роли в принудительном слиянии мелких колхозов. Сливать или не сливать — было вечной проблемой для Западной области вследствие непостоянства политики центра по данному вопросу и наличия множества крайне мелких колхозов. Терпение Румянцева истощил призыв прокурора признаться в том, что это слияние представляло собой контрреволюционную политику, направленную на возмущение крестьянства против советской власти. «РУМЯНЦЕВ. Я не виноват. Я не знал, что принудительное слияние есть контрреволюционная деятельность... ПРОКУРОР. Вы это преступление совершили сознательно? РУМЯНЦЕВ. Я сознательно выполнил волю заведующего райзо и райкома»43. Процессы проходили в самых больших помещениях в районных центрах. В качестве публики привозили крестьян из соседних колхозов. Они являлись как на праздник (возможно, в городе продавали водку после представления или даже во время его), аплодировали «своим» свидетелям, когда те описывали чинимые им обиды и притеснения, и освистывали, по крайней мере фигурально выражаясь, негодяев, пытавшихся оправдать свои действия. Местные газеты часто сообщали, будто крестьяне требовали для обвиняемых смертного приговора, даже когда прокурор этого не требовал или судья выносил приговор более мягкий. Не стоит принимать все за чистую монету, поскольку подобный глас народа зачастую режиссировался советской властью, но в тех случаях, когда крестьяне знали подсудимых и имели к ним веские претензии, это вполне могло быть правдой. Как бы то ни было, приговоры на осенних процессах действительно выносились более суровые, чем на «образцовых» процессах весной и летом. Десять лет заключения с конфискацией имущества — самый строгий приговор на любом из «образцовых» процессов, причем некоторые подсудимые отделывались всего шестью месяцами. Не приговаривали к смертной казни и на двух процессах, состоявшихся в августе (Борисовка Курской обл. и Андреевка Западной обл.). Однако на множестве процессов, прошедших в сентябре и октябре, стали обычными приговоры к высшей мере наказания двум-трем высокопоставленным подсудимым, остальные получали от восьми до десяти лет лишения свободы44. В Андреевке провели повторное слушание дела с целью ужесточения приговора после вмешательства Сталина. Вышло это так. Новый секретарь обкома Коротченко допустил ошибку, хвастливо отрапортовав Сталину (перед вынесением приговора) об успешном вкладе андреевского процесса в дело воспитания крестьянства и повышения бдительности. Сталин откликнулся на следующий день кратким указанием расстрелять всех андреевских вредителей. Так как суд уже успел приговорить обвиняемых к различным срокам лишения свободы, пришлось немедленно назначить повторное слушание45. Обвинения Многие действия, которые руководителям вменяли в вину на районных процессах, не являлись преступлениями в обычном смысле слова. В каких-то случаях их явно делали козлами отпущения после экономических провалов в районе. В других — им приходилось отвечать за поступки, неразрывно связанные с их родом деятельности, и за государственную политику, непопулярную среди местных крестьян. В общем и целом наиболее характерной общей чертой «криминальных» деяний, приписываемых обвиняемым, являлось то, что они наносили ущерб крестьянам, задевали их достоинство и чувство справедливости. Злоупотребление властью — один из основных пунктов обвинения, и показания крестьян-свидетелей на эту тему наиболее колоритны. Брань, оскорбления, побои, издевательства, запугивание, несанкционированные аресты — об этом шла речь повсеместно, когда говорили о поведении сельских властей по отношению к крестьянам. На одном процессе восьмидесятилетняя крестьянка «со слезами» поведала, как председатель сельсовета избил ее мужа и швырнул его в тачку; муж умер от побоев через две недели. Другой свидетель описывал, как районный руководитель однажды загнал четырех колхозных бригадиров на печь и заставил сидеть там четыре часа под охраной деревенского милиционера. Когда председателя колхоза спросили, почему он допустил такое, тот ответил: «А что я мог поделать? Ведь Семенихин был хозяин, он и меня мог загнать на печь»4^. О безобразном поведении Радчука, председателя сельсовета, говорили многие крестьяне на новгородском районном процессе. Для него обычным делом было физическое насилие и вторжение в дома колхозников (связанное с разного рода вымогательством). Одна свидетельница описывала, как Радчук стал ломать дверь ее дома. «Сейчас, — кричит, — вышибу дверь топором и покажу тебе. Я испугалась, выскочила в окно и побежала на почту звонить мужу в Новгород. А когда вернулась, Радчук уже ушел, а дверь была разбита топором»47. Произвольные штрафы и прочие денежные поборы (порой именовавшиеся «налогообложением» или «взносами в счет государственного займа») со стороны местных властей постоянно являлись источником недовольства. В Ширяево, например, как говорили, был создан целый «ночной отряд», врывавшийся к крестьянам глубокой ночью с обыском и описывавший имущество. С точки зрения крестьян, это было вымогательством независимо от того, шли деньги государству или отдельным руководителям, впрочем, зачастую предполагалось, что последнее вернее. По их словам, Кочетов в Алешках в 1935 и 1936 гг. оштрафовал колхозников в общей сложности на 60000 руб.: «Штрафы он налагал по личному усмотрению и по любому поводу: за невыход на работу, за непосещение занятий по ликвидации неграмотности, за "невежливые выражения", за непривязанных собак»48. Председатель райисполкома Семенихин, подсудимый на том же процессе, по показаниям свидетелей, проявил еще большую изобретательность в сборе средств с населения. «В 1936 г. из Алешек уезжали на Дальний Восток 200 завербованных на стройку колхозников. Они уже готовились сесть в поезд, когда явились три милиционера, прочли длинный список имен и всех вызванных отвели под конвоем в райисполком в кабинет председателя. — А-а, недоимщики! — приветствовал их Семенихин. — Удрать думали? А ну, плати живей! Плати, а то из кабинета не выпущу и посадку в вагон не разрешу. И сундуки ваши отберем. Он поставил у дверей милиционера и приказал: выпускать только по предъявлении квитанции об уплате. Так председатель райисполкома "выжал" из колхозников 700 рублей последних сбережений»49. Во многих местностях денег у колхозников практически не было и вымогалось в основном имущество. Звучало множество разнообразных рассказов о том, как руководители сельских и районных советов вели себя «как в собственной вотчине» и взимали «дань» с населения. Один председатель сельсовета брал 4 —5 кг мяса с каждого забитого теленка или свиньи, да еще и водку, каждый раз, как посещал деревню. Другой «открыл себе неограниченный и безвозвратный "кредит" на продукты: даже по ночам, случалось, поднимал он с постели заведующего магазином, требуя, чтобы ему немедленно были отпущены водка и закуски. А когда ему как-то понадобилась картошка, он просто прислал за ней в ближайший колхоз с сопроводительной запиской на имя заведующего хозяйством». Председателей колхозов обвиняли в том, что они обращались с колхозной собственностью как со своей личной, продавали дома, сдавали в аренду землю (незаконно) и клали в карман прибыль50. В одном районе председатель исполкома завел при райисполкоме так называемое «подсобное хозяйство» с тридцатью овцами, десятью коровами, семью лошадьми и пр., реквизированными в разных частях района, и кормил свое стадо кормами, отобранными у колхозов. Он добился особых успехов в разведении свиней, торговал свининой на местном рынке и сдал на 1500 руб. мяса в заготконтору. Крестьяне иронически говорили: «Райисполком завел у себя кулацкое хозяйство!»51 Куда хуже, чем регулярное «взимание дани» по мелочам, бывало, когда колхозника одним махом обдирали как липку. В одном случае, о котором шла речь на процессе в Щучьем, председатель сельсовета, позарившись на огород одного колхозника, его «немедленно раскулачил и отобрал все имущество». Когда он узнал, что жена его жертвы успела продать кое-какую утварь до конфискации, «он отобрал деньги и своим издевательством довел ее до того, что она была отправлена в психиатрическую больницу» 52. Другое распространенное обвинение заключалось в том, что местное руководство и чиновники выгоняли колхозников из колхоза не в установленном законом порядке, а в отдельных случаях даже ликвидировали целые колхозы. Почти двадцать свидетелей из колхоза «Путь к социализму» (Воронежская обл.) показали, что были исключены из колхоза незаконно. Среди них была Матрена Окунева, рассказывавшая: «Меня исключили из колхоза за то, что я вышла замуж за рабочего железнодорожника, хотя я и продолжала жить в Липягов-ке и работать в колхозе. Я никуда не жаловалась, потому что думала, что так полагается. Вскоре после этого ко мне во двор заявились Кашкин и Кабанов [председатель колхоза и парторг] и потребовали, чтобы я шла на прополку свеклы. Я отказалась, потому что считалась исключенной из колхоза. Тогда Кашкин заявил, что сельсовет штрафует меня на 50 рублей... У меня взяли мужнин пиджак, причем Кабанов сказал: "Говори спасибо, мы могли бы сжечь тебя, да соседей жалко"»53. В других упоминавшихся случаях исключений речь по существу шла о несанкционированном отъезде колхозников, оказавшихся на грани голодной смерти из-за неурожая 1936 г. Например, по заявлению свидетелей на островском процессе (Псковская обл.), более тысячи дворов в районе ушли из колхозов в 1935 — 1936 гг., поскольку не могли существовать на то ничтожное количество хлеба, которое давал им колхоз54. В Нерехте (Ярославская обл.) крестьяне обвиняли районное руководство в «массовых исключениях и понуждениях к выходам из колхозов» в тот же период. Эти свидетели, по-видимому, считали, что районные начальники, подобно владельцам поместий при крепостном праве, обязаны помогать своим крестьянам в трудные времена. К примеру, они с возмущением рассказывали, как «после того, как в колхозе был пожар и сгорело 16 домов, [председатель] обратился к обвиняемо-мому Бегалову [председатель райисполкома] за помощью, заявляя, что иначе колхозники разъедутся. В ответ на просьбу обвиняемый Бегалов сказал: "Черт с ними, пусть разъезжаются"». В результате двадцать дворов вышли из колхоза55. Самым вопиющим преступлением в списке обвинений на районных показательных процессах 1937 г. была ликвидация целого колхоза. В случае с колхозом «Новая жизнь» в Данилове (один из тех, о которых писала «Правда») районное руководство конфисковало все колхозное имущество и скот — а потом, в довершение всех обид, потребовало, чтобы бывшие колхозники немедленно заплатили тяжкий налог, взимавшийся с единоличников. Когда был ликвидирован колхоз «Вперед» в Кириллово, его землю распределили между соседними колхозами, потому что «колхоз... якобы отказался сам от земли», как гласила официальная запись. Районные власти приступили к конфискации колхозных лошадей, сельскохозяйственного инвентаря, запасов семенного картофеля и прочей коллективной собственности. С точки зрения крестьян, до коллективизации владевших той же самой собственностью в своих единоличных хозяйствах, ликвидация колхоза стала вторым и окончательным захватом их имущества. Неудивительно, что кирилловские крестьяне, по словам свидетелей, плакали, когда распустили их колхоз56. Известен только один случай ликвидации колхоза в плодородной Черноземной полосе страны, и произошел он несколькими годами раньше, чем в Нечерноземье. Как показали свидетели на процессе 1937 г. в Ивнинском районе Курской области, в 1933 г. — во время голода — колхоз «Ленин» был ликвидирован распоряжением местной МТС, а его земля отдана соседнему совхозу, несмотря на то что 28 дворов из 31 голосовали против. В результате этого крестьяне за одну ночь оказались на положении безземельных сельскохозяйственных рабочих57. И в Данилове, и в Кириллово ликвидации колхоза предшествовал конфликт колхозников с местной властью. В Кириллово это была острая конфронтация из-за весеннего посевного плана на 1936 г., который общее собрание колхозников отказалось принять, к ярости председателя сельсовета, присутствовавшего на собрании; в отчете о кирилловском процессе намекалось на то, что ликвидация колхоза стала по сути карательной мерой местной власти в ответ на неподчинение колхозников. Впрочем, сообщения о даниловском процессе содержали предположения, что районное начальство руководствовалось более корыстными мотивами при ликвидации, возможно, желая завладеть колхозным имуществом для себя или своих друзей. Сельскохозяйственные неудачи занимают видное место в обвинительных актах. В том, что советское руководство на селе обвиняли в неурожаях, нет ничего нового. Однако в одном, весьма важном, отношении обвинения на районных процессах 1937 г. отличаются от прежних. Руководителям не ставили в вину невыполнение планов хлебозаготовок, как частенько бывало в начале 1930-х гг. На этот раз их судили за неудовлетворение нужд крестьян — то есть за выдачу на трудодни столь малого количества хлеба, что колхозники оказывались на грани голодной смерти. Большинство дел такого рода связаны с крайне плохим урожаем 1936 г., последствия которого проявились наиболее остро весной и летом 1937 г., перед новым урожаем58. Как признался на красногвардейском процессе председатель колхоза Алексеев, он развалил колхоз экономически и, поняв это, реагировал следующим образом: «В 1936 г. колхозники ничего не получили на трудодень. Когда я увидел все это, то решил бежать из колхоза. Я заявил об этом председателю райисполкома Горнову. Он мне сказал: "Беги скорей"». Алексеев последовал дружескому совету, но недостаточно быстро (видимо, он совершил ошибку, пытаясь вывезти семью и используя для этого колхозных лошадей). Он был арестован НКВД вместе с Горновым^Э. В Островском районе из-за неурожая 1936 г. доходы колхозов упали на 20 — 50%, говорилось на островском процессе. Но, поскольку выполнение планов госпоставок ставилось на первое место по сравнению с нуждами крестьян, многие колхозы гораздо больше урезали натуральные выплаты своим членам. На процессах 1937 г. это рассматривалось как преступление. На обвиняемых руководителей возлагали ответственность за уход большого числа голодающих колхозников, подавшихся на заработки в города или совхозы, чтобы как-то выжить60. На ряде процессов крестьяне-свидетели утверждали, что районное руководство виновно в бедах колхозников, так как его нелепые распоряжения вызвали снижение урожайности. Главной темой подобных жалоб служат «нереальные посевные планы». Несмотря на то что в обязанности земельных отделов райисполкомов входило предписывать коллективным хозяйствам, какие культуры, где и когда сеять, крестьяне могли, благодаря атмосфере, в какой проходили процессы, говорить о таких распоряжениях с неприкрытым негодованием и презрением. В Красногвардейске, по сообщениям газет, показания крестьянина из колхоза «Тридцать лет Красной Армии» произвели «огромное впечатление» на «всех присутствующих на суде»: «[Свидетель] говорит о том, как колхозники пробовали протестовать против вредительских планов и специально поехали в райзо к Маннинену. Нагло усмехаясь, этот враг народа заявил колхозникам: "Если пойдете в область жаловаться на наши планы, прибавим еще"»61. Свидетели-крестьяне приводили много примеров агрономически безграмотных распоряжений района и МТС. Одному колхозу приказали распахать заливные луга и пустоши, лишив его пастбищ для скота. В другом — директивы района по посевной исходили из заведомо неверного утверждения, будто данный колхоз располагает более чем 200 га сенокосов, что, по словам крестьян, вдвое превышало их реальную площадь («вредители засчитали как сенокосы пастбища, зыбучие пески и приусадебные участки колхозников»)62. Еще одно бедствие в сельском хозяйстве, бывшее в центре внимания на некоторых процессах, — большой падеж скота. В Щучьевском районе (Воронежская обл.), где за первую половину 1937 г. пала почти тысяча лошадей, это объясняли нехваткой кормов в связи с неурожаем 1936 г. и эпидемией, начавшейся на Щучьевском государственном конезаводе и быстро охватившей весь район. Подсудимым в Щучьем вменяли в вину не умышленную преступную деятельность, а преступную халатность63. В двух других случаях (в Крестцах и Сычевке) руководителей районов, где имел место большой падеж скота, обвинили в умышленном заражении животных. Директор сычевского совхоза (бывший член партии эсеров) обвинялся в том, что руководил заговором с целью уничтожения совхозного скота и, используя как прикрытие царившие в хозяйстве антисанитарные условия, заразил 80% животных. Затем в дело якобы должен был вступить сычев-ский районный ветеринар и распространить эпидемию на всю страну, послав животных из зараженного стада на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку в Москву64. Сходные обвинения предъявлялись руководителям района на порховском процессе, хотя в данном случае саботажем якобы занимались крестьяне — один единоличник, выполнявший приказы секретаря райкома, и бывший кулак, недавно вернувшийся из ссылки и работавший в колхозе конюхом, который действовал по собственной инициативе, из мести6^. На некоторых показательных процессах поднимался вопрос о покровительстве бывшим кулакам. Материалы этих процессов позволяют уяснить, сколько проблем возникало в связи с возвращением кулаков и секретным постановлением, разрешающим принимать их в колхозы66. На первое место выходят конфликты из-за конфискованного кулацкого имущества. О руководителях, каким-либо образом помогавших бывшим кулакам, всякий раз говорили, что они подкуплены, и никто не вспоминал о провозглашенной в 1936 г. государственной политике реинтеграции кулаков. Крестьяне-свидетели жаловались, что кулакам удавалось получить назад отобранные у них дома и лошадей, что им в колхозах давали хорошую работу и что, попав в колхоз, они принимались мстить активистам. Как заявил прокурор на процессе в Борисовке (Курская обл.), в 1936 и первой половине 1937 г. кулакам вернули 75 домов, и 134 кулака были восстановлены в правах. Свидетели находили это тем более обидным, что партийный секретарь Федосов весьма жестоко обходился с простыми крестьянами в районе: «У населения отбиралось все, вплоть до чулок, а кулакам возвращали законно отобранное у них имущество». Кроме того, по словам свидетелей, когда колхозники пожаловались секретарю райкома на уступки бывшим кулакам, тот «ориентировал присутствующих на заседании на примирение с классовыми врагами». (Это трактовалось как совершенно очевидное противоречие политике партии67.) Так было не только в Курске. В Сычевке (Западная обл.) двух районных руководителей обвиняли в том, что они извращали политику партии по отношению к кулакам, заявляя, будто пора забыть идею классовой вражды и назначать людей на должности по их заслугам, а не по классовому происхождению. Они не только приказали председателю сельсовета уничтожить списки кулаков и прочих лишенцев, но еще и выбрали нескольких бывших кулаков колхозными председателями, ставили бывших торговцев заведовать сельскими кооперативами и назначили сына помещика директором школы. Это, как говорилось на процессе, вызвало негодование в деревне. По заявлениям свидетелей, кулаки, ставшие председателями колхозов, нанесли огромный вред, преследуя стахановцев и убивая лошадей68. «Нарушение колхозной демократии» — одно из стандартных обвинений, выдвигавшихся против районных руководителей на показательных процессах 1937 г. Согласно установкам, принятым на этих процессах, район практически всегда оказывался неправ, если возникал конфликт между ним и колхозниками по поводу выборов или увольнения председателя. По словам крестьян-свидетелей и прокуроров выходило, будто колхозники пользовались непререкаемым авторитетом в данном вопросе. Например, в Ка-зашкине (Саратовский край) районное руководство обвинялось в том, что оно игнорировало протесты колхозников и навязало им в председатели бывшего чиновника из района. Новый председатель был уличен в расхищении колхозной собственности, что стало доказательством правоты колхозников69. Были заявления о том, что руководители районных и сельских советов шли на крайние насильственные меры в конфликтах с колхозниками по поводу выбора председателя. Ликвидация колхоза «Новая жизнь» в Даниловском районе — один из примеров. В другом случае свидетели Я.Н.Гольцев и В.А.Мишин рассказали, «что, когда на общем собрании в колхозе "1-го Мая" одни колхозники выступили с критикой работы правления и требовали снятия председателя колхоза за бездеятельность, председатель сельсовета Кочетов разогнал собрание и четыре наиболее активных колхозника, в том числе и свидетели, были арестованы по его провокационному и ложному заявлению»70.
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-06-23; просмотров: 285; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.21.21.209 (0.021 с.) |