Чарльз Дарвин — эволюционист с сердцем

Чарльза Дарвина часто считают первым ученым, который уделял пристальное внимание изучению эмоций. Дарвин отмечал, что млекопитающие «испытывают (в большей или меньшей степени) беспо- койство, горе, подавленность, отчаяние, любовь, радость, „нежные чувства“, привязанность, они могут быть раздражитыьными, угрюмыми, ощущать решительность, ненависть, гнев, презрение, бесчестье, отвращение, вину, гордость, беспомощность, терпение, удивление, изумление, страх, ужас, стыд, застенчивость и скромность». Пытаясь найти ответы на вопросы о происхождении эмоциональных состояний, он также стал первым ученым, применившим метод сравнительного исследования для изучения поведения. Сравнительный метод заключается в изучении близкородственных видов и видов, имеющих отдаленное родство, с целью выявления сходств и различий в поведении. Дарвин использовал шесть методов для изучения эмоциональных проявлений. Это были: 1) наблюдения за детьми; 2) наблюдения за душевн о больными людьми, которые, по сравнению с нормальными взрослыми, были менее способны скрывать свои эмоции; 3) оценка выражений лица, создаваемых электрической стимуляцией лицевых мускулов; 4) анализ живописи и скульптуры; 5) кросс-культурное сравнение выражений и жестов, особенно людей, сильно отличающихся от европейцев; 6) наблюдение за экспрессией (выражением чувств) животных, особенно у домашних собак.

В книге «Выражении эмоций у животных и человека» Дарвин с огромной проницательностью написал о своей собаке: «Когда-то у меня был большой пес, который, как и любой другой, очень любил гулять. Он выражал свое удовольствие, быстро и серьезно расшагивая туда- сюда передо мной, высоко поднимая лапы, — голова высоко поднята, уши торчком, а хвост поднят кверху, но не слишком чопорно». Когда Дарвин задумывал изменить свой прогулочный маршрут и пес не был уверен, продолжится ли его прогулка, «его выражение подавленности было известно всей семье... Это выражалось в низко повисшей голове, слегка обмякшем теле, остававшемся без движения; уши и хвост тут же опускались, а хвост вообще не двигался... Все его тело выражало жалобную безнадежную подавленность».

Дарвин выступал за то, что эмоции, как у животных, так и у человека, эволюционировали в связи с необходимостью поддерживать социальные связи у животных, живущих группами. Он считал, что эмоции связывают нас с нашей общностью (группой) и с остальной частью мира. Более того, наблюдая за поведением животных, которые делали небольшую паузу перед тем, как разрешить проблему, Дарвин увидел в этом подтверждение своих аргументов в пользу того, что даже животные, не имеющие языка, способны к рациональному мышлению.

В своих тщательных исследованиях Дарвин не раз отмечал, что различия между видами — это скорее различия в степени, нежели в качестве. Он утверждал, например, что различия в умственных возможностях — это лишь различия в общем континууме сознания. Итак, согласно Дарвину, в животном мире существует эволюционная непрерывность, касающаяся не только анатомического строения — сердец, почек и зубов, но и мозга, вместе с его познавательными и эмоциональными возможностями.

Другими словами, если мы внимательно приглядимся, то найдем корни наших умственных способностей и эмоций у других животных. Опять же, это вовсе не значит, что животные и человек идентичны друг другу, но важно то, что у них достаточно много общего в физическом и функциональном смысле, настолько, что эти возможности представляют собой эволюционную непрерывность. Эта «непрерывность» означает, что сходства и контрасты между видами представляют собой лишь нюансы или оттенки некоего общего цвета, а не застывшие черно-белые различия.

Дарвин не отступал в своем убеждении по поводу эволюционной непрерывности. «В том, что касается умственных способностей, не существует фундаментальных различий между че.\овеком и высшими животными», — писал Дарвин. Он приписывал состояния познавательной активности многим животным — на основе данных, полученных путем наблюдения, а не в ходе контролируемых экспериментов. Кроме того, чтобы твердо обозначить эволюционную непрерывность между животными и человеком, Дарвин также приписывал чувства и эмоции нечеловекообразным животным. Например, он утверждал, что «очевидно, что низшие животные, так же как и че.\овек, испытывают удовольствие и воль, счастье и горе». В ходе наблюдений Дарвину также удалось установить, что обезьяны способны обманывать. О первом орангутанге, увиденном в Лондонском зоопарке, он написал, что может наблюдать его страсть и гнев, дурное настроение и даже проявления отчаяния. Он заметил, что шимпанзе могут быть подавленными и дуться как дети, а носороги «брыкаются и встают на дыбы, когда радуются».

В подробностях мы увидим позже, что современные исследования соглашаются с идеями и наблюдениями Дарвина. Теперь мы знаем, что собаки и другие животные имеют общие с человеком мозговые структуры и некоторые нейрохимические процессы, которые отвечают за формирование такой, например, эмоции, как радость. Процесс выявления эволюционной непрерывности эмоций по сути такой же, как и для исключительно физических характеристик. Мы знаем, что существуют двух-, трех- и четырехкамерные сердца, поскольку они перекачивают кровь. Только то, что сердце лягушки выглядит не так, как сердце орла или человека, не значит, что у лягушки нет сердца. Подобным образом, если радость, которую испытывают шимпанзе или собака, отличается от человеческой, это не означает, что кто-либо из этих животных не испытывает радости.

ЛЮБОПЫТНЫЕ НАТУРАЛИСТЫ

Голландский этолог Нико Тинберген, которого часто называют «любопытным натуралистом», обеспечил этологов планом для изучения поведения животных, и его предложения оказались очень полезными для исследователей, интересующихся когнитивной этологией. В 1973 году Тинберген, Конрад Лоренц и Карл вон Фриш получили Нобелевскую премию по психологии и медицине за свое первое подобное исо\едование поведения животных. Тинберген выделил четыре перекрывающие друг друга области исследования, которые призваны ответить на различные вопросы о конкретных типах поведения, независимо от того, прыжки ли это газели, убегающей от льва, или причина, по которой играет собака. Он предположил, что ученому необходимо сосредоточиться на следующем: 1) эволюция поведения; 2) адаптация, или как проявление специфического поведения позволяет индивиду приспособиться к своей среде и, в конечном счете, животные могут размножаться; 3) причина, или что заставляет животное реализовывать тот или иной тип поведения; 4) онтогенез, или развитие, — то, как поведение зарождается и разворачивается на протяжении жизни индивида. Например, если меня интересует, как и почему играют собаки, мне нужно будет ответить на четыре вопроса. 1. Что делают собаки, когда играют, и почему эволюционировала их игра? 2. Как игра позволяет собаке адаптироваться к ее среде и как игра влияет на репродуктивность индивида или, в конечном счете, его фертильность? 3. Что заставляет собаку играть? 4. И, наконец, как развивается игра по мере того, как индивид становится старше? Я буду следовать тому же плану поиска ответов, если захочу больше узнать о горе, боли или другой эмоции: я спрошу себя, почему они эволюционировали и каким благим целям служат.

Методы исследования, использующиеся для ответа на эти вопросы в каждой из этих сфер, разнообразны, но все они начинаются с внимательного наблюдения и описания поведенческих моделей, которые демонстрируют изучаемые животные. Информация, получаемая в результате непосредственного наблюдения, позволяет исс\.едователю выявить типичный для животного естественный поведенческий репертуар, позволяющий ответить на вопросы относительно эволюции и поведенческих моделей, которые проявляются в различных ситуациях. Многим не очень понятно, как наблюдать и измерять поведение, которое «только что появилось и исчезло», но Конрад Лоренц, любопытный натуралист, указывал на то, что поведение — это то, что у животного «есть», равно как и то, что он или она «делает». О поведении можно думать таким же образом, каким мы думаем об анатомической структуре или органе, на который повлиял естественный отбор. С помощью внимательных наблюдений мы можем описать какое-либо действие, как если бы мы описывали сердце или желудок; мы можем измерять поведение и узнать, почему животные демонстрируют то или иное поведение в разных ситуациях.

Например, мы можем задаться вопросами: «Что делает собака, когда хочет поиграть? Как можно быть уверенным в том, что демонстрируемое поведение называется игрой? И что чувствуют собаки, когда играют?» Действие «приглашение-к-игре», которое я наблюдаю уже много лет, называется «игровым поклоном» или просто «поклоном». С помощью внимательного исследования мы можем установить длительность поклона, а также то, насколько он неподвижный и повторяемый. Когда животное кланяется, он или она припадает на передние лапы, приподнимая заднюю часть тела и при этом нередко виляя хвостом. Если вы хотя бы однажды видели такой поклон, очень вероятно, что вы узнаете его снова. Собаки точно узнают, и они знают, что это — время поиграть! Поклон часто совершается непосредственно перед или сразу после действия, которое может быть расценено неправильно, что прервет происходящую в настоящее время социальную игру (подробнее об игровом поведении я рассказываю в главе 4). Засняв поклон на видео и наблюдая этот эпизод снова и снова, мы можем измерить поклон, так же как мы можем измерить ритм сердца или Мину руки, установив, сколько секунд он длится и как выглядит. Эта информация очень важна для понимания того, почему эволюционировал поклон в качестве ясного и недвусмысленного сигнала, говорящего другому животному: «Я хочу поиграть с тобой».

Тинберген, Лоренц и К. вон Фриш использовали эти методы для изучения таких феноменов, как импринтинг (запоминание птенцами родителей. — Ред.), у гусей, возвращение домой у пчел и охота у лисиц. И не только это — они развлекались, делая это. Лоренц дошел до того, что нацепил на себя пальто из лисы и скакал среди гусей, чтобы посмотреть, как они будут на него реагировать! Очевидно, что Лоренц очень любил своих друзей среди животных. А благодаря его новаторским работам и внимательному изучению поведенческих моделей, представленных различными организмами (так называемые «сравнительные исследования»), мы можем узнать о тохм, как эти типы поведения эволюционировали и как демонстрация каждого типа поведения помогала выживанию индивидов. Такой же подробный анализ и эволюционные аргументы могут быть применены к использованию эмоций у животных.

ЗНАЧИМОСТЬ АНАЛОГИИ

Однако между изучением обычного сердца и «сердца» эмоционального существует значительная разница. Ведь сердце является физическим органом, в то время как эмоции и мысли «невидимы». Все, что мы видим, — это признаки эмоций или то, как они проявляются в действиях животного, и то, как они влияют на неврологическую привлекательность животного. Но сами гнев, любовь, радость и горе — это не те вещи, которые можно подержать в руках.

Поэтому этологи часто приводят свои аргументы, используя аналогии. Они сравнивают человека и животных и выявляют сходства (и различия) в любом количестве признаков, включая структуру мозга, гормоны, физиологию, анатомию и генетику, так же как и поведение, выражение лица, вокализацию и т. д. Они смотрят на параллели у различных видов и разных животных внутри одного вида. Мы прибегаем к аналогии, когда утверждаем, что, «раз у человека есть эмоции, которые регулируются определенными структурами мозга, значит, и животные, имеющие подобные мозговые структуры, испытывают сходные эмоциональные состояния». И действительно, мозг разных видов имеет сходную неврологическую организацию в некоторых его областях, ответственных за формирование эмоций. Эти доводы тем более обоснованны, если принять во внимание эволюционную непрерывность развития среди различных животных видов, включая человека.

Джойс Пул, изучавшая африканских слонов на протяжении многих лет, стойко убеждена в том, что животные испытывают боль и страдание, депрессию и горе. Пул задается вопросом: если животные всего лишь автоматы, не испытывающие подлинных чувств, откуда же тогда возникли человеческие эмоции? Определенно, должны были существовать эволюционные предшественники человеческих эмоций среди других животных видов, если только мы не убеждены в том, что человеческие эмоции появились внезапно, в отсутствие каких бы то ни было животных предков, живших эмоциональной жизнью.

Вот пример такого аналогичного эволюционного отслеживания поведения. Ученый Мишель Кабанак обнаружил, что рептилии, игуаны, стараются продлить ощущение чувственного удовольствия. Он обнаружил, что игуаны предпочитают оставаться в тепле, вместо того чтобы отважиться выйти на холод для поиска пищи, в то время как амфибии, например лягушки, такого поведения не демонстрируют. Не характерно оно и для рыб. Игуаны переживают то, что можно было бы назвать «эмоциональным возбуждением» (благодаря повышению температуры тела) и тахикардией (повышением сердечного ритма), то есть физиологические реакции, которые характерны для всех позвоночных, включая человека. Кабанак утверждает, что первым ментальным действием, которое возникло в сознании, была способность отличать удовольствие от неудовольствия. Исследование Кабанака предполагает, что рептилии переживают базовые эмоциональные состояния, и что способность переживать эмоции появилась между первыми амфибиями и ранними рептилиями.