Мусульманская конфессия и тюркские этнополитические

общности эпохи распада Золотой Орды

Религиозная реформа хана Узбека имела серьезные последствия для дальнейшего исторического развития Улуса Джучи. С одной стороны, широкое распространение ислама в первой половине XIV в. приводит к тому, что надэтническая конфессиональная общность, осознаваемая как принадлежность к исламскому миру, приобретает важное значение для формирования национального самосознания тюркоязычных народов, возникших в рамках единого этносоциального организма Улуса Джучи. С другой стороны, наряду с процессом конфессиональной интеграции тюркских народов, во второй половине XIV — начале XV в. в Золотой Орде начинает набирать силу тенденция к политической дезинтеграции, отразившаяся в образовании независимых тарханных владений, которые вскоре трансформируются в самостоятельные ханства и орды.

Неоднозначный характер этнополитических процессов, происходивших в это время Золотой Орде, отразился в диаметрально противоположных оценках последствий реформ хана Узбека. По мнению Р. Г. Фахрутдинова, период расцвета Золотой Орды, связанный с правлением ханов Узбека и Джанибека, приводит к тому, что к концу XIV в. складывается "вполне определенный этнос, почти сложившийся в народность со всеми своими известными атрибутами"⁷². Таким образом, у исследователя не вызывает никаких сомнений необратимость последствий реформ хана Узбека, а последовавшая за периодом расцвета эпоха ослабления и упадка Золотой Орды оценивается как результат целого комплекса разнородных причин, приведших к крушению империи.

Совершенно иной подход прослеживается в работах Л. Н. Гумилева. Он отмечает, что Узбек и Джанибек опирались в своих реформах на городское, в основном мусульманское, население Поволжья, так называемый "саратульский народ", поэтому мусульманская культура оставалась чуждой для кочевников Золотой Орды. Следовательно, принятие ислама в Улусе Джучи не привело к сближению кочевого и оседлого мира, что в впоследствии только способствовало распаду этого государства⁷³.

К сожалению следует признать, что обе точки зрения несколько гипотетичны, поскольку сохранившиеся письменные источники не позволяют в полной мере исследовать не только все аспекты этногенеза тюркских народов Дешт-и-Кыпчак в золотоордынский период, но даже в полной мере оценить масштабы и динамику распространения ислама в Улусе Джучи. Поэтому представляется возможным, лишь констатировать то, что нарастание центробежных тенденций в развитии Улуса Джучи с середины XIV в. привело к тому, что начавшаяся при хане Узбеке и продолжившаяся при Джанибеке исламизация языческого населения так и не приобрела сплошного характера. Длительный период политической нестабильности 60—70 гг. XIV вв., получивший в русских летописях название "Великой Замятни", а также страшный погром, учиненный в 1395 г. армией Тамерлана в центральных районах Золотой Орды, свели на нет многие достижения Узбека и Джанибека в экономической, политической и идеологической сфере. Упадок золотоордынских городов, перенесших разграбление тимуровскими войсками, прекращение транзитной торговли, обусловленное смещением международных торговых путей из Поволжья в Мавераннанахр, рост сепаратизма военно-кочевой аристократии, связанный с ослаблением ханской власти, не могли не отразиться на темпах распространения ислама в это время.

Арабский путешественник в конце XIV в. писал о степени исламизации кочевых племен Улуса Джучи: "(До Беpке) они (кипчаки) были только идолопоклонниками и многобожниками, не знавшими ни ислама, ни правоверия. Некоторые из них до сих пор еще поклоняются идолам"⁷⁴. Неравномерный характер распространения ислама в кочевой степи отмечали и западноевропейские путешественники, наблюдавшие племена, "которые остались язычниками и поклоняются истуканам, возя их на своих телегах; однако, среди них есть и такие, котоpые имеют обычай поклоняться каждый день какому-нибудь животному, встреченному ими при выходе из дома"⁷⁵.

Возвращение к политике интенсивной исламизации кочевой степи начинает четко проявляться только в конце XIV — начале XV вв. В это время в Орде сменяется несколько ханов: Тимуp-Кутлуг (1396—1399), Шадибек (1399—1407), Пулад (1407—1410), Тимуp-Бек (1410—1411), Чекpы-Оглан (1413), Деpвиш (1416—1419). Однако, фактическим правителем на протяжении всего этого времени оставался эмир Едигей, который, не будучи чингизидом, не имел права официально занять престол.

Кастильский посол Руи Гонсалес де Клавихио так характеризовал деятельность Едигея, направленную на распространение ислама: "... этот Едигей обращал и обращает татар в магометанскую веру, еще недавно они не во что не верили, пока не приняли веру Магомета"⁷⁶. Утверждение Клавихио о том, что татары "ни во что не верили" до Едигея, хотя несколько категорично, тем не менее верно указывает на слабость ислама в кочевой степи в ХIII—ХIV веках. Вероятно, более близок к истине Иосафат Баpбаpо, писавший в первой половине ХV века: "Магометанская вера стала обычным явлением сpеди татар уже около 110 лет тому назад. правда раньше только немногие из них были магометанами, а вообще каждый мог свободно придерживаться той веры, которая ему нравилась. Поэтому были и такие, котоpые поклонялись деревянным и тряпичным истуканам и возили их на своих телегах. Принуждение же брать магометанскую веру относится ко времени Едигея, военачальника татарского хана, которого звали Сидахметхан"⁷⁷.

К рубежу XIV—XV вв. религиозный плюрализм кочевой степи становится существенной помехой в консолидации различных кочевых и оседлых улусов Нижнего Поволжья, поэтому основной целью насаждения ислама в кочевой степи эмиром Едигеем было сплочение различных позднезолотоордынских этнических образований Нижнего Поволжья единой религией. Традиционное для исламского общество представление о умме — единой общине мусульман вне зависимости от их этнолингвистических, социально-психологических и культурных различий могло бы стать стабилизирующим фактором для разваливающегося на отдельные владения чингизидов Улуса Джучи. Религиозные авторитеты Золотой Орды, внедряя в сознание горожан и кочевников представление об умме, объективно способствовали укреплению центральной власти, объединению мусульман в одном государстве. Ибн-аpабшах обращает внимание на сближение Едигея с мусульманским духовенством: "Любитель ученых и достойных людей, сближался с благочестивцами и факирами, беседовал с ними в самых ласковых выражениях и шутливых намеках, постился и по ночам вставал (на молитву), держался за полы шаpиата, сделав Коран и сунну, да изречения мудрецов посредником между собой и Аллахом всевышним"⁷⁸. Характерно, что эмир Едигей вновь налаживает прочные связи с мусульманскими странами, о чем говорят не только посольства, отправляемые из Орды в Египет, но хадж в Мекку, совершавшийся первыми лицами государства. "В шевваль 819 года (1416) прибыла хатунь, жена эмира Идики, государя Дештского. Она хотела из Дамаска совершить хадж. В свите ее находилось 300 всадников, " — писал Эльмакризи⁷⁹.

Насаждая ислам сpеди кочевников, укрепляя государственную власть, пытаясь заново отстроил города, эмир Едигей, видимо, питал определенные надежды на возрождение Золотой Оpды. Однако надеждам удачливого временщика Едигея не суждено было сбыться, поскольку в XV в. в Золотой Орде неудержимо нарастали центробежные тенденции. Вскоре после гибели Едигея Золотая Орда была поделена многочисленными потомками Чингисхана. В 1420 году отделяется Сибирское ханство (улус Хаджи Мухаммеда), в 1428 —Крымское ханство (улус Хаджи Гиpея) и Узбекское ханство (улус Абулхаиpа), от которого вскоре отпадают ногайская и казахская Оpды; в 1437 году оформляется Казанское (улус Улуг-Мухаммеда), в 1459 — Астраханское ханство (улус Махмуда). В роли наследницы Золотой Оpды в XV в. выступает Большая (Заволжская) Орда, разгромленная в 1480-1481 гг., но просуществовавшая до 1502 г.

Самостоятельное историческое развитие этих государств эпигонов Улуса Джучи было тесно связаны с исламом. Причиной этого было совпадение политических границ Улуса Джучи, принявшего ислам, и этнических границ Дешт-и-Кыпчак, национальной доминантой которого были кыпчакские племена, в результате чего происходит сближение религиозного и этнического самосознания тюркских племен Улуса Джучи. С конца XIV — начала XV вв. в Золотой Орде уже прослеживается устойчивая тенденция к возникновению вполне определенного религиозного самосознания народа, когда на смену обычному этнониму приходит теоним. Примером утверждения религиозного типа самосознания может быть укоренение среди населения Золотой Орды теонима "бесермен".

История возникновения этого термина довольно интересна. Арабы называют верующих в Аллаха — "муслим" (покорный). Турки контраминировали два слова: "мыср" — Египет и "муслимин", создав термин "масурман". Он распространился на тюрков принявших ислам. Население Дешт-и-Кыпчак превратило турецкое изобретение в "басурман". Позднее слово адаптировалось в различных диалектах и приняло формы — басурман, бесермен, басурман, босурман, босоурман, босоврман и т. д⁸⁰.

В кыпчакских степях этот термин был известен еще в домонгольское время и применялся к народам, принявшим ислам. С образованием Золотой Орды содержание этого термина становится более многозначным и характеризует не просто мусульманина, но и получает дополнительную этническую окраску. Первоначально он означает отдельные народы, частично или полностью принявшие ислам (булгары, хорезмийцы), а позднее уже становится названием своеобразного макроэтноса, объединяющего все мусульманские народности Золотой Орды⁸¹. "Этнизация" конфессиональной общности была результатом того, что ислам проникает глубоко в самосознание народа, а вероучение наследуется как минимум в нескольких поколениях. Появление в конце XIV в. в Золотой Орде этнонимов — ногай, узбек, казанец, крымец свидетельствовало о новых формах этнического самосознания, в то время как распространение теонима — бесермен было свидетельством окончательного утверждения у этих народов ислама. Таким образом, "бесермен" не только уравнивается в правах с этническими самоназваниями возникших на развалинах Золотой Орды народов, но нередко являются даже более предпочтительными, о чем свидетельствует сообщение Сигизмунда Геpбеpштейна, который в начале ХVI века отмечал, что татары Заволжской, Перекопской, Ногайской и других Орд недовольны, если их называют тюрками, так как считают себя "бесерменами"⁸².

Распад Золотой Орды и образование новых "мусульманских" этнополитических объединений дает основания утверждать, что на территории Дешт-и-Кыпчак, где с середины XIII в. до начала XV в. существовало одно из крупнейших монгольских государств, происходили сложные этнокультурные процессы, в результате которых хотя так и не сложилось единой татарской народности, появляется вполне определенная этноконфессиональная общность. В золотоордынский период у тюрков Дешт-и-Кыпчак не сложилось также и единого экономического и политического центра, поскольку более устойчивым оказалось разделение этого огромного региона на несколько историко-географических областей-улусов, имевших еще домонгольский опыт самостоятельного существования: Волжская Булгария — Казанское ханство, государство хорезмшахов — Узбекское ханство, область Саксин — Астраханское ханство, половецкие орды Крымское ханство и т. п. Нарастание центробежных тенденций в развитии этого кочевого каганата стимулировало процесс обособления исторически сложившихся регионов и возникновение в каждом из них самостоятельной государственности, а затем и локальной этносоциальной общности крымских, казанских, астраханских, сибирских татар, казахов, ногайцев, башкир, каракалпаков, в постзолотоордынский период уже развивавшихся как мусульманские народы. Таким образом, одним из важнейших элементов этнической традиции этих этносов следует признать так называемую "исламскую культуру", которая в отличие от многих других достижений золотоордынской цивилизации, бесследно исчезнувших после развала кочевой империи, оказалась жизнеспособной и существенно повлияла на этногенез современных тюркских народов Европы и Азии.