Богатые не работают за деньги

Глава 2

— Папа, скажи мне, как стать богатым? Отец отложил вечернюю газету.

— Почему ты хочешь стать богатым, сынок?

— Потому, что сегодня мама Джимми приехала на своем новом «Кадиллаке» и забрала семью на выход­ные в пляжный домик. Джимми взял троих друзей, а нас с Майком не пригласил. Нам говорят, что нас не взяли потому, что мы «бедные».

— Правда? — не поверил отец.

— Да, правда, — ответил я обиженным тоном.

Отец молча покачал головой, поправил очки на пе­реносице и снова принялся за чтение. Я стоял и ждал, что он ответит.

Был 1956 год. Мне было девять лет. Так случилось, что я ходил в одну школу с детьми богатых родителей. Наш городок вырос на месте сахарной плантации. Управляю­щие плантации и другие преуспевающие жители — врачи, бизнесмены и банкиры — отдавали в эту школу своих де­тей на первые шесть лет. После шестого класса их обычно переводили в частные школы. Наша семья жила по ту сто­рону улицы, которая относилась к этой школе, и поэтому я ходил именно туда. Если бы мы жили на другой стороне, меня отправили бы в другую школу, где учились дети из семей, более близких по достатку к моей. После шестого класса и я, и эти дети продолжали учиться в государствен­ной школе. Для нас частных школ не было.

Наконец отец отложил газету. Было видно, что он размышляет.

— Что ж, сынок, — медленно начал он, — если ты хо­чешь разбогатеть, тебе нужно научиться делать деньги. — А как делать деньги? — спросил я.

— Сам подумай, — улыбнулся он. Ч6то на самом деле означало либо «Больше я тебе ничего не скажу», либо «Я не знаю ответа, так что не ставь меня в тупик».

Первое партнерство

На следующее утро я рассказал о разговоре с отцом своему лучшему другу, Майку, Насколько мне было известно, мы с Майком были единственными детьми из бедных семей в этой школе. Он точно так же, как и я, попал в эту школу по странной прихоти судьбы. Кто-то провел границу школ по нашему району, и мы ока­зались в школе для богатых. На самом деле мы не были бедными, но нам так казалось, потому что у всех остальных мальчиков были новые бейсбольные перчат­ки, новые велосипеды — все новое.

Мама и папа давали нам все необходимое: пищу, крышу над головой, одежду. Но не больше. Мой отец часто говорил: «Если ты чего-то хочешь, ты должен это заработать». Нам многого хотелось, но много ли работы дают девятилетним мальчишкам?

— Так как нам сделать деньги? — спросил Майк.

— Не знаю, — ответил я. — А хочешь быть моим партнером?

Он согласился, и в то субботнее утро у меня появил­ся первый бизнес-партнер. Мы все утро строили пла­ны по поводу того, как сделать деньги. Иногда мы вспо­минали о «богачах», которые сейчас веселятся в пляжном домике Джимми. Было немного обидно, но эта обида оказалась конструктивной, потому что она вдохновила нас на поиск путей обогащения. Наконец после обеда нас осенило. Эту идею Майк как-то про­чел в одной научно-популярной книжке. Мы с востор гом подмигнули друг другу, и у партнеров появилось собственное дело.

На протяжении следующих нескольких недель мы с Майком бегали по всему району, стуча в двери соседей и упрашивая их оставлять для нас тюбики из-под зуб­ной пасты. Взрослые обычно сначала удивлялись, а потом с улыбкой соглашались. Некоторые интересо­вались, что это мы затеяли. На это мы отвечали: «Мы не можем вам сказать. Это коммерческая тайна».

Вскоре мама забеспокоилась, потому что мы избра­ли для склада сырья место рядом с ее стиральной ма­шиной. В картонной коробке, где когда-то хранились бутылки с кетчупом, постепенно росла наша коллек­ция использованных тюбиков. Наконец терпение мамы лопнуло. Ей надоело видеть грязные и мятые тюбики.

— Чем это вы занимаетесь? — спросила она. — И перестаньте говорить про какие-то коммерческие тай­ны. Живо всё убирайте, а то я сама все выброшу.

Майк и я просили и умоляли, объясняя, что скоро у нас накопится достаточно сырья и можно будет начать производство. Мы сказали ей, что ждем, пока несколь­ко соседей закончат свои тюбики и мы сможем их за­брать. Мама сжалилась и дала нам еще неделю сроку.

Начало производства пришлось ускорить из-за внешних обстоятельств. Деловые партнеры получили первое предупреждение от складского помещения — от моей собственной мамы. В обязанности Майка теперь входило просить соседей не тянуть с пастой, напоми­ная, что дантист советует чистить зубы чаще. Я начал собирать производственную линию.

В один прекрасный день мой отец подъехал к дому с другом и увидел на дороге двух девятилетних маль­чишек, вовсю занимавшихся производством. Все во­круг было засыпано белым порошком. На длинном столе стояли бумажные молочные пакеты из школы, а в гриле пылали уголья.

Отец осторожно приблизился. Ему пришлось оста­вить машину у подъезда, потому что наша производ­ственная линия перегородила путь к гаражу. Подой­дя поближе, они с другом увидели на углях чугунок, в котором плавились тюбики из-под зубной пасты. То­гда паста продавалась не в пластмассовых тюбиках, а в латунных Мы сжигали с них краску, расплавляли в чугунке и наливали металл через маленькую дырку в молочные пакеты, удерживая чугунок маминым ух­ватом.

В картонках был гипс. Именно он был тем рассы­панным повсюду белым порошком, который мы сме­шивали с водой. В спешке я опрокинул мешок, и все вокруг выглядело так, словно только что закончилась снежная буря. Из гипса мы сделали литейные формы.

Отец с другом наблюдали, как мы льем расплавлен­ную латунь в отверстие гипсовой формы.

— Осторожно, — произнес отец. Я кивнул, не поднимая головы. Наконец мы закончили, я поставил чугунок на мес­то и улыбнулся отцу.

— Что это вы, ребята, делаете? — осторожно спро­сил он, улыбнувшись в ответ.

— Мы делаем то, что ты мне сказал. Мы собираем­ся разбогатеть, — ответил я.

— Ага, — сказал Майк, ухмыляясь и кивая, — Мы партнеры.

— А что в этих гипсовых формах? — поинтересо­вался отец.

— Осторожно, — сказал я. — Должна быть хоро­шая партия.

Маленьким молотком я постучал по соединению двух частей формы и осторожно снял верхнюю поло­вину. Из формы выпала монетка.

— О боже! — воскликнул отец. — Так вы делаете из латуни монеты!

— Точно, — ответил Майк. — Мы делаем все так, как вы нам сказали. Мы делаем деньги.

Друг отца повернулся к нему и расхохотался. Отец улыбнулся и покачал головой. Он окинул взглядом пылающий гриль, коробку с использованными тюби­ками из-под зубной пасты и двоих довольных собой мальчишек, покрытых белой пылью.

Отец попросил нас оставить наши дела и посидеть с ним на крыльце нашего дома. Он терпеливо объяснил нам, кто такие фальшивомонетчики.

Наши мечты были разбиты.

— Вы хотите сказать, это незаконно? — спросил Майк дрожащим голосом.

— Пусть играют, — сказал друг моего отца. — Мо­жет, у них природный талант. Отец сердито посмотрел на него.

— Да, это незаконно, — тихо сказал он. — Но вы, ребята, продемонстрировали свои творческие способ­ности и оригинальное мышление. Продолжайте в том же духе. Я действительно вами горжусь!

В расстроенных чувствах я и Майк минут двад­цать сидели молча, а потом начали убирать за со­бой. Производство завершилось в день открытия предприятия. Сметая в кучу порошок, я посмотрел на Майка и произнес:

— Да, наверное, Джимми и его друзья правы. Мы бедные.

Мой отец в этот момент как раз уходил.

— Ребята, — сказал он, — вы будете бедными, толь­ко если сдадитесь. Самое важное, что вы что-то сделали. Большинство людей просто говорят и мечтают о том, что разбогатеют. А вы что-то для этого сделали. Я повторяю, я вами очень горжусь. Не останавливай­тесь. Продолжайте борьбу.

Мы с Майком стояли и молчали. Слышать это было приятно, но что же нам делать?

— А почему ты не богатый, папа? — спросил я.

— Потому что я решил стать учителем. Учителя не думают о том, чтобы разбогатеть. Нам просто нравит­ся учить. Я бы хотел вам помочь, но на самом деле я не знаю, как делать деньги.

Мы с Майком вернулись к уборке территории.

— Знаете, что? — продолжал отец. — Если вы хо­тите стать богатыми, спрашивайте не меня. — Идите к отцу Майка.

— К моему папе? — удивился Майк и скорчил гримасу.

— Да, к твоему папе, — ответил мой отец с улыб­кой. — У нас один и тот же банкир, и он в восторге от твоего отца. Он не раз говорил мне, что твой отец ве­ликолепно умеет делать деньги.

— Это мой-то папа? — не поверил Майк. — А по­чему же тогда у нас нет шикарной машины и большо­го дома, как у богатых детей в школе?

— Шикарная машина и большой дом — еще не признак того, что ты богат или умеешь делать день­ги, — ответил мой отец. — Отец Джимми работает на сахарной плантации. Он ненамного отличается от меня. Он работает на компанию, а я — на государ­ство. Компания купила ему автомобиль. Но у этой плантации финансовые проблемы, и скоро у отца Джимми не будет ничего. А твой папа не такой, Майк. Он, по-моему, строит собственную империю, и мне кажется, что через несколько лет он станет очень бо­гатым человеком. Эти слова снова раззадорили нас с Майком. Мы с новыми силами принялись за уборку последствий на­шего первого совместного производства и стали обсуж­дать, как и когда поговорить с отцом Майка. Пробле­ма была в том, что он много работал и приходил домой поздно. Ему принадлежали склады, строительная ком­пания, сеть магазинов и три ресторана. Вот из-за рес­торанов он и задерживался по вечерам.

После того как мы все убрали, Майк сел в автобус и уехал домой. Он собирался в тот же вечер поговорить с отцом и спросить его, не научит ли он нас, как стать богатыми. Майк пообещал сразу же после разговора позвонить, даже если это будет очень поздно.

Телефон зазвонил в половину девятого.

— О'кей, — сказал я, — в следующую субботу. — И положил трубку. Отец Майка согласился встретиться и поговорить с нами.

И вот субботним утром в половину восьмого я сел в автобус, который шел в бедный квартал города.

Уроки начинаются:

«Я буду платить вам десять центов в час».

Сумма была смешной даже по меркам 1956 года.

Майкл и я встретились с его отцом тем утром в во­семь часов. Он уже был занят и работал больше часа. Когда я подходил к их простому, небольшому и акку­ратному дому, от него отъезжал пикап с начальником стройки. Майк встретил меня у входа.

— Папа говорит по телефону и велел нам подо­ждать на заднем крыльце, — сказал он, открывая пе­редо мной дверь.

Я перешагнул через порог и ступил на скрипучий деревянный пол этого старого дома. У входа лежал дешевый половичок. Он скрывал бесчисленные следы. Половичок был чистый, но далеко не новый.

Я почувствовал приступ клаустрофобии, когда во­шел в узкий зал, полный ветхой мягкой мебели, ко­торая сегодня считалась бы антиквариатом. На ди­ване сидели две женщины немногим старше моей мамы. Напротив них разместился мужчина в рабо­чей одежде. На нем были брюки и рубашка цвета хаки, тщательно отглаженные, но не накрахмален­ные, и начищенные рабочие ботинки. Ему было лет на десять больше, чем моему отцу, — около сорока пяти. Все они улыбнулись нам с Майком, когда мы прошли мимо них на кухню, а оттуда — на крыльцо, выходившее на задний двор. Я застенчиво улыбнул­ся им в ответ.

— Кто это такие? — спросил я.

— А, они работают у папы. Мужчина заведует скла­дами, а женщины управляют ресторанами. А в пикапе был человек, который занимается строительством до­роги километрах в семидесяти отсюда. Второй, кото­рый строит дома, уехал еще до тебя.

— И тут всегда так? — удивился я.

— Не всегда, но довольно часто, — ответил Майк, с улыбкой подвигая стул и садясь рядом со мной. — Я спросил его, научит ли он нас делать деньги.

— Да, и что же он на это сказал? — осторожно по­интересовался я.

— Сначала он как-то странно на меня посмотрел, а потом сказал, что у него есть для нас предложение.

— Вот как, — откинулся я к стене, качаясь на двух задних ножках стула.

Майк сделал то же самое.

— Ты знаешь, что это за предложение? — спросил я.

— Нет, но мы скоро узнаем. Вдруг ветхая дверь резко открылась и на крыльцо стремительно вышел отец Майка. Мы вскочили — не из уважения, а от неожиданности.

— Готовы, ребята? — спросил отец Майка и взял стул, чтобы сесть с нами.

Мы кивнули, отодвигая стулья от стены и размеща­ясь напротив него.

Это был человек внушительных размеров — боль­ше 180 сантиметров ростом и 90 килограммов весом. Мой отец был выше, весил почти столько же и был старше отца Майка на пять лет. Они были немного похожи, хотя и принадлежали к различным расам. Воз­можно, дело было в их энергичности.

— Майк говорит, вы хотите научиться делать день­ги. Так, Роберт?

Я тут же кивнул, но с некоторой опаской. За его приветливыми словами и улыбкой чувствовалась боль­шая сила.

— Что ж, вот что я могу вам предложить. Я буду учить вас, но не так, как это делают в школе. Я буду учить вас, если вы будете на меня работать. Если вы не будете работать, я не буду вас учить. Я смогу научить вас быстрее, если вы будете работать, а если вы хотите просто сидеть и слушать, как в школе, я просто зря потрачу время. Вот мое предложение. Хотите — согла­шайтесь, хотите — нет.

— А... можно сначала спросить? — начал я.

— Нет. Хотите — соглашайтесь, хотите — нет. У меня слишком много работы, чтобы тратить время впустую. Если вы не можете быстро принять решение, вы все равно не сможете научиться делать деньги. Воз­можности появляются и исчезают. Если вы умеете быст­ро принимать решения, это очень хорошо. Вот у вас появилась возможность, которую вы искали. Обучение начинается или через десять секунд заканчивается, — сказал папа Майка с насмешливой улыбкой.

— Я согласен, — сказал я.

— Я тоже, — сказал Майк.

— Хорошо, — ответил отец Майка. — Через десять минут тут будет миссис Мартин. После того как я с ней поговорю, поедете с ней в мой магазин самообслу­живания и можете приступать к работе. Я буду пла­тить вам десять центов в час, и вы будете работать три часа каждую субботу.

— Но у меня сегодня бейсбольный матч, — восклик­нул я.

— Хотите — соглашайтесь, хотите — нет, — про­изнес он уже более строго.

— Согласен, — ответил я, решив работать и учить­ся, а не играть в бейсбол.

Тридцать центов спустя

В девять утра в то же прекрасное субботнее утро мы начали работать у миссис Мартин. Это была добрая и тер­пеливая женщина. Она всегда говорила, что мы с Майком напоминаем ее двоих сыновей, которые выросли и уехали. Правда, несмотря на свою доброту, она считала, что мы должны много работать, и всегда находила для нас дело. Три часа мы снимали консервные банки с полок и перье­вым веничком счищали с каждой пыль, а потом аккурат­но ставили их на место. Это было ужасно скучно!

Отцу Майка, которого я называю своим «богатым папой» принадлежало девять таких маленьких мага­зинов самообслуживания с большими автостоянка­ми. Здесь люди, проживающие неподалеку, могли купить молоко, хлеб, масло и сигареты. К сожале­нию, на Гавайях еще не было кондиционеров воздуха и в магазинах не закрывали двери из-за жары. С обеих сторон двери магазина были широко распах­нуты. Каждый раз, когда машина проезжала мимо или останавливалась на стоянке, в магазине начина­ла клубиться пыль.

Это означало, что, пока не появились кондиционе­ры, работой мы с Майком были обеспечены.

Три недели подряд мы приходили к миссис Мартин и работали по три часа. К полудню наша работа за­вершалась, и она давала нам по три монетки. Да, даже в девять лет в 1956 году тридцать центов не казались большой суммой. Книжки комиксов тогда стоили де­сять центов, так что обычно я тратил свой заработок на комиксы и отправлялся домой.

К среде четвертой недели я готов был уже все бро­сить. Я ведь согласился работать только потому, что хотел научиться у отца Майка делать деньги. А те­перь я превратился в раба за десять центов в час. К тому же с той первой субботы я ни разу не видел отца Майка.

— Я ухожу, — заявил я Майку на обеденном пере­рыве. Обед в школьной столовой оказался омерзитель­ным. Учиться было скучно, а я еще и лишился люби­мых суббот. Но особенно меня выводили из себя эти тридцать центов.

Майк улыбнулся.

— Почему ты смеешься? — возмутился я.

— Папа сказал, что так и будет. Он велел встретиться с ним, когда ты будешь готов уйти.

— Что? — с негодованием спросил я. — Он ждал, пока мне это не надоест?

— В общем, да, — ответил Майк. — Папа не такой, как остальные. Он учит не так, как твой отец. Твои родители много говорят. А мой папа предпочитает молчать или говорит очень мало. Ты подожди до суб­боты. Я скажу ему, что ты готов.

— Ты хочешь сказать, что все это было подстроено?

— Не то чтобы подстроено, но что-то в этом роде. В субботу папа все объяснит.

Субботняя очередь

Я был готов к разговору с ним. Даже мой настоя­щий папа негодовал. Мой настоящий отец, которого я называю «бедным», считал, что богатый папа нарушает закон о детском труде и на него нужно подать в суд.

Отец посоветовал мне потребовать плату, которую я заслуживаю, — не меньше двадцати пяти центов в час. Он сказал мне, что, если тот не повысит плату, я дол­жен немедленно бросить работу.

— Зачем она вообще тебе сдалась, эта проклятая работа? — с негодованием добавил отец.

В восемь утра в субботу передо мной снова откры­лась скрипучая дверь дома Майка.

— Присядь и подожди в очереди, — сказал отец Майка, когда я вошел. Он повернулся и исчез в своем маленьком кабинете рядом со спальней.

Я огляделся: Майка нигде не было. Я робко присел рядом с двумя женщинами, которые были здесь и в тот раз, четыре недели назад. Они улыбнулись и подвину­лись, чтобы мне было удобнее.

Прошло сорок пять минут, мое терпение подходи­ло к концу. Он принял двоих женщин и отпустил их уже полчаса назад. Пришел какой-то пожилой госпо­дин, провел у него двадцать минут и уже успел уйти.

Дом был пуст, и в этот прекрасный гавайский день я сидел в затхлом зале, чтобы поговорить со скрягой, который эксплуатирует детей. Я слышал, как он ходит по кабинету, разговаривает по телефону, но не вспо­минает про меня. Я готов был встать и уйти, но поче­му-то оставался на месте.

Наконец спустя еще пятнадцать минут, ровно в де­вять часов, богатый папа молча вышел из кабинета и поманил меня рукой.

— Насколько я понимаю, ты хочешь повышения платы, а иначе ты бросишь работу, — сказал бога­тый папа, покачавшись туда-сюда в своем вращаю­щемся стуле.

— Вы же не выполняете свою часть договора! — выпалил я чуть не плача. Девятилетнему мальчику было действительно страшно спорить со взрослым. — Вы сказали мне, что будете учить меня, если я буду на вас работать. Я работал на вас. Я много работал. Я отказался от бейсбола, чтобы работать на вас. А вы не сдержали своего слова. Вы ничему меня не научили. Вы мошенник, каким вас все в городе и считают. Вы жадный. Вы хотите только денег и не думаете о тех, кто на вас работает. Вы заставляете меня ждать и не уважаете меня. Я только маленький мальчик, но я за­служиваю лучшего отношения.

Богатый папа откинулся назад, подпирая руками подбородок и пристально глядя на меня. Его взгляд был изучающим.

— Неплохо, — ответил он. — Меньше чем за месяц ты научился говорить, как большинство моих работников.

— Что? — удивился я, Я не понимал, о чем он гово­рит, и продолжал жаловаться. — Я думал, вы выпол­ните свою часть договора и будете учить меня. А вы вместо этого решили меня мучить? Это жестоко. Это действительно жестоко.

— Но я уже учу тебя, — спокойно ответил богатый папа.

— Чему вы меня научили? Ничему! — разозлился я. — С тех пор как я согласился работать почти задаром, вы даже ни разу не поговорили со мной. Десять центов в час. Ха! Мне следовало бы сообщить о вас куда надо. Между прочим, у нас есть законы о детском труде. Меж­ду прочим, мой папа работает на государство.

— Ого! — произнес богатый папа. — Теперь ты го­воришь, как большинство моих бывших работников. Которых либо уволил я, либо они сами ушли.

— И что вы можете мне сказать? — продолжал я, Я слишком расхрабрился для маленького мальчика. — Вы меня обманули. Я работал на вас, а вы не сдержали слова. Вы ничему меня не научили.

— А откуда ты знаешь, что я тебя ничему не на­учил? — невозмутимо поинтересовался богатый папа.

— Вы же ни разу не поговорили со мной. Я рабо­таю уже три недели, а вы ничему меня не научили, — надулся я.

— А когда учат, обязательно говорят или читают нотации? — спросил богатый папа.

— Ну да, — ответил я.

— — Это так тебя учат в школе, — улыбаясь, ответил он. — Но жизнь учит не так, а я бы сказал, что жизнь — лучший учитель. Почти никогда жизнь с тобою не го­ворит. Она просто ударяет тебя, бьет то с одного бока, то с другого. Каждый удар — это жизнь, которая го­ворит: «Проснись. Я хочу, чтобы ты кое-что понял».

«О чем это он? — молча спросил себя я. — Когда жизнь меня бьет, она со мной разговаривает?» Теперь я был уверен, что мне придется бросить работу. Я го­ворил с человеком, которого нужно отправить в сумас­шедший дом.

— Если ты будешь учиться тому, чему тебя учит жизнь, у тебя все будет хорошо. Если же нет, жизнь бу­дет продолжать бить тебя. Люди обычно делают одно из двух: или позволяют жизни помыкать собой, или злят­ся и начинают ей сопротивляться. Но они сопротивля­ются начальнику, работе, мужу или жене. Они не пони­мают, что бьет их жизнь, а не эти конкретные люди. Я совершенно ничего не понимал.

— Жизнь бьет нас всех. Некоторые сдаются. Другие борются. А есть и такие, которые усваивают урок и идут дальше. Они рады, когда жизнь их наказывает. Для них это означает, что им нужно узнать что-то новое. Они учатся и двигаются дальше. Большая часть просто сда­ется, а некоторые — такие, как ты, — борются.

Богатый папа встал и закрыл окно со скрипучей де­ревянной рамой, которую давно нужно было починить.

— Если ты усвоишь этот урок, то вырастешь и ста­нешь мудрым, богатым и счастливым молодым чело­веком. Если же нет, то всю жизнь будешь винить в сво­их неприятностях работу, зарплату или начальника. Ты будешь всю жизнь надеяться на чудо, которое решит все твои денежные проблемы.

Богатый папа взглянул на меня, чтобы удостоверить­ся, что я все еще слушаю. Его глаза встретились с мои­ми. Мы смотрели друг на друга, и в глазах отражалось все, что мы думали. Наконец я отвел взгляд, усвоив его последние слова. Я понял, что он прав. Я обвинял его, и я действительно хотел, чтобы меня учили. Я боролся.

Богатый папа продолжал:

— Или, если у тебя нет стержня, ты просто сдаешь­ся каждый раз, когда жизнь начинает давить на тебя. Если ты такой человек, то всю жизнь проживешь по правилам, делая все правильно, будешь беречь себя для события, которое так и не произойдет. И потом ты ум­решь скучным стариком. У тебя будет масса друзей, которые будут тебя очень любить, потому что ты был таким чудесным и работящим парнем. Ты всю жизнь действовал только наверняка и по правилам. Но на са­мом деле ты просто поддавался ударам жизни. В глу­бине души ты боялся рисковать. На самом деле ты хо­тел победить, но страх поражения всегда оказывался сильнее, чем радость победы. В глубине души тебе, и только тебе одному, будет известно, что ты просто не решился на это. Ты предпочел действовать без риска. Наши глаза снова встретились. Секунд десять мы смот­рели друг на друга, пока он не увидел, что я понял его.

— Так вы меня били, как жизнь? — спросил я.

— Некоторые сказали бы так, — улыбнулся бога­тый папа. — Я бы сказал, что я просто показал тебе, что такое жизнь.

— Как это? — спросил я, все еще с гневом, но уже заинтересованно.

— Вы, ребята, первые люди, которые попросили меня научить их делать деньги. На меня работает больше полутора сотен человек, и ни один из них никогда не спросил меня, что я знаю о деньгах. Им нужна от меня работа и чек, но не знания о деньгах. Поэтому почти все они проведут лучшие годы своей жизни, работая за день­ги и не понимая, на кого или на что же они работают.

Я сидел и внимательно его слушал.

— Поэтому, когда Майк сказал мне, что вы хотите научиться делать деньги, я придумал для вас курс, при­ближенный к реальной жизни. Я мог бы говорить, пока у меня не потемнеет в глазах, но вы бы так ничего и не услышали. Поэтому я решил сначала дать жизни побить вас. Вот почему я платил вам только десять центов.

— И какой же урок я должен был усвоить из того, что работал всего за десять центов в час? — спросил я. — Что вы жадный и эксплуатируете своих работников?

Богатый папа откинулся назад и от души расхохо­тался. Затем он успокоился и сказал:

— Тебе лучше изменить свою точку зрения. Пере­стань винить во всем меня. Если ты думаешь, что про­блема во мне, тебе придется изменить меня. Если ты понимаешь, что проблема в тебе, ты сможешь изме­ниться сам, чему-то научиться и стать мудрее. Боль­шинство людей ждут, что изменятся все остальные в мире, но только не они сами. А я скажу тебе, что легче измениться самому, чем изменить всех остальных.

— Не понимаю, — произнес я.

— Не вини в своих проблемах меня, — ответил бо­гатый папа, начиная терять терпение.

— Но вы платите мне всего десять центов.

— И чему это тебя учит? — с улыбкой спросил бо­гатый папа.

— Что вы жадный, — ухмыльнулся я.

— Вот видишь: ты считаешь, что проблема во мне, — ответил богатый папа.

— Так и есть.

— Что ж, если ты будешь и впредь так думать, ты ничему не научишься. Если ты будешь считать, что проблема во мне, какой у тебя выбор?

— Ну, если вы не будете платить мне больше или не отнесетесь ко мне с большим уважением и не станете учить меня, я уйду.

— Хорошо сказано, — ответил богатый папа. — Именно так делают почти все люди. Они уходят и на­чинают искать другую работу, лучшие возможности и более высокую зарплату, думая, что новая работа или большая зарплата решат проблему. Но в большинстве случаев этого не происходит.

— А что же решит проблему? — спросил я. — Надо просто брать эти несчастные десять центов и радоваться?

Богатый папа улыбнулся. — Есть и такие люди. Они просто берут чек, зная, что у них и их семьи будут сложности с деньгами. Но они поступают именно так и ждут повышения зар­платы, думая, что это решит их проблемы. Почти все просто смиряются с этим, а некоторые идут и на вто­рую работу, где тоже принимают чек с маленькой суммой.

Я сидел и смотрел в пол. Кажется, я начинал пони­мать, что за урок мне дает богатый папа. Я видел, что он знакомит меня с жизнью. Наконец я поднял голову и повторил вопрос:

— Так что же решит проблему?

— Вот это, — сказал он, легонько постучав по моей голове. — То, что находится у тебя между ушами.

В этот момент богатый папа разделил со мной ту самую точку зрения, которая отличала его от его ра­ботников и от моего бедного отца — и которая в кон­це концов сделала его одним из самых богатых людей на Гавайях, в то время как мой высокообразованный, но бедный отец всю жизнь боролся с денежными про­блемами. Эта точка зрения оказалась ключевой.

Богатый папа повторял ее не один раз. Я называю ее уроком первым.

«Бедняки и средний класс работают