Микрофон улавливает звук разбитого сердца

 

Шнур CD-плеера подпрыгивал на серой футболке, когда Хоуп трусцой бежала в направлении Мейн-стрит. Очки защищали глаза от утреннего солнца, а в наушниках Джуэл[42] сострадала её разбитому сердцу. Прохладный горный воздух холодил легкие, а «конский хвостик» подпрыгивал и качался на голове.

Дилан не позвонил. Он не позвонил накануне вечером и не позвонил этим утром. Ожидание не было сильной стороной миз Спенсер. Не в том случае, когда вся её жизнь была словно на кону. Хоуп дала шерифу возможность до девяти тридцати, а потом надела шорты и вышла из дома на пробежку.

Хоуп была влюблена в Дилана и была уверена, что тоже ему не безразлична. Ей потребовалось три года и несколько тысяч миль, чтобы найти его. Они могли справиться с проблемами, потому что она не собиралась сдаваться. Но чем ближе Хоуп подбегала к его дому, тем сильнее желудок завязывался в узел. Оказавшись в городе, она уже не была так уверена, что появление дома у шерифа будет мудрым поступком, но с неё довольно ожидания. Ей нужно было точно знать, что Дилан думает и чувствует. И насколько она для него важна.

Миз Спенсер обогнула торговый центр «У Хансена» и замедлила бег. Толпа собралась у кафе «Уютный уголок» в полквартале отсюда, и, кажется, это была съемочная группа, фотографы и хаотичное сборище зевак.

Немедленно узнав в толпе поношенную ковбойскую шляпу Дилана, Хоуп вынула наушники. Узел в животе сжался ещё туже. Чем ближе она подходила, тем сильнее он сжимался.

Над толпой раздался голос Дилана:

- Мисс Бэнкрофт комментариев не дает.

Толпа двинулась как единое целое вниз по улице, мимо магазинчика со скобяными товарами «У Джима», пока репортеры выкрикивали вопросы, остававшиеся без ответов, фотографы делали снимки, а кинокамеры стрекотали. Сквозь весь этот гвалт слышались крики Адама и его жалобные мольбы оставить маму в покое. Толпа окружила грузовик Дилана, и Хоуп протиснулась через движущуюся стену журналистов. Через плечо одного их них она увидела, как, подсадив Джульетт и Адама в кабину машины, Дилан захлопнул дверцу. Хоуп поднажала и вырвалась из свалки.

- Я не делала этого, - схватив его за руку, закричала она.

Сжав челюсти, Дилана свирепо глянул на неё горящими глазами.

- Держись, черт возьми, подальше от меня, - сказал он и стряхнул её руку. – И держись подальше от моего сына.

Он пробрался через толпу на водительское сиденье грузовика. Завел двигатель, и, если бы репортеры быстро не отодвинулись, Хоуп не была уверена, что шериф не снес бы их с пути.

Когда они ринулись вдогонку за автомобилем, она увидела в салоне бледное лицо Джульетт, такое белое, что никакое количество макияжа не могло скрыть её шок. Заметила и мордашку Адама, слезы, катившиеся по его щекам, и сердце заныло от боли за него. И за себя тоже. Всё кончено. Она потеряла Дилана. Он никогда ей не поверит.

Оцепенение завладело Хоуп, когда она смотрела, как фотографы делали снимки быстро удалявшегося грузовика. Она подняла руки, как будто могла остановить это всё: щелканье камер, бег киноленты, отъезд Дилана. Потом внезапно всё прекратилось. Толпа рассеялась, и миз Спенсер осталась на тротуаре одна, словно приросла к месту, где Дилан велел ей держаться от него подальше. Где её жизнь разлетелась на кусочки.

Хоуп повернулась к людям, стоявшим за спиной – в проемах дверей и на пороге «Уютного уголка». Она узнавала лица жителей Госпела и замечала потрясенное замешательство в их глазах.

Хоуп не знала, как долго стояла там, уставившись на улицу, равно как и не знала, сколько шла до Тимберлайн-роуд. Ноги были словно налиты свинцом, руки замерзли, а сердце настолько истерзано, что само дыхание причиняло боль.

Вместо того чтобы пойти к себе домой, Хоуп подошла к задней двери соседского дома и постучала. Она не знала, что слышала её подруга или чему верила, но в ту же секунду, как Шелли открыла дверь, Хоуп расплакалась.

- Что случилось? – спросила соседка и отвела ее на кухню.

- Ты разговаривала с Диланом?

- Нет, с тех пор как вы двое позаимствовали мои туристические ботинки.

Хоуп бросила солнечные очки на стойку и вытерла мокрые щеки.

- Он думает, что я рассказала таблоидам о нем и Адаме, - начала она.

Шелли передала ей «клинекс», и Хоуп рассказала всю историю, начиная с того, как проснулась в доме Дилана и обнаружила разглядывавшего её Адама. Когда она закончила, подруга даже не выглядела удивленной.

- Что ж, я рада, что всё наконец-то раскрылось, - сказала она, доставая два стакана для вина из шкафчика. – Маленький мальчик не должен жить с такими тайнами.

- Ты всегда знала?

- Ага. – Открыв холодильник, Шелли налила в стаканы зифандель[43] из коробки. – Дилан замечательный отец, особенно учитывая, что никто ему не помогает, но иногда он так защищает Адама, что рискует ненароком причинить ему боль.

Хоуп взяла стакан и стала вглядываться в вино. Сейчас даже не полдень, но ей всё равно.

- Думаю, что Дилан меня теперь ненавидит. – Она думала о том, как он на неё посмотрел. – Нет, я знаю, что он меня теперь ненавидит. Он считает, что я переехала сюда, чтобы написать статью в желтой прессе. – И подняла взгляд: – Ты веришь мне?

- Конечно, я верю тебе. Я знаю, как ты относишься к Дилану, и, кроме того, сомневаюсь, что ты рассказала бы мне о своей работе на «Еженедельные новости Вселенной», если бы тайно рылась в грязном белье Адама.

- Спасибо тебе. – Хоуп сделала хороший глоток вина.

- Не благодари меня. Я твой друг.

Поверх стакана она посмотрела на рыжие кудряшки Шелли и её веснушки, на футболку с «Гарт Рулс», огромную пряжку на ремне и обтягивающие «Рэнглерс» и сказала:

- Я рада.

Ей понадобилось три года и несколько тысяч миль, чтобы найти не только Дилана, но и Шелли. Вместе они переместились из кухни в маленькую столовую, и Хоуп открыла подруге свои чувства к шерифу.

- Я не собиралась влюбляться в него, - сказала она, - но не могла это предотвратить. Знала, что он ранит меня, и он ранил.

Она рассказала Шелли о браке с Блейном и почему тот в действительности закончился. Когда всё было позади, Хоуп полагала, что будет чувствовать себя лучше, в некоторой степени очистившейся, но этого не произошло. Она лишь чувствовала себя ещё более раненой и сломленной.

Уолли пришел обедать, затем уехал на велосипеде домой к Тэйберам после того, как Шелли позвонила шерифу и спросила, не против ли он. Пока Шелли стояла с трубкой телефона, Хоуп замерла на стуле, навострив уши, пытаясь услышать голос Дилана. Сердце застряло где-то в горле, и когда до неё дошло, что она делает, то поднялась и ушла в гостиную.

В течение нескольких следующих часов они с Шелли расправились с ещё несколькими стаканами вина и коробкой пончиков.

- Думаю, что ты напилась, - сказала подруга, когда Хоуп уже не могла остановить рыдания.

- Обычно я очень счастлива, когда напиваюсь, - всхлипывала она, - но я в эмоциональном смятении.

- Меня восхищает, что ты можешь в таком состоянии выговорить «в эмоциональном смятении».

Ковыляя к дому, Хоуп с тяжелым сердцем пыталась сложить мысли вместе. В голове всё смешалось и превратилось в неразборчивое месиво. Она смогла доползти до спальни, где обнаружила шляпу с пивными кружками и боксеры, которые ей дал Дилан, чтобы она могла надеть утром после того, как они в первый раз занимались любовью. Хоуп надела шляпу и боксеры; затем, оказав себе услугу, вырубилась. А когда проснулась, голова болела так, будто по ней кто-то ударил кувалдой.

Хоуп села, желудок возмутился, и она бросилась в ванную. Сидя на холодном кафельном полу в боксерах Дилана и стучась лбом о фарфоровый алтарь, она разозлилась. Разозлилась на себя и разозлилась на Дилана. Совершенно точно не следовало лгать ему так долго, но её ложь не была большой. Не такой, как у него. Ему следовало доверять ей и верить, но он не верил. И ей не стоило влюбляться в него. Она чувствовала себя так же, как в день, когда Блейн преподнес ей бумаги на развод. Будто её ударили в грудь. Только на этот раз было хуже. Теперь это её вина, потому что в этом случае она могла всё предотвратить.

С самого начала Хоуп знала, что будущего с шерифом Госпела у неё нет, и всё же позволила этому произойти. Что ж, может, «позволила» не самое верное слово, но предотвратить все случившееся было в ее силах. Она могла выбрать другой путь и сказать «нет» в ночь Четвертого июля. Ей следовало защитить свое сердце от улыбок Дилана и звука его голоса, заставлявшего её таять, когда он называл её «сладкая». Ей стоило держаться подальше от его прикосновений, от которых покалывало кожу, а сердце учащало ритм. Нужно было избегать его взгляда, которым шериф тянулся к ней и ласкал, как прикосновением руки. Нужно было сопротивляться, но она не сопротивлялась. Она побежала бы к нему, даже если бы знала, что бежать надо в другом направлении. А теперь поплатилась разбитым сердцем.

- Что мне делать? – прошептала Хоуп. Частичка её хотела уйти. Собрать чемоданы и уехать. Сбежать из этого места. Госпел не был её домом.

Она легла и прижалась щекой к холодному чистому кафелю. Но была и другая частичка, которая восстала при мысли о побеге. Миз Спенсер сбивали с ног и раньше, но на этот раз прятаться от жизни она не собиралась. Не собиралась позволять боли снова брать над собой верх. Она уже не та женщина, которой была до приезда в Госпел, и не собиралась валяться на земле. Сердце её было разбито и чертовски болело, но Хоуп намеревалась заставить себя встать на ноги.

Она приподняла голову, комната кружилась, и пришлось опустить голову обратно. Да, миз Спенсер собиралась встать на ноги. Как только сможет подняться с пола ванной.

 

***

Дилан посмотрел на сына через стол. Адам перекатывал початок кукурузы по тарелке уже в пятисотый раз за последние пять минут. Кукуруза столкнулась с надкусанным стейком, который Дилан разрезал для сына, затем откатилась к булочке.

- Почему ты не ешь её вместо того, чтобы с ней играть?

- Я ненавижу кукурузу.

- Интересно. Последний раз, когда мы готовили кукурузу, ты съел четыре или пять штук.

- Теперь я её ненавижу.

Вчера они сделали один шаг вперед. После испытания этим утром они сделали два шага назад. Видя Джульетт такой расстроенной, мальчик винил в этом себя. Также он винил и Дилана. Своим умом семилетнего ребенка Адам решил, что если бы не был непослушным, мама не отвезла бы его домой раньше времени. Она не оказалась бы в Госпеле, а репортеры не нашли бы её. Она бы не плакала.

- С мамой всё будет хорошо, - пытался уверить Дилан сына.

Тот посмотрел на него:

- Она сказала, что её ангельское шоу отменят.

Джули много чего сказала во время часовой поездки до аэропорта Сан-Вэлли.

- Она просто была расстроена. Никто её шоу не отменит.

За всё время, что они были знакомы, Дилан понял, что Джули может быть очень драматична, но он никогда не видел её такой драматичной. Она рыдала и разражалась тирадами о том, что её жизнь кончена, и когда он пытался приободрить её, обвиняла его в бесчувственности. Она также обвиняла его в том, что он привел репортера из таблоида в их жизни. И ясно дала понять, что обвиняла его так же, как обвиняла и Хоуп.

Хоуп. Даже если она не знала об Адаме и Джульетт до переезда в Госпел, то сломя голову бросилась бы писать статью, обнаружив все интересные подробности. Шериф ни на секунду не поверил, что не Миз Паинька в ответе за ту сцену возле «Уютного уголка». И хотя она отрицала свою причастность даже когда стояла там, окруженная другими журналистами таблоидов и папарацци, заглядывая ему в глаза и говоря «я не делала этого», это было слишком большим совпадением. И Дилан не мог не думать, что она была в это вовлечена по самый свой блондинистый хвостик.

Шериф завязал отношения с Хоуп, намереваясь прекратить их, когда вернется Адам. Рассчитывал, что может провести пару недель, наслаждаясь её компанией, а затем вернуться к тому, как всё было раньше. Он быстро понял, что возвращаться на круги своя не хотелось. Когда Хоуп была рядом, то заставляла его смеяться. Она делала его счастливым, а его жизнь лучше. Дилан не хотел отказываться от этого. Не хотел бросать её. Он не хотел, чтобы это закончилось, но оно закончилось. Всё было кончено, и чертова ирония в том, что прекратилось всё в соответствии с его же первоначальным планом.

- Почему ты не ешь? – спросил Дилан Адама.

- Я же сказал, что ненавижу кукурузу.

- Как насчет стейка?

- Тоже ненавижу.

- А булочка?

- Можно намазать ее джемом?

Поскольку ничто не шло так, как хотелось бы Адаму с самого его возвращения домой, Дилан решил уступить в отношении ужина.

- Как хочешь. – Он откусил от своей кукурузы и наблюдал, как сын открывает холодильник.

- Где виноградный джем?

- Полагаю, закончился. Возьми клубничный.

- Ненавижу клубничный. - Дилан знал, что это неправда. В крайнем случае Адам мог его съесть. - Почему ты не купил виноградный? – спросил сын, будто отец совершил гнусное преступление.

Дилан положил кукурузу на тарелку и вытер руки о салфетку:

- Наверно, забыл.

- Может, потому что был очень занят.

Они оба знали, что Адам имеет в виду. Хоуп. Отец был слишком занят Хоуп. С того времени как они вернулись из аэропорта, Адам напрашивался на ссору. Дилан понял, что происходит, и старался не дать ему взять верх.

- Ты собираешься есть хоть что-то из своего ужина?

Адам покачал головой:

- Я хочу виноградный джем.

- Ничем не могу помочь.

- Ты не принесешь мне его?

- Не сегодня вечером.

- Я не смогу есть и завтрак без желе. – Адам поднял подбородок. – И обед. Тогда я никогда больше не буду есть.

Дилан встал.

- Это избавит меня от необходимости готовить тебе еду. – Он указал на тарелку Адама: – Ты уверен, что закончил?

- Да.

- Тогда иди чисти зубы и надевай пижаму.

Несколько напряженных секунд Адам смотрел так, будто хотел пререкаться и из-за этого, но выпятил нижнюю губу и вышел из комнаты. Дилан взял тарелку сына и поставил на пол.

- Давай, собачка, - сказал он. Мэнди выползла из-под кухонного стола и мигом проглотила стейк с булочкой. Затем лизнула кукурузу и отвернулась.

Нужно было облегчить себе жизнь и просто достать «Уиттис»[44] на ужин, думал, поднимая с пола тарелку, Дилан. Немногим больше двадцати четырех часов назад он считал, что его жизнь вылетела в трубу. Он ошибался. Трубы она тогда не достигла. Сейчас. Сейчас была самая настоящая труба.

Перед ужином он разговаривал с матерью по телефону, и своим самым оптимистичным голосом она напомнила, что «дела всегда могут быть хуже, чем они есть».

Ага, он полагал, что мама права. Его могли ударить ниже пояса, или Адам мог заболеть, но, если не считать физическое насилие или болезнь, хуже уже было некуда.

Дилан оставил тарелки на столе, а сковородки на плите и устроился на диване перед телевизором. Взял пульт и начал переключать каналы. Jeopardy! Wheel of Fortune[45] и Inside Hollywood. Как раз когда он собирался переключить на другой канал, на экране возникла фотография Джули.

«Звезда программы «Небеса на земле» Джульетт Бэнкрофт имеет семилетнего сына, которого скрывала от мира, - начал диктор, когда показывали кадры, как Дилан с Адамом и Джули покидают «Уютный уголок». – Анонимный источник сообщает, что сын Джульетт живет с отцом в маленьком городке Госпел, Айдахо, около пятидесяти миль восточнее...».

Дилан смотрел, как он запихивает Джули и Адама в грузовик. Спустя несколько секунд Хоуп вынырнула из толпы и схватила его за руку. Её побледневшее лицо было прекрасно как всегда. Он видел, как двигаются её губы, но микрофон не улавливал сказанное ею. Дилану и не надо было этого слышать. Он знал. Знал, что она отстаивает свою невиновность. Это, конечно, ложь, но даже когда он смотрел, как её образ исчезает с экрана, даже хотя и знал, была некая часть его, которая хотела верить ей. Даже после того, что шериф узнал о миз Спенсер. Она заставляла его хотеть схватить её и трясти, и держать в объятиях, и зарыться лицом в то местечко над ключицей.

Желать Хоуп было всё равно что испытывать непреходящую боль в низу живота, сравнимую с тем, как будто стоишь на краю скалы, глотая воздух.

Чувствуя отвращение к самому себе, Дилан переключил на канал "Копс"[46] и бросил пульт на диван.

Шериф собирался перестать думать о том, что дела могут стать хуже. Потому что в то мгновение, как он так начинал думать, они такими и становились.

Когда он отправился спать той ночью, его мысли снова вернулись к Хоуп. Он подумал, что если бы проверил её перед тем, как они сблизились, то избавил бы себя от множества неприятностей. Сейчас было слишком поздно, но он решил, что, возможно, следует сделать это первым делом завтра утром. На всякий случай.

Но на следующее утро Дилан обнаружил папарацци, обосновавшихся в конце его подъездной дорожки. Они с Адамом запрыгнули в машину, отправились в «Даббл Ти» и провели выходные, катаясь на лошадях и делая всякие мелкие дела, до которых у его зятя ещё не дошли руки. Например, починили сетки загона для цыплят вокруг курятника матери и купили гравий для дороги. Джули позвонила сообщить, что они с Жераром прячутся в семейных виноградниках его семьи в Бордо и что она планирует дать интервью журналу «Пипл» через несколько дней.

Ко времени когда Дилан вернулся к работе рано утром в понедельник, большинство репортеров уехало. Шерифа ввели в курс дела во время переклички, и он попросил Хэйзел принести отчеты об авариях и происшествиях за последние две недели. Пролистал отчет об арестах за вождение в нетрезвом виде и прочитал жалобу, написанную Адой Довер, которая обвиняла Вилбура МакКэфри в том, что он преднамеренно выпустил собаку утром «сделать свои дела» на клумбы у отеля.

Дилан дождался, пока не дочитает кипу отчетов, и связался со службой регистрации транспортных средств Калифорнии. В течение нескольких минут он получил адрес Хоуп в Лос-Анджелесе и её номер социального страхования. Ну, а раз уж у него были такие сведения, добыть информацию о ней было проще простого.

Он выяснил, что миз Спенсер действительно работала в «Еженедельных новостях Вселенной» и что у неё было три псевдонима. Перед «порше» у неё был «мерседес», а сразу после колледжа она работала в «Сан-Франсиско Кроникл» и позже в «Лос-Анджелес Тайм». Шериф копнул поглубже в записях о ней в суде и узнал дату, когда она вышла замуж, и дату, когда развелась.

Он копнул ещё глубже и прочитал о судебном запрете на гражданское преследование, который она получила в отношении рестлера Майрона Ламбардо, известного также как Майрон Мялка. Запрет был получен Хоуп за три месяца до приезда в Госпел, и в свою защиту мистер Ламбардо заявил, что был рассержен и просто хотел, чтобы миз Спенсер продолжала серию «Микки-волшебный гном» и превратила его обратно в «горячего красавчика», так что никто не подумал бы, что он «гомо».

Суд не только удовлетворил иск Хоуп, но и постановил, чтобы «ответчик не угрожал, не нападал и не вступал в физический контакт с истцом, не звонил истцу, не блокировал передвижения истца в общественных местах или на улице и держался на расстоянии, по крайней мере, в сто ярдов от истца, будучи дома, на работе или любом другом месте, которое может указать истец».

Дилан покачал головой и откинулся на спинку стула, полагая, что не должен удивляться тому, что прочитал. Хоуп не упоминала о судебном запрете, конечно же, но было несколько важных моментов, о которых она не упоминала, и преследование рассерженным гномом было лишь одним из них. Интересно, чего ещё Дилан не знал?

 

На следующей неделе Хоуп не захотела сидеть взаперти. Она съездила в Сан-Вэлли прошвырнуться по модным бутикам и провела много времени с Шелли. Она узнала, как закрывать огурцы в банки и собирать чернику, и работала над своими историями. Она закончила несколько статей для «Еженедельных новостей Вселенной» и написала бóльшую часть черновика про Хирама. После столь долгого времени, что она создавала выдуманные истории, писать документалистику оказалось труднее, чем ожидалось, но Хоуп наслаждалась вызовом.

От Шелли она узнала, что Доннелли были идеальной, как с картинки, семьей. Трое детей были старше Шелли, но она помнила, что они никогда не попадали в передряги и держались особняком. Двое мальчиков и девочка, воспитанные шерифом округа и его богобоязненной женой. Вместе Хирам и Минни были моральным компасом для общества, держались как идеальная семья, но, покинув дом, их дети никогда больше не возвращались навестить родителей. Что-то ужасно неправильное было в этой картинке. Но что?

Хоуп понадобилось еще несколько дней, чтобы найти побольше информации о детях Доннелли. Хотя никто из них и не стал бы разговаривать с ней напрямую, обнаруженного ею было достаточно, чтобы ответить на вопросы и добавить новую глубину написанному.

Она выяснила, что старший сын умер от алкоголизма, младший был в тюрьме из-за насилия в семье, а дочь работала специалистом по кризисному консалтингу. Хоуп не нужно были подробности, чтобы понять, что за закрытыми дверями идеальная, как с картинки, семья была чертовски неблагополучной. И казалось особенно удивительным, что они смогли держать марку перед всем городом.

Бóльшую часть времени Хоуп тратила на то, чтобы забыть Дилана, но у неё ни разу не получилось сделать это надолго. Он являлся к ней ночью во снах, а днем в грезах. Он даже стал героем истории, которую она писала. В последней статье о пришельцах она добавила немного нового. Нового персонажа в форме инопланетного шерифа-трансвестита. И назвала его Деннис Тэйлор.

Утренняя история должна была иметь бешеный успех. Хоуп поехала в «М&С» и взяла самый свежий выпуск «Еженедельных новостей Вселенной» со стойки. Раскрыла журнал посередине: и снова статья была успешной. Это была первая история с Деннисом, где он был изображен мордастым трансвеститом с золотой звездой, приколотой к шелковой ночной сорочке. Что должно было помочь Хоуп почувствовать себя отмщенной, но не помогло.

Она поболтала со Стэнли, пока платила, затем вышла. Направляясь к машине, пролистала до раздела сплетен, пробежала взглядом колонки, но там не было упоминания о Джульетт и Адаме. Хотя оно появится. Может быть, в выпуске на следующей неделе.

Хоуп сложила газету и достала ключи от машины из кармана джинсов. Её истории получались лучше, чем она когда-либо могла представить, но всё же она ничего не чувствовала. Ни счастья. Ни печали. Просто хандру. В жизни было нечто большее, чем успешные статьи о пришельцах. Например, сама жизнь. Например, открывать свою душу другим, и влюбляться, и получать пинок в сердце ковбойским сапогом двенадцатого размера.

Хоуп показалось, что кто-то зовет её по имени, и она подняла взгляд от ключей в своей руке на дальний конец стоянки. Большой картонный плакат привлек её внимание. Он гласил: «ПРЕВРАТИ МИККИ В ГОРЯЧЕГО КРАСАВЧИКА». Она не видела того, кто этот плакат держал, только пару маленьких кроссовок, выглядывавших из-под картона. Этого было достаточно. Она знала. Что заставило сердце ухнуть в пятки.

Майрон нашел её.

Хоуп запрыгнула в машину и рванула со стоянки, напугав семью на велосипедах. Проезжая по Мейн-стрит, она заметила, что у неё трясутся руки, а в ушах бьется пульс.

Она не знала, действует ли судебный запрет в Айдахо, или Майрону дозволялось изнурять её здесь. И действительно не знала, что делать, пока не въехала на парковку у офиса шерифа. Хоуп нужны были ответы и нужна была помощь, но ей на самом деле не хотелось беспокоить Дилана. Может, удастся поговорить с кем-нибудь из его заместителей. Она была уверена, что кто-нибудь и кроме Дилана сможет сказать то, что ей хотелось узнать.

Хоуп поискала глазами шерифский «Блейзер» и заметила его у задней двери. Дилан в офисе. Колотящееся сердце пропустило несколько болезненных ударов. Ей не хотелось вовлекать шерифа в свои проблемы. В последний раз, когда они виделись, он посоветовал ей держаться подальше от его жизни. И Дилан не шутил. И поскольку это причиняло боль, и поскольку Хоуп думала о нем каждую минуту каждого часа каждого дня, она была полна решимости покончить с этим. Покончить с ним. Но она не сможет, если ей придется видеться и разговаривать с Диланом. Затем она вспомнила сторожевую собаку-секретаршу и расслабилась. Даже если бы миз Спенсер захотела его увидеть, она не думала, что Хэйзел её пропустила бы. Даже если бы голова у Хоуп была объята пламенем, а у Дилана был единственный огнетушитель.

Она сделала глубокий вдох и взглянула в зеркало заднего вида. Подправила красную помаду и пожалела, что не надела что-нибудь получше белой хлопковой рубашки, застегивавшейся спереди на пуговицы, джинсов и черного кожаного ремня. Не то чтобы надетое на ней было совсем никчемным. Просто недостаточным для того, чтобы кое-кто крепко пожалел, что ее бросил.

 

 

ГЛАВА 15