Генетические предпосылки преступности

Теории преступности касаются причин и последствий преступного поведения, и они подвержены изменениям под влиянием общественных представлений. В свою очередь теории преступности серьезно влияют на ценностные ориентации общества и на общественное мнение о причинах преступности, а иногда даже изменяют их.
Различные теории являются основой исследований, они определяют их цели, предмет, методы и т.д. Исследованиями разработанная теория может быть как подтверждена или опровергнута, так и поставлена под сомнение, т.е. может быть выдвинута новая гипотеза. Таким образом процесс познания продолжается.
До сих пор не создано никакой достаточно полной и всеохватывающей теории преступного поведения. Прежде всего, из-за того, что, во-первых, сегодня нет еще теории человеческого поведения в целом, а во-вторых, не существует чёткой методологии создания таких теорий.
В числе других теорий преступного поведения есть и генетическая теория. Её приверженцы указывают в качестве одной из причин преступности хромосомные нарушения у человека, которые ведут к психопатизации и, как следствие, криминализуют личность.
Нормальным сочетанием хромосом для мужчин является наличие у них одной Х- и одной Y-хромосомы, то есть сочетание ХY; для женщин — наличие двух Х-хромосом, т.е. сочетание ХХ. Пол человека определяется при зачатии. Лица мужского пола с нормальным хромосомным кодом обязательно наделены Y-хросомой, у женщин Y-хромосом не бывает. Однако встречаются разного рода аномальные сочетания. Наиболее подробно я расскажу о хромосомном сочетании XYY.
В среднем один из каждой тысячи новорожденных появляется на свет с добавочной мужской хромосомой. Состояние, при котором у человека имеется лишняя Y-хромосома, в медицине именуется «синдромом дубль-Y», или «синдромом Джекобс».
Генетическая теория гласит, что наличие у мужчины комбинации хромосом ХYY делает его сверхагрессивным «супермужчиной», вступающим в конфликт с законом гораздо чаще, чем его собратья, имеющие комбинацию хромосом ХY. В обычных условиях наличие одной Y-хромосомы предопределяет мужской пол человека. Отсюда возникло предположение, что у лиц с хромосомной формулой XYY имеются некие дополнительные, избыточные «мужские» характеристики (повышенная агрессивность, сексуальность и т.д.), иными словами, возникла версия о том, что люди такого типа — прирожденные преступники.
Ажиотаж вокруг «супермужчин» впервые начался в середине 60-х годов, когда английский генетик Патрисия Джекобс опубликовала в журнале «Nature» сенсационные результаты цитогенетического обследования пациентов шотландской закрытой клиники «Carstairs», в которой содержались психически нездоровые убийцы и насильники. В клетках организмов последних добавочная Y-хромосома встречалась гораздо чаще, чем среди законопослушного населения. Обследовав контингент некоторых других аналогичных режимных заведений Великобритании и Дании, Джекобс высказала предположение, что именно дополнительная «мужская» хромосома лежит в основе высокой агрессивности этих людей.
«Отзывчивая» пресса быстро откликнулась на новую и явно сенсационную гипотезу. Первым о «врожденной криминальности» во всеуслышание заявил авторитетный «The Newsweek», после чего эстафету подхватили другие известные издания.
В 1967 г. в журнале «Nature» опубликована статья У. Прайса и П. Уотмора «Преступное поведение и мужской генотип XYY». В ней авторы доказывали, что наличие у мужчин в клетках дополнительной Y-хромосомы связано со склонностью к агрессии и различным правонарушениям. Во многом выводы статьи основывались на данных, полученных раннее Патрисией Джекобс. Авторы изучали хромосомные наборы пациентов, содержащихся в лечебных заведениях для лиц с умственным развитием ниже нормы, имевших склонность к жестокости и антисоциальному поведению. Выяснилось, что среди этой категории больных частота хромосомных наборов XYY составляла 3,5%, т.е. в 35 раза больше, чем в среднем в обществе. Отсюда было уже недалеко до прямого вывода — добавочная хромосома Y является «хромосомой преступности», которая заставляет ее носителей совершать различные правонарушения.
В результате уже в 1968 году (т.е. через три года после первой публикации Джекобс) во всем мире адвокаты, защищающие преступников с синдромом дубль-Y, вполне рутинно просили присяжных о снисхождении к своим клиентам, говоря о том, что пресловутая «лишняя хромосома» автоматически толкает «владельца» на правонарушения.
Но настоящий «супермужской» бум имел место в начале 70-х — после того как Национальный институт психического здоровья США одобрительно высказался о гипотезе Джекобс. В Англии, Канаде, Дании и некоторых штатах США началась, по сути, настоящая «охота на ведьм»: массовое генетическое обследование «конфликтных детей» и «трудных подростков» с откровенно нездоровым вмешательством в жизнь выявленных «супермужчин» — будущих педагогов, психологов, социальных работников. По мнению авторов идеи активного патронажа мальчиков с дополнительной Y-хромосомой, все это должно было непременно привести к снижению уровня преступности. В США был опубликован роман «XYY-мужчина», который сразу стал бестселлером. В нем описывалось, как вышедший из тюрьмы взломщик с роковой добавочной Y-хромосомой становится агентом британских секретных служб. Для него не существует моральных и этических барьеров, он необычайно агрессивен и способен выполнить самые рискованные и кровавые задания. В США выходит новый учебник биологии, где прямо указывается, что люди с хромосомным набором XYY очень агрессивны.
Но противники генетической теории преступности не сдавались. Так, американский генетик Т. Поуледж в опровержение теории Джекобс приводил данные, согласно которым:
а) уровень мужского гормона (тестостерона), как показали исследования, у лиц с набором хромосом XYY не отличается от этого уровня у лиц с набором хромосом XY, повышенная сексуальность таких лиц не подтверждена;
б) все лица с набором хромосом XYY обладают чисто физической характеристикой — повышенным ростом, — а иных физических отклонений нет;
в) психологические различия (коэффициент интеллекта), выявленные у лиц с набором хромосом XYY, хотя и ниже среднего по населению в целом, совпадают с показателями, характеризующими иных лиц, содержащихся в закрытых учреждениях;
г) сочетание хромосом XYY встречается в среднем у одного из тысячи новорожденных, и этот процент весьма постоянен, он никак не корреспондирует со значительным ростом или снижением уровня насильственной агрессивной преступности;
д) главное заключается в том, что в отличие от иных нарушений набора хромосом, однозначно ведущих к появлению болезни Дауна, наличие лишней хромосомы Y не ведет к явным и специфическим отличиям психологии и поведения таких лиц.
Формы их поведения (в том числе и случаи совершения ими насильственных преступлений) ничем, по существу, не отличаются от подобных же поведенческих актов людей с нормальным набором хромосом, образующих основную массу насильственных преступников.
Благодаря усилиям возмущенных генетиков и представителей общественности «охота на врожденных преступников» закончилась довольно быстро — уже в 1974-м они добились прекращения действия обозначенной выше программы. Но отголоски ее можно встретить и сегодня. Некоторые до сих пор уверены, что проблема «генетической агрессивности» носителей лишней Y-хромосомы незаслуженно обделена вниманием карающих и надзирающих структур.
Ситуация с добавочной Y-хромосомой несколько сложнее. Во-первых, известно, что люди с хромосомным набором XYY, как правило, ни внешне, ни по уровню половых гормонов не отличаются от «обычных» мужчин. Их рост лишь ненамного превосходит средние величины. Они — полноправные и законопослушные члены социума. Лишь изредка наличие добавочной Y-хромосомы приводит к снижению умственных способностей.
Пока строго доказанным является лишь факт, что мужчин с хромосомами XYY достоверно больше в тюрьмах и колониях, чем на свободе. При этом можно допустить, что именно низкий уровень интеллекта, а не агрессия как таковая приводит таких людей на скамью подсудимых. Второе возможное объяснение — добавочная Y-хромосома действительно ответственна за повышение уровня врожденной агрессии, однако это влияние оказывается роковым лишь для лиц, не способных адекватно контролировать свои поступки. И этого недостаточно для того, чтобы назвать дополнительную Y-хромосому «хромосомой преступности».. Современная статистика свидетельствует о том, что преступные деяния совершают лишь… 4 процента «супермужчин». Не такая уж и серьезная цифра для того, чтобы, не раздумывая, навесить на них ярлык врождённого преступника! Примечательно, что правильное отношение к синдрому Джекобс активно культивируется у студентов западных медколледжей — например, в разделе «хромосомная патология» одного из наиболее популярных в США генетических руководств этот синдром упоминается как одно из отклонений, часто встречающихся вовсе даже не у преступников.
Вообще же следует отметить, что хотя ни один человек не родится преступником, есть такие генотипы, на основе которых формируется некая социальная ориентация, которая в определенных условиях одного человека толкнет на преступление, тогда как другой его не совершит никогда. Это, опять же, не означает, что существуют специальные гены или хромосомы преступности. Просто есть примеры, когда роль среды в определении преступного поведения сравнительно невелика. Как полагают ученые, таких преступников немного, около 8%. Отличаются они тем, что обладают генами, предрасполагающие к преступному поведению.
Роль наследственности бесспорна, хотя среда может на нее влиять. Известны семьи, где многие мужчины имеют посредственый ум и агрессивный характер. Оказалось, что они имеют хромосомную мутацию, из-за которой замедляется скорость расщепления адреналина, гормона «сражайся или беги». Избыток адреналина в крови делает людей опасными при возбуждении. В спокойной ситуации люди с такой хромосомной мутацией ведут себя вполне нормально и многие проходят жизнь, не совершив преступлений.
Другие гены влияют на центры мозга, регулирущие продукцию мужского полового гормона тестостерона. Уровень тестостерона, в свою очередь, определяет агрессивность поведения. Вот почему женщины меньше склонны к насилию, чем мужчины, а у мужчин молодежь опаснее, чем пожилые люди. Индивидуальные различия в агрессивности людей одного возраста часто зависят от гормонов, в частности, количества тестостерона. В то же время, не следует переоценивать роль гормонов в причинах агрессивности человеческих обществ. Таким образом, биологические факторы лишь косвенно способствуют девиации личности, сочетаясь с другими — социальными или психологическими.

2. Биологическое объяснение причин происхождения
преступности
В 1540 году Фернел (6, С. 28) утверждал, что нервность человека зависит от неких «паров», поднимающихся от видоизмененного в своем составе семени или менструальной крови и своим присутствием влияющих на общее самочувствие. Несколько позже Сюденгам дал описание истерии, которую сводил к изменениям в крови, приводящим к «атаксии» - беспорядочности жизненных духов. До конца 18 века теория «жизненных паров» и «атаксии» господствовали при объяснении невротических расстройств и связанных с ними особенностей поведения.
19 век ознаменован описанием болезней, приводящих к отклонениям в поведении: хорея, меланхолия, невроз характера, социоаффективный психоз (Бомберг, 1840, Бирд, 1880, Кандинский В.Х., 1883 и др.). Итальянский тюремный врач Чезаре Ломброзо, обнаружив связь между криминальным поведением и определенными физическими чертами, считал, что люди предрасположены к определенным типам поведения по своему биологическому складу. Так, «криминальный тип» есть результат деградации к более ранним стадиям человеческой эволюции. Этот тип можно определить по таким характерным чертам, как скошенный лоб, выступающая нижняя челюсть, реденькая бородка и пониженная чувствительность к боли.
Э. Кречмер (1924), У. Шелдон (1940) считали, что определенное строение тела означает присутствие характерных личностных черт. Так, эндоморфу, человеку умеренной полноты, с мягким и несколько округлым телом, свойственны общительность, умение ладить с людьми и потворство своим желаниям. Эктоморф, отличающийся тонкостью и хрупкостью тела, склонен к самоанализу, наделен повышенной чувствительностью и нервозностью. Шелдон сделал вывод, что наиболее склонен к девиантному поведению мезоморф, чье тело отличается силой и стройностью. Он проявляет склонность к беспокойству, активен и не слишком чувствителен. Однако далеко не каждый мезоморф ведет себя неподобающе, а другие типы обязательно законопослушны. Следовательно, подтверждается несостоятельность "антропологических" теорий преступности.
Уиткин (1976) и его коллеги, фокусируя внимание на аномалиях половых хромосом девианта, на материале исследования датской преступности обнаружили, что среди мужчин с составом хромосом ХУУ наблюдается более высокий уровень правонарушений, чем среди людей, не обладавших дополнительными хромосомами. Возможно, однако, что необычная и даже пугающая внешность таких мужчин в какой-то мере способствует тому, что их арестовывают и признают виновными чаще, чем людей с заурядной внешностью.
Т.о., биологическое объяснение, включая генетическую основу человека, особенности обменных процессов, специфику высшей нервной деятельности, отклонения или патологии в соматическом или нервно-психическом развитии, не учитывает тех индивидуальных случаев, когда физические признаки «свидетельствуют» о возможной девиации, а в реальной жизни этого не наблюдается. Авторы психофизиологических концепций, придавая особое значение стабильным поведенческим компонентам, тесно связанным с генетическими, психофизиологическими характеристиками, практически не обращают внимания на изменчивость, ситуативность поведения (хотя еще Ломброзо выделил тип "случайных преступников"); не уделяют должного внимания волевым, личностным проявлениям индивида. Следовательно, биологические факторы лишь косвенно способствуют девиации, сочетаясь с другими - социальными или психологическими. Поэтому, хотя биологические концепции и были популярны в начале 20 века, другие теории происхождения отклоняющегося поведения их постепенно вытеснили.
Однако представители современной генной инженерии продолжают попытки выделить и охарактеризовать специфические гены, ответственные за поведение человека, происхождение и развитие преступности (Марш Э., Катц, 1985; Уилсон Э., 1984). А последние технологические достижения в области биологии и медицины свидетельствуют о том, что становится возможным изменять и даже контролировать способности и поступки людей путем прямого воздействия на физиологию и мозг. Так, Нидлмен (1996) определил, что высокое содержание свинца в организме является фактором риска в генезе антисоциального поведения; Оливье (2000) отмечает, что делинквентное поведение можно вызвать приемом свинца внутрь. Следовательно, биологизаторский подход до сих пор имеет своих приверженцев.

3. Социологическое объяснение преступного поведения.

Если биологическое объяснение девиации связано с анализом природы девиантной личности, то социологическое объяснение фокусируется на социальных и культурных факторах, предопределяющих отклонения в поведении.
Впервые социологическое объяснение девиантности было предложено в теории аномии, разработанной Эмилем Дюркгеймом (1897) в классическом исследовании сущности самоубийства. Он считал одной из ее причин явление, названное аномией (буквально «разрегулированность»). Объясняя это явление, он подчеркивал, что социальные правила играют важную роль в регуляции жизни людей, нормы управляют их поведением. Следовательно, обычно люди знают, чего следует ожидать от других, и чего ждут от них. Однако во время кризисов или радикальных социальных перемен, жизненный опыт перестает соответствовать идеалам, воплощенным в социальных нормах. В результате люди испытывают состояние запутанности и дезориентации, приводящих к подъему уровня самоубийств. Т.о., «нарушение коллективного порядка» способствует девиантному поведению.
Так, аномия свойственна современному российскому обществу: значительная часть населения, не привыкшая к конкуренции и плюрализму, воспринимает происходящие в обществе события как нарастающий хаос и анархию. В.А. Парыгина (1995) отмечает, что в условиях рынка традиционные нормы регламентированного поведения не действуют, а новые образцы инновационного поведения не освоены.
Селлин (1938), занимаясь изучением поведения отдельных групп, нормы которых отличаются от норм остального общества и не соответствуют им, подчеркивал, что девиантность возникает в результате конфликтов между нормами культуры. Например, в таких субкультурах, как уличные банды или группы заключенных полиция ассоциируется с карательной организацией, а законопослушные граждане считают ее службой по охране порядка и защите частной собственности. Член банды становится нонконформистом с точки зрения широких слоев общества, однако, он конформен по отношению к своей группе.
Роберт Мертон (1938) считал, что причиной девиации является разрыв между культурными целями общества и социально одобряемыми средствами их достижения. Так, когда люди стремятся к финансовому успеху, но убеждаются в том, что его нельзя достичь с помощью социально одобряемых средств, они могут прибегать к незаконным способам - рэкету, спекуляции или торговле наркотиками.
Трэвис Хирши (223) утверждал, что вера в ценности, принятые обществом (например, в правильность законов), ведет к активному стремлению к успешной учебе, участию в социально одобряемой деятельности; и чем глубже привязанность ребенка к родителям, школе и сверстникам, тем меньше вероятность, что они совершат девиантные поступки.
Однако исследование, проведенное Хинделангом (1973), показало, что слишком глубокая привязанность несовершеннолетних к сверстникам способствует правонарушениям, т.к. группы сверстников, действительно регулируя поведение своих членов, могут поощрять и преступное поведение.
Отклоняющемуся поведению может способствовать членство в неформальных молодежных группах, которые впервые возникли после второй мировой войны в европейских странах (10, 40). Это был протест против существующих порядков и поиск более справедливых форм человеческого существования. Позднее такие формы отклоняющегося от нормы поведения стали присущи и нашему обществу. Это движения хиппи, выдвигавших человеколюбивую систему ценностей («Творите любовь, а не войну»), но вызывавших неприятие и непонимание со стороны людей одеждой и ее атрибутами (10, С.364); рокеров, учащихся с мотоциклами, носившихся на большой скорости по ночным улицам, оглушая жителей; панков, стремившихся вызвать к себе отвращение окружающих (ярко расписывают лица, бреют головы, ходят в рваной одежде с собачьими ошейниками или цепями от унитаза на шее, используют грубый жаргон); металлистов (агрессивный внешний вид, черная одежда, шипы, металлические украшения, исповедуют культ сатаны); брейкеров и др. Существующие различные неформальные группы нередко контактируют друг с другом; в них тянутся «лохи», подростки, быстро впитывающие агрессивность (Н. Кофырин, И.А. Невский, В.С. Овчинский, В.Ф. Пирожков, А.П. Файн, Д.И. Фельдштейн и др.)
Социологи указывают на то, что в современных условиях нарушена регулирующая и контролирующая роль социальных институтов; затруднено удовлетворение и нарушена иерархия жизненных потребностей: физиологических, в самосохранении, признании и престиже, в самореализации (10, 12, 29, 49, 60, 76, 124, 131, 139, 146, 153, 163, 214, 225, 298). Это стало возможным потому, что социальные институты утратили свое предназначение - освобождать граждан от проявления беспорядочной активности, перенапряжения сознания в связи с беспрестанным принятием решений в ситуации нестабильности и неопределенности; перестали формировать потребности и интересы членов общества, их нормативные установки, образцы социальной деятельности (Klages H., 1996). В. Абрамкин, В. Чеснокова (2001) рассматривают в нашем обществе процесс распада групп родства, соседства как освобождение от неформального социального контроля по месту жительства.
Цилуйко М.В. (1998) отмечает негативное влияние средств массовой информации на пропаганду сексуальной распущенности среди молодежи. Л.Б. Филонов (1998) подчеркивает, что частотность сообщений о безнаказанности "заказных" убийств, о всесильности мафии, отсутствии реакции общества снижают чувствительность населения к отклонениям, а повторяющиеся конструкты закрепляются как наиболее целесообразные образцы поведения.
Рубан Л.С. (1999) считает, что нарушение социального контроля ведет к криминализации конфликтов. Неопределенность в критериях и границах дозволенного, отсутствие ясных процедур и мер ответственности за содеянное способствует расширению девиантного поведения. Рецидив массовой девиации в самой острой форме выступает как преступность, посягательство на социально-политические и нравственные устои общества, личную безопасность и благополучие его граждан.
Социологические исследования показали, что в процессе реформ у молодежи нашей страны произошли изменения ценностей. Значительно ослабло уважение к таким ценностям, как «дисциплина», «выполнение долга», «самообладание», «бескорыстие», «самоотверженность». Возросло положительное отношение к ценностям «свобода от авторитетов», «признание личности», «автономия», «самореализация», «личная неприкосновенность» (Рубан Л.С., 1985 – 1998).
В материалах сессии Академии наук (1994) отмечено, что угрозу стабильности, безопасности общества и личности наносит социальное влияние преступного мира, распространение его морали и давления на общество. Указывается, что «только формирование конкретного механизма правового регулирования (т.е. реализации законов и социальных норм) делает возможным декриминализацию сложившейся в стране ситуации