Платные роды: договор на словах ничего не стоит

(Роды Марии Г., г. Москва)

 

Когда я ходила в 1990 году на курсы подготовки к родам, нам на лекции сказали несколько номеров роддомов, где принимают роды с мужьями и где мягкие условия для рожениц.

Я туда пришла заранее. Где-то за месяц до родов. Там меня посмотрел врач. Он сказал: «Да, конечно, Вы платите — Вы заказываете музыку, всё, что Вы захотите, всё, что Вы скажете, Вам тут же всё сделают». Он меня полностью уверил, что как я захочу, так всё и будет. Насчёт пуповины я тоже говорила: «Я не хочу, чтобы её сразу перерезали». И он дал нам документ, чтобы, если нам придётся ехать на «скорой помощи», то по этому документу, нас привезли в этот роддом.

Роды начались утром, муж ушёл, а через 15 минут у меня начались схватки. Хорошо у меня под боком была соседка, она тут же прибежала, помогла мне собраться, побриться, помыться. Не дай Бог, там меня бы эти врачи обрабатывали, очень не хотелось. «Скорая» ехала очень долго, они часа через полтора приехали, в 11 -ом часу, у меня схватки всё чаще и чаще. Я говорю: «Сейчас я рожу у вас в машине, давайте скорее».

Привезли меня в роддом, записали все данные, бумажки свои я отдала в приёмном покое, обработали меня всё равно, несмотря на то, что я дома пыталась делать. Добрили меня и раствором каким-то помазали. Сделали мне бешеное количество клизм, на схватках. У меня были очень болезненные и очень частые схватки, каждые 3 минуты. Я с собой взяла свою ночную рубашку, халат, бельё. Всё это не взяли, отдали моей подружке, надели на меня совершенно страшную, не закрывающую даже попу ночнушку. Всё это задралось наверх. Даже тапочки роддомовские. В таком виде меня из приёмного покоя санитарка отвела наверх. Дальше меня повезли наверх в родовой блок, где они роды принимают. Мне, кстати, помогла санитарка из приёмного покоя. Когда мы поднимались на лифте, у меня всё время схватки происходили. Я хоть и пыталась расслабляться, как нас учили, но всё равно, видимо, не очень получалось, хотя было уже не так больно. Она сказала: «Ну что ты зажимаешься, ну-ка, расслабься». Вот это её замечание, что я плохо расслабляюсь, дало вот такой толчок, и я стала совсем расслабляться: стоя в лифте, в ночнушке, задранной на пузе! Я прошла мимо поста медсестёр, и санитарка говорит: «Вот это я Вам на платные роды привезла». Они даже не поинтересовались: как я, чего я. Одна меня взяла под руку и отвела в блок, где мне рожать. Усадила, вот, говорит, тебе кушетка, хочешь ложись, хочешь ходи. И ушла. Кушетка чем-то покрыта была, я не помню чем, я не ложилась на неё, мне было легче ходить. Я там в течение получаса ходила, расслаблялась, схватки были уже не болезненные, хотя частые. В соседнем блоке жутко орала женщина, к которой никто не подходил. Это мне, конечно, очень действовало на нервы (не то, что орала, а то, что к ней никто не подходил). Ко мне несколько раз заглядывала акушерка, потому что странно: женщина рожает и молчит. Спрашивала, как дела, я говорила, что всё нормально, и она уходила. И только когда я сказала, что у меня что-то потекло уже, какая-то жидкость и немножко крови, тогда уже медсестра, акушерка подошла ко мне и говорит: «Ложитесь». Я говорю: «Я не хочу ложиться. Мне неудобно, мне больно». Она всё равно меня заставила лечь. Посмотрела, что там случилось. Сказала, что пока ещё ничего, ещё можно подождать. Через некоторое время позвала врача. Схватки уже были очень интенсивные.

Пришла врач и начала заполнять историю родов. Мне дали кислород дышать, маску. Всё это время медсестра слушала стетоскопом сердце ребёнка. И в какой-то момент она сказала, что там плохо всё, я уже не помню, с перебоями что-то, и позвали анестезиолога. Он сказал: «Я Вам сейчас сделаю обезболивание». Я сказала: «Я не хочу обезболивание». Он запнулся, стал смотреть на врача. «А что это женщина не хочет делать обезболивание?» — так ошарашенно совсем. Видимо, они хотели сделать мне не обезболивание, а стимуляцию. Тогда он меня стал уговаривать, мол, давайте сделаем Вам укол, у ребёнка с сердцем перебои, надо скорее рожать. Ну, я, конечно, согласилась: «Надо, так давайте скорее рожать». Он сделал укольчик, и у меня всё завертелось, и я уже не помню, как я оказалась на кресле. И около меня было действительно очень много людей: сама акушерка, неонатолог, анестезиолог, медсестра, которая меня с самого начала смотрела, одна медсестра около одной моей руки, другая около головы, всё время обтирала пот со лба, смачивала губы водой, третий медбрат был около другой руки. Врач-акушер мне очень понравилась, она с пониманием относилась ко мне, советами очень помогала. Я чувствовала, что самый последний момент настал и мне нужно с силами собраться и родить. Я за ребёнка очень переживала, мне же говорили, что сердце с перебоями, что ему хуже будет, если я долго буду рожать. Осталось хорошее впечатление от последних моментов. Было не больно совсем. Я только один раз крикнула, перед тем, как головка родилась.

Ребёнок быстро родился. Мне его показали. Он не сразу закричал. Его шлёпнули. Пуповину сразу же перерезали, я уже ничего не говорила, потому что мне уже было ни до чего. И сразу же начали манипуляции какие-то, то есть его взвешивали, обтёрли его, я ещё думала, зачем же они его обтирают всего, жалко. Закапали в глаза. Я ещё подумала: у старшего от этого конъюктивит, и у младшего будет. В конце концов они его завернули и положили рядышком на столик. На живот или на грудь не клали. Плацента родилась минут через 5-10. Врач специально нажимала на живот, что-то поддёргивала, чтобы плацента поскорее родилась. Мне давали маску дышать, от которой я потом отказалась, потому что очень неприятный запах. Родилась плацента, сказали, что остался кусочек, нужно производить ручное отделение, тут же ко мне подошёл анестезиолог, тут же он мне что-то вколол, тут же я, глядя на своего сына, отключилась.

Я пришла в себя, как я понимаю, часа через два, а родила приблизительно в час. И я очень долго приходила в себя. Я была на каталке и пыталась сфокусировать свой взгляд на одной точке. Сына со мной не было, конечно. И первый, кто ко мне пришёл, это была санитарка, которая убиралась в этом блоке. Она сказала: «Какая ты молодец, и не кричала совсем, а рядом там кто-то рожал, так орал». Предложила мне попить сок, сок меня вернул к жизни. Я выпила сок апельсиновый, сразу у меня сознание прояснилось. Подошла ко мне акушерка, которая была со мной с самого начала. Я спросила: родила я вообще, потому что я не помню. Показывали сына, а вдруг мне это привиделось, вдруг я не родила. Она сказала, что всё нормально, всё хорошо. Я спрашиваю: а где он.— В блоке для новорождённых. Я говорю: это он там кричит? Потому что там кто-то плакал так жалобно. Да, говорит, он там один у нас и лежит. Я говорю, ну дайте мне его, что ж он там один, и я одна. Мне его принесли, в этот момент мы вместе и находились. Причём она говорит: только ненадолго, пока врача нет, я вам принесу. То есть это было подпольно даже. Она мне его принесла, он уже кулаки свои вынул из пелёнок и стал их грызть, один кулак грызёт и другой. Я думаю: «Господи, ну вот самое время ребёнку грудь дать». А на мне такая ночнушка, что я не могла её поднять, дать ему грудь, т. к. плохо двигала руками после наркоза. Так он и лежал со мной рядом. Он ещё с закрытыми глазами лежал, а когда я стала с ним разговаривать, он глаза открыл и стал на меня смотреть. Акушерка даже удивилась: «Надо же, на мамин голос как откликнулся». Потом меня увезли в другое помещение вместе с ним. Я надеялась, что меня вместе с ним оставят. Но акушерка мне сказала, что сейчас решается вопрос, может, нас положат в разные места, потому что у него что-то не в порядке. Что конкретно, она сама не знала. Пришла заведующая педиатрическим отделением, сказала: «Вас сейчас положат в разные места». Я стала возмущаться, как же так, я когда подписывала договор, мне сказали, что как я захочу, так и будет, я хочу вместе с ребёнком находиться. Она сказала, что у него нарушены нервные реакции. Я говорю, что у него конкретно нарушено? Она говорила какие-то слова, ничего не значащие, медицинских терминов она не говорила: вот, может, на нём это плохо скажется. Я некоторое время всё равно ещё оставалась с сыном, хотела дать ему грудь, хотела разорвать рубашку, она оказалась новая, не получилось. Приподняться не было сил после наркоза. Нас отвезли вместе (он лежал у меня на животе) в палату на каталке. Он был спелёнут, но как вытащил свои кулаки, так он и лежал. Привезли меня в палату и его забрали.

Как только я оклемалась, где-то через час, когда я могла встать и пойти, я пошла в конец коридора по этажу, где находились новорожденные. Был уже вечер, и там была медсестра. Я пришла и сказала: «Дайте мне моего ребёнка». Она в ужасе на меня посмотрела и пыталась говорить со мной как с умалишённой — спокойно. Говорила, что врача нет, а без врача она не может дать, её привлекут к ответственности за это, но посмотреть на него, пожалуйста, посмотрите. Его вид меня привёл в ужас. В его голову была вставлена игла, и по ней поступала какая-то жидкость. Посмотрела я на своего сына, мне совсем стало плохо, я опять стала приставать к сестре, причём уже со слезами на глазах: «Сейчас открою, пойду и заберу у Вас ребёнка». Она меня как-то успокоила немножко. «Давайте подождём немного,— пока врач придёт». Я стала её спрашивать, что с ребёнком, она сказала: «Сейчас я посмотрю»,— говорит, что у него нарушены нервные реакции, сказала, что ему назначил врач: смесь глюкозы с чем-то, с чем я уже не помню. Я пошла звонить мужу, там на этаже был телефон, мол, так и так, у меня ребёнка забрали, я плакала, была очень расстроена. Он говорит: «Врачи, наверное, знают лучше, давай ты всё-таки оставишь всё как есть».

Утром пришла врач, сказала: «Вы знаете, я не могу Вам отдать ребёнка, у него там что-то не в порядке. Давайте через три дня мы посмотрим, тогда решим. А так, пожалуйста, приходите, стойте за стеклянной дверью, смотрите».

Мне после родов начали колоть антибиотики в больших дозах. Я спросила врача: «Влияют ли антибиотики на ребёнка?» Я тогда ещё не знала, что антибиотики влияют в любом случае на ребёнка, если мама кормит грудью. Он ответил, что нет, никак не повлияют. Никакого вреда ребёнку это не принесёт. Я со спокойной душой принимала все эти антибиотики 3 раза вдень.

Мне принесли кормить ребёнка на второй день. Он сразу взял грудь и стал сосать, как насос, и я очень обрадовалась, так как намучалась с первым ребёнком, что он не хотел сосать. Он был весь запелёнут так, что, когда мне его через 3 дня отдали уже совсем и я его развернула, на нём были одна байковая пелёнка (сказали, что у них не было в этой смене простых пелёнок), вторая байковая пелёнка, в которую была проложена жёсткая прокладка, чтобы спинка была прямая, и, помимо подгузника, который тоже был из байковой пелёнки, одеяльце сверху. Температура была +25° С. Это был какой-то кошмар. Ещё сверху были два чепчика, простой и байковый. Это была осень, на улице было холодно, поэтому его так запеленали. У него были опрелости между ног. Я мужа заранее попросила, чтобы он мне облепиховое масло принёс, я сразу стала мазать облепиховым маслом, и всё стало заживать у него. На головке у него было красненькое пятнышко, запёкшаяся кровь, а так всё было нормально. Через три дня, когда врач обещала, что даст мне ребёнка на ночь, я пришла вечером к медсестре и сказала об этом. Она посмотрела в свои записи и сказала, что врач ничего не записала, никаких рекомендаций на этот счёт, и она не может мне дать ребёнка без разрешения врача. Это было уже на третью ночь, когда мне обещали его совсем отдать. Отдали мне его совсем только на пятый день. Выписали меня на 10 день из-за ручного отделения, пока полностью не прокололи весь курс антибиотиков.

Ещё один момент. Когда ребёнка там оставили, в палате новорожденных, я утром пришла и спросила: «Чем вы детей кормите?». Я видела в коридоре банки из-под детских смесей, хотя все мамы сцеживались, и мне приносили регулярно кружечку для сцеживания, но я не сцеживалась. Медсестра говорит: «Мы его кормим молочными смесями». Я говорю: «А почему, сколько людей и все сцеживаются, куда же вы всё деваете?». Она говорит: «Ну, это недоношенным, ослабленным детям, а обыкновенным детям смеси». Так что сына немного там покормили всё-таки смесями, сначала по 10 г давали, потом по 20, по 30, у них там стояли пузырёчки совсем маленькие, с сосками.

Наверное, на 6 или 7 день моего заключения в этом роддоме я обнаружила, что ребёнок начал зеленоватым какать, с нехорошим запахом, хотя до этого было нормальный, жёлтый стул, приятного запаха. Я стала спрашивать у врачей, что бы это значило. Мне сказали, что это небольшое расстройство желудка, ничего страшного, всё пройдёт. А зелёный стул был из-за антибиотиков, потому что у нас потом всё хуже и хуже было, к четырём месяцам у нас расстроился абсолютно весь кишечник, перестало вообще что-либо перевариваться. Оказалось, что у нас дисбактериоз, который я лечила потом долго. Курс антибиотиков в роддоме кололи 7 или 10дней, несколько раз вдень.

Ещё, что меня насмешило в роддоме, там было два детских бокса, в каждом боксе была своя детская врач. В том боксе, где был мой ребёнок (я ещё не решила для себя, надо мне сцеживаться или нет), я спросила: сцеживаться мне после кормления или нет? Она сказала: «Обязательно сцеживаться, иначе будет застой в груди, вы испортите всю грудь, будет мастит». Когда я столкнулась со вторым врачом в коридоре, я её тоже спросила. Она сказала: «Ни в коем случае не сцеживаться, иначе у вас будет...» Тоже кучу всего наговорила. Тут я поняла, что я сама себе выбираю, что мне удобнее, и так я и делаю.

Оттого, что мы заплатили деньги, польза была следующая: я лежала одна в палате, где было очень жарко, и я открывала окошко, когда хотела. У меня было всегда прохладно. У всех была такая страшная жара, что когда врачи ко мне приходили, они мёрзли. Второе то, что когда мне ребёнка оставили, я и днём и ночью что хотела, то и делала: захотела не заворачивать его в пелёнку, он так и лежал голенький, чуть прикрытый пелёнкой, потому что остальные даже не могли развернуть детей. В общих палатах им этого не разрешали, дети все были запелёнутые, мой единственный так лежал, без чепчиков всяких. Вообще он должен был лежать в кювезе (отдельной кроватке), но я его, конечно, сразу взяла к себе в постель, и он у меня лежал в постели.

Ещё был отрицательный момент, который меня потряс. Там приходили делать прививки всем, правда не врач, которая их наблюдала, а какая-то, наверно, особая врач там по прививкам. У меня в это время ребёнок спал. А мне в вену ввели капельницу, в левую руку, а ребёнок лежал под правой рукой, это было на 8 день, по-моему. Я прошу: «Не могли бы Вы попозже прийти, а то я под капельницей лежу, если он заплачет, то я даже не смогу его успокоить, дать грудь, на руки взять». Она сказала: «Ничего не знаю, мне надо сделать». Сбросила на пол (!) всё, что лежало на пеленальном столике, взяла у меня спящего ребёнка, с каким-то садистским выражением вкатила ему со всей дури укол. Он, конечно, заорал, как ненормальный. Положила мне его назад, и он, орущий, лежит, а я даже не могу ничего сделать. Единственное, что я могла сделать — это руку ему на затылок положила, и он потихоньку успокоился. Это вообще ужасно.

Я к родам готовилась только психологически, я не была готова к домашним родам, я не знала, как дышать, что в какой момент надо делать. То, что около меня было много людей во время родов, это был тоже положительный момент, ко мне было больше внимания, чем к остальным, я почувствовала от них какую-то поддержку.

То есть за плату я получила: отдельную палату со свободным поведением и более внимательное отношение.

С врачами я заранее познакомиться не могла, потому что роды принимала дежурная бригада. Персонально с врачом о родах я не могла договориться.

Я не посмотрела текст договора досконально. Я поверила тому доктору, который меня принимал, на слово, что я что захочу, то и буду требовать. Я того врача даже не видела. То есть когда ты заключаешь договор с роддомом, то надо всё письменно оговорить, чтобы врачи тоже с этими требованиями согласились. Подробно написать всё, что ты хочешь. Надо оговорить, что это всё делается за исключением случаев, когда мать или ребёнок без сознания. После родов находишься в таком состоянии, что кроме страха за ребёнка ничего не остаётся, кроме инстинктов ничего нет и разумные действия делать невозможно.

Важно, чтобы была ответственность за то, что не выполнено в договоре. То, что если оговорённые требования не выполняются, то роддом несёт какую-то материальную ответственность.

Врачи не готовы к таким требованиям, чтобы ребёнка отдали, чтобы его на грудь положили и так далее, потому что, в основном, женщинам от платных родов нужна отдельная палата, обезболивание и повышенное внимание. Таких, как я — единицы, и врачи не готовы к этому. Они всё это сделали не по злому умыслу, а просто потому, что это было принято.

От авторов: Осенью 1999 года Маша вместе с мужем благополучно родила третьего ребёнка — дочь — дома, в присутствии духовной акушерки.