Глава IV первая российская революция (1905 Г. )

Тяжелое положение народных масс, нежелание и неспособность царского правительства решить наболевшие вопросы — крестьянский, рабочий и пр., катастрофический ход русско-японской войны — все это вызывало брожение и недовольство в самых различных слоях населения. Подобные настроения подогревались упорной и последовательной антиправительственной деятельностью со стороны подполья и оппозиции. На страну неотвратимо надвигалась революция, которая должна была насильственным путем внести в русскую жизнь необходимые перемены: установить конституционный строй, ввести политические свободы, уничтожить сословное неравенство, дать крестьянам землю.

Накануне

«Новый курс». По откровенному признанию нового министра внутренних дел П. Д. Святополк-Мирского, сменившего на этом посту убитого В. К. Плеве, Россия к осени 1904 г. была доведена «до вулканического состояния», превратилась в «бочку с порохом». Осознав опасность революционного взрыва, Святополк-Мирский попытался сменить внутриполитический курс. В сентябре 1904 г., принимая высших чинов Министерства внутренних дел, министр произнес сразу ставшие знаменитыми слова о необходимости «взаимного доверия» между правительством, с одной стороны, обществом и «населением вообще» — с другой. В духе этого заявления Святополк-Мирский принял некоторые меры: ослабил цензурные гонения на либеральную печать, смягчил жесткий бюрократический контроль над деятельностью земств, вернул из ссылки некоторых общественных деятелей.

Подобная политика вызвала известный отклик в умеренно-либеральной среде, где сразу же заговорили о «новом курсе» правительства, о начале «эпохи доверия». Но в целом отношение общества к правительству оставалось настороженным и недоверчивым. Не только убежденные революционеры, но и деятели «Союза освобождения» сочли первые шаги нового министра слишком робкими и непринципиальными.

Как оказалось, однако, новый курс предполагал и более серьезные перемены. В начале ноября 1904 г. состоялся земский съезд. Хотя земцы и не получили официального разрешения на его проведение, Святополк-Мирский дал понять, что будет смотреть на их совещания «сквозь пальцы». Съезд принял декларацию, в которой, наряду с утверждением о необходимости целого ряда реформ, содержался призыв к верховной власти ввести в России конституцию. Декларация была передана участниками съезда министру внутренних дел, и тот, судя по его дальнейшим действиям, принял ее к сведению.

В начале декабря 1904 г. Святополк-Мирский передал царю доклад о политической обстановке в стране, которая оценивалась как катастрофическая. К докладу был приложен проект указа, составленный с учетом основных требований земского съезда. Наряду с обещанием «различных вольностей», в нем шла речь «о привлечении в Государственный совет выборных от земств». Хотя подобная мера была еще далека от введения в стране полноценной конституции, она, несомненно, знаменовала собой определенный шаг в этом направлении. По мнению министра, такой указ позволил бы правительству найти общий язык с «наиболее здравомыслящей» оппозицией и тем самым хотя бы частично стабилизировать внутриполитическое положение.

Николай II, до конца жизни остававшийся убежденным самодержцем, придерживался другого мнения. Однако, признав сложность ситуации, он приказал созвать особое совещание из министров и других высших сановников для обсуждения проекта указа. На первом же заседании подавляющее большинство участников совещания высказалось за отказ от политики реакции и рекомендовало принять проект. Против высказался обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев — один из главных вдохновителей реакционного курса еще со времен Александра III. Царь тем не менее не удовлетворился подобными рекомендациями, назначив через несколько дней новое заседание. Причем на этот раз в состав совещания были спешно включены сразу пять великих князей —- родственников царя, известных своими реакционными взглядами. Проект Святополка-Мирского был провален; Николай II собственноручно вычеркнул из него пункт о выборных представителях.

В результате в опубликованном 12 декабря 1904 г. указе остались лишь «различные вольности». Царь обещал то, что, казалось бы, само собой разумелось: соблюдать законы Российской империи и применять чрезвычайное законодательство не в качестве обычной меры, а лишь в самых крайних случаях. Кроме того, предполагалось уравнять крестьян в правах с другими сословиями, ввести государственное страхование рабочих; были обещаны и некоторые другие незначительные реформы. Характерно, что 12 декабря, одновременно с этим указом, было опубликовано и правительственное сообщение, в котором резко осуждались любые попытки противостояния власти со стороны общества.

Таким образом, Николай II полностью дискредитировал «новый курс», ясно показав, что не желает «сотрудничать» с кем бы то ни было. В итоге внутриполитическое напряжение в конце 1904 г. продолжало нарастать. Не утихало забастовочное движение; осенью 1904 г. в ряде промышленных центров — Москве, Петербурге, Варшаве, Харькове и др.— прошли демонстрации рабочих, которые были беспощадно разогнаны полицией и войсками. Характерной чертой этого времени стала «банкетная кампания», проведенная либералами: на организованных по самым разнообразным поводам банкетах общественные деятели выступали с «тостами» — речами, содержавшими резкую критику правительства и призывы к реформам. Обстановка накалялась с каждым днем. Не хватало только искры, чтобы «российская бочка с порохом» взлетела на воздух.

Гапоновщина. Непосредственный толчок началу первой российской революции дала деятельность священника одной из петербургских церквей Георгия Гапона. Будучи человеком весьма невежественным, плохо разбираясь в политике — эсеров и эсдеков он различал с большим трудом, Гапон в то же время знал положение рабочих, понимал их психологию и обладал незаурядным талантом оратора-демагога. Его своеобразные речи-проповеди, в которых религиозные мотивы переплетались с резким обличением несправедливостей, творимых властью и имущими классами, пользовались в рабочей среде огромной популярностью.

В сущности, Гапон действовал в русле «зубатовщины» — недаром сам Зубатов на последнем этапе своей деятельности все большее внимание обращал на священников как возможных проводников своей политики. Однако от Зубатова и большинства его сотрудников Гапон значительно отличался. И сам основатель «зубатовщины», и те, кто работал вместе с ним, были, как правило, лояльны по отношению к царской власти, искренне надеясь убить двух зайцев: и самодержавие укрепить, и облегчить участь рабочих. Гапон же в своей деятельности исходил прежде всего из личных интересов. И самодержавие, и рабочие интересовали его лишь постольку, поскольку позволяли ему двигаться наверх, к власти и славе. Роль вождя петербургских рабочих, манипулирующего огромными массами, представляющего их интересы перед самим царем, позволяла Га-пону, хотя бы отчасти, утолять свое непомерное, болезненное честолюбие.

В феврале 1904 г. правительство утвердило устав «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга» во главе с Гапоном. Эта организация действовала по зубатовским рецептам, но, пожалуй, еще с большим размахом. К началу 1905 г. общество имело в Петербурге 11 районных отделений и состояло из более чем 10 тыс. действительных членов, не считая множества сочувствующих. Выступления Гапона собирали огромные массы слушателей, популярность его росла.

Своими проповедями Гапон пытался укрепить веру рабочих в «доброго царя», вселить в них неприятие революционного насилия. Однако сама логика событий неизбежно должна была поставить перед ним те же проблемы, с которыми в свое время столкнулся Зубатов: обещания решить все проблемы рабочих мирным путем рано или поздно надо было выполнять. Власти же, позволявшие Гапону беспрепятственно проповедовать, совершенно не склонны были поддерживать рабочих и добиваться реального улучшения их положения; предприниматели в свою очередь не желали идти ни на какие уступки. В конце концов Гапон неизбежно должен был оказаться перед выбором: уступить властям и промышленникам, потеряв при этом всякое влияние в рабочей среде, или вместе с рабочими пойти наперекор «власть имущим». Зубатов, оказавшись в подобной ситуации, вышел в отставку, Гапон организовал шествие к Зимнему дворцу.

«Кровавое воскресенье». В самом начале января в ответ на увольнение нескольких рабочих вспыхнула забастовка на Путиловском заводе. Попытка гапоновской организации добиться мирного соглашения между рабочими и дирекцией завода окончилась полной неудачей. Ни малейшей поддержки своим миротворческим усилиям гапоновцы не получили и от петербургского градоначальства. Забастовка, начатая путиловцами, тут же распространилась на другие крупные предприятия Петербурга. В результате 4 января бастовало 15 тыс. человек, а 8-го — уже 150 тыс. Забастовка становилась всеобщей.

В этой ситуации у Гапона созрел план: устроить грандиозную манифестацию, в ходе которой передать царю «рабочую петицию», содержавшую все их просьбы. Очевидно, Гапон рассчитывал на то, что власти не рискнут разгонять и уж тем более расстреливать мирное шествие верноподданных рабочих; царь же в свою очередь не захочет упустить случай продемонстрировать свое внимание к нуждам народа. Если бы царь принял петицию из рук Гапона, то, вне зависимости от конечных результатов, предприимчивый священник мог рассчитывать на еще большее упрочение своего влияния в рабочей среде — он стал бы народным героем.

Однако Гапон не смог поставить под свой контроль процесс составления петиции. В обсуждении ее текста, проходившего в рабочих собраниях районных гапоновских организаций, самое активное участие приняли социал-демократы. Гапоновцам удалось отстоять исключительно мирный верноподданнический характер шествия, зато под влиянием социал-демократов в текст петиции, помимо чисто экономических требований, были внесены общеполитические: свобода слова, печати, рабочих союзов и, наконец, созыв Учредительного собрания.

Подобный характер петиции придал шествию совершенно иное значение, нежели предполагал Гапон. Царь и его окружение неизбежно должны были воспринять манифестацию как покушение на устои самодержавного строя. Невыполнимыми и, более того, «незаконными» были сочтены правительством, внимательно следившим за ходом событий, и экономические требования рабочих. В своем докладе царю министр финансов В. Н. Коковцов доказывал, что их реализация, особенно введение 8-часового рабочего дня, подорвала бы основы российской экономики. Таким образом, ни о каком удовлетворении правительством «рабочей петиции» не могло быть и речи.

Не желая идти навстречу рабочим, власть могла бы воспрепятствовать проведению манифестации или, по крайней мере, попытаться сделать это. Однако рабочие, проводившие свои собрания, не встречали ни малейшего противодействия со стороны полиции. Дело в том, что правительство приняло другое, поистине безумное решение: дать народу «острастку». В то время как рабочие во главе с Гапоном разрабатывали план шествия, власть составляла план его разгрома. Был создан специальный штаб во главе с дядей царя, великим князем Владимиром Алексеевичем. Петербург был разбит на сектора, во главе их поставлены генералы, имевшие в своем распоряжении 8 тыс. пехоты и 3 тыс. кавалерии. В помощь столичному гарнизону подтянули войска из соседних городов. К расстрелу мирного шествия готовились как к серьезной военной операции.

8 января, накануне трагических событий, интеллигенция столицы попыталась предотвратить их. Делегация ее представителей, в состав которой вошли известные писатели, публицисты и общественные деятели — А. М. Горький, Н. Ф. Анненский, В. А. Мякотин, А. В. Пешехонов и др., отправилась к министру внутренних дел. Однако Святополк-Мирский делегацию не принял, а его заместитель заявил: «Правительство знает, что ему нужно делать». Ни малейшей поддержки делегаты не нашли и у С. Ю. Витте, занимавшего тогда пост председателя кабинета министров.

На следующий день, в воскресенье 9 января, более 140 тыс. рабочих, их жен и детей, отслужив в районных отделах гапоновской организации торжественные молебны, в строгом порядке, колоннами двинулись к Зимнему дворцу. Впереди шли священники; рабочие несли хоругви, портреты царя, царицы. Попытки социал-демократии придать шествию характер политической демонстрации — развернуть красные флаги, выкрикивать антиправительственные лозунги — решительно пресекались участниками шествия. Тем более странными и ничем не оправданными выглядели действия властей. Перекрыв все пути к центру города, войска стали беспощадно расстреливать рабочие колонны; бегущих преследовала и рубила шашками кавалерия. Количество убитых не было установлено. Официально сообщалось о 130 жертвах, пресса писала о тысяче. (Самому организатору шествия удалось скрыться. Гапон бежал за границу и одно время пользовался большой популярностью в эмигрантской среде, где его восприняли как «народного вождя». В 1906 г. Гапон вернулся в Россию и возобновил активное сотрудничество с охранкой; в том же году был разоблачен и повешен своими недавними сторонниками-рабочими на даче под Петербургом.)

В тот же день, 9 января, рабочие, которые еще утром молились за здравие царя и членов его семьи, начали стихийное восстание против царской власти. Они вооружались как и чем могли, громили ружейные магазины, разоружали офицеров и полицейских, завязывали стихийные перестрелки с войсками. Во второй половине дня в разных районах города появились баррикады. По справедливому замечанию Горького, 9 января погибли не только сотни рабочих, на петербургских улицах был «убит» престиж Николая II. Вера в «доброго царя» рухнула бесповоротно. Своими залпами царские войска дали сигнал к началу первой русской революции.

Вопросы и задания

1. В чем заключается суть правительственного «нового курса»? Почему можно говорить о его непоследовательности? 2. Сравните деятельность Гапона с политикой «зубатовщины». В чем вы видите сходства между ними и в чем различия? 3. Почему «кровавое воскресенье» считается началом первой русской революции?

Революция на подъеме

«Революция уже началась». Кровавая безжалостная расправа с мирной, верноподданнической манифестацией вызвала гнев и возмущение в самых различных слоях населения. Но особенно сильной была, естественно, реакция рабочих, прежде всего петербургских. В течение первых трех дней после «кровавого воскресенья» в столице не работал ни один завод. Затем стачечное движение постепенно пошло на спад. Но и через неделю после расстрела манифестации в Петербурге бастовало более 40 тыс. рабочих.

Мощный резонанс петербургские события вызвали во многих промышленных центрах России. Более 50 тыс. рабочих бастовало в Москве; остановились заводы в Нижнем Новгороде, Самаре, Саратове. В середине января рабочее движение во всю силу развернулось на Украине, особенно мощная всеобщая забастовка была организована в Луганске. Даже в далеких сибирских городах проходили выступления в поддержку питерских рабочих.

Особенно значительными по размаху и в то же время крайне ожесточенными явились выступления на национальных окраинах, где политический и экономический гнет основной массы населения неразрывно переплетался с национальным. В крупнейших промышленных центрах Царства Польского — Варшаве и Лодзи — всеобщая забастовка переросла в уличные бои, продолжавшиеся несколько дней, со строительством баррикад, ожесточенными перестрелками, многими десятками убитых и раненых. То же происходило в Риге, всеобщей забастовкой был охвачен Ревель. Мощная волна революционных выступлений прокатилась и по Закавказью.

В своей борьбе российские рабочие сразу же получили ощутимую поддержку других слоев городского населения — ремесленников, мелких торговцев, интеллигенции. Особенно заметно было участие в революционном движении студенчества. Как правило, во время массовых выступлений рабочих в знак солидарности с ними занятия в высших учебных заведениях прекращались. Студенты являлись непременными участниками демонстраций и митингов.

Правительство было застигнуто врасплох этим революционным взрывом. С каждым днем оно все в большей степени теряло контроль над ситуацией. Традиционные меры борьбы со «смутьянами» — массовые аресты, ссылки, применение войск для разгона демонстраций — не приносили успеха. В правительственных кругах заговорили о необходимости уступок. 18 февраля на специальном совещании высших сановников об этом было заявлено самому царю. «Можно подумать, что вы боитесь революции»,— недовольно заметил Николай II. «Государь,— со вздохом ответил ему новый министр внутренних дел А. Г. Булыгин,— революция уже началась».

Под давлением своих министров царь подписал заранее подготовленный ими рескрипт (официальное обращение) на имя Булыгина. В рескрипте Николай II заявлял о своем решении созвать совещание, которое должно было определить условия создания при царе выборного органа для предварительной подготовки законопроектов. Этот крайне робкий шаг в сторону конституционных перемен не произвел никакого впечатления на противников самодержавия. Умиротворить бушующую страну с помощью подобных мер оказалось совершенно невозможно.

Однако при всем грандиозном размахе революционное движение в первые месяцы 1905 г. носило стихийный характер. Чрезвычайно сильные эмоции, вызванные кровавым расстрелом питерских рабочих, явно преобладали над разумом. Движению не хватало организации, четко поставленных целей. Серьезные проблемы возникали и в связи с чисто технической стороной дела: как ни рвались рабочие в бой, воевать им было почти нечем. Выступать же против регулярных воинских частей с обычным «оружием пролетариата» — булыжником — означало обрекать себя на неминуемое поражение.

Подполье и общественность. Превратить стихийное рабочее движение в организованную силу, способную свергнуть самодержавие,— такую задачу ставили перед собой социал-демократы. Они распространяли в рабочей среде агитационную литературу, налаживали контакты с революционно настроенными рабочими, создавали из них свои организации на промышленных предприятиях.

При этом разногласия в социал-демократической партии не утихали. Более того, после начала революции споры между большевиками и меньшевиками приняли настолько ожесточенный характер, что привели уже не только к идейному, но и к организационному расколу партии. Когда в апреле 1905 г. большевики собрались на съезд в Лондоне, меньшевики отказались на нем присутствовать и организовали свою конференцию в Женеве.

В своей оценке ситуации, сложившейся в стране, большевики и меньшевики вполне сходились: и те и другие считали, что русская революция носит буржуазно-демократический характер. Однако выводы из подобной оценки они делали диаметрально противоположные. Меньшевики считали, что пришло время лидерства буржуазии, которой предстоит сыграть решающую роль в преобразовании страны. Пролетариат же должен следовать в фарватере буржуазии, активно сотрудничать с ней, оказывать полную поддержку. Большевики в свою очередь настаивали: начавшуюся революцию должен возглавить именно пролетариат, с тем чтобы, победив в ней и последовательно проведя в жизнь буржуазно-демократические преобразования, как можно скорее перейти к преобразованиям социалистическим. Буржуазия была для большевиков лишь неприятной помехой на этом пути. Ее следовало отстранить от участия в революции, изолировать от народных масс. Ленин и его сторонники считали подобный ход событий вполне возможным — при условии, если рабочим удастся найти общий язык с многомиллионным русским крестьянством.

Враждующие стороны были вполне последовательны и в спорах о конкретной деятельности партии в условиях начавшейся революции. Меньшевики считали, что революционное и, прежде всего, рабочее движение должно развиваться «органично», в частности, ему нельзя искусственно навязывать «интеллигентскую» идею всеобщего вооруженного восстания. Большевики же, наоборот, призывали все силы партии бросить именно на пропаганду и разработку этой идеи в рабочей среде. С их точки зрения, партия вместе с пролетариатом должна решительно взять курс на вооруженное восстание и подготавливать его как организационно, так и технически.

Как показал дальнейший ход событий, найти общий язык при столь серьезных идейных разногласиях большевикам и меньшевикам было уже не дано. Все последующие попытки объединить эти течения носили, как правило, формальный характер и всегда кончались неудачей.

После начала революции заметно оживилась и деятельность социалистов-революционеров. Правда, в своем влиянии на рабочих эсеры заметно уступали социал-демократам. Зато среди интеллигенции и особенно студенчества их престиж еще более возрос. И обязаны этим эсеры были прежде всего новому теракту: 4 февраля 1905 г. в Кремле взрывом бомбы, брошенной боевиком Иваном Каляевым, был убит дядя царя, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович — признанный вдохновитель реакции. К подобным «подвигам» значительная часть общества склонна была относиться не только с одобрением, но и с восхищением. Каждый удачный теракт давал партии множество новых членов. Боевая организация пользовалась огромной популярностью. В это время по ее образу и подобию начинают создаваться боевые организации по всей стране при местных комитетах партии. Начинающие боевики вооружались, заводили динамитные мастерские и готовились развернуть террор против ненавистных представителей власти: генерал-губернаторов, полицмейстеров, прокуроров и пр.

Серьезные усилия прилагали эсеры для проведения пропагандистской работы среди крестьянства — главной, с их точки зрения, опоры революционного движения. Однако крестьянство гораздо хуже, чем пролетариат, воспринимало любую интеллигентскую пропаганду — слишком сложна, своеобразна и во многом иррациональна была психология русского мужика-земледельца. И все же в условиях общего революционного подъема эсеры добились здесь некоторых результатов, которые начали сказываться уже весной 1905 г.

Серьезное влияние революционные события оказали и на либеральное движение. Некоторые его представители в это время настроены были использовать революцию для достижения своих целей и, прежде всего, введения в России конституции. Насколько решительны стали либералы в своих устремлениях, показал съезд «Союза освобождения» в марте 1905 г., на котором было выдвинуто требование провозгласить в России политические свободы — слова, печати, собраний — и создать народное представительство на началах прямого, равного, тайного голосования. Кроме того, нуждаясь в массовой поддержке своей политической программы, либералы предложили и довольно серьезные социальные реформы: наделить крестьян землей — причем не только государственной, но и, в случае необходимости, конфискованной у помещиков; организовать государственное страхование рабочих; ввести 8-часовой рабочий день. Впрочем, подобных взглядов придерживались лишь наиболее последовательные представители русского либерализма. Большинство же либералов готовы были удовлетвориться и куда более скромными уступками.

Революционное лето. Продолжая свое развитие по восходящей, революционное движение в конце весны — летом 1905 г. выходит на принципиально новый уровень. Оно постепенно преодолевает свою стихийность, становясь все более организованным и целенаправленным — и тем самым все более опасным для самодержавия. Немалую роль в этом процессе сыграли профессиональные революционеры и, прежде всего, большевики, постепенно подчинявшие рабочее движение своему контролю.

Весна 1905 г. знаменовалась мощными первомайскими стачками, в которых приняло участие до 600 тыс. человек. С середины мая Иваново-Вознесенск, один из крупнейших центров ткацкой промышленности, оказался под почти полным контролем забастовщиков. Избранный ими Совет уполномоченных взял на себя обязанности охраны порядка в городе и наблюдения за торговлей. Местные власти поначалу были полностью деморализованы. Когда же они попытались начать репрессии, бастующие ответили вооруженным сопротивлением. Забастовка прекратилась только в конце июня, после того как хозяева текстильных предприятий пошли на серьезные уступки. Одновременно с иваново-вознесенской забастовкой ткачи в польской Лодзи подняли настоящее революционное восстание. В конце июня, на протяжении трех дней, в Лодзи шли ожесточенные бои. С огромным трудом власти навели в городе относительный порядок.

На борьбу поднялось и крестьянство. В январе — феврале 1905 г. было зарегистрировано 126 крестьянских выступлений, в марте — апреле — 247, а в мае — июне — уже 721. Крестьяне грабили дворянские усадьбы, захватывали хлебные амбары, запахивали помещичьи земли. Это движение было, как правило, стихийным, но настолько массовым, что у власти просто не хватало сил для наведения порядка. Казачьи сотни и драгунские команды постоянно совершали карательные набеги на бунтующие села, устраивали массовые экзекуции, но утихомирить крестьян не могли.

Особенно опасным для самодержавия было проникновение революционных настроений в армию и во флот. Ведь власть в это время держалась почти исключительно на солдатских штыках, между тем и солдаты, и матросы находились в положении не менее тяжелом, чем основная масса российского населения. В армии и во флоте царила палочная дисциплина; истязания нижних чинов, полное неуважение к их личному достоинству со стороны офицеров — все это было обычным делом. В июне 1905 г. вспыхнуло восстание на броненосце «Князь Потемкин-Таврический», находившемся на рейде недалеко от Одессы. Отказ матросов есть щи, сваренные с тухлым мясом, привел к столкновению с офицерами. Один из матросских вожаков, большевик Вакуленчук, был застрелен. Это послужило сигналом к восстанию. Матросы, захватив броненосец, подняли на нем красный флаг. Похороны Вакуленчука в Одессе, охваченной забастовкой, вылились в политическую демонстрацию, расстрелянную войсками. В ответ броненосец обстрелял административный центр города. Черноморская эскадра, высланная против «Потемкина», беспрепятственно пропустила его сквозь строй своих судов; на некоторых из них вспыхнули волнения. Восставшие матросы увели броненосец в Румынию.

В этих условиях 6 августа Николай II подписал, наконец, манифест об учреждении давно обещанного представительного органа — так называемой булыгинской Думы (по имени министра внутренних дел А. Г. Булыгина). Этот орган должен был избираться на основе довольно высокого имущественного ценза, причем рабочие вообще отстранялись от выборов. Но, главное, манифест провозглашал создание не законодательного, а всего лишь законосовещательного органа. Другими словами, царь по-прежнему должен был давать стране законы. Дума же могла лишь давать царю советы. Подобная «конституция» удовлетворила только самых умеренных либералов. Основная же масса населения приняла предложение большевиков бойкотировать выборы в булыгинскую Думу. Таким образом, уступка со стороны правительства явно запоздала и никакого стабилизирующего воздействия на катастрофическое положение в стране оказать не смогла.

Вопросы и задания

1. В чем заключалась слабость революционного движения в первые месяцы 1905 г.? Как оно изменилось впоследствии? 2. Дайте характеристику различным классам и социальным слоям, принимавшим участие в революции. Чем они были недовольны? К чему стремились? 3. На какие уступки вынужден был пойти Николай II и каковы были их результаты?

Апогей революции

Всероссийская политическая забастовка.Осенью 1905 г. революционное движение в России продолжало нарастать. Отдельные забастовки в различных регионах стали сливаться воедино, парализовав всю страну. В начале октября забастовали рабочие и служащие Московско-Казанской железной дороги. Их поддержали железнодорожники Московского, а затем и Петербургского узла. Вслед за железнодорожниками во всеобщую забастовку включились рабочие, а затем — ремесленники, студенты, представители интеллигентных профессий, чиновники. Забастовка охватила более 120 крупных и небольших городов, сотни фабричных и станционных поселков. Только в сфере фабричного производства бастовало свыше 2 млн. человек. Большая часть участников всероссийской забастовки выступала под политическими лозунгами, т. е. требовала демократизации государственного строя Российской империи.

Железнодорожное движение в России почти замерло. Не работал городской транспорт. Во многих городах бездействовали водопровод, освещение, телефон. Не выходили газеты. Школы, театры, магазины были закрыты. Прекратилась деятельность многих государственных учреждений.

Власть пыталась навести порядок, но, ошеломленная грандиозностью событий, действовала робко и нерешительно. Были, впрочем, ретивые администраторы, пытавшиеся преодолеть «смуту» силой. Один из них, петербургский генерал-губернатор Д. Ф. Трепов, занявший этот пост после событий 9 января, прославился в эти дни своим знаменитым приказом: «Патронов не жалеть и холостых залпов не давать». Однако и на солдат начинала действовать атмосфера побеждающей революции; к тому же их все больше возмущали навязанные им полицейские функции. Вялые попытки разгона демонстрантов и митингующих приводили к противоположным результатам, убеждая в бессилии власти..

На какое-то время в стране воцарилось неустойчивое равновесие — ни одна из борющихся сторон не могла пока взять верх. Но было очевидно, что каждый день приближает победу противников самодержавия. Революционеры открыто призывали превратить всероссийскую забастовку во всероссийское вооруженное восстание. Причем это были не пустые слова. И большевики, и эсеры успели проделать серьезную работу по организации рабочих в боевые дружины, сумели неплохо вооружить их, освоили тактику уличных боев. В тех условиях, когда значительная масса населения явно желала перемен, а правительственная деятельность была почти парализована, сторонники восстания вполне могли рассчитывать на успех.

Серьезность положения была, наконец, осознана и самим царем. Он снова начал совещания с высшими сановниками. С. Ю. Витте предложил Николаю II два возможных варианта выхода из кризисной ситуации: 1) установить в стране диктатуру и, собрав все силы в один кулак, потопить революцию в крови; 2) пойти на уступки революции, причем значительно более серьезные, чем незадавшаяся булыгинская Дума.

Николаю II гораздо ближе был первый вариант. Он предложил стать диктатором своему дяде, великому князю Николаю Николаевичу, но последний отказался от этой роли, посоветовав племяннику пойти на уступки обществу. После этого царю не оставалось ничего другого, как обратиться к стороннику реформ С. Ю. Витте.

Витте считал, что сбить революционную волну можно, только введя в России законодательную Думу. При этом он утешал царя тем, что Дума не помешает правящей бюрократии удержать реальную власть в своих руках. 17 октября царь с большой неохотой подписал Манифест, изменивший основы государственного строя Российской империи.

Манифест 17 октября и его последствия.В Манифесте провозглашались «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов»; высшим законодательным органом в России становилась Дума, причем обещалось избирательное право тем слоям населения, которые раньше были его лишены, прежде всего рабочим.

Манифест 17 октября имел целый ряд далеко идущих последствий. Знаменуя собой серьезную победу революционного движения, Манифест в то же время внес в него раскол. Немалую роль в этом сыграли либеральные деятели, которые раньше держались в тени, а теперь вышли на первый план. Манифест предоставил им возможность создавать легальные партии, чем они сразу же и воспользовались. 12—18 октября, в разгар политической забастовки, как бы в предчувствии неизбежных уступок со стороны самодержавия, проходил учредительный съезд конституционно-демократической (кадетской) партии, подготовленный «Союзом освобождения» и наиболее решительно настроенными земцами. В своих рядах кадеты объединили прежде всего представителей интеллигенции — городской и земской, а также помещиков, буржуазии, военных, чиновников. Подобный состав хотя и не давал кадетам достаточно надежной социальной опоры, зато позволял претендовать на выражение общероссийских интересов.

Лидеры кадетов, среди которых особенно выделялся известный историк П. Н. Милюков, постоянно заявляли о внеклассовом характере своей партии. С подобных позиций была составлена и кадетская программа: ее авторы пытались найти компромиссные решения наиболее острых вопросов российской действительности. Так, предполагалось принудительное отчуждение помещичьих земель за выкуп, однако только той части, которую помещики, не обрабатывая сами, сдавали в аренду. Предусматривалось введение 8-часового рабочего дня, но не везде, а только там, где это в данное время возможно, установление свободы личности, слова, собраний и др. Открытым в своей программе кадеты оставили вопрос о форме государственного управления в России. Как показали дальнейшие события, они готовы были удовольствоваться конституционной монархией.

Союз 17 октября (октябристы) был более цельной и определенной по своему составу партией: в него вошли верхи крупной буржуазии и обуржуазившиеся помещики, сумевшие перевести свои хозяйства на капиталистические рельсы. Как следует из названия партии, те уступки, которые были обещаны Манифестом 17 октября, вполне удовлетворяли ее членов, а более серьезные реформы могли только испугать. Признанным лидером партии стал представитель старинной московской купеческой фамилии А. И. Гучков.

Консолидировав свои силы, эти партии развернули активную борьбу за прекращение революции. С их точки зрения, она выполнила свою задачу, дав стране законодательную Думу, на которую населению и предлагалось возложить все надежды. В народных массах, уставших от тяжелых испытаний, подобные призывы находили определенный отклик.

Провозглашение политических свобод заставило сорганизоваться и реакционеров. Сразу же после издания Манифеста противникам самодержавия, отмечавшим свою победу грандиозными демонстрациями и митингами, пришлось столкнуться с черной сотней. На улицах российских городов завязались настоящие сражения, сопровождавшиеся многочисленными человеческими жертвами.

Главной организующей силой этого движения стали дворяне-помещики старого, крепостнического закала. «Конституционная» уступка Николая II напугала их — следующим шагом вполне могла стать конфискация помещичьих земель. Чувствуя, что почва уходит у них из-под ног, реакционеры попытались оказать самодержавию активную поддержку в борьбе с революцией, с любыми серьезными переменами. В черносотенном движении активное участие принимали многие представители бюрократического аппарата, не чуждалось его и русское духовенство. Серьезную опору черная сотня обрела среди зажиточного городского мещанства — мелких торговцев, домовладельцев и пр. Руководители черносотенного движения не гнушались использовать в своих целях и деклассированные элементы, которые в избытке оседали на дне больших городов.

Будучи столь разнообразным по составу, черносотенство отличалось на редкость простой и ясной идеологией: все беды великой и могучей России происходят от революционеров-интеллигентов и инородцев, желающих развалить ее во имя собственных темных интересов. Нужны не реформы, а беспощадная борьба со смутьянами. В 1905—1907 гг. черносотенцы, пользовавшиеся негласной поддержкой правительства, широко осуществляли эти идеи на практике: убивали революционеров, участвовали в разгонах митингов и демонстраций, устраивали ев