Дела на балканском полуострове. Нашествие славян в придунайские области. Сношения с аварами. Утрата сирмия. Сношения с турками. Дела в италии и Африке

Печальная для империи необходимость сосредоточить свои во­енные силы на восточной границе имела тяжкие последствия для судеб ближайших к столице областей Балканского полуострова. Усиленная отправка войск на Восток ослабила охрану придунайских стран, и этим воспользовались задунайские варвары. В третий год правления Тиверия в звании кесаря (577) славяне в огромной массе—100 тысяч человек, по свидетельству Менандра, — пере­правились через Дунай, наводнили Фракийские области, перешли на юг и грабили и разоряли «Элладу», т. е. Македонию и Фес­салию, как тогда называли эти области.^[934] Не располагая военными силами для отражения нашествия, Тиверий пришел к мысли вос­пользоваться против славян аварами, с которыми империя состояла в союзе на условии уплаты ежегодной дани в 80 тысяч номизм, и приказал Иоанну, магистру армии Иллирика, предложить хану сделать вторжение в землю славян, чтобы тем заставить их вер­нуться назад на защиту своей земли. Становища аваров находились тогда в Паннонии на правом берегу Дуная. Иоанн явился к Баяну и передал просьбу императора. У хана были в ту пору свои причины питать злобу против славян. Считая их в числе подвла­стных ему народов, он незадолго до того отправил к ним посольство с требованием дани. Но славянский князь Даврита (Δαυρίτας) отверг его требования, и горячие объяснения с послами дошли до свалки, в которой послы хана были перебиты. Лишь много времени спустя хан узнал о печальной судьбе своего посольства. Таким образом, для хана поход против славян был делом личной мести. Он согласился на предложение императора, и огромные силы аваров, 60 тысяч человек, были переправлены на лодках через Саву и, вступив на римскую территорию, прошли затем по римским дорогам вдоль течения Дуная до места переправы в области, заселенные славянами. Корабли сторожевого флота, так наз. «двух­кормные», перевезли аваров на левый берег реки. Вторгшись в земли славян, хан грабил и разорял покинутые своими обитателями селения. Славяне укрывались в лесах и пещерах. Впоследствии хан хвалился, что он освободил из неволи очень много пленных римлян, которых славяне держали в рабстве. Наш источник об этом событии, Менандр, не давая точных указаний на территорию, помещает переправу в Скифии, т. е. на нижнем Дунае. Отсюда можно заключить, что славяне заселяли тогда восточные области нынешней Румынии.^[935]

Нашествие аваров на славян не облегчило, по-видимому, поло­жения империи, и вторжение славян не оказалось преходящим бед­ствием, как то бывало при Анастасии и Юстиниане. Иоанн Эфесский, современник этих событий, занес в свое повествование свидетельство о страшном разорении православных церквей, в чем монофизиты видели проявление гнева Божьего за претерпеваемые ими гонения и, отмечая 583 год своей записи об этом событии, сделал общее замечание такого рода: «Будучи весьма слабо вооружены — двумя- тремя метательными копьями, славяне взяли много укрепленных городов на своем пути, обосновались на захваченных территориях, обжились на новых местах, владеют большими стадами, стали богаты, имеют золото и серебро, обзавелись оружием. Для поселения они предпочитают лесистые местности, представляющие большие удоб­ства для укрывательства от неприятеля».^[936] Весьма вероятно, что именно с этой поры началось прочное заселение славянами Маке­донии и Фессалии, которое было уже совершившимся фактом в конце правления Маврикия.

В начале 580 года в столицу явился посол хана Таргитай и получил условленную сумму поминок. Сделав разные покупки в столице, он уехал назад. Мир казался обеспеченным; но, получив деньги, хан собрал войска и двинулся с ними на Саву. Став лагерем в местности между Сирмием и Сингидоном, он начал строить мост на реке. Одновременно с тем по Дунаю спустилась флотилия речных судов и, обойдя Сингидон, вошла в низовья Савы. Суда были более простой конструкции, чем та, которую знали тогда римляне, но были достаточно вместительны и могли служить для военных целей. Командовавший в Сингидоне начальник, по имени Сиф, признавая в этом нарушение мира, заявил хану претензию за его враждебные действия. В происшедших переговорах хан объяснил, что он собирает­ся в поход на славян тем же путем, какой он сделал два года тому назад, и для этой цели строит мост, не питая никаких враждебных намерений против империи.^[937] Для оповещения императора об этом походе он желал отправить к нему посольство и заявлял готовность подтвердить клятвой чистоту своих намерений. Сиф принял это предложение, и хан принес в присутствии свидетелей клятву. На обнаженном мече он накликал на себя и аваров всякие несчастия, если он замышляет что-либо злое против римлян при сооружении моста. Не довольствуясь клятвой по обычаям своей религии, хан выразил готовность присягнуть во второй раз на том, что считают святым римляне. Епископ прислал Евангелие, и хан, сойдя с трона, опустился на колени и, выражая внешним образом благоговение, поклялся, что он не питает злых умыслов и говорит правду. После этого Сиф отправил послов хана в Константинополь.

Император видел в постройке моста через Саву враждебные намерения хана и опасался за судьбу Сирмия. Он заявил послу, что считает несвоевременным поход хана на славян и полагает, что для самих аваров это будет опасно, так как турки будут поставлены в известность о местонахождении аваров и легче их настигнут. Таким образом, посол получил отказ, но увез щедрые дары, которыми наградил его, по обычаю, император. На обратном пути посол хана был застигнут славянами, разбойничавшими в Иллирике, и убит. От хана явился в столицу другой посол, по имени Солах. Хан успел уже выстроить мост и был уверен в успехе своего предприятия; его посол держал пред императором дерзкую речь, требовал передачи Сирмия, ссылаясь на то, что он принадлежал прежде гепидам, и указывая на невозможность для императора подать помощь городу. Он откровенно изъяснял мотивы хана: покончив дела с персами, император направит все свои силы против аваров; а потому хан должен обеспечить себя, заняв важную крепость, которая, оставаясь в руках римлян, является для него угрозой. Посол просил императора приказать гарнизону и населению очистить город, увезя все свое имущество, и предоставить голые стены аварам. Император заявил, что он лучше выдаст за хана одну из своих дочерей, чем отдаст ему Сирмий, и после отъезда посла отправил приказ командиру гарнизонов в Иллирике и Далмации оказать помощь Сирмию.^[938]

Для переговоров с ханом был послан уполномоченный, по имени Феогнид. Его свидание с ханом подробно описано у Менандра. Подъ­ехав к условленному месту, хан сошел с коня и сел на золотой трон. Его окружила свита и против груди хана держали щит в предупреждение предательского выстрела. Хан настаивал на необ­ходимости для него занять Сирмий, и возражения Феогнида не имели никакого успеха. Вскоре началась осада города, которая затянулась на два года.^[939] Император снарядил военную помощь и отправил евнуха Нарзеса, снабдив его деньгами для воздействия на настроение близких к хану людей. Нарзес ехал морем. Корабль с деньгами погиб в пути. Нарзес высадился в устьях Дуная, расхворался и умер.^[940] В Сирмии настал страшный голод; тем не менее, гарнизон храбро держался до последней крайности. Феогнид, разделявший бедствия осады, довел до сведения императора о крайнем положении города, и Тиверий прислал к хану префекта претория Каллиста, чтобы условиться насчет сдачи Сирмия.^[941] Хан согласился разрешить населению и гарнизону выйти из города, оставив все свое имущество, и требовал уплаты дани за три года, так как она была прекращена с начала военных действий. Город был сдан, деньги уплачены, и вожди, покидавшие крепость, должны были, по требованию хана, дать ему клятву в том, что ему будет выдан один перебежчик, если он окажется в пределах империи.^[942] Иоанн Эфесский сохранил свиде­тельство, что авары выказали сострадание к изголодавшемуся на­селению, кормили и поили его; но эта забота не послужила на пользу, так как многие, набрасываясь на пищу после долгого голода, тут же умирали.^[943] Так был потерян Сирмий и его область, остаток старой провинции Вторая Паннония. С тех пор крайним пограничным пунктом стал опять Сингидон, при впадении Савы в Дунай.

Во время переговоров после сдачи Сирмия хан выразил желание, чтобы император прислал ему слона. Самый большой слон из числа имевшихся в столице совершил путешествие на Дунай и после осмотра его ханом вернулся назад. Затем хан потребовал от императора, чтобы тот прислал ему золотую кровать. Император приказал изго­товить ее и послал хану. Но тот остался недоволен этим подарком и отослал его назад. Эти наглые требования исполнял уже не Тиверий, а его преемник.^[944]

Сношения византийского двора с турецким владыкой не прекра­тились на посольстве Зимарха. Хан прислал своим послом Ананкаста,^[945] а император отправил в ответ посольство Евтихия и Валентина. После этого было посольство Иродиана и Павла Киликийца. Менандр в сох­ранившихся отрывках дает лишь перечисления послов без указания точной даты.^[946] Турки предлагали императору начать в союзе с ними во­енные действия против персов. Свое первое посольство к владыке турок с извещением о вступлении во власть Тиверий снарядил в 576 году. Пос­лом был назначен Валентин, ездивший к аварам в 558 году, а затем к туркам после Зимарха. К императорскому посольству присоединилось 106 человек турок, которые задержались в столице по разным делам. Валентин отплыл на быстроходных судах обычным в ту пору и позднее путем на Синоп, оттуда в Херсон, а затем на нын. Таманский полуост­ров. Дальнейший путь лежал через степи в северо-восточном направ­лении. Пройдя много степных и болотных мест, Валентин имел останов­ку в улусе, находившемся под властью женщины, по имени Аккага (Άκκάγα), которую утвердил в ее царском достоинстве хан утургуров Анагей.^[947] Вскоре затем Валентин прибыл в места кочевий турок и имел свидание с Турксанфом, одним из восьми князей, подчиненных власти великого хана.^[948] На приеме Валентин объявил Турксанфу о перемене, происшедшей на византийском троне, и выразил надежду, что при Тиверии продолжатся установившиеся раньше добрые отношения с ха­ном и Турксанф выступит против персов, которые находятся в войне с империей. В ответ на приветствие посла Турксанф разразился грубым упреком римлянам за то, что император, состоя в союзе с турками, под­держивает в то же время союзные отношения с вархонитами, грозился растоптать последних копытами своих коней, хвалился разгромом и покорением алан и утургуров, упрекал римлян за то, что его посольство в столицу было направлено по трудному горному пути через Кавказ, тогда как существует известная ему прямая дорога через степи, с переп­равами на реках Днепре, Истре и Гебре (Марица). Смиренным тоном своих возражений Валентин старался смягчить настроение гневного ха­на. Так как в эту пору Турксанф справлял поминки по умершем отце, то он потребовал, чтобы посол императора и его свита разделили его траур и изрезали себе в кровь щеки. Валентин подчинился этому требованию. В один из дней траура послы были свидетелями, как Турксанф прика­зал зарезать коней своего отца и четырех пленных гуннов, чтобы они возвестили почившему о его скорби. После поминок Турксанф вел долгие совещания с Валентином и отпустил его дальше на пути следо­вания на гору Эктель (Эктаг), местопребывание великого хана. В числе других ханов, к которым направлялся Валентин, назван единокровный Турксанфу хан Тарду. Об этом хане имеются с 582 г. свидетельства в китайских летописях, где он носит имя Ta-t’eou. Он заменил в верхов­ном звании своего отца и был самым могущественным ханом западных турок до 603 года.^[949]

В отрывках Менандра не сохранилось сведений о дальнейшем пути посольства Валентина и его возвращении; но есть еще одно интересное и важное сведение, а именно: в то самое время, как посольство находилось у Турксанфа, хан утургуров Анагей осаждал город Боспор, восстановивший свою старую связь с империей при Юстине I. В угрозу Валентину Турксанф послал на помощь Анагею отряд турок под начальством Бохана (Βώχανος). Город был взят, и это было как бы началом открытых военных действий со стороны турок против империи.^[950]

Сношения с турками не прерывались, и император был осведомлен об их движениях в черноморских степях. Когда в 580 году аварский хан собирался в поход на славян, Тиверий старался удержать его угрозой близости турок, которые тогда были неподалеку от Херсонеса. Византийский двор следил за судьбой отдаленных культурных центров Черноморского побережья, поддерживавших свои связи с империей. Херсонес уцелел от нашествия, а Боспор оказался опять под властью императора. Начавшиеся вскоре внутренние несогласия среди турецких ханов и война с персами в 589 году заставили турецкую волну отхлынуть на восток. Одна известная надпись, най­денная в 1803 году, дала ясное свидетельство о том, что в 590 году дукс римской армии в звании стратилата сидел в Херсонесе и по его приказанию строилось какое-то здание в Боспоре (Керчь).^[951]

Жизненные интересы империи были сосредоточены на востоке, и византийский двор мало уделял внимания западным областям, воссоединенным с империей при Юстиниане. В Италии лангобарды продолжали распространять и утверждать свое владычество. Римский сенат, ослабленный в своем составе и значении, храня воспоминания о великом прошлом, считал себя центральным органом государст­венной жизни страны и в этом сознании взывал к императору с просьбой прислать военную силу для борьбы с варварами. Чтобы помочь со своей стороны императору в снаряжении войска, сенаторы обложили себя чрезвычайными сборами, и один из них, по имени Памфроний, отвез в Константинополь три тысячи фунтов золота (578 год). Но Тиверий не считал возможным вмешаться в дело охраны Италии вооруженной рукой и отослал деньги обратно в Рим, предложив употребить их на вербовку лангобардов для войны с персами. Он рассчитывал таким путем уменьшить количество бро­дивших в Италии буйных дружин и облегчить положение страны. В случае неудачи этой попытки он советовал употребить эти деньги на то, чтобы поднять франков против лангобардов.^[952]

Еще на старых местах своего жительства лангобарды не имели добрых отношений с франками и не поддержали коварных замыслов Теодеберта против империи при Юстиниане. После водворения в Италии они и их союзники, прибывшие вместе с ними в Италию саксы, предпринимали нашествия через альпийские проходы в южную Галлию. Эти походы, разорявшие цветущие области, на­ходившиеся во владении франков, оканчивались каждый раз небла­гополучно для нападавших, а когда саксы задумали вернуться на старые места своего жительства через владения франков, то были истреблены в прирейнских областях.^[953] Византийская политика была осведомлена о взаимной вражде лангобардов и франков и постаралась учесть это обстоятельство в своих интересах. Тиверий отправил по­сольство к царю франков Хильпериху, и тот ответил ему посольством в Константинополь, которое совершило свой путь через Карфаген. Послы Хильпериха были приняты с почетом и увезли с собой большой груз новых золотых монет с надписанием имени Тиберия и его императорского титула.^[954] На повторные посольства сената Тиверий направил в Италию небольшую военную помощь и в то же время старался воздействовать денежными подачками на настроение отдель­ных лангобардских герцогов. Сохранивший это сведение Менандр свидетельствует, что старания императора не были безуспешны.^[955] Лангобарды сражались на далекой персидской границе во славу империи, но это не облегчило положения Италии.

Более благоприятно шли при Тиверии дела в Африке в борьбе с ненадежными и изменчивыми в своем настроении маврскими пле­менами. В 578 году магистром армии в Африке был назначен Геннадий. Грозный враг империи, Гармул, победитель трех армий при Юстине, был разбит в большой битве, и Геннадий убил его своей рукой. Сведение об этом успехе римского оружия исчерпывается краткой летописной заметкой испанского монаха.^[956] Тот же источник сохранил свидетельство об успехе римского оружия и в Испании в 576 году. Магистр армии Роман, сын Анагаста, захватил в плен царя свевов, подчинил его земли императору и отослал в Кон­стантинополь царя с его семейством и сокровищами.