Ребенок, который заикался и всегда выглядел несчастным.

Фила направили ко мне в конце весны, когда в школе царит особенная суета. Он учился во втором классе, удивительно способный малыш, вполне справлявшийся с учебой. Все же существовало два повода для беспокойства: он заикался и выглядел ужасно несчастным. Я немного поговорил с ним, провел несколько тестов и пришел к выводу: он способный, он успевает в учебе, но иногда он заикается и всегда выглядит очень несчастным. Кроме того, он казался очень напряженным и очень сердитым.

Существует множество теорий относительно заикания. Одна из них гласит, что заикание связано с раздражением. Но в наше время раздражение — это не то чувство, которое мы готовы испытывать по отношению к заике. Человек, скорее, склонен думать: «Бедняжка!» В этом прелесть заикания. Пока человек думает: «Бедняжка!»— и отчаянно пытается не чувствовать ничего другого, он на самом деле все больше и больше раздражается от того, что приходится ждать, пока его собеседник преодолеет произносимый в данную минуту слог. Процесс состоит в том, что ребенок сердится на что-то, по не в состоянии выразить гнев открыто. Вместо этого он заикается. Это, в свою очередь, раздражает его себеседника — но для последнего невозможно высказать это раздражение из-за всей этой чепухи вроде «Бедняжка!» Таким образом, заика отмщен за то, что его рассердили первоначально. В дополнение ко всему, (аика получает и свою порцию осторожного внимания от окружающих.

Я помню, как мой приятель, сдававший комнаты, рассказывал, что один из его жильцов заикался. Мой приятель терпеть не мог ходить к нему за квартплатой. Этот жилец не только долго говорил, все время заикаясь, но и на то, чтобы отдать деньги, ему требовалось время: он каждый раз снова возвращал их себе в карман — все это с очевидной рассеянностью. Друг мой просто выходил из себя. Меня эта ситуация развеселила. Получалось, что этот человек заикался не только голосом, но и действиями.

Я встретился с родителями Фила. Они очень расстраивались, что «симптом» Фила так бросался в глаза. Я пытался сместить фокус на лежащее в основе этого симптома раздражение и предложил несколько способов «выпустить пар», так сказать. Я не стал предлагать им психотерапию, потому что подозревал, что они на это не согласятся; кроме того, Фил и без того чувствовал, что он обращает на себя внимание; если его отправят к психотерапевту, его самоощущение ухудшится.

В следующем учебном году ко мне обратилась за советом учительница-логопед: что делать с заикающимся третьеклассником? Я зашел на занятия и понаблюдал за четырьмя заиками — все они были из третьего класса. Тем, кого она хотела показать мне, оказался Фил.

Фил выглядел таким же неловким и напряженным, как и прошлой весной. Учительница начала читать рассказ, что-то о цирке, приехавшем в город; потом она предложила четырем ученикам по очереди продолжить рассказ, пользуясь куклами-марионетками. В истории Фила фигурировал мальчик, убежавший из дома, чтобы присоединиться к цирку.

Было ясно, что Фил заикается так же сильно, как прежде. Моя беседа с родителями не помогла. Занятия с логопедом не помогли. По случайному совпадению, я как раз открывал на следующей неделе курс для родителей и пригласил на эти занятия мать Фила. Она обещала прийти.

Первые две встречи, как обычно, были посвящены разъяснению принципов проведения игровых занятий. У матерей не было возможности много говорить — разве что задать тот или иной вопрос. Тем не менее, судя по тому, что говорила мать Фила, Лора, и как она выглядела, прогнозы мои относительно шансов на успех были пессимистичны. Она казалась напряженной и замкнутой. Могла ли она открыть мальчику доступ к своим чувствам? Доступны ли ей ее собственные чувства?

ТРЕТЬЯ НЕДЕЛЯ

(Из протокола. Записи могут звучать забавно — потому что люди разговаривают забавно, если цитировать их дословно; например, это место в рассказе Лоры: «Я имею в виду, что мне кажется, что он действительно был... слонялся по дому».)

Лора: Ну, в общем, сын заявил, что собирается показать мне, чем он занят в области искусства. Он провел двадцать пять минут, рисуя картинки, лепя что-то из глины. В этом я ничего особенного не увидела. Но самое интересное началось в последние пять минут. Он сказал: «Сейчас я покажу тебе кукольное представление, которое придумали мы с Карен, и ты будешь мама, и я буду мальчик». И мальчик сказал: «Я ухожу из дома. Я ухожу бродить с цирком». — Сначала они его наняли. Потом он должен был работать и сказал: «Ну, теперь ты — мама». Ему это нравилось. Я сказала: «Ну, что же, мама и папа будут скучать по тебе». Что ж, он считал, что это нормально!

Смех матерей в группе.

Лора: Он сказал: «Подумаешь!» — и ущипнул меня.

Д-р Крафт: Он ущипнул маму-куклу?

Лора: Он ущипнул маму-куклу. А потом была борьба и всякая всячина. На этом и кончилось.

В ее голосе тоже прозвучала готовность оставить эту тему. Настало время вмешаться.

Я удержался от искушения показать, как она невольно привнесла свои собственные мысли, чтобы повлиять на Фила, когда сказала: «Мама и папа будут скучать по тебе». — и он выступил против такого давления, сказав: «Подумаешь!» — и ущипнул маму-куклу. Я еще вернусь к этому, когда настанет время. В данном случае казалось более разумным начать работу с «неосведомленностью» Лоры в области чувств — как чувств сына, так и своих собственных.

Д-р Крафт: Как вы на это отреагировали?

Лора: Ну, я вообще не должна была на это реагировать — это же кукла.

Д-р Крафт: Он исполнял обе роли?

Лора: Нет, нет, я исполняла роль матери, но... я просто сказала, что мы по нему скучаем.

Д-р Крафт: Но что вы почувствовали, когда его кукла вас ущипнула?

Лора: (Смеется).

Д-р Крафт: Сейчас вы смеетесь. Я не знаю, смеялись ли вы тогда.

Лора: Возможно, смеялась.

Нельзя сказать, что дела продвигались успешно, но я решил вцепиться в это бульдожьей хваткой. Я изменил вопрос общего характера на более специфический, надеясь таким образом получить от нее ответ.

Д-р Крафт: Вас это обеспокоило?

Лора: Нет, не думаю, что я забеспокоилась.

Д-р Крафт: Может быть, вы удивились, или еще что-то?

Лора: Нет, я думаю, что я в самом деле засмеялась и сказала что-то вроде: «Ого!»

Д-р Крафт: Сказали: «Ого!»?

Лора: Сказала: «Ого, он действительно злится на маму».

Это был момент, когда принимать решение нужно было быстро. Я вынуждал Лору пройти через ее собственные чувства. Ей не было необходимости делать это прямо сейчас, но она все же упомянула чувства, чувства Фила, и точно оценила их. Более того, она буквально следовала инструкции о проведении игрового занятия. Она поддержала вспышку гнева у Фила и выразила ее в словах. Я решил, что пришло время поддержать ее.

Д-р Крафт: Если это делается так, без излишнего критицизма, то это замечательно.

Лора: Ну, конечно, мы не говорили, что это и в самом деле мы. Мне кажется, гораздо легче не проявлять никаких чувств, когда работаешь с куклами.

Теперь она пыталась отрицать наличие чувств, замести тонкую тропинку, которую мы проложили. Я не мог ей этого позволить.

Д-р Крафт: Я в этом не уверен, во всяком случае, не тогда, когда одна кукла выглядит как мальчик, а другая— как его мама... Одна только мысль, что какой-то мальчик может ударить маму — это нечто... По случайному совпадению, мне довелось видеть, как он устраивал кукольное представление в школе. Я там был с логопедом, она просила меня зайти. И они действительно изобразили это. (Я решил еще чуть-чуть подтолкнуть ее — в несколько шутливой манере). Итак, ваш сын действительно собирается сбежать из дому!

Лора: Я и правда не думала, что он изображал что-то вроде этого в школе. Я думала, что, может быть, ни выбрал такой безопасный способ изобразить, что он не сделал этого именно из-за меня.

Смех в группе. Хороший признак. Способствует большей открытости и ощущению комфорта. Это имеет решающее значение для успешной работы группы.

Д-р Крафт: Вы подозреваете, что если он уже представлял такое, то это в большей степени — его?

Лора: Более личное, я думаю.

Д-р Крафт: Значит, так оно и было. Ну, что вы думаете? Он разозлился? Мы не знаем. Что ж, давайте посмотрим, проявится ли это снова. Если да, то я спросил бы его, как это случилось, что он хочет уйти. Вы можете и не получить ответа. Никогда не знаешь, удастся ли получить разумный ответ на такой вопрос, но можно спросить, поскольку есть вероятность услышать: «Я хочу уйти из дома, потому что мне не дают гулять с собакой» — или: «Потому что меня всегда заставляют гулять с собакой», — или: «Папа бьет меня ремнем»,— или: «Мама не дала мне апельсинового сока», — или: «Заставляет меня пить апельсиновый сок», — или что-нибудь в этом роде. Но, возможно, удастся что-то выяснить. Действительно, похоже, что он на что-то сердит.

Лора: Да. То есть, я думаю, что он действительно... он дерется дома. Он, конечно, не бьет меня так, как это было на занятиях, но он бьет всех остальных. Это не тот случай, когда существует много запретов по отношению к сестрам.

Выражение враждебности, однако, не исключает возможности нарушения запретов, как мы дальше увидим.

Д-р Крафт: В нашем обществе это приемлемо. Вполне разрешается лупить братьев и сестер. Нужно только с оглядкой относиться к родителям... Ладно, кто следующий?

Это был солидный доклад. Мое первоначальное опасение, что Лора несколько зажата в эмоциональном плане, оказалось правильным, но теперь я увидел, что она открытый и честный человек, и понял, что она будет очень стараться; и она действительно соблюдала инструкции на игровом занятии настолько, насколько это возможно для человека, приступающего к этому впервые. Самое важное: она не отвергла Фила, когда его кукла побила ее. Может быть, ее честность возьмет верх над ее сдержанностью.

 

ЧЕТВЕРТАЯ НЕДЕЛЯ

Как это иногда случается, время на занятии пролетело так быстро, что до Лоры не дошла очередь. Думаю, что если бы уже тогда я понял, что ей будет посвящена глава в моей книге, я бы позаботился о том, чтобы она выступала каждую неделю! Но в действительности в группе из восьми человек часто случается так, что как минимум на двух занятиях из десяти не успевают высказаться все участники.

 

ПЯТАЯ НЕДЕЛЯ

 

Из конспекта.

Лора: Все, что мы делали — играли в камушки и «джеки», и камушки все время закатывались под диван, так что даже шея заболела, и поэтому мы стали играть в «джеки».

Смех в группе.

Лора: Фил попытался раздобыть несколько «джеки» на неделе, чтобы потренироваться и обыграть меня, но я много играла, когда была девчонкой, и ему до меня далеко было. Честно говоря, мне скучно было.

Снова смех.

Лора: Вот что меня беспокоит. Мы пошли купить «джеки», после того, как он попытался раздобыть их у своих приятелей, и они сказали ему: «Это девчоночья игра». После этого Фил сказал мне: «Давай поиграем, но чтоб ребята не узнали». Теперь я вот что хочу знать: я должна была выкинуть эти «джеки»? Кроме того, вы знаете, он любит играть в «классики», но он сказал мне, что другие говорили, что он неженка.

Несколько матерей ответили на вопрос, который она подняла. Они считали, что Лора не должна исключать из набора «джеки». Ей стоило бы разобраться в конфликте и извлечь из этого урок. Я не имел ни малейшего представления, как «джеки» вдруг оказались в центре внимания, кроме того, что я действительно сказал матерям, что они могут добавить любые игрушки к моему списку, при условии, что они посоветуются со мной и материал будет неструктурированным. Между тем, «джеки» являются структурированными в том смысле, что обычно существует единственный способ игры с ними. Соответственно, игра с «Джеками» изначально содержит мало возможностей узнать что-то о ребенке и не оставляет пространства для взаимодействия. Однако по мере развития событий эмоции Фила разыгрались, после того как он потерпел поражение в сражении, и поэтому можно сказать, что «джеки» были, в конечном счете, не такой плохой идеей. Я скапал, что единственно вредным моментом, который мог бы случиться в этой ситуации, было бы то, что Лора транслировала Филу беспокойство, которое она испытывала по поводу его мужских качеств — именно это и могло бы вредно подействовать на его маскулинность. Насколько я заметил, его маскулинность вовсе не была темой для разговора и его интерес к «джекам» и «классикам» были вызваны простым желанием взаимодействовать с матерью и выиграть у нее, а может быть, и у сестер.

Во время выступления одной из матерей произошел спор, в котором участвовала и Лора. Я сказал выступающей, что смеяться над проявлением чувств иногда даже желательно — это освежает атмосферу и позволяет свободно выразить чувства. Например, мама и сын могут от души посмеяться, поняв, как сильно они сердятся друг на друга. Лора — а ей как раз было трудно осознать и выразить собственные эмоции, особенно гнев — не согласилась с этим. Она сказала: «Нет смысла смеяться над эмоциями, как предлагает д-р Крафт, потому что тогда ребенок поймет, что эмоции ненастоящие».

Она была, конечно, права, но, по-видимому, не уловила мою мысль: я предлагал лишь легкое прикосновение как средство открыться друг другу. Я только добавил: «Ну, что ж, если вы способны смеяться над эмоциями, это свидетельствует лишь о том, что они не являются святыней и не имеют над вами особой власти».

В душе Лоры все это время происходила напряженная внутренняя работа в определенном направлении, и сейчас ее прорвало. Она рассказала, почему она чувствовала себя именно так. Она признавала, что эмоции, на самом деле, имели над ней большую власть. Она рассказала, что однажды она поддалась им и так рассердилась, что изо всех сил захлопнула дверь гаража. И что же произошло? Она прищемила хвост своей кошке. Она так расстроилась, что проплакала целый час. Этот плач свидетельствовал о том, как сильно она подавляла чувство гнева, какой виноватой она почувствовала себя, когда позволила этому гневу излиться. Она, должно быть, считала, что проявлять гнев — ужасно, и поэтому, когда она в конце концов позволила ему прорваться — бум! — тот факт, что она ударила кошку, только подтвердил ее мысль о том, что сердиться ужасно. Теперь ей было от чего чувствовать себя виноватой. В действительности, люди, предпочитающие (сознательно или неосознанно) хранить такой инцидент в памяти и болезненно переживать по этому поводу, просто используют это воспоминание, чтобы утвердиться в том, что им говорили в детстве; например: «Ты не должен сердиться». В любом случае, этот инцидент свидетельствует о том, что Лора старалась, чтобы ее гнев не увидели окружающие и сама делала все возможное, чтобы не думать о нем; ей было трудно испытывать его самой и видеть в других, но теперь, когда она высказалась, напряжение спало.

 

ШЕСТАЯ НЕДЕЛЯ

 

Лора была последней среди выступающих, и времени оставалось немного. Из моих записок видно только, что она беспокоилась, потому что Фил нервничал из-за родительского собрания, на котором она была, и хотел знать, что о нем говорили. Частично это было проявлением естественного любопытства, частично — безотчетной подозрительностью с его стороны, подумал я. Я сказал, что лучше всего будет, если Лора открыто и искренне ответит на все его вопросы, в том числе и о родительском собрании — показав таким образом пример доверия и обсудив с сыном в эмпатической манере все его подозрения; возможно, такой разговор начнется с замечания: «Тебе трудно всегда доверять людям, правда?»

 

СЕДЬМАЯ НЕДЕЛЯ

 

Магнитофонная запись.

Лора: Ну, Фил провел первые десять-пятнадцать минут, пытаясь найти что-то в коробке с игрушками; но это не заняло у него много времени, и он мог продолжать играть с «джеками».

Смех в группе.

Д-р Крафт: Это прекрасный пример того, как беспокойство о времени заставляет вас терять время.

Лора: И три или четыре раза он сказал, что на самом деле ему хотелось бы порисовать. Он даже не открыл краски. «Ну... тогда надо будет ждать когда я все это помою и все такое, уже время кончится. Кончилось тем, что он вообще ничего не делал. В конце концов, он вытащил «джеки» и мы сыграли пару раз, и я выиграла, а потом...

Смех в группе.

Лора: Ну, зазвонил телефон, и кто-то из детей снял трубку, и как раз это был важный звонок, которого ждал муж. Его не было дома, и мне просто необходимо было ответить. (Она стала оправдываться, потому что я рекомендовал не прерывать игровое занятие ни под каким видом, в том числе не отзываться на звонок в дверь и на телефон.) А когда я вернулась, он уже сделал эти замечательные ходы в игре, и сильно продвинулся по сравнению с позицией, которая была у него в тот момент, когда я выходила.

Д-р Крафт: С «джеками».

Лора: Понятно, что он сплутовал.

Смех в группе.

Лора: Я ничего не сказала, и эта игра закончилась вничью; он действительно был очень расстроен, потому что был уверен, что выиграет.

Смех.

Д-р Крафт: То есть ему было очень важно выиграть?

Лора: Он был совсем... Он заметно рассердился, что не выиграл, но не повел себя демонстративно, как в прошлый раз. Он не бился головой об пол или что- нибудь в этом роде. Он просто запустил Мячом в противоположную стенку.

Д-р Крафт: А вы головой об пол бились после ничьей?

Лора: Нет, головой я не билась, но я пыталась немного показать... Я не очень-то хороша в таких вещах.

Смех.

Этот последний обмен репликами моя попытка помочь Лоре «справиться» со своими эмоциями. Она отнеслась к этому добродушно. Я пошел вперед, чуть усилив напор.

Д-р Крафт: Мы дадим вам уроки актерского мастерства. Что вы собирались сказать?

Лора: Вообще-то он все-таки сказал одну вещь на этом занятии, еще до того, как мы стали играть в «джеки». Он сказал: «Знаешь, моя самая любимая мечта, что иногда мы с тобой и с папой все вместе поедем путешествовать. Ведь мы с папой много путешествовали, а ты с нами не ездила». А я сказала: «Ну, это потому, что я оставалась дома и хлопотала по хозяйству, и за другими ухаживала», — вот и все, но он довольно часто высказывается в таком роде. Это значит...

Д-р Крафт: Что он вас любит.

Лора: Иногда он говорит: «Иногда мне хочется, чтобы все заболели, кроме...»

Д-р Крафт: Нас с тобой.

Лора: «Нас с тобой и с папой». Иными словами, мне кажется, что ему нравится быть единственным ребенком.

Лора была права. Безраздельное внимание обоих родителей — вот что требовалось Филу. Я отметил также, что, высказывая желание заболеть, он преследовал определенные цели. Это стало еще более понятным в свете дальнейшего развития событий.

Д-р Крафт: У него есть сестры, верно?

Лора: Да.

Д-р Крафт: Две старшие и две младшие?

Лора: Да.

Д-р Крафт: Значит, он хочет от них избавиться. Он выражает свое желание ясно и открыто, и это прекрасно. Есть какие-то соображения по поводу этого занятия?

Лора: Нет, я действительно чувствую, что то, что он говорил на последних нескольких занятиях, вполне понятно.

Другая мама: Почему он ни разу не выиграл в «джеки»? Вы сказали, что он не смог сплутовать. Разве вы не могли дать ему выиграть?

Лора: Могла. Не знаю — ни разу этого не сделала…

Д-р Крафт: Вы очень честная.

Истинная правда!

Лора: Они ведь знают, когда им подыгрываешь — а это нехорошо.

■ Тоже верно, по крайней мере, в случае с Филом.

■ Потом в группе началась дискуссия о том, можно ли поддаваться ребенку в игре. Лора сказала, что Фил редко выигрывает у нее, но всегда решительно настроен продолжать игру. Позже она рассказала о том, что она чувствует по этому поводу.

Лора: Я только одно должна сказать: я ненавижу игры. То есть, я хочу сказать: я их просто терпеть не могу! И я даже не... Мы с мужем даже в карты не играем! Мы оба не выносим игры. Я, и правда, все время стараюсь, чтобы дети играли в разные игры со своими сверстниками. То есть, я лично предпочитаю проводить время по-другому. Потому, может быть, я делаю это (все время выигрываю), чтобы отбить у них охоту играть со мной.

Это вызвало в группе бурю смеха. Даже в том легкомысленном контексте, в котором это прозвучало, мне приятно было услышать от Лоры: «Ненавижу!»

Здесь читатель может спросить, какое отношение имеет (если вообще имеет) то, что мама и сын делают на игровом занятии, к заиканию мальчика. Частично ответ состоит в том, что эти занятия позволяют вывести наружу гнев. Но существует и более важная часть ответа: на игровом занятии непременно случается то, что должно случиться. Экспериментатор, сидящий со своими диагнозами где-нибудь вдалеке, не может предсказать, как будет развиваться игровое занятие. На таком занятии хозяин — ребенок. Ребенок будет управлять им. Иначе такие занятия бесполезны. А когда ребенок управляет занятием, он направляет его в то место, которое важно для него лично.

Вам не нужно манипулировать ребенком, просто постарайтесь увидеть, что ребенок ведет вас к тому, что действительно имеет для него значение.

Во всяком случае, на описании разговора о «Джеках» описание седьмой встречи заканчивается.

 

ВОСЬМАЯ НЕДЕЛЯ

 

На основе конспекта.

Лора: Я болела и почти всю неделю пролежала в постели и, знаете, однажды Фил разбудил меня, чтобы спросить, будет ли игровое занятие! Я просто рассвирепела! Потом, когда началось занятие, он сказал: «Пожалуйста не говори ничего. Я уже все спланировал». У него было приготовлено пять ершиков для чистки трубок. Он делал всякие штуки, а я должна была угадать, что это. Это продолжалось минут пять. Потом, в последующие десять минут, он занимался с цветными карандашами — очень быстро рисовал разные картинки, и последние пятнадцать минут мы, разумеется, играли в «джеки». В какой-то момент я, видимо, зевнула от скуки, и он сказал: «О, ты думаешь, это смешно!» В самом конце он захотел поиграть в камушки, и он установил правила, которые в процессе игры все время менял так, чтобы я неизбежно проиграла! Вы знаете, я помню, его учительница однажды говорила мне, что Фил — плохой спортсмен и терпеть не может проигрывать.

Лора упомянула, что она «рассвирепела», когда ее, больную, разбудили, чтобы провести игровое занятие. Мне не показалось, что это признание далось ей с трудом — ив самом деле, оно вызвало смех в группе. Она все свободнее признавалась в своих чувствах, и это было хорошим знаком.

Не менее важно и то, что Лора увидела, что Фил рассердился. Его гнев прорвался в ее сознание. Теперь двери были открыты для дальнейшего развития событий— но наши занятия уже близились к завершению.

 

ДЕВЯТАЯ НЕДЕЛЯ

 

Из записей.

Лора: Фил начал с заявления: «Я думаю поиграть с кукольным театром». Однако он также предложил сочинить сказку, и это была такая благонравная сказка, где все друг другу помогают, а брат и мама сшили платье для сестры и тому подобное. Ну, мне всем этим заниматься не очень-то хотелось — осталось-то всего две недели, и я решила нарушить правила и заняться чем-то реальным. Я сказала: «Давай поборемся». Тогда Фил сказал: «Ты будешь сестра, а я — брат», и брат начал колотить сестру, и так увлекся, что стал бегать по комнате, сдергивать скатерть на пол и чего только не вытворял. Мне было страшно любопытно, почему он так себя ведет, и я спросила, как случилось, что он так разбушевался в этот раз — ведь на предыдущих занятиях он этого не делал. Он сказал: «Потому что ты обычно говоришь: с девочками нельзя драться». Ну, я совершенно не помню, чтобы я это когда-то говорила.

Главное состоит в том, что Фил считал, что она это говорила; во всяком случае, он действовал так, как если бы она это говорила, Лора согласилась с этим и призналась также, что, возможно, она и говорила так — просто не могла вспомнить. Я похвалил ее за то, что она угадала неискренность в его благонравной сказке и создала условия для того, чтобы Фил раскрылся. С этой всегда сдержанной женщиной произошла метаморфоза.

Она продолжала.

Лора: Знаете, я действительно опечалилась. Я наблюдала за ним, я видела, как сильно он сердится на сестер: на ту, что старше него, и на ту, что помладше; но не на самую старшую и не на малышку. Это было так сильно! Я действительно опечалилась.

И она выглядела печальной. Матери в группе притихли, переживая вместе с ней эту печаль. Лора была щемяще искренна. Спустя несколько мгновений я отметил, что ее попытка помочь Филу открыто проявить чувства была очень продуктивной и следовало бы повторить ее на следующем занятии. Следовало дать понять Филу, что она одобряет такое проявление гнева с его стороны — может быть, просто кивнуть головой — так, чтобы он не отступил или не почувствовал себя виноватым.

Отличное занятие, но, как и присуждение нобелевской премии, не могло состояться без длительной подготовки и планирования — в этом случае потребовался весь опыт предыдущих занятий. Потребовалось время и усилия со стороны Лоры, прежде чем она смогла принять гнев Фила; а Фил должен был проникнуть в глубину этого чувства, для того чтобы выразить его открыто. У меня было приятное ощущение, что мы чего-то достигли.

Одно заключительное замечание. Даже на этом этапе ни я, ни Лора не могли сказать о чувствах Фила ничего, кроме того, что он сердит на двух своих сестер. Потом фокус сместился на одну из них, и мы увидели, почему это произошло и почему он хочет убежать из дома, и почему болеет, и почему заикается — все это стало очевидным на последнем занятии.

 

ДЕСЯТАЯ НЕДЕЛЯ

 

По магнитофонной записи.

Лора: Ну, мы опять начали с «джеков», обычное дело. Он проиграл и ужасно разозлился и отложил их в сторону. И сказал: «Что теперь будем делать?» — а я сказала: «Давай поиграем в кукольный театр» И мы занимались, в общем-то, тем, чем занимались на предыдущей неделе.

Д-р Крафт: На предыдущей неделе?

Лора: Ах да — на прошлой неделе предполагалось, что у него будет собственная собака... И она позволила собаке убежать. И это дало ему основание, вы знаете, отлупить ее.

Д-р Крафт: Это оправдано. Я понял вас. У него появился предлог выпороть ее.

Лора: И я сказала ему: «Почему ты так сердишься на сестричку?» А он сказал — и это было так смешно подумала я, может быть после всех этих лет душевных поисков, мне следовало просто спросить у него.

Смех в группе.

Возможно. Но не знаю, ответил ли бы он — чаще дети не отвечают—без «разогрева» на игровых занятиях, без того, чтобы Фил знал, что испытывать те или иные чувства — разрешается и что мама пытается понять его, а не осудить.

I Лора (очень искренне): «Ну, она гораздо счастливее, чем я». — И я сказала: «Ну, почему же?» — И он сказал: «Потому что она была так больна, и ты давала ей игрушки и все такое, а мне никогда ничего не давала». А она ведь и в самом деле была больна, собственно говоря, много лет, и действительно долгое время была на пороге смерти. Собственно говоря, это началось, когда ему было три года, когда он только начинал говорить. Я не знаю, способствовало ли это, вы понимаете, мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало слишком нарочито, но это и в самом деле так. И... до тех пор, пока ей не сделали основную операцию, к пяти годам примерно, мы так и не были до конца уверены, чем с ней дело кончится. Поэтому я сказала, понимаете, сказала... все это время она большей частью была в больнице.

Д-р Крафт: И вы все время бегали в больницу?

Лора: Я фактически все время была с ней. Кроме этого лета, когда она перенесла эту операцию и была там практически все лето. Тогда я бегала туда-сюда.

Д-р Крафт: Я думаю, что вы, между прочим, поступали правильно, проводя с ней все время...

Лора: Ну, я думала, это тоже было важно, но странно, что я никогда не задумывалась о том, как это влияет на других. Я все время беспокоилась о том, как это влияет на нее. И на самом деле я думаю, что в том что, когда она почти все время пробыла в больнице, я его запихнула в молодежный лагерь. Он целый день был в лагере. И ему это, и правда, совсем не нравилось, Уж так уж я устроилась в то лето.

Д-р Крафт: Он чувствовал себя выброшенным за борт.

Лора: Да, совершенно за бортом. Он должен был просто торчать там, и не видел меня до самого вечера, я думаю, что малышу действительно казалось, что мы до такой степени с головой ушли в заботы о его сестричке, что вообще забыли о его существовании. Действительно, сейчас странным кажется, что я никогда не рассматривала это как часть его проблемы. Но он не стал продолжать этот разговор. Я бы видела, если бы он захотел.

Д-р Крафт: Вот именно. Он сказал это. Больше нечего сказать.

Лора: Да. Ну, я все же объяснила ему, как это было серьезно. Собственно, мы никогда ничего не говорили детям.

Д-р Крафт: Ммм... Но он не этого хотел.

Лора: Ну, я, собственно, думаю, что... что если кому-то в нашей семье и повезло, так это ему. Я имею в виду, что он выделялся — к нему по-особому относились, выводили его «в свет» больше, чем других, если на это внимательно посмотреть.

Д-р Крафт: Объективно.

Л о р а: Да, объективно.

Д-р Крафт: Что на самом деле не так.

Смех.

Д-р Крафт: И даже если вы даете ему больше, он все равно чувствует, понимаете, что он ничего не получает. Чего ему на самом деле хочется, как мне кажется, что заставило бы его почувствовать себя хорошо — это фраза: «Эх, я и в самом деле понимаю, каково тебе было — чувствовать себя заброшенным». И скажите ему: «Я никогда не думала об этом прежде. Ты ведь действительно так себя чувствовал». Он уже испытал это чувство и никакие факты этого не изменят. Если вы его будете продолжать задаривать, это чувство останется. Побить куклу значит для него больше, чем сладости и подарки. Он может лупить куклу-девчонку полгода.

Лора: Но это сейчас просто зафиксировалось. Это факт прошлого, и я никогда не смогу этого исправить.

Д-р Крафт: Нет, вы не можете изменить историю, но чувство обиды можно уменьшить. Ему пойдет на пользу, если он это «переварит», обижая куклу и видя, что вы оба понимаете и одобряете это; и это может занять много времени. Гнев может быть подсознательным поводом для заикания — это наиболее распространенный подсознательный повод. Человек не знает, почему заики это делают. Заики тоже не отдают себе отчета в том, почему они заикаются. Их не ругают, поскольку все их жалеют. Им говорят: «Эх, бедняжка!» — что делает это милой уловкой. Таким образом, если он мог почувствовать, что у него появляются собственные права и он может свободно проявлять гнев, есть основание надеяться, что это явление может просто исчезнуть.

Цикл занятий закончился, и мы расстались. Конец всегда кажется таким резким, таким внезапным, хотя мы знали с самого начала, что это случится — мы, собственно, и договорились только о десяти встречах.

Ну, и каковы же были результаты? Как обычно, обратная связь поступала из двух источников: от учительницы и от самой матери. Ниже приводятся отрывки из отчета учительницы.

Второй класс — до родительского семинара: подозрителен; жалуется без причин.

Третий класс — во время родительского семинара: одинок; дремлет наяву и уклоняется от контактов.

Четвертый класс — после родительского семинара: легко раздражается, нетерпелив; постепенно становится менее напряженным; демонстрирует развитое чувство юмора.

Доказывают ли что-нибудь эти наблюдения? Что ж, возможно, в них содержится намек на изменения к лучшему, по крайней мере, в том, что «он чувствует себя менее напряженным». Собственно, этого мы и добивались; ведь отсутствие напряжения приходит, когда освобождаешься от гнева.

Следующее письмо написано матерью почти через два года после серии семинаров. Фил в это время был уже в пятом классе.

Наконец-то я отвечаю на ваше письмо. Тысяча извинений за такую продолжительную задержку... Я нахожу, что серия семинаров для родителей и игровые занятия с ребенком очень полезны. Прежде всего, это невероятно помогло мне самой. Я заперта дома с огромной семьей большую часть времени, и я не особенно часто выхожу из дома и не слишком общительна; так что это была для меня редкая возможность поделиться своими чувствами с другими женщинами. Я думаю также, что на меня подействовало успокаивающе то, что я встретила на занятиях так много моих соседок и услышала из первых уст, что и в других семьях отношения не всегда райские.

Нет, заикание Фила не исчезло чудесным образом после того памятного вечера, но в течение последующих полутора лет оно постепенно уменьшалось до той черты, где, как я думаю, все «заинтересованные лица» чувствуют себя вполне удовлетворенными. Я уверена, что это произошло, по крайней мере, частично, благодаря нашим домашним занятиям; кроме того, у него появилась на следующий год очень спокойная и чуткая учительница. К окончанию четвертого класса логопед почувствовала, что Филу не требуется дополнительных занятий, и это само по себе усиливало его веру в собственные силы.

Еще одно изменение, которое, как я думаю, могло быть вызвано нашей работой — это полный переворот в отношениях со следующей за ним по возрасту сестрой— он определенно стал ее другом и защитником. Мне действительно кажется, что в этом возрасте (одиннадцать и девять лет) навсегда исчезло то напряжение и соперничество, которое существовало между ними на более раннем этапе; и как мать я признаю, что я постоянно испытываю удовлетворение, наблюдая их очевидную преданность и любовь друг к другу.

С сожалением должна отметить, что мы с Филом не так уж долго продолжали наши занятия самостоятельно...

Все отмечают в мальчике перемены — улучшение речи, возросшую веру в свои силы, очевидное раскрепощение. Оглядываясь на игровые занятия, я понимаю, что это был мой первый опыт тесных отношений с ним и начало новой главы в жизни нас обоих. Я не думаю, что сейчас его привлекла бы азартная игра в «джеки» с мамой. Он от случая к случаю вспоминает «вечера, которые мы проводили вместе». Он говорит о них так, как взрослый человек рассказывает о воспоминаниях раннего детства — о чем-то, что приятно вспомнить и что никогда не повторится.

Я надеюсь, мои замечания помогут вам оценить свою работу.

Глава 3
МЫШОНОК