Чрезмерно беспомощный ребенок, производящий впечатление умственно отсталого.

Главы 1 и 2 были посвящены расторможенным детям. Главы 3 и 4 — о детях пассивных и замкнутых. Тем не менее, у всех четверых процесс развития весьма сходен — возможно, он универсален.

Это было на большой перемене. Я разговаривал с учительницей первого класса и посматривал на ее учеников, игравших на площадке, наблюдая за ребенком, которого ко мне направили. Внимание учительницы привлек другой ученик. «Вам обязательно следует посмотреть Джорджа, если найдется время, — сказала она.— Я думаю, он отстает в развитии».

Я расспросил учительницу подробнее. «Он ничего не делает в классе, совсем ничего. Он не умеет читать. Собственно, он почти не знает алфавита. Он и по арифметике дальше двух считать не умеет. Я не уверена, что за год я слышала его голос, а если и слышала, то раз или два. Что-то с ним определенно не в порядке».

После такого вступления мне, конечно же, следовало посмотреть Джорджа. Возможно, потребовалось бы отправить его в специальную школу, в класс для умственно отсталых детей. Я недоумевал, почему учительница не обратилась ко мне раньше — сейчас на дворе стоял апрель — но из того, что она сказала мне прежде и что я узнал позже, явствовало, что тому были две причины. Одна состояла в том, что Джордж был настолько незаметен, что хотелось не столько проигнорировать его, сколько просто забыть о его существовании. Более того, Джордж казался совсем беспомощным, словно сделанным из стекла, и я думаю, что, сами того не осознавая, все, кто имел с ним дело, боялись, что, если они хоть что-то попытаются с ним сделать, он тут же рассыплется на мелкие кусочки.

Прежде чем вернуться в кабинет с мальчиком, которого я пришел посмотреть, я задержался на минуту понаблюдать за Джорджем. Многое можно узнать, наблюдая за физической активностью ребенка. Что же я увидел? Щупленького, бледного малыша, который очень мало двигался. Другие дети съезжали с горки, карабкались на турники. Он стоял рядом. Его обходили в очереди, потому что непонятно было, стоит ли он в очереди. Он ничего не делал в классе — он и на площадке ничего не делал.

Все же он производил впечатление ребенка, отстающего в физическом развитии, — а именно так часто выглядят умственно отсталые дети, если это отставание обусловлено органическими поражениями мозга. У него не была нарушена координация. Когда он конце концов взобрался на горку, он съехал вниз, как любой другой ребенок. Единственное, что было ясно — он напоминал мышонка, очень робкого мышонка.

Неделю спустя я привел Джорджа в кабинет для тестирования. Его ответы на простые вопросы или, точнее, отсутствие ответов — заставили меня подумать, что учительница была права в своих опасениях, подозревая у него умственную отсталость. Все, что он был в состоянии сделать — это назвать имена своих братьев и сестер, сказать, что ему нравится и не нравится в школе, рассказать, во что он любит играть и тому подобное. Иногда он отвечал медленно, иногда вообще не отвечал. Его ответы состояли из минимального количества слов. Но, по крайней мере, не было никаких признаков серьезного эмоционального расстройства, непонимания вопросов или странных ответов. То немногое, что он говорил, звучало осмысленно.

Чтобы ответить на вопрос об умственной отсталости, я обратился к тестам интеллекта.

Джордж продолжал в том же духе: «чуть-чуть или совсем ничего» — и я превратился в образец терпеливого ожидания и поощрения. Это стандартная процедура проведения индивидуального теста умственного развития, направленная на то, чтобы помочь ребенку выполнить тест как можно лучше. К моему удивлению, Джордж постепенно начал реагировать: сначала один ответ, потом — другой. Он был тихий и медлительный, но он выдавал верные ответы, видимо, потому, что понимал, что я буду спокойно ждать и не стану давить на него.

Джордж продвигался: от паузы в 30—45 секунд между вопросом и ответом он перешел к десятисекундной паузе и в конце концов отвечал даже еще более быстро. Это подтверждало его изначальную невероятную робость, но свидетельствовало также и о том, что он быстро раскрывается, когда его собеседник терпелив и поощряет его. Что еще более важно, число ответов, правильных для ребенка шестилетнего возраста, все увеличивалось. По числу набранных им очков он не попал в категорию умственно отсталых, ни даже в следующую, более высокую категорию (так называемую категорию «замедленного усвоения»), а — в норму! Умственное развитие его было средним, и при этом он ухитрился показаться своей учительнице умственно отсталым — так мало он говорил и так малого достиг за восемь месяцев в первом классе!

Я провел обычную встречу с родителями. Было очевидно, что отец пытается быть строгим, и я попросил его чувствовать себя спокойнее. Мать вела себя воинственно, и я попросил ее расслабиться. Как я узнал позже, даже после этой единственной встречи отец переменился. Он перестал прибегать к физическому наказанию, и это свидетельствовало о том, что он и в других отношениях стал мягче. Однако мать была не в состоянии ослабить гипертревогу и гиперзащиту. Во всяком случае, Джордж не переменился и начал второй класс таким же несчастным, каким закончил первый.

Я предупредил мать Джорджа, что я, возможно, начну серию занятий для родителей, состоящую из десяти встреч, и когда такая серия началась в середине учебного года, она присоединилась к нам и регулярно посещала занятия.

Родительские отчеты, как обычно, начинаются с третьей недели занятий.

 

ТРЕТЬЯ НЕДЕЛЯ

 

Большая часть этого сообщения восстановлена по магнитофонной записи.

Впервые мать Джорджа участвовала в разговоре еще до того, как ей пришлось выступить со своим сообщением. Одна из матерей пожаловалась, что ей было трудно остановить ребенка в конце получасового занятия, и я заметил, что это важная возможность установить границы, то есть, придерживаться установленного правила. Мать Джорджа, Салли, неожиданно вступила в разговор.

Салли: Я знаю. У нас произошло то же самое, а я будильник не завела, и знала, что время кончилось, но ничего не сказала: как пошло, так и пошло.

Группа рассмеялась тому наивному бодрому тону, каким это было сказано.

Салли: Я даже внимания на это не обратила. Я сказала: «Это будет полчаса», — но это были очень длинные полчаса.

Смех.

Д-р Крафт: Значит, это было как раз то, о чем мы говорили здесь? Вы не хотели...

Салли: Да, он что-то делал.

Д-р Крафт: Вам вообще трудно придерживаться правил?

Салли: Да нет. Иногда — да, а иногда — нет.

Д-р Крафт: Если бы вы попросили его закончить...

Салли: О, он, возможно, захотел бы продолжать и я бы ему разрешила — ну, знаете, пока у меня было время.

Д-р Крафт: Я думаю, лучше нам некоторое время попрактиковаться здесь в установлении границ.

Позже мать Джорджа и сама выступила с сообщением.

Салли: Ну, пока я занималась всеми приготовлениями, он очень нервничал. Он едва мог дождаться этого дня. И у меня не было кукольного театра, потому что мы поговорили с мужем, и он подумал, что было бы неплохо, если бы он сам сделал кукол. И еще одна новая вещь была — коробка с домашними животными. Но он с ними обращался так, будто это были грузовики. Сначала он их выстроил в ряд. Сосчитал их. Сделал несколько рядов. Потом стал передвигать их по комнате. Грузовики производили ужасный шум. Он играл с ними почти полчаса, двадцать пять минут. Потом он оставил их и взял большой снегоочиститель. Он сказал: «Я его поставлю обратно в сарай». А потом он рисовал. Он нарисовал дом и дерево.

Д-р Крафт: Он вовлекал вас в игру?

Салли: Нет, я старалась оставаться в стороне. Я сидела тихонько. А он играл себе.

Д-р Крафт: Вы хотите сказать, что вообще держались в стороне от этого?

Салли: Ну, мне не хотелось говорить ему: «Теперь я хочу, чтобы ты сделал то-то», — так я ничего и не говорила.

Д-р Крафт: К примеру, когда он играет с домашними животными, он не говорит: «Сделай то-то и то-то»?

Салли: Вообще-то, да, но я ему отвечаю, что я буду просто смотреть.

Д-р Крафт: Почему?

Салли: Ну, разве вы не сказали, что мы должны внимательно наблюдать за детьми?

Д-р Крафт: Да, я сказал: не руководить ими, но быть готовыми следовать их указаниям.

Салли: Что ж, он попросил только один раз. Кроме этого случая, он играл сам и даже не взглянул па меня. Мне это нравилось, и ему нравилось, но, в общем-то, я ничего особенного из этого не почерпнула.

Больше всего я люблю это замечание: что-нибудь вроде «я ничего из этого не почерпнула», — то есть, ничего особенного не случилось. На мой взгляд, случилось многое. К сожалению, время наше заканчивалось, и я вынужден был сократить дискуссию. К тому же, и пленка в магнитофоне в этот момент закончилась, и свои замечания, адресованные матери Джорджа, я восстанавливаю по записям.

Во-первых, к вопросу о том, что Салли не прекратила занятие по истечении получаса. Даже при том, что Джордж и не был большим мятежником и, наверное, прекратил бы игру, если бы мама настаивала, ей все-таки не хотелось напоминать о времени, поскольку она боялась обидеть его.

Это как работа со стеклом. Проблема состоит в том, что постепенно ребенок начинает верить в то, что действительно сделан из стекла, что он некомпетентен, что внешние напасти его погубят, что он не выживет без посторонней помощи.

Следующий момент: использование домашних животных в качестве грузовиков. О чем это говорит? Это говорит о том, что внутренние потребности Джорджа сильнее, чем видимая реальность. Игра с грузовиками была для него стандартным бегством от действительности, как объяснила его мать в письме, написанном два года спустя. Однако никакого реального вреда в этом не было, поскольку ему было всего семь лет и поскольку это было игровое занятие, где, как ему было сказано, он мог делать все, что захочет. Собственно говоря, это был здоровый признак, поскольку робость была его очевидной проблемой, но в данном случае он осмелился сделать то, что хотел.

Потом он положил снегоочиститель обратно в сарай. Не слишком важный момент; тем не менее, следует отметить, что он старается быть хорошим, угождать. Это согласуется с его «слишком хорошим», беспомощным стилем и является предвестником, хотя и самым деликатным, перфекционизма и ригидности, которые проявятся позже.

Обращает на себя внимание недостаток взаимодействия между матерью и сыном. Почему-то она поняла мои рекомендации следовать указаниям ребенка как инструкцию вообще не участвовать в игре. Такое непонимание можно интерпретировать по-разному, но мне кажется наиболее вероятным, что Салли выбрала самый безопасный вариант. Другими словами, если она ничего не делает, то ни в чем и не ошибается (по ее разумению). Вывод: она тоже была мышонком. Следовательно, единственный способ для Джорджа осмелеть состоит в том, чтобы осмелела Салли. (Я подумал обо всем этом, но ничего не сказал. Прошло еще слишком мало времени; мне не хотелось спугнуть Салли — она могла бы и не вернуться на занятия. Таким образом, по иронии судьбы, я попался — я стал относиться к ней, как будто она была сделана из стекла!) Вслух я попытался подбодрить ее, чтобы она участвовала в играх Джорджа, когда он приглашает ее, и в любом случае стремилась действовать на занятии естественно.

И последнее. Следует отметить, что один раз Джордж получил отпор, поскольку мать не включилась в игру — потому что он мог понять это как отпор, даже если ею руководило желание обезопасить себя — он не попытался проделать это снова. Легко отвергнутый. Еще большая «мышиность».

Итак, уже после первого сообщения стало понятно, как обстоят дела с матерью и сыном.

 

ЧЕТВЕРТАЯ НЕДЕЛЯ

 

Восстановлено по записям.

Салли: Что ж, в этот раз он включил меня в игру. Не знаю, может, он включил меня, а может, я позволила себе присоединиться, когда он взглянул на меня и как будто намекнул — после того, о чем вы говорили на прошлой неделе. Знаете, я снова видела, что время кончается, и мне не хотелось, чтобы он прерывал игру посредине и не мог закончить. Он возился с глиной и только начинал. Я не знала, предложить ли ему помочь. Он не то, чтобы пригласил меня это сделать — но, как я уже сказала, время истекало. Я сказала ему, что через пять минут занятие окончится, и спросила, могу ли я ему помочь, но он сказал: «Нет, я хочу сделать это сам». Потом он так старался, что даже попытался запихнуть глину в формочку еще до того, как она как следует размякла. Вы. понимаете, что я имею п виду — из этого просто ничего бы не получилось. А потом время истекло, и тогда я просто дала ему продолжать.

Д-р Крафт: Хотя на самом деле надо было заканчивать.

Салли: Ну, в самом деле, у меня духу не хватило остановить его. Знаете, у него же нет никаких проблем с дисциплиной. Это не то, чтобы он был каким-то трудным ребенком. Вы знаете, я просто терпеть не могу видеть его разочарованным.

Естественно, я спросил, что извлекла Салли из занятий, и естественно, она сказала, что ничего особенного в нем не видит — но она опять повторила, что и ей, и Джорджу оно понравилось. На мой взгляд, интеракция между матерью и сыном, очевидная в предыдущем сообщении, была ясна и здесь.

Основной момент состоял в том, что Салли очень боялась, что Джордж тем или иным образом попадет в ситуацию фрустрации. Она бросалась к нему, чтобы защитить его от разочарования — таким образом, подкрепляя мысль о том, что он нуждается в защите. Опять Салли была «мышкой» — в том смысле, что делала все очень робко. Таким образом, не только ее поведение было сходно с поведением мальчика, но налицо была и очень тесная связь между матерью и сыном: казалось, что каждый из них знает о чувствах другого, даже не задавая вопросов. На предыдущей неделе время у нас поджимало, и я не обсуждал сообщение Салли. Теперь вопрос состоял в том, как сказать то, что я хотел сказать, так, чтобы она услышала. Я намеревался подойти к ней деликатно, потому что сама она была очень робкой — но это означало бы повторение той же модели поведения, которую она установила с Джорджем! Я решил не вести себя с ней в этот раз так, будто она сделана из стекла. Сначала наш диалог звучал примерно, так:

Д-р Крафт: Вам не следует обращаться с ним так, будто он сделан из стекла.

Салли: Что? Что вы имеете в виду?

Д-р Крафт: Я имею в виду, что, если вы ведете себя с ним так, будто при малейшем давлении он рассыплется на кусочки, возможно, он и в самом деле рассыплется на кусочки при малейшем давлении.

Салли: Но он такой... такой, вы же знаете. Он по своей инициативе едва ли даже разговаривает.

Я решил нажать сильнее.

Д-р Крафт: Вы хотите, чтобы он таким и остался, или хотите изменить его?

Салли: Ну, я думаю, мне хотелось бы его изменить. Потому я и здесь.

Д-р Крафт: Имейте в виду, что его нерешительность в любой ситуации, возможно, ведет к тому, что он не решается учиться в школе.

Попал в точку!

Салли: О, да, я хочу, чтобы он изменился. Я, и правда, хочу, чтобы он изменился!

Я по-прежнему советовал ей расслабиться и стать более гибкой. Иногда поддразнить сына, иногда позволить ему подразниться, не реагировать так горячо на фрустрацию Джорджа, а просто принимать ее как данность. Я посоветовал ей расслабиться и поступать естественно — в том числе визжать и кричать, если ей этого хочется.

Конечно, этот совет перекликался с тем, что я сказал ей на нашей встрече в прошлом году, но сейчас у меня складывались с ней определенные отношения, я мог действовать увереннее, и у нас была лаборатория, в которой она могла экспериментировать — игровые занятия

Взглянув на ее лицо, я понял: мои слова зафиксированы.

Теперь, если она будет в достаточной мере готова и в самом деле измениться, возможно, начнет меняться и Джордж!

 

ПЯТАЯ НЕДЕЛЯ

 

Из записей.

Салли: Джордж играл большую часть времени в кукольный театр. Сначала его старший брат прервал нас, потом старшая сестра. Слава Богу, двое других этим не интересовались! Каждый раз я велела им уйти, но, знаете, что забавно, Джордж сказал, что они могут остаться! Не знаю, я была уверена, что они перевернут все вверх дном и что это не то, что вы хотели бы, доктор Крафт, и я настояла, чтобы они ушли. Они ушли. Единственное, что я помню про театр, что в какой-то момент он застрелил куклу-маму.

Смех в группе матерей.

Д-р Крафт: Как вы на это реагировали?

Салли: Я уронила куклу, как-будто она убита, и Джордж поспешно сказал: «На самом деле ты не умерла». Ах, да, я воспользовалась таймером, и когда он зазвонил, он знал, что время закончилось; так что ним не пришлось об этом спорить.

Как обычно, здесь было несколько моментов, заслуживающих внимания. Прежде всего, это вмешательство брата и сестры. Салли правильно сделала, что выставила их. Но почему Джордж сказал, что они могут играться? Салли понятия не имела. Я предположил, что он не хотел, чтобы кто-нибудь на него сердился. Сказав, что они могут остаться, он убивал двух зайцев сразу. Мама их отослала и, тем самым, принадлежала только ему, но они запомнят, что он сказал, что они могут остаться и, значит, не будут на него злиться (так он, Возможно, думал. Однако на самом деле дети могут рассердиться на маму за то, что она защищает своего «малыша», и на Джорджа за то, что его защищают).

(Джордж) застрелил куклу-маму...Я уронила куклу, как-будто она убита, и Джордж поспешно сказал: «На самом деле ты не умерла».

(Отметим «ты», а не «она» — свидетельство того, как куклы у детишек символизируют людей). Что же произошло? Два события. Во-первых, Салли ничего не сказала, и хотя в этом не было ничего страшного, подозреваю, что она промолчала потому, что на мгновение потеряла дар речи. Я спросил, и она призналась, что так оно и было. (Я отметил про себя, что она открывается все больше, принимая подобного рода замечания как помощь, а не как критику — хороший знак). Тогда почему Джордж сказал: «На самом деле ты не умерла»? Я надеялся, что Салли поймет, но она не поняла. Другая мама предложила следующее объяснение: потому что он не хотел огорчать маму. Верно. Он прочитал шок на лице матери — вспомним, что их связывали тесные отношения и многое читалось без слов — и тогда он «отклонил» агрессивный импульс. Это часто случается в игровой терапии. Атмосфера дозволенности помогает истинным импульсам пробиться на поверхность. Когда это случается в первый раз, все теряются, и тогда приходится снова загонять их вглубь.

На самом же деле следует быть готовым к тому, чтобы истинные импульсы остались открытыми. Это помогает ребенку понять, что сердиться можно — хотя нельзя физически ударить маму. Каждый шаг в освобождении чувств отделяет человека от язвы желудка и приближает к спонтанности. Сейчас вся энергия Джорджа уходила на то, чтобы подавлять чувства — ему не хотелось расстраивать брата и сестру, не хотелось огорчать мать. Места для того чтобы быть собой, не оставалось, не говоря уж о том, чтобы учиться. Салли, как мне показалось в тот раз, поняла мою мысль — только в следующем сообщении она ясно продемонстрировала, что это не так. Что ж, как неоднократно указывалось в предыдущей главе, перемены трудны.

И наконец, как насчет таймера, который должен был сообщить, что время истекло? Он свидетельствует, что Салли испытывает некоторый страх перед Джорджем. Она думала, что, если зазвонит таймер, Джордж не будет на нее сердиться (точно так же, как Джордж думал, что, если мама велит детям уйти, они не будут на него сердиться). Я остановился подробно на этом моменте, припомнив тему: «сделан из стекла». Она просто чувствовала себя обязанной играть роль мышки. (Некоторые мышки очень подвластны собственной «мышиности».)

 

ШЕСТАЯ НЕДЕЛЯ

 

По записям (некоторые фрагменты).

Салли: Что ж, на этой неделе я не пользовалась таймером, как вы мне и сказали.

Д-р Крафт: Молодец!

Салли: Вот одно только: он играл с домашними животными, только в этот раз он использовал их как домашних животных, не как грузовики. А я держала корову, а он держал собаку, и вдруг его собака убила ною корову. А потом...

Д-р Крафт: Подождите минутку. Как вы на это прореагировали?

Салли: Я сказала: «Но ты же знаешь, что собаке не убить корову».

Я поморщился, но дал ей продолжить.

Салли: Потом он играл с глиной. Я хочу сказать, он собрался поиграть с глиной, но увидел, что она еще была в формочке с предыдущей недели, и решил так это и оставить.

И опять, за этим простым описанием скрывалось многое. Тот факт, что он использовал домашних животных как животных, а не как грузовики, был шагом в направлении того, чтобы использовать внешний мир в действиях, а не стремиться изменить его в фантазиях. Шаг в верном направлении.

Еще более важным был инцидент с коровой и собакой. Опять Джордж выказал враждебность по отношению к маме. В этой семье никто никогда не говорил о враждебности. На самом деле все до одного старались притвориться, что враждебности не существовало. Тем не менее, она была мощной силой, еще более мощной от того, что ее старались избежать. И вот уже две недели подряд Джордж выражает враждебность совершенно открыто. (Но почему по отношению к ней, думал я? Она старалась ему угодить. Может быть, она была единственной, с кем он мог без опасений выпустить эту враждебность на волю? Могло ли быть так — гораздо более тонкий момент — что он сердился на нее потому, что чувствовал, что ее гиперопека превращает его в дебила?) В любом случае, это был очень здоровый шаг к тому, чтобы выпустить злость наружу.

Тем не менее, Салли не делала усилий, чтобы облегчить этот процесс. На предыдущей неделе она потеряла дар речи от шока. На этой неделе она сказала: «Собаке не убить корову» — это было лучше, чем терять дар речи, но едва ли это можно было счесть за принятие чувств Джорджа. Я спросил Салли, понимала ли она символическое представление Джорджа, понимала ли, что он хочет выразить гнев — нормальное состояние людей, живущих вплотную друг к другу. Салли сказала: «А, понятно» — показав тем самым, что до этой минуты понятно не было. Я начал сомневаться, удастся ли мне вообще к ней пробиться, и я решил, что раз уж она была таким пассивным, послушным человеком, я просто стану говорить ей, что делать. «Когда это случится в следующий раз», — сказал я, — «в любом виде, в любой форме, может быть, на следующей неделе, может быть, в следующем месяце, — улыбнитесь и скажите: «Ух ты, эта собака убила-таки эту корову!» Такое отражение того, что только что произошло в игре, передает понимание и принятие этого события. Потребовалось дальнейшее обсуждение, пока я убедился, что она поняла мою мысль. Другие матери подкрепили сказанное мною.

Решение поберечь глину указывает только на то, что Джорджу не хотелось изменять или переделывать вещи. Это согласуется с ролью мышонка и является частью регидно-перфекционистской модели поведения, которая может сформироваться в ближайшем будущем, модели очень важной, поскольку она препятствовала учению Джорджа.

 

СЕДЬМАЯ НЕДЕЛЯ

 

По магнитофонной записи.

Салли: Я хотела поговорить о Джордже. Неделю назад мы достали ящик и он сказал: «Так, сначала...» Он устанавливал порядок.

Смех в группе.

Салли: «Сначала мы будем играть в кукольный театр». Но это продолжалось недолго, и он сказал: «Ну, этот проткнул второго». Каждую неделю это по-другому происходит — что он избавляется от этого, знаете... Так что мы отложили кукол, и тогда он начал рисовать пальцами и сказал: «О, давай рисовать прямо пальцами». И он вытащил краски и...

Д-р Крафт: Раньше он не играл с ними?

Салли: Нет, он никогда их не трогал. Итак, он взял тюбики, и был очень активен, и внезапно: «Как тебе нравится этот цвет и эта линия?» Оказалось, что это подсвечник или что-то в этом роде, со всякими такими штуками, как положено. Еще один он превратил в клубок. Это были кружки, кружки, знаете, такие штуки. Вот и все... Полчаса истекли. Он их провел за красками. И я сказала: «О, тебе это понравилось?» А он сказал: «О, да, мне понравилось. Я думаю, теперь я всегда буду играть с этими красками». Ну, так я подумала: каждую неделю он будет рисовать пальцами!

Смех в группе.

Салли: Ну так, на этой неделе, когда мы начали, он вынул кукольный театр и сказал: «Теперь запомни: мы всегда сначала играем в кукольный театр». И сказал: «В этот раз они сломают шею», — еще до того, как начал.

Смех.

Д-р Крафт: Тут как раз подходящий момент, чтобы сказать: «Ты уже решил, что будет происходить».

Салли: И он не хотел ни с кем соотносить их, потому что я спросила, хочет ли он как-то назвать их. И он сказал: «Ну, этот — клоун. Это Рыжий».

Д-р Краф т: Он попался на вашу удочку.

Смех.

Салли: Итак, они принялись скакать вокруг. Они дрались. Потом он перешел к домашним животным. А я думала, что он будет играть с красками, но он даже не взглянул в их сторону. И он играл с животными, и все такое.

Д-р Крафт: Вы думаете, он забыл о них?

Салли: Нет, он посмотрел на них. Он потрогал их и положил обратно в коробку. Даже, знаете, он был разочарован. Он дал этим листкам высохнуть. И когда они высохли, он сказал: «Ох, сейчас они уже не выглядят такими красивыми!»

Д-р Крафт: Вот так!

Салли: Потемнели, и ему, по-видимому, не понравился такой результат.

Д-р Крафт: Это было не то, чего он ожидал. Это не было совершенством.

Салли: Я думаю, что именно это расстроило его, потому что он... И с домашними животными он сделал то же самое. Налетел торнадо и слизнул их. Он опять построил ферму и вручил мне всех животных, а себе оставил собаку — пса. И сказал: «Все твои убегут в мой сарай. И они все побежали к нему в сарай, и он их запер, и все это отложил в сторону.

Д-р Крафт: О чем же это вам говорит?

Салли засмеялась, но не ответила.

Д-р Крафт: Все ваши животные убежали к нему в сарай, и он его запер. Что же там происходит?

Салли: Не знаю. Он все у меня забрал. (Она снова засмеялась.)

Д-р Крафт: Окей, он забрал все ваши игрушки. Что же это значит? У кого-нибудь есть какие-то соображения?

Салли: Ну, он стал немножечко ревновать к собаке. Нашей собаке сейчас около года. И Джордж все время хочет ее держать при себе. Я пытаюсь понять, почему. Однажды он пришел домой и пнул собаку, и она завизжала. Знаете, я подождала, а потом приласкала ее, а он сказал: «Да, ты только собаку и любишь», — очень огорченно, знаете ли; и ужасно сердился, что я собаке столько внимания уделяю. Я сказала: «Ну, ты не должен пинать собаку». И я подумала: может это было что-то, связанное с собакой, может, он ревновал к ней.

Д-р Крафт: Возможно. В общем, из описанного вами эпизода это довольно ясно видно.

Салли: Но он любит собаку, все время вьется вокруг нее, о, Господи!

Д-р Крафт: Так что, если он забрал всех ваших животных, он, возможно, забрал всю вашу любовь. Когда вы говорите: «все», — я думаю, это все и включает. Послание совершенно ясное: он хочет всю вашу любовь и внимание. Собственно говоря, это так ясно, что думается, здесь вы, возможно, однажды могли бы сказать: «Тебе и в самом деле нравится, что я с тобой все время играю». Это вовсе не означает, что вы собираетесь это делать или не собираетесь этого делать и т. п. Это лишь означает, что вы понимаете, что он чувствует. Поэтому ему пришлось избавиться от животных. Если бы у него были все животные, тогда вы не могли бы с ними играть— это другая возможность. Потрясающе! Он действительно дает вам понять, что он чувствует.

Как удивительно — и в то же время как логично! — то, что ребенок, который кажется таким мышонком по отношению к внешнему миру, все время вынужден был управляться с агрессией, которая теперь изливалась наружу.

Салли: Обычно он не дает мне много играть, он дает мне только куклу и домашних животных. Но что-нибудь другое, знаете, карандаши цветные, он никогда не предлагает мне взять, чтобы поиграть с ним. Я просто наблюдаю за тем, что он делает.

Д-р Крафт: Знаете, может, дело в том, что он не хочет, чтобы вы уделяли внимание вещам — он вас к ним просто ревнует? Если вам приходится сидеть возле него, ничего не делая — вы просто вынуждены наблюдать за ним.

Салли: И он все время меня спрашивает — всему, что он делает, он ищет одобрение. «Тебе это нравится?» — Я говорю: «Ты делаешь что хочешь», но этого недостаточно. Я обязана сказать: «Молодец!» Я прислушивалась к нему на улице, они играли в мяч, и он был очень тихий. Знаете, он играет, но никогда в борьбу не вступает. А сейчас он начал открывать рот, отстаивать свои права, что было совсем нехарактерно для него раньше.

Это была великая новость. По-видимому, безраздельное внимание матери послужило тому, что он почувствовал себя достаточно безопасно, чтобы выпустить агрессию наружу — и он перенес это в повседневную жизнь. Из плотины выскочила пробка.

Д-р Крафт: Когда это случается, происходит два события. Это часто случается и с ребенком в индивидуальной терапии. Первое: с ребенком становится труднее управляться дома.

Салли: Да, это так.

Д-р Крафт: Что не очень хорошо. А второе — он начинает лучше учиться. Знаете, вы же не хотите его угробить. Так или иначе, факторы, подавляющие поведение, часто подавляют и способность учиться.

Салли: И мой муж, и я очень рады, что он перед нами высказывает свое мнение.

Д-р Крафт: Отлично. Я понимаю.

Салли: Просто он ничего не говорит.

Д-р Крафт: Он младший из пяти?

Салли: Да.

Д-р Крафт: А тот, что старше него — старше не намного?

Салли: Шесть лет разницы.

Д-р Крафт: Шесть лет разницы со следующим. Такой расклад в семье означает, что у ребенка возникает некоторый «встроенный» комплекс неполноценности просто потому, что он самый младший. Мы смотрим на трехлетнего и говорим: «Конечно, он не может сделать то же, что девятилетний», — но трехлетний не всегда это понимает. Он думает: «Так, мой девятилетний брат лучше меня. Я не такой».

На следующем этапе я решил помочь Салли пробить несгибаемость Джорджа.

Д-р Крафт: Насчет того, что он каждый раз вначале делает одно и то же. Я бы работал над этим очень деликатно. Я, конечно, не стал бы пытаться вколачивать это в него молотком, но очень деликатно сказал бы что-то вроде... Если он скажет: «Мы всегда это делаем сначала»,— я сказал бы: «В самом деле?»— Или может, недели через три я бы сказал: «Ты хочешь и в этот раз начать с того же или хочешь сделать что-нибудь другое?» И если он скажет, что ему хочется начать с того же, — хорошо, но он слышал, что есть две возможности. То есть это уже в нем. И вы не впихивали в него эту идею, а осторожно ее посеяли и ждете. Возможно, вам придется ждать шесть, восемь месяцев, прежде чем он сломает эту рутину. Это понятно?

 

ВОСЬМАЯ НЕДЕЛЯ

 

На это занятие мать Джорджа пришла с загипсованной ногой. Она упала, сломала ногу и провела два дня в больнице. Сообщение восстановлено по записям.

Салли: Вы знаете, ночью меня увезли в больницу. Когда я вернулась домой, думаете, Джордж спросил: «Мамочка, как ты себя чувствуешь?» — или что-то в этом роде? Нет, первые слова из его уст были: «Знаешь, мы ведь с тобой не играли!» Как вам это нравится?!

Смех в группе.

Салли: Когда мы на этой неделе приступили к занятию, он сказал, что у меня будет сломанная рука, у мамы-куклы, а у его куклы будет сломанная нога. Фактически у всех кукол должны быть сломаны руки, ноги и тому подобное. Затем он стал играть, как-будто все куклы сидят в тюрьме и одна за другой сбегают оттуда.

Салли не пыталась шутить — скорее, она выказала раздражение по поводу того, что Джордж потребовал проведения игрового занятия вместо того, чтобы спросить о ее здоровье. Я сказал, что это хорошо — что она нашла в себе силы прийти в группу и высказать свои подлинные чувства и что чем более способна она сделать это, тем более будет способен к этому и Джордж. Она не взорвалась, не выбросилась за борт, но, по крайней мере, смогла спокойно констатировать неудовольствие. Это был шаг в правильном направлении. Потом я спросил, как она думает: почему Джордж спросил о «времени на игру», а не о ней самой. Она, разумеется, понимала, что его вопрос не означал, что ему нет дела ни до нее, ни до того, что она чувствует, но свидетельствовал просто о том, что он скучал о их тесном контакте — об игровом занятии. И снова мы убедились, что тридцать минут, когда мать и ребенок были вместе в относительно свободной атмосфере, имели мощный эмоциональный эффект. Джордж любил это занятие так, как-будто это был его единственный контакт с матерью, и она никогда прежде не обращала на него внимания. Удивительно, как дети относятся к игровым занятиям. Одна мать рассказывала, что после того как она начала заниматься с ребенком, он заявил друзьям: «Знаете, что? Мама будет играть со мной каждую неделю!»

Далее — что насчет сломанной ноги Джорджа, в то время, как у мамы была сломана рука? В этот раз Салли справилась. Она сказала, что ей кажется, что он хочет быть в точности таким же, как она — возможно, для того, чтобы быть ближе к ней. Я согласился. Действительно, создавалось впечатление, что он хочет быть главнее ее, поскольку у него более опасный перелом.

Что же стояло за тем, что у всех кукол были сломаны руки и ноги? Салли не знала. Я сказал, что это был просто способ прочувствовать ситуацию до конца. Дети проделывают это постоянно: собственно, именно этим они и занимаются, когда играют в «дочки-матери». Они лучше и лучше понимают ситуацию и снимают с нее покров тайны. Проживая жизнь, они изучают ее.

А что насчет узников, сбежавших из тюрьмы? Салли не понимала, что это значит, да и я тоже не понимал. Но что я начал понимать после предыдущего сообщения, из которого следовало, что Джордж, по-видимому, действительно начал раскрываться, и после этого, когда Салли открыто проявила свои чувства и продемонстрировала понимание чувств сына, — я начал понимать, что есть надежда на перемены в них обоих.

 

ДЕВЯТАЯ НЕДЕЛЯ

 

По записям.

Салли: На этой неделе мы занимались тремя вещами, и все они заканчивались погромом.

Смех в группе.

Салли: Сначала он сделал из глины мотоцикл, и для меня сделал тоже, и когда я его обогнала, он стал врезаться в меня и действительно меня сбил. Потом мы делали кирпичи. Он сказал: «Ты делай свои, потому что ты можешь сделать лучше, чем я». Ну, я сделала несколько кирпичей и он — несколько, мои были больше, и он сказал: «Смотри. Волны смывают твои кирпичи и оставляют только мои — красивые!». Потом мы взяли игрушечных животных, и я сказала, что хочу собаку, а он сказал: «Тебе нельзя собаку». Потом собака и лошадь подрались и убили друг друга. И все время он громко распевал: «Моя малышка далеко за морями!».

Смех в группе.

Салли: В этот раз муж был дома — это впервые, что он был дома, — и, я думаю, что Джордж специально шумел, чтобы отец услышал.

Ну-ну. Мышонок действительно изменился! Из былых робких попыток и «прощупываний» в начале нашего знакомства он восстал во всей полноте гнева, наверстывая упущенное! Это был чертовски прекрасный симптом!

Первое замечание матери, связывающее все три происшествия: «погром» — подсказало мне, что она постепенно преодолела путь от неприятия наличия гнева как такового до полного его осознания и спокойного и открытого его принятия. Она стала терапевтом Джорджа! Возникновение его гнева и ее принятие этого чувства связаны между собой, как курица и яйцо. Мне все равно, что возникло сначала; несомненно, они переплетались между собой, подпитывая друг друга.

Очевидно было, что, по крайней мере, частично, гнев Джорджа был индикацией соперничества с матерью. Он разбил ее мотоцикл, когда она обошла его. Он «смыл ее кирпичи», когда они оказались лучше, чем его. В этот раз я подумал: хорошо, что она ничего не сказала. Это было не то, что в первый раз, — когда она не нашла слов, чтобы ответить. Это было лучше, чем во второй раз, когда она заговорила, но не приняла его чувств («Собаке не убить корову»). На сей раз это было безмолвное, спокойное принятие.

 

ДЕСЯТАЯ НЕДЕЛЯ

 

По магнитофонной записи.

Салли: На