Российские авторы модернистских теорий

Модернизированная социальная система способна обеспечить постоянные перемены. Поэтому одни авторы считают, что модернизацию можно понимать как череду исторических событий, начиная с Петровских реформ 17 века или даже ранее. Другие видят в модернизации западных стран образец изменений, которому будет следовать всё мировое сообщество. Однако не следует механически переносить условия других стран на условия, характерные для России в целом и её разнообразные регионы.

Также отмечено, что модернизации сопутствуют определённые изобретения, внедрение которых требует новых идеологий. А смена идеологий в России всегда приводила к социальным конфликтам и кризисам вместо того, чтобы сразу улучшать социальную ситуацию. Модернизация также может быть опасной – приводить к одностороннему развитию, или к безвозвратной потере национальных человеческих, культурных и природных ценностей.

Целесообразно не оставаться в пределах понимания модернизации как процесса замещения форм традиций и культур современными формами. При осмыслении самой сути модернизации и изучении её процессов в конкретных локальностях, регионах и странах исследователями было показано, что образцы традиции и культуры становятся модерном. Например, в начале 21-го века в мегаполисах мира стало модным носить национальную одежду, снова учиться говорить на языке и придерживаться верований предков, проводить обряды их календарного и жизненного циклов. Так индивиды и социальные группы оказались в ситуации, когда пребывание только в поликультурном и кросскультурном пространстве стало несовременным. Современным стало пребывание везде и всегда в одном этнокультурном пространстве.

Далее остановимся на трудах современных экосоциологов.

Олег Николаевич Яницкий, соединяя темы экологической культуры и экологической модернизации, пишет, что в российском обществе в настоящее время есть только небольшая прослойка участников экологического движения, у которых есть экологическая культура и экологическое сознание. А в целом мы видим две почти несоприкасающиеся России. Первая это богатые люди, живущие за счёт монопольной эксплуатации и переэксплуатации природных ресурсов, у которых экономическое сознание и потребительская культура. Вторая – бедные люди с архаическим сознанием и культурой бедности*.

Можно развить эту классификацию с позиции модернизации правового поля, которая требует на современном этапе узаконить любое природопользование и регулировать его государственными рычагами. Первая Россия это богатые люди с криминальным сознанием, которые знают, что живут богато за счёт общероссийских общенародных природных ресурсов, которые достались им обманным путём. Вторая Россия - бедные люди с криминальным сознанием, которые в результате отчуждения государством и бизнесом от традиционного природопользования с помощью новых глобализационных законов, стали нарушителями законов - браконьерами.

Яницкий, развивая теорию общества рисков и теорию рефлексивной модернизации, применительно к условиям России выделил феномен, названный им «парадоксом модернизации». Соглашаясь с Беком в отношении имманентности рисков в современном обществе и в грядущем обществе высокого модерна, он подчеркивал, что к обществу с запаздывающей модернизацией или демодернизацией относятся страны с переходной экономикой, в том числе и Россия. Она производит ещё больше рисков, чем это было в эпоху несовременности, названную «застоем».

Для общества, вступившего на путь модернизации по западному образцу, не только продвижение вперед к фазе высокой модернизации, но и отход назад, демодернизация, а также задержка этого процесса чреваты интенсификацией производства рисков. Это фундаментальная закономерность развития техногенной (индустриальной) цивилизации. В этом контексте модернизация вообще или экологическая модернизация в частности, служит лишь созданию технических и социальных систем, снижающих или локализующих риски, порождаемые и распространяемые общественным производством.

Яницкий характеризует Россию как общество всеобщего риска. Причины этого он видит в отсутствии в профессиональной культуре и научном познании риск-рефлексии и постоянного анализа социальной и природной цены собственной деятельности. Он пишет о пренебрежении к институционализации экосоциологии, в рамках которой можно было бы разрабатывать концепции риск-рефлексии.

Также в его работах говорится о необходимости затрачивать всевозрастающую часть материальных и интеллектуальных ресурсов общества на создание нового риск-порядка, понимаемого как встроенный в процесс общественного производства нормативно-ценностный регулятор, ограничивающий его рискогенность. Замечает стирание границы между социальной нормой и патологией в виде примирения с риском как неизбежным условием человеческого существования*.

Яницкий предлагает системную модернизацию России, а не локальную или фрагментарную (только экологическую, или только политическую, или только экономическую). Без системной модернизации невозможно внедрять технологические инновации, чтобы улучшить условия жизни людей и восстановить экосистемы, поэтому первое может и войдёт в противоречие со вторым. Сохранение целостности России возможно на объединении общими ценностями. Пора перейти от старого понимания модернизации как технических и технологических изменений в индустрии, или смене культурно-религиозных ценностей, или окружения себя в быту современными вещами к системному пониманию модернизации. А в вопросе, куда направить основные усилия руководствоваться социологическими исследованиями. Например, репрезентативное всероссийское исследование Института социологии РАН в 2010 году показало, что запрос россиян – модернизация правовой системы и институтов. Наибольшей ценностью оказалось равенство всех перед законом, соблюдение гарантированных Конституцией прав человека*.

Правоохранительная система, которая призвана также следить и за исполнением экологического законодательства, за пять последующих лет была модернизирована. Теперь каждый гражданин может обратиться (пожаловаться, предложить, поблагодарить) в онлайн-приёмную прокуратур федерального, областного и районного уровня, где примут безотлагательные меры, проведут расследование или направят обращение на соответствующий уровень и структуру власти, продолжая контролировать исполнение закона. У прокуратур есть система экспертных советов для консультаций, в том числе по социально-экологическим вопросам. Теперь то, что раньше делала профессионализировавшаяся общественная экологическая организация в плане отстаивания экологических прав граждан и спасения природы, может сделать каждый гражданин с помощью смартфона и Интернета, не выходя из леса.

Аксёнова Ольга Владимировна также разрабатывала теорию экологической модернизации, первой в России в 2002 году вынесла термин в название диссертационного исследования. Как в начале исследования возможностей экологической модернизации в России, так и в настоящее время относится к теме достаточно критично. Вначале, как и Яницкий, видела в этой теории буржуазность, желание завуалировать экологические угрозы новой социальной реальности.

Потом, в результате роста популярности этой темы, неоднократно использовала подходы теории экологической модернизации к российскому контексту. Исследовала с помощью количественных и качественных методов модернизацию экологической политики, дискурсы о модернизации в среде специалистов и экологического движения, экологическую модернизацию индустриальных объектов*.

Ирина Альбертовна Халий, как и другие экосоциологи, в 1990-е – 2000-е годы изучала экологическую проблематику и трансформацию российского общества, сравнивала с мировым исследовательским опытом и тенденциями. Как и у Яницкого, произошёл переход к поиску системных подходов к теме модернизации, а не только исследованию в рамках теории экологической модернизации*.

Важным оказалось то, что слово «модернизация» стало за последнее десятилетие широко употребляемым. Усилия власти и бизнеса по модернизации своих структур и технологий управления коснулись значительного количества людей и их семей материально. Поэтому Халий и Аксёновой, как исследователям, стало важно, что думают люди о модернизации, а не специалисты в этой области. Были проведены исследования, как понимают модернизацию в провинции на уровне областных и районных городов. Эти исследования дополняют городские исследования Института социологии РАН, о которых говорилось выше.

Исследователи решили не формулировать, что такое модернизация, а выяснить это у российского народа качественными социологическими методами. Было проведено 278 глубинных интервью с представителями местного населения, региональной власти и местного самоуправления, политических партий, бизнеса, неправительственных организаций, образовательных и культурно-просветительских учреждений в Нижегородской, Самарской, Ивановской, Свердловской, Тамбовской, Курской, Псковской и Смоленской областях. Главной гипотезой было предположение, что в российской провинции есть некая своя модернизация, отличная от западной, столичной, экспертной, глобальной.

Глобальная модернизация это соответствие современным, новейшим глобальным нормам и правилам. Однако это применимо территориально только к глобальным городам - узлам глобальных сетей и потокам между ними. На периферии могут быть свои, специфические для каждой локальности новейшие нормы и правила. Первым делом Халий и Аксёнова с коллегами, как и полагается в лучших традициях социологии, изучили в разумных пределах интернет-источники и авторскую тематическую рефлексию, наметили маршруты и время экспедиций, согласовали с бухгалтером, заручились поддержкой проводников в исследовательском поле, приехали на места и стали сравнивать социально-экономический контекст глобального общества и российского локального.

Оказалось, что российская провинция это мир активных людей, которые благодаря персональным усилиям «добывают» средства на жизнь себе и семье, и даже на местные социальные проекты, извлекая эти средства из глобальных городов и потоков. Стратегия рассчитывать на местные ресурсы и частное предпринимательство, в том числе сельскохозяйственное, оказалась в 2000-е годы неэффективной, кроме серой и криминальной безналоговой экономики. Попытки власти легитимировать эту экономическую активность через денежное поощрение (конкурсы) и временные налоговые послабления (например, для молодых фермеров) уже не находят отклика. От государства, как раньше, никто уже ничего не ждёт и все уверились, что государство никому из них ничего не должно, даже бюджетным социальным организациям.

Итак, быть современным в провинции, значит быть индивидуалистом, который рассчитывает только на себя, по желанию пользуется плодами глобальной цивилизации, способен скрыть деятельность и доходы, может быть мобильным и благотворителем, предпочитает жить на родине. Эти качества современного провинциального российского человека очень важны для социальной сферы, сохранения традиционного уклада в виде сохранения типичного «советского» набора социальных учреждений в местном сообществе (детсад, школа, библиотека, клуб, музей, церковь, парк, монумент славы, общепит, медпункт, почта, пожарная часть, мост). Там, где не было материальных вливаний благотворителей для их сохранения, они уже исчезли.

Так реализуется баланс между новациями и традициями. Если в прошлом веке модерн возник как процесс разрушения традиций, то теперь, чтобы быть современным, надо сохранять национальные и культурные традиции. Этому противостоит другая позиция, согласно которой быть современным это значит покинуть провинцию навсегда, добиться успеха и хорошей жизни в глобальных городах. То, что не все активные провинциалы занимают эту вторую позицию, говорит о наличии другой модернизации, как это и предполагали исследователи.

Усилия государства в 2000-е годы провести модернизацию в сельской местности систем образования и здравоохранения, учреждений культуры и почтово-денежного сообщения привели к тому, что часть респондентов к слову «модернизация» относились крайне негативно. Такое же отношение сформировалось и у исследователей, которые ранее изучали последствия модернизации государством природоохранных структур и институтов природопользования, процессы формирования новой экологической политики*.

Аксёнова пишет: «Экологическая модернизация не просто ограничена, недостаточно эффективно минимизирует риски и не может полностью вписаться в процесс самовозрастания стоимости или успешно ему противостоять. Она оказалась опасной сама по себе, так как ликвидирует субъекта, способного думать и действовать, редуцирует рефлексию практически до уровня компьютерной программы. Экологический комфорт в этих условиях создаёт иллюзию безопасности, которая лишь усугубляет угрозу катастрофы»*.

Экосоциолог Мария СергеевнаТысячнюк предлагает обоснованную эмпирическими исследованиями и примерами теорию ядер глобального дизайна как новое видение происходящего в узлах и потоках глобальных сетей. Глобальное управление теперь создают через сети люди, которые представляют ядра глобального дизайна. Они организуют переговорные форумы, чтобы понять и сопоставить свои цели с целями исполнителей. Затем целям исполнителей без навязывания им целей организаторов ищутся места применения.

Однако для мест применения организаторы разрабатывают свои новые нормы (принципы) и правила (критерии, индикаторы, показатели), формируют новые институты. Важно при этом, чтобы они не мешали сразу применить на практике и распространить активность акторов в социально-экологические локальности и окружающие среды. Далее Тысячнюк детально и визуально с помощью схем даёт механизм деятельности ядер глобального дизайна по формированию новой социальной реальности*.

Можно согласиться с такими выводами коллег. Однако, как говорится: так-то оно так, да не совсем. Мне видится, что очень важно ответить на вопрос: Кто, почему и зачем производит модернизацию? То есть кто, почему и зачем устанавливает современные, новейшие нормы и правила? Если модернизацией занимается власть, то её институты выбирают такой путь и будут такие последствия, которые понравятся ей одной. То же самое и с бизнесом, и с гражданским обществом (общественностью).

Может быть, все и так знают, что нет модернизации вообще, а есть случаи (примеры) модернизации, которые осуществляют люди. Если рассматривать случаи модернизации, проведённой одним заинтересованным лицом, то остальные, не удовлетворив свои интересы, будут критичны и некоторые очень критичны. Если проект модернизационных мероприятий прошёл процедуры широкого информирования, согласований со всеми заинтересованными сторонами, слушаний, апробации, экспертных заключений, мониторинга, корректировки и снова по кругу, тогда есть надежда, что будущие поколения будут жить не хуже предыдущих.

В заключение главы приведу свою статью, чтобы продолжить дискуссию о теории экологической модернизации.