Георелигиозная парадигма евразийских исследований

 

В начале XXI в. особое значение в рамках евразийских исследований приобрел их георелигиозный ракурс. Возникновение георелигии как научной отрасли знания было обусловлено «великим возвращением» религии в мировую политику в условиях глокализации. Эпоха модерна прошла под знаком геополитической экспансии Запада, отделения религии от международной политики и борьбы различных политических идеологий. У великих политических идеологий современности есть одно общее – все они являются продуктами Запада. В то же время он не породил ни одной мировой религии – все они плоды незападных цивилизаций.

Распад СССР и мировой социалистической системы в начале
90-х гг. XX в. означал окончание не только «холодной войны», но и идеологического противостояния коммунизма с либерализмом. Это привело, как показалось некоторым западным ученым, к «концу истории», т.е. окончательному торжеству либеральных ценностей как основы идентификации в эпоху глобализации. Однако этот диагноз, поставленный человечеству, оказался неверным: глобализация сменилась глокализацией, в условиях которой реализация либеральных модернизационных проектов столкнулась с усилением процессов индигенизации, связанных с наведением границ между различными локальными сообществами. Границы были разными – этническими, культурными, но особенно непроницаемыми оказались религиозные рубежи. Это обусловлено тем, что религия более «резче» разделяет людей, чем этническая или национальная принадлежность. Как отмечают ученые, человек по своей этнической и национальной принадлежности может быть полуфранцузом-полуарабом. Однако намного труднее представить, что человек может быть полукатоликом-полумусульманином (С. Хантингтон). В результате в условиях локализации религиозные ценности становятся наиболее устойчивой основой самоидентификации людей. Этим объясняется тот религиозный ренессанс, который охватил различные страны в эпоху глокализации не только на традиционно религиозном Востоке, но и на политически светском Западе и в России, пережившей советскую эпоху религиозного безвременья.

Таким образом, окончание противостояния двух мировых систем привело не к торжеству либеральной идеологии, а к идейному вакууму, который стал заполняться религией. С завершением «холодной войны» начался отсчет эпохи противостояния на мировой арене крупных религиозных систем, в начале XXI в. все более осязаемо заменяющего идеологическое противоборство прошлого века. В результате, как отмечали западные ученые еще в конце XX в., «аллергическое детище западной цивилизации – происшедшее после Вестфальского мира отделение религии от международной политики – доживает свои дни», и религия, похоже, во все большей степени станет вмешиваться в международные отношения. Межцивилизационное столкновение культур и религий вытесняет рожденное Западом внутрицивилизационное столкновение политических идей (Эд. Мортимер,В.С. Поляк).

Каковы причины «великого возвращения» религии в политику? Некоторые ученые эти причины видят, во-первых, в десакрализации политических идеологий. В результате религия возвращается на то место, с которого ее, было, вытеснили «великие идеологии» XX в., которые или стремились вообще ее заменить, или сами претендовали на роль политической религии, или хотели заставить традиционные религии
освящать себя. Во-вторых, причины возвращения религии в политику усматриваются в демографических процессах, благодаря которым «глобальный центр тяжести» постепенно смещается с богатого Севера, со сдержанным отношением к религии, на бедный Юг, где религии не только играют огромную роль в жизни общества, но и носят зачастую «воинствующий» характер. В-третьих, эти причины связывают с провалом глобализационного проекта по созданию общей для всего человечества культуры как своего рода «глобальной религии» (В.Е. Еленский). Вместо возникновения в единой религии глобализирующийся мир становится свидетелем почти повсеместного «восстания» религий, проявляющих большую или меньшую нетерпимость друг к другу. Поэтому даже сторонники «теории секуляризации», как одного из главных объяснительных конструктов XX в., были вынуждены признать, что современный мир, за несколькими исключениями является таким же неистово религиозным, каким он и был всегда (P.L. Berger).

На рубеже XX–XXI вв. религия, как подчеркивают исследователи, покидает «гетто приватизации», а глобализация придает ей новый импульс и усиливает ее влияние в публичном дискурсе стран Запада и Востока, Севера и Юга (P. Beyer). Религиозные центры формулируют собственные геополитические доктрины; религия становится языком подтверждения идентичностей, источником глобальных возмущений. Происходит политизация мировых религий и религизация мировой политики. В связи с этим стало ясно, что ни геополитика, ни геоэкономика сами по себе не способны сделать удовлетворительный анализ и прогноз современных тенденций мирового развития.

В результате появляется георелигия как особая отрасль научного знания, представители которой полагают, что геополитический и геоэкономический подходы, отдающие приоритет в мировой политике факторам военной и экономической силы, уже недостаточны для понимания тенденций развития в условиях глокализации, поскольку движущей силой этого развития сегодня становятся факторы духовного, нематериального порядка, среди которых религиозный является главным.

Большое влияние на становление георелигии как научной дисциплины оказали идеи С. Хантингтона, который отмечал, что важнейшей детерминантой мировой политики после «холодной войны» становится принадлежность наций не к одной из мировых систем, а к той или иной цивилизации, основой каждой из которых выступает религия. Во второй половине XX в. сверхдержавы (США и СССР), объявив весь мир зоной своего идеологического влияния, были способны подавлять конфликтогенный потенциал различных религий. Поэтому в глобальном противостоянии между Западом и Востоком особую роль играли военная мощь и идеология, влияние же религиозных факторов на мировую политику было незначительным.

Ситуация коренным образом изменилась в конце XX в. Экономическая модернизация и социальные изменения в условиях глобализации размыли традиционную идентификацию людей на основе «почвы и крови» и одновременно ослабили роль нации-государства как источника этой идентификации. Образовавшиеся в результате этого идентификационные лакуны были заполнены по большей части религией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подобные движения сложились не только в исламе, но и в христианстве, буддизме, а также индуизме, иудаизме и других национальных религиях.

Это дало основание С. Хантингтону утверждать, что в настоящее время «религия является центральной, возможно самой центральной силой, мотивирующей и мобилизующей людей». Наивно полагать, писал ученый, что в связи с поражением советского коммунизма и победой Запада мусульмане, китайцы, индусы и другие собираются воспринять западный либерализм как единственную альтернативу. Разделение человечества, вызванное «холодной войной», позади. Однако более фундаментальные разделения человечества по этническому, религиозному, цивилизационному признакам остаются и порождают новые конфликты. Отсюда Хантингтон сделал вывод о том, что в XXI в. движущей силой мировой политики станут конфликты между локальными цивилизациями как религиозными топосами на геополитической карте мира.

В связи с формированием георелигии как научной дисциплины особое значение в рамках зарубежного регионоведения стали приобретать научные исследования, посвященные современной георелигиозной проблематике. Эта проблематика и, соответственно, георелигиозный ракурс евразийских исследований обусловлены прежде всего представлениями о том, что такое георелигия. В настоящее время одни ученые рассматривают георелигию как форму геокультуры, другие – как форму геополитики.

Георелигия как форма геокультуры рассматривается преимущественно в отечественной географии, в которой религиозная сфера представлена в качестве подсистемы культурного ландшафта или геокультурного пространства. Это пространство является интегральной природно-социальной геосистемой, где взаимодействуют природные и культурные геосистемы, в число которых входит и религиозная сфера как неотъемлемая часть развитых культурных ландшафтов. При этом в религиозной сфере выделяются традиционные и инновационные, материальные и духовные сегменты, вертикальные и горизонтальные связи между ними. Вертикальные связи обусловливают иерархическую соподчиненность в рамках религиозных конфессий, а горизонтальные связи – их территориальную организацию, которая обычно коррелируется с сеткой государственного административно-территориального деления.

В структуре религиозной подсистемы культурного ландшафта обычно выделяют: 1) религиозное наследие – заложенная в этнической, социальной и территориальной самоидентификации людей историческая религиозная память, благодаря которой религии возрождаются после длительного забвения, и которая готова проявиться в любой момент, особенно в сложных и конфликтных ситуациях жизни общества и отдельного человека; 2) религиозный «базис» – активная часть верующих и различные формы их объединений; 3) религиозную «надстройку» – включает органы управления религиозным объединением и направлена на сохранение основ вероисповедания, воспроизводство иерархической и кадровой вертикали, обеспечение церковного суда (С.Г. Сафронов).

В рамках георелигии как формы геокультуры различаются мировые и национальные религии, а также выделяются ареалы их геопространственного доминирования. К мировым религиям относятся христианство, ислам и буддизм, которые охватывают подавляющую часть территории мира.

Самая распространенная религия – это христианство (около 1,9 млрд человек). Крупнейшая ее ветвь – римско-католическая – объ­единяет народы Италии, Франции, Испании, Португалии, Ирландии, Австрии, южных районов Германии, Польши, Чехии, Словакии, Венгрии, Литвы, а также большинство стран Латинской Америки. Другая ветвь – протестантская (или лютеранская), не признающая власти Папы Римского, распространена на севере Германии, а также в странах Северной Европы, США, Канаде и Южной Африке. В протестантизме (более 400 млн человек) выделяются два основных направления: либеральное (лютеранство), признающее критику Библии, и консервативное (кальвинизм), настаивающее на буквальном понимании библейских текстов. В Великобритании английские религиозные общины в своих обрядах сохраняют ряд черт католицизма, но примыкают к протестантской ветви.

Восточная ветвь христианства – православие, получившее распространение в России, Болгарии, Греции, Румынии, Грузии, Армении, Сербии и Черногории, на большей части Украины, в Белоруссии и Молдавии. Очагом христианства в Африке является Эфиопия, жители которой по церковной обрядности ближе всего к православию.

Второй по численности верующих мировой религией является ислам (более 1,1 млрд человек). Она охватывает многочисленные народы в Африке, на Аравийском полуострове, Ближнем Востоке, в Центральной Азии, на Северном Кавказе, в восточной части Закавказья и в Поволжье. Ислам преобладает также в Индонезии, на юге Филиппин, в отдельных районах Индии. Эта религия присутствует и на юге Европы – в Албании, Боснии и Герцеговине. Наиболее крупные течения в исламе представлены суннитами и шиитами. Сунниты (около 85 % мусульман) являются большинством в странах Ближнего Востока, Северной Африки, Центральной и Южной Азии. К суннитам относят также салафитов (Саудовская Аравия, Катар, Кувейт, ОАЭ). Шииты (около 15 % мусульман) традиционно делятся на умеренных (Иран, Азербайджан, Бахрейн, Ирак, Ливан) и крайних (Сирия, Турция, Ливан).

Третьей по числу верующих мировой религией является буддизм (более 325 млн человек). Эту веру исповедуют бирманцы, непальцы, часть жителей Индокитая, сравнительно небольшая часть населения Индии. Тибето-монгольская форма (ламаизм) – ветвь буддизма, распространена в западных провинциях Китая и Монголии, в некоторых республиках России. Традиционно буддизм представлен многочисленными школами.

Общее количество национальных религий назвать затруднительно, поскольку оно постоянно меняется: одни религии прекращают существование, другие, наоборот, появляются. Религией, признающей не единого, а множество богов, является индуизм(более 793 млн человек), утвердившийся на значительной части Индии. Другой национальной религией считается иудаизм(примерно 14 млн чел.), эту веру исповедуют только евреи, проживающие на всех континентах. В Китае и некоторых соседних с ним странах часть населения исповедует конфуцианство(около 5 млн человек). В Японии часть населения исповедует синтоизм(3 млн человек). Фактически на каждом континенте есть различные языческие религии.Например, в западных районах Китая их исповедуют около 220 млн человек. Во многих странах национальные религии вытесняются новыми религиями, общая численность исповедующих их в настоящее время превышает 100 млн чел.

Специалисты, отмечая, что распространение религий не имеет четкой географической обусловленности, выделяют следующие факторы формирования религиозного геопространства: 1) этническая миграция; 2) новообращение, т.е. принятие нового вероисповедания частью коренного населения страны; 3) религиозная экспансия.

Распространение основных георелигиозных традиций в пределах евразийского пространства в целом коррелируется с этническим составом населения. Там, где этносы имеют широкие ареалы расселения, значительную численность, религиозные структуры наиболее устойчивы. Это относится к преобладающим здесь мировым религиям – христианству (особенно к православию), исламу и буддизму. Малочисленные этносы представляют собой подвижные и изменчивые структуры, они испытывают влияние нескольких мировых религий, вследствие чего могут возникать межконфессиональные противоречия, перетекания верующих из одной религии в другую.

В XX в. на евразийском пространстве стали распространяються такие религиозные течения, связанные с протестантизмом, как: евангельские христиане, баптисты, адвентисты и пятидесятники. Основные причины усиления их влияния на этом пространстве связаны с размещением этнических групп, склонных в силу своей историко-культурной специфики к принятию этих вероисповеданий, с близостью к очагу, откуда вероисповедание начало распространяться, а также с деятельностью миссионеров. В конце XX – начале XXI в. также стали распространяться альтернативные религиозные движения.

Ученые, рассматривающие георелигию как форму геополитики, отмечают, что до последнего времени геополитические концепции практически не принимали в расчет массовое религиозное сознание людей, состояние духовной среды, в которой формируется определенное религиозное мировоззрение, доминирование конфессий и религиозных традиций в конкретном регионе и пограничных странах. Однако в настоящее время в различных странах мира усиливается религиозность населения, наблюдается рост религиозных партий и движений, все больше становится религиозных организаций и фондов, деятельность которых носит международный характер, межнациональные и межгосударственные конфликты все чаще приобретают религиозную окраску. Религиозный фактор становится важной составляющей как внутренней, так и мировой политики, потому что общество, которое находит смысл в религии, пытается придать этот смысл, в том числе, и деятельности государства как внутри страны, так и на международной арене, или противопоставить этот смысл государству (государствам) во имя высших священных принципов. Причем эти высшие принципы могут стать существенным фактором в возникновении геополитических конфликтов даже в том случае, если религиозные группы разделены государственными границами или находятся на другом конце земного шара.

Ученые также подчеркивают, что в условиях глокализации все большую роль, помимо военной силы и экономической мощи государства, играет культурно-религиозная экспансия, благоприятствующая в том числе и политическому, и экономическому проникновению. Поэтому геопространство государства сегодня увеличивается не только в результате геополитической или геоэкономической экспансии, но и геокультурно-религиозной, в том числе и миссионерской деятельности, а также использования религии как символического капитала власти для культурной мобилизации людей, проживающих на территории других государств. В связи с этим некоторые исследователи для определения специфики предмета георелигии как формы геополитики предлагают использовать метафору «прозрачных пластиковых схем», которые накладываются на традиционную политическую карту мира, не отменяя суверенных государств, а сосуществуя с ними (S.H. Rudolph). Такие «схемы» должны отражать не просто религиозное геопространство, но и его динамику, связанную с процессами политизации религии в различных странах или цивилизационных ареалах.

В георелигии как форме геополитики базовым является понятие политической религии. Впервые это понятие было использовано в конце 30-х гг. в книге немецкого ученого Э. Фегелина «Политические религии», в которой политическими религиями он называет тотальные идеологии, подобные коммунизму, фашизму и национал-социализму. Эти идеологии, служащие обоснованием национального единства, придают политическому порядку квазирелигиозное измерение, хотя и в превращенной форме (E. Voegelin). Поэтому «политическая религия» для Э. Фегелина и его последователей не является религией в собственном смысле слова: это – идеология, обладающая всеми признаками религии, но не предполагающая веры в Бога. В связи с этим французский социолог Р. Арон предложил заменить понятие «политическая религия» понятием «светская религия». Естественно, что европейцы-христиане могли называть «религией» идеологию, не включающую веру в Бога, только в метафорическом смысле. Однако сейчас, когда в поле зрения ученых попадают религии, изначально не предполагающие такой веры, соотношение между «религиями» и «идеологиями» становится еще более запутанным, чем во времена Э. Фегелина (А.В. Митрофанова).

В настоящее время политическую религию одни исследователи также рассматривают как особую форму идеологии, которая обосновывает политическое действие через апелляцию к потусторонним силам. Другие определяют политическую религию как особую форму религии, которая обосновывает политические действия. Третьи полагают, что политическая религия представляет собой соединение религии и идеологии, посредническую форму, позволяющую связать религию с политическим действием.

Политические религии, как правило, имеют особые названия, указывающие как на связь с изначальной религией, так и на расхождения с ней. В связи с этим исследователи предлагают в названиях политических религий использовать, с одной стороны, название соответствующей религии, а с другой – суффикс «изм» для обозначения связи с идеологией как «учением». Так, большинство исследователей политического ислама настаивают на использовании понятия «исламизм», чтобы показать, что это политико-религиозное течение является «измом», сравнимое с другими идеологиями XX в (Д. Пайпс). В современной отечественной литературе используется понятие «православизм», обозначающее религиозную идеологию, которая не требует от своих адептов религиозной веры, но зато предполагает определенную направленность политических ценностей и действий (Ю.П. Зуев).

Некоторые ученые, понимающие религию исключительно как «путь личного спасения», рассматривают политическую религию как превращенную ее форму, ущербную по отношению к настоящей религии. Однако другие исследователи отмечают, что понимание религии как частного дела каждого человека даже на Западе появилось совсем недавно. Для большинства населения мира религия как путь личного спасения пока неотделима от религии как образа жизни и основы социально-политического устройства.

В рамках политической религии события нашего мира рассматриваются как часть (или отражение) событий религиозного, сакрального, вселенского характера. Поэтому политическая религия – это и особое мировоззрение, и особая программа политического действия, осуществление которой санкционировано Богом или потусторонними силами. Поэтому в политической религии, как отмечают исследователи, нет ничего ущербного или неправильного. Опасность политических религий не в том, что они искажают «правильную» догматику, а в том, что они переводят религиозные отношения в плоскость «друзья – враги», открывая тем самым путь для ксенофобии и религиозно мотивированным политическим конфликтам. При этом сакрализация политических конфликтов ведет к сакральному восприятию «врага». Враг, которому противостоят сторонники политических религий, – не личный враг и даже не политический. Это – воплощение вселенского зла, поэтому какие-либо сделки с врагом становятся совершенно невозможными и никакие жертвы во имя его уничтожения не кажутся слишком большими (А.В. Митрофанова).

Политизация и идеологизация религии тесно связаны с таким явлением, как религиозный фундаментализм, выступающий в эпоху глокализации одной из форм противопоставления религиозных традиций ценностям глобализации, представлений об идеальных моделях прошлого современным социальным реалиям, пораженным «вирусом» модернизации и секуляризации (З.И. Левин). Понятие «фундаментализм» появилось в первой четверти XX в. Первоначально его использовали для характеристики ортодоксальных христианских группировок, образованных представителями евангелической церкви в США. Сегодня это понятие активно применяется в широком смысле слова как учеными, так и религиозными деятелями на Западе и Востоке. В качестве одной из основных своих задач представители религиозного фундаментализма рассматривают возвращение религиозным структурам господствующих позиций в обществе и государстве. Основными его идеологическими положениями являются, во-первых, недопустимость критики либо либерального толкования священных текстов, во-вторых, необходимость строгого следования предписаниям, установленным в религиозных книгах.

Характерной чертой современного религиозного фундаментализма является синтез религиозного и политического: утверждая приоритет религиозных, метафизических ценностей, фундаментализм придает религиозному импульсу форму теории политического действия. Наибольшего развития, как отмечают исследователи, фундаментализм достигает там, где сохраняется вера в возможность реализации божественного в земном, высока относительная значимость религиозной доктрины и ни организация или группа не имеет монополии на доступ к сакральному знанию. В религиях, где основополагающий канонический текст отсутствует, например, в буддизме и индуизме, возможность проявления фундаментализма изначально выглядит слабее и чаще всего за этим термином скрывается культурная исключительность и национализм.

Другой чертой религиозного фундаментализма является революционаризм, связанный с идеей реализации божественного в земном и направленный на радикальное изменение основополагающих устоев человеческого бытия в современном мире. Реальным воплощением такого рода радикальных изменений стала исламская революция в Иране, где с приходом к власти фундаменталистов был утвержден соответствующий политический режим и осуществлена масштабная программа социальных и духовных преобразований.

Сегодня важной чертой религиозного фундаментализма можно назвать его гибкость, способность адаптироваться к особенностям эпохи глобализации, давая собственный ответ на ее вызовы. Это находит выражение в нацеленности религиозного фундаментализма на актуальную политику, разработке программ преобразования основных сфер жизни общества, основанных на синтезе религиозных и светских идеологических аспектов. Все это позволяет, как отмечают исследователи, рассматривать религиозный фундаментализм не просто как некий анахронизм, пережиток Средневековья и традиционалистскую альтернативу обществу эпохи постмодерна, а как альтернативный постмодерн, учитывающий ценности традиционализма (С.М. Павловнин).

Георелигия в качестве фактора мировой политики выступает, с одной стороны, как взаимодействие конфессиональных институтов, с другой – как конфигурация политических религий. В связи с этим в мировой политике различают конфессиональных акторов и религиозных акторов. Актор – это активный участник, обладающий возможностью, благодаря имеющимся в его распоряжении актуальным и потенциальным ресурсам и способности их эффективно использовать, самостоятельно принимать решения в соответствии с собственным пониманием своих интересов и ценностей и реализовывать стратегию, оказывающую существенное влияние на политические процессы в мире, а также признаваемый в качестве такового другими участниками этих процессов и учитываемый ими при принятии собственных решений (П.А. Цыганков).

Под термином «конфессия», как отмечают специалисты, подразумевается «организованная религия», воплощенная в каких-либо социальных институтах (например, церковь у христиан; совет улемов (знатоков Корана), умма (община) у мусульман; сангха (монашеская община) у буддистов). Практика показывает, что любая религия, даже не предполагающая строгой иерархической организации (подобной организации католической и православной церквей), тем не менее, всегда имеет определенную институциональную структуру. В этом плане «организованные религии» выступают в качестве конфессиональных акторов политических процессов в мире. К ним можно отнести, например, такие всемирные и региональные конфессиональные организации, как «Всемирный совет церквей», «Конференция европейских церквей»; «Римско-Католическая церковь», «Константинопольский патриархат», «Московский патриархат», «Организация исламская конференция»; «Всемирное Братство буддистов», «Азиатская буддистская конференция за мир», «Всемирный совет буддистской сангхи». К конфессиональным акторам мировой политики можно отнести также различные международные и региональные объединения политических партий религиозной ориентации, позволяющие вырабатывать общую для этих партий позицию по актуальным вопросам международного развития. Такими объединениями являются, например, «Всемирный союз христианских демократов», «Христианско-демократическая организация Америки», «Братья-мусульмане».

К основным направлениям деятельности конфессиональных акторов в мировой политике можно отнести: 1) непосредственное участие религиозных организаций, в том числе политических религиозных партий, в мировых политических процессах; 2) опосредованное влияние на социальные установки, под воздействием которых формируется внешняя политика государств (Н.А. Ковальский).

В качестве религиозных акторов мировой политики выступают политические религии, оказывающие непосредственное воздействие на людей, приверженцев конкретной религии, которые участвуют в мировых политических процессах и вынуждают руководителей государств считаться с их политико-религиозными взглядами и действиями. Религиозные акторы, действующие на уровне транснациональных связей между религиозными общностями, с одной стороны, ставят своей целью распространение вероучения, с другой – стремятся привлечь внимание общества к нравственной оценке происходящих в мире политических процессов. В этом плане религиозные акторы являются той силой, которая способна оказывать существенное влияние на ценностные ориентации и политическое поведение людей и тем самым оказывать опосредованное влияние на принятие политических решений на государственном или межгосударственном уровне (А.Н. Михеев).

К основным направлениям деятельности религиозных акторов в мировой политике обычно относят: 1) информационную политику – способность оперативно доставлять политически важную информацию в «нужное время и нужное место», т.е. туда, где ее влияние будет наибольшим; 2) символическую политику – способность формировать в массовом сознании представления и образы в качестве желательных фреймов интерпретации актуальных политических событий, а также ценностные структуры, легимизирующие установки политико-религиозного действия; 3) политику «рычагов» – способность подключать к политико-религиозной деятельности более сильных политических акторов, когда собственных сил недостаточно для изменения сложившейся ситуации.

Создатель геополитической теории «большого пространства» К. Шмитт, рассматривая процесс развития государства с позиций своей теории, отмечал, что становление этого пространства не обязательно связано с колонизацией, аннексией или военным вторжением. Это может происходить и путем принятия несколькими государствами или народами единой религиозной или культурной формы. Поэтому в георелигии как форме геополитики особое место отводится религиозной экспансии. Одной из форм этой экспансии выступает миссионерская деятельность, которая широко используется государствами путем опосредованного влияния на программы, осуществляемые религиозными организациями за рубежом, для решения мирными средствами собственных геополитических задач.

Религиозная экспансия в мире политики, обусловленная географическими факторами, придает политическим процессам в разных странах не только религиозное измерение, но и порождает такие деструктивные явления, как политико-религиозные войны, политико-религиозные конфликты и политико-религиозный терроризм. Характеризуя политико-религиозные войны, некоторые зарубежные исследователи отмечают, что они являются не просто политическими явлениями, которые оправдывают с помощью религии. Истинно верующие воспринимают их как земное отражение столкновений между добром и злом в потустороннем мире. Поэтому войны реального мира связываются с невидимой духовной битвой между светом и тьмой, порядком и хаосом, верой и сомнением (M. Juergensmeyer). Так, например, Усама Бен Ладен, бывший лидер радикальной исламской группы «Аль-Каида», видел мир поделенным на два лагеря: один лагерь веры, где нет лицемерия, и который составляют мусульмане, другой – неверия, который возглавляют США, и принадлежит он христианству. В последнее время зарубежные исследователи говорят даже о начале четвертой мировой войны (под третьей мировой они подразумевают «холодную войну») – между христианским и исламским мирами (П. Бьюкенен).

Политико-религиозный конфликт как форма религиозной деструкции характеризуется следующими признаками: 1) наличие исторических корней конфликта, уходящих вглубь веков, в силу чего конфликт носит длительный характер; 2) присутствие в массовом сознании религиозных пан-идей, выступающих установкой к политическому действию; 3) всплеск националистических идей, усиливающих религиозную составляющую конфликта; 4) активная деятельность политических религиозных движений фундаменталистского толка по реализации своих целей в процессе конфликта. Специфика политико-религиозного конфликта проявляется в том, что его участники стремятся не к компромиссу, а к эскалации конфликта, что придает ему затяжной характер. Способность политической религии инициировать массовую политическую активность выступает одним из факторов конфликта, а придание этой активности сакрального характера может служить оправданием для любых, в том числе и антигуманных, действий.

Политико-религиозный терроризм является ультрарадикальной формой религиозных деструкций, приобретшей в конце ХХ – начале ХХI в.перманентный характер в мировом политическом процессе. Исследователи, изучающие терроризм в современном мире, говорят о четырех его волнах. Первой волной был анархистский терроризм 80-х гг. XIX столетия, на смену которому пришла антиколониальная волна
20-х гг. XX в., длившаяся около 40 лет; третья волна – «левацкая» – началась в 1960-е гг. и сошла на нет к концу прошлого века. Наконец, в 1979 г. началась волна религиозного террора и, как полагают ученые, она продлится примерно до середины 2020-х гг.

Следует отметить, что политико-религиозный терроризм существенно отличается от «секулярного». «Секуляристы» предпочитают убивать чиновников, религиозные – просто стремятся уничтожить как можно больше людей; «секуляристы» в целях самосохранения склонны сводить число жертв среди мирного населения к минимуму, религиозные – стремятся к максимальному количеству жертв; человеческая жизнь для них, включая жизнь соратников, – ничто (D.C. Rapoport). Поэтому четвертая волна сопровождается постоянным ростом суицидальных террористических актов. Причем эти акты не являются спонтанными – они всесторонне готовятся, решения о подготовке террористов-смертников принимаются руководством террористических сетей. Экзистенциональным основанием терроризма выступают деструктивные паттерны политико-религиозной доминанты, внедренные посредством идеологического и психологического воздействия в сознание террориста. Рационально-ценностным основанием политико-религиозной доминанты выступает образ непримиримого врага, которого надо уничтожить. Иррациональным основанием политико-религиозной доминанты выступает самопожертвование террориста, придающее террористическому акту сакральный характер в силу того, что его «бытие-к-смерти» есть для него «бытие-к-вечной жизни».

В связи с тем, что большинство террористических актов совершают группы, действующие от имени ислама, возник вопрос связано ли это со спецификой ислама как религией или это обусловлено другими обстоятельствами? С. Хантингтон и его последователи отвечают на этот вопрос утвердительно и подчеркивают, что ислам всегда был «религией меча», он прославляет военную доблесть, чего нет в других мировых религиях. Мухаммада помнят как закаленного воина; этого нельзя сказать о Христе или Будде. Коран содержит отдельные запреты насилия, но целостная концепция отказа от насилия в исламе отсутствует.

Другие исследователи, отмечая неполиткорректность постановки такого вопроса, считают, что международный терроризм связан с борьбой не религий, а идеологий, в которой одна из сторон просто использует религиозную риторику, имеющую самое отдаленное отношение собственно к исламу. В подтверждении своей позиции эти исследователи ссылаются на имеющуюся в западных спецслужбах версию о том, что никакой «Аль-Каиды» как религиозной организации не существует. Это – идеология, вдохновляющая других на осуществление террористических актов. Кроме того, исследователи отмечают, что многие исламские фундаменталисты позиционируют себя в качестве революционных лидеров, послания которых в содержательной части носят не столько религиозный, сколько идеологический характер. В связи с этим они рассматривают ислам как революционную идеологию, способную изменить современное общество и культуру подобно тому, как он изменил общество в VII в. (D. Zeidan).

Ответ на вопрос о том, почему международный терроризм в общественном сознании ассоциируется с исламом, некоторые исследователи видят в следующем. В последней четверти XX в., отмечают они, стало очевидно, что внутри ислама как системы религиозных представлений, отношений и институтов происходят некие существенные изменения. Эти изменения проявляются прежде всего в том, что в массовом порядке и практически во всех зонах распространения ислама стали возникать (этот процесс бурно продолжается и сегодня) исламские религиозно-политические организации и группировки, т.е. такие группировки, которые заявляли себя религиозными – исламскими и действовали в сфере политики. Новизна этого процесса заключается в многочисленности возникавших группировок, активность которых чаще всего носит насильственный характер. Поскольку эти группировки сами позиционируют себя в качестве исламских, что видно хотя бы из принимаемых ими названий-маркеров, постольку в широком общественном обиходе (