Глава третья. Почему норманисты изгоняют синеуса и трувора из Русской истории.

 

Этимологическая дыба, действие которой так живо изобразил А. Л. Шлецер, является универсальным способом сторонников норманства варягов доказывать недоказуемое. Причем с ее помощью они не только самым чудесным способом создают небывалое, но и с той же легкостью переводят в состояние небытия реальное, но не укладывающееся в ложе их теории. Показателен в этом плане пример с братьями Рюрика Синеусом и Трувором, которые в конечном итоге были записаны в разряд небылиц. Эта мысль вызревала давно, и ее первыми, видимо, выдвинули норманисты. Еще Н.М. Карамзин, обратив внимание на летописные известия об основании Киева тремя братьями, о двух братьях‑родоначальниках радимичей и вятичей, о прибытии на Русь трех братьев‑варягов, сказал: «Сие братство может показаться сомнительным». В 1829 г. Н. А. Полевой, не отвергая существование братьев Рюрика, вместе с тем не только подчеркивал, что «оно весьма подозрительно» и что их «тройство... явно походит на миф», коими полна всемирная история, но и называл Рюрика «мифическим».

Антинорманист С.А.Гедеонов, возражая антинорманисту Д.И. Иловайскому, относившему Рюрика, Синеуса и Трувора к изобретению летописца, утверждал противоположное: «Тройственное число призванных варяжских братьев‑князей имело бы, при других доказательствах их легендарности, более уважительное значение. При своей уединенности, оно остается случайным историческим явлением. Около эпохи призвания нам известны три князя у моравлян: Святополк, Ростислав и Коцел. Или они тоже мифические личности?». С этими словами полностью соглашался И.Е. Забелин, говоря при этом, что «качеством легенды может быть отмечена братская троица с ее именами», хотя эти имена не представляют собой поздний вымысел. Вероятно, заключал он, летопись передает древнюю запись. Наконец, в 1887 г. антинорманист Ф. И. Свистун выдвинул мнение, что Рюрик ‑ это лицо реальное, но его братья «кажутся вымыслом летописца»[60].

В русле данных рассуждений в дореволюционное время прозвучала идея, не принятая, надлежит заметить, даже норманистами, что имена Синеуса и Трувора представляют собой неверно понятые при переводе слова «Rurik und sine getruwen» (в 1877 г. И. И. Первольф привел данное толкование лишь как научный курьез: требуя научного объяснения древнерусских имен, произвольно трактуемых в науке, он произнес: «А то, пожалуй, будут еще правы те господа, которые объясняют троицу Рюрик, Синеус, Трувор по‑немецки: Rurik und sine getruwen»[61]). Но совершенно иная судьба выпала этой идее в трудах русских ученых‑норманистов, оказавшихся в эмиграции, в трудах советских ученых, называвших себя истинными антинорманистами, но при этом верующих в норманство варягов, и в трудах современных российских ученых, выступающих с позиций, как они сами ее презентуют, «взвешенного и объективного», «научного, т. е. умеренного» норманизма[62].

В 1929 г. Н.Т.Беляев убеждал, что у летописца был «малопонятный ему скандинавский текст», в результате чего прилагательные, окружавшие имя Рюрик, «Sig‑niotr»‑«победоносный» и «Thruwar» ‑ «верный», превратились в имена Синеус и Трувор (к такому заключению исследователя подтолкнула гипотеза А. А. Куника, который, видя в братьях Рюрика реальных лиц, но не найдя в сагах именам Синеус и Трувор предлагаемых им скандинавских аналогий, сказал в 1845 г., что «Sig‑niotr» и «Thruwar» являются прилагательными, означавшими, прежде всего, «победоносный» и «верный»). И этот «малопонятный» скандинавский текст (сага) кончался, по предположению Беляева (повторенному затем Г. В. Вернадским), «припевом‑строфой, вроде: «Рюрик, Победоносный и Верный (Roerik, Sig‑niotr ok Thruwar)». В 1931 г. В. А. Мошин сообщил о наличии в науке мнения, что летописец пользовался скандинавским источником, повествующим о прибытии «Рюрика со своим домом и верной дружиной» ‑ «sin hous trej wory» («tru varing»)[63].

В советскую науку данную версию перенес в 1956 г. Б. А. Рыбаков с целью показать отсутствие каких‑либо реалий в Сказании о призвании варягов (а в отрицании его историзма тогда видели один из путей борьбы с норманизмом, духом и содержанием которого была пропитана вся советская историко‑филологическая наука[64]): если Рюрик ‑ это историческое лицо, то «анекдотические «братья» Рюрика только подтверждают легендарность «призвания» и его источник ‑ устный скандинавский рассказ».

Спустя два года ученый несколько уточнил свою позицию, указав, что «источником сведений о Рюрике и его «братьях», вероятнее всего, был устный рассказ какого‑нибудь варяга или готландца, плохо знавшего русский язык» (параллельно с тем он вел речь о том, что в основе Сказания могло лежать широко распространенное в Северной Европе ‑ в Ирландии и Англии ‑ эпическое сказание о трех братьях ‑ основателей королевств). В конечном итоге всю вину в появлении в повествовании о призвании варягов, следовательно, в русской истории Синеуса и Трувора Рыбаков возложил на летописца: имена братьев Рюрика он объяснил как результат «чудовищного недоразумения, происшедшего при переводе скандинавской легенды», когда новгородец, плохо зная шведский язык, «принял традиционное окружение конунга за имена его братьев»: sine hus («свой род») ‑ Синеус и thru varing («верная дружина») ‑ Трувор[65].

В 1989 г., когда советский «антинорманизм» (с его шумными марксистскими заклинаниями о возникновении Древнерусского государства только в силу внутренних причин на деле являвшийся разновидностью норманской теории, порожденной советской спецификой) практически отошел в прошлое, а на смену ему шел «объективный» и «научный» норманизм, т. е. норманизм истинный, не прикрывающийся марксистской фразеологией, ибо в том необходимость отпала, Н.Н. Гринев обоснованию такого толкования происхождения имен братьев Рюрика посвятил специальную статью.

 

По его словам, включение в ПВЛ русской транскрипции древнешведской фразы (sine hus ‑ «свой род» и thru varing ‑ «верная дружина») показывает, что в руках летописцев второй половины XI в. оказался извлеченный из архива написанный старшими рунами документ, имевший характер договора с приглашенным княжеским родом, а сама эта фраза, на его взгляд, «производит впечатление устойчивой формулы, связанной с поименованием князя при официальном к нему обращении». Ныне идею, что договор («ряд»), заключенный на старошведском языке Рюриком с призвавшими его славянскими и финскими старейшинами, «был использован в начале XII в. летописцем, не понявшим некоторых его выражений», проводит известный археолог А. Н. Кирпичников[66], несколько десятилетий руководящий раскопками Старой Ладоги.

Утверждение об ошибке летописца, якобы и приведшей к «рождению» никогда несуществовавших братьев Рюрика, прекрасно прижилось в советской и современной науке, давно и прочно обосновалось в справочниках, школьных и вузовских учебниках, в периодической печати, стало, что вполне закономерно, основой для создания новых исторических мифов, которыми и так сверхбогата норманская теория. Так, например, в 1995 г. Л.А.Кацва и А. Л. Юрганов объясняли учащимся седьмого класса, что «Рюрик сине хус трувор» означает в переводе с древнешведского «Рюрик с домом и дружиной», по причине чего он «обзавелся» двумя братьями, и что варяжский конунг Рюрик «известен в IX в. по скандинавским источникам»[67]. Но ни один скандинавский источник, что очень хорошо известно, не говорит о «варяжском конунге» по имени Рюрик. Как констатировал еще в 1836 г. ‑ т. е. более 170 лет тому назад ‑ норманист Ф. Крузе, имя Рюрика «не упомянуто в многоречивых скандинавских сагах»[68] (вероятно, авторы учебника имели в виду Рорика Ютландского, но речь о нем идет лишь во франкских хрониках, причем без всякой связи с Русью).

Тезис о Синеусе и Труворе как о шведских словах звучит из уст наших авторитетных специалистов на весьма представительных форумах, задавая тому соответствующую тональность, сквозь которую трудно пробиться иным мнениям. Так, он был озвучен в сентябре 2002 г. на проходившей в Калининграде международной конференции «Рюриковичи и российская государственность», посвященной важнейшему событию нашей истории ‑ 1140‑летию призвания варягов на Русь, директором Института истории материальной культуры РАН Е.Н. Носовым, выступавшим на пленарном заседании с докладом «Легенда о призвании варягов на фоне данных современной археологии»[69].

И этот тезис, принимаемый учеными в силу норманистских убеждений без критики, исключительно только на веру и многоголосо доносимый ими до массового читателя и слушателя в виде непреложной истины, вот уже полвека формирует историческое сознание наших соотечественников (и будущих деятелей науки в том числе), несмотря на то что он страдает явным и существенным изъяном, не позволяющим принимать его даже в качестве рабочей версии. Во‑первых, Б.А.Рыбаков, Н.Н. Гринев и А.Н. Кирпичников не объяснили, хотя именно с этого и должны были, вообще‑то, начать свой разговор, каким образом наши летописцы могли работать с материалом, звучащем на ирландском, английском, шведском (старошведском) языках. В силу подобной небрежности, уносящей, если вспомнить слова И.Е. Забелина, мысль «в область фантасмагорий», Гринев оставил совершенно открытым вопрос, как они во второй половине XI в. сумели прочитать текст, написанный «старшими рунами», которые давно уже были забыты в самой Швеции (где старшерунический алфавит использовался до конца VIII в. и был вытеснен новым руническим алфавитом ‑ «младшими рунами»[70]).

 

К тому же руническое письмо по своему характеру не могло применяться, указывают специалисты в области скандинавской письменности, «для записи сколько‑нибудь пространных текстов. Краткие магические заклинания, имена (владельческие надписи), наконец, формулярные эпитафии на мемориальных стелах ‑ основные виды текстов, записывавшихся руническим письмом»[71]. Во‑вторых, рассуждения Рыбакова, Гринева и Кирпичникова вступают в полнейшее противоречие с летописью, со Сказанием о призвании варягов, где четко говорится, что Рюрик и его братья пришли на Русь не одни, а «с роды своими»: «И изъбрашася 3 братья с роды своими (курсив мой. ‑ В.Ф.), и пояша по собе всю русь, и придоша; старейший, Рюрик, седе Новегороде, а другий, Синеус, на Беле‑озере, а третий Изборьсте, Трувор», в связи с чем имя Синеус не может, конечно, обозначать то, во главе чего он стоял (в конце той же статьи под 862 г. читается, что по смерти Синеуса и Трувора Аскольд и Дир отпросились у Рюрика «ко Царюгороду с родом своим», а все же не с покойным Синеусом)[72].

В‑третьих, о несостоятельности этого тезиса неоднократно вели речь ученые, не сомневающиеся, надлежит подчеркнуть, в скандинавской природе варягов. Как верно заметил в 1961 г. И. П. Шаскольский, рассматриваемая трактовка имен Синеуса и Трувора зиждется только на одном ‑ на «невероятном» предположении о норманском происхождении Сказания о призвании варягов, к тому же она, заострял внимание исследователь, «неубедительна и с филологической стороны; ее не приняли крупнейшие филологи‑норманисты В.Томсен, А. Стендер‑Петерсен и др., на авторитет которых в данном вопросе вполне можно положиться»[73]. Ее не принимал, следует добавить и такой столп норманизма, как историк А. А. Куник, изучавший в Бреславском университете сравнительное языкознание и историческую грамматику[74].

В 1934 г. прекрасный знаток истории и культуры скандинавских народов Е. А. Рыдзевская, указывая на принципиально важный факт, что в сагах Сказание о призвании варягов не отразилось, резюмировала: против его скандинавского происхождения, против его «оформления непосредственно на почве скандинавских преданий, говорит, между прочим, и то обстоятельство, что имена Рюрика, Синеуса и Трувора не образуют аллитерации, обычной для имен героев в древнескандинавских сказаниях». Отвергала Рыдзевская скандинавский элемент в памятнике и позже, опять же отмечая, что достаточно богатая северная литература «не содержит ни одного хотя бы отдаленного намека» на призвание варяжских князей[75].

В 1980‑х ‑ 1990‑х гг. В.Я. Петрухин и Е. А. Мельникова справедливо подчеркивали, что текст Сказания не несет никаких следов, позволивших бы заподозрить в нем перевод. Оперируя лингвистическими данными и прямо называя имена Б. А. Рыбакова и Н. Н. Гринева, они констатировали, что «необоснованны и не соответствуют морфологии и синтаксису древнешведского языка попытки истолковать имена Синеус и Трувор как осмысленные летописцем в качестве личных имен древнешведские фразы «со своим домом и верной дружиной», подразумевающие восхождение легенды к прототипу на древнешведском языке» (слова hus и vaeringi, поясняет филолог Мельникова, «никогда не имели значение «род, родичи» и «дружина»), что летописец имел дело с памятником, изложенным на древнерусском языке, и что Сказание о призвании варягов «соотносится со сказаниями других народов о переселении части (обычно) трети племени во главе с тремя (или двумя) братьями в далекую страну»[76].

 

В‑четвертых, С.Н. Азбелев в 1994 г. правомерно отметил, что интерпретации имен братьев Рюрика как «sine hus» и «thru varing» противостоит русский фольклор о князьях Синеусе и Труворе[77]. В‑пятых, средневековые немецкие генеалогии, уходящие в древности южнобалтийских славян, и предания онемеченных потомков последних сообщают не только о Рюрике, потомке вендо‑ободритских королей, но и о его братьях Синаусе (Сиваре) и Труворе, вместе с ним прибывших на Русь около 840 года[78]. Наконец, миф о легендарности братьев Рюрика, следовательно, миф о скандинавской основе Сказания о призвании варягов разрушает одно только свидетельство Пискаревского летописца, зафиксировавшего многовековую традицию, по крайней мере, с IX по XVI столетие включительно, бытования имени Синеус: в известии под 1586 г. об опале на князя А. И. Шуйского сказано, что «казнили гостей Нагая да Русина Синеуса с товарищи»[79].

В приведенном взгляде на Сказание о призвании варягов и на природу имен Синеуса и Трувора как в капле воды отражается отношение подавляющего большинства наших ученых к ПВЛ, пытающихся представить ее как памятник, якобы вобравший в себя сюжеты скандинавского эпоса (описание «Афетовой части» и пути «из варяг в греки», перечень «Афетова колена», Сказание о призвании варягов, известия о колесах кораблей Олега, его смерти, сожжении Ольгой Искоростеня и другие). Почин тому положили в 20‑х ‑ 40‑х гг. XIX в. М.П. Погодин, Н.А.Полевой и О.И.Сенковский, горячо убеждавшие, что летописец значительную часть своего труда составил из саг, рассказанных ему шведами (вопрос, резонно заданный в таком случае С.А.Гедеоновым Погодину: «Но тогда значит Нестор понимал и читал по‑шведски?» ‑ был оставлен, разумеется, без ответа)[80].

Чтобы еще больше закрепить в историографии такой взгляд на древнейшую русскую летопись, ее составителям приписывают ошибки, которые затем исправляют в соответствующем духе (говорят, например, о «легендарности» древлянского князя Мала и объясняют его появление в ПВЛ неверным переводом обращенной к Ольге слов древлянских послов по‑шведски «Giptas таф mund ok таф maeli», означающих «брак с обеспечением приданного и заключением торжественного договора», и что летописец принял слово «maeli» за имя собственное Mai; или упоминаемых в Киево‑Печерском патерике варягов Африкана, Фрианда и Шимона выводят из шведских слов «frianda Simon Afrek^son»)[81].

Отрицание исторического бытия Синеуса и Трувора объясняется довольно просто, и оно связано с двумя фактами, противоречащими норманистским воззрениям. Так, А.Н. Кирпичников дополнительные доводы в пользу того, что «эпизод с двумя братьями вызывает сомнение в его достоверности и, возможно, основан на каком‑то языковом недоразумении, порожденном не устной, а письменной традицией», видит в следующем: во‑первых, поиски имен Синеус и Трувор «в древнескандинавской ономастике не привели к обнадеживающим результатам» (Н.Н. Гринев, надо заметить, сказал более точно: «имен Синеус и Трувор нет в Скандинавии»), во‑вторых, «само присутствие скандинавов в Белоозерской округе, судя по археологическим находкам, не только в IX, но и в X в. прослеживается слабо», «а в Изборске не обнаружено характерного комплекса скандинавских изделий ‑ поэтому вряд ли там появлялся знатный скандинав»[82].

Эти доводы, очень рельефно демонстрирующие тенденциозность исследователей, придерживающихся норманской теории, к науке не имеют никакого отношения, ибо метод подгона решения задачи под нужный кому‑то ответ ей чужд. А объяснение русских древностей не может быть, конечно, ограничено какими‑то рамками и априорными стереотипами, к сожалению, играющими для ученых роль путеводных нитей.

Более же широкий взгляд на них позволил историку А. Г. Кузьмину найти именам Синеус и Трувор (а также другим именам ПВЛ) «ясные и естественные параллели» в кельтских языках. Так, в последних встречается большое количество имен, восходящих к sini ‑ «старший». Первоначальное кельтское звучание этого важного для эпохи образования государственности понятия ‑ sinjos ‑ практически совпадает с именем Синеус, который, вероятно, является уже славянским переосмыслением кельтического антропонима типа «Беллоуес», где второй компонент вариант от «гаст» в значении «господин». А имя Трувор сопоставимо с многочисленными производными от племени треверов (у современных кельтов существует имя Тревор), а в древнефранцузском языке имелось «прямо совпадающее с именем» слово trouveur, означавшее «поэт», «трубадур», «путешественник». «В кельтской традиции, ‑ добавлял ученый, ‑ много имен от «три», и «третий» по рождению обычно означал не просто порядковый номер, а лучшего из рода»[83].

Не принадлежит к скандинавскому миру и имя Рюрик. Еще С. А. Гедеонов указывал, что имя Hraerekr (Hrorekr), в котором видят имя Рюрик, шведам неизвестно. «Для шведского конунга имя Hraerekr, ‑ акцентировал он внимание, ‑ также странно и необычайно, как для русского князя имена Казимира и Прибислава; вследствие чего норманская школа должна... отказаться от шведского происхождения нашего Рюрика». В 1929 г. норманист Н.Т. Беляев не только подтвердил факт отсутствия этого имени у шведов, но вместе с тем указал, что оно необычно и в Дании.

 

В наши дни шведская исследовательница Л. П. Грот вновь напомнила, что в Швеции не считают имя «Рюрик» шведским и что оно не встречается «в шведских именословах». А именно этот факт и заставил дерптского историка Ф. Крузе в 1830‑х ‑ 1840‑х гг. обратиться к личности Рорика Ютландского и выдавать его за летописного Рюрика. Именно этот факт и сегодня многих ученых заставляет говорить то же самое (например, археологов Д. А. Мачинского, АН. Кирпичникова, И.В. Дубова, Г.С.Лебедева). Но, как справедливо заметил лингвист О.Н.Трубачев, принявший, надлежит сказать, данное тождество, «курьезно то, что датчанин Рёрик не имел ничего общего как раз со Швецией...

Так что датчанство Рёрика‑Рюрика сильно колеблет весь шведский комплекс вопроса о Руси»[84].

Имя Rauric, Ruric, Roric имело, как показал Кузьмин, широкое распространение в Европе уже «с первых веков нашей эры» (до VII в. известно пять таких имен, а на территории Франции для IX ‑ начала XII вв. зафиксировано 12 «Рориков»), И в нем он видел отражение названия племени руриков (рауриков‑raurici, отсюда французские «Рорики»), имя которых происходит от р. Рур или Раура (сейчас так именуют притоки Мааса и Рейна). В средние века, констатировал ученый, у Одера был приток Рурика (Rurica, Rorece). В целом Кузьмин, отметив весьма сложный, полиэтничный состав древнерусского именослова, особенно масштабно представленного в договорах Олега и Игоря с Византией, ‑ славянский, иранский, иллиро‑венетский, подунайский, восточнобалтийский, кельтский, фризский, финский и другие компоненты, пришел к выводу, что в нем «германизмы единичны и не бесспорны», а норманская интерпретация, которая сводится лишь к отысканию приблизительных параллелей, а не к их объяснению, противоречит материалам, «характеризующим облик и верования социальных верхов Киева и указывающим на разноэтничность населения Поднепровья»[85].

Имена первых русских князей и их окружения («особенно в договорах с греками 911 и 944 гг.») составляют, по мнению Ф. А. Брауна, «наиболее веское доказательство норманистов»[86]. Каким способом превращались эти имена, даже чисто славянские, в «наиболее веское доказательство норманистов» демонстрирует несколько примеров. Так, немец Ю.Г. Шоттелий (ум. 1676 г.) увидел в имени Владимир перевод, означающий «лесной надзиратель» (от немецкого «wald» ‑ «лес»). В 1735 г. Г. 3. Байер, не сомневаясь, что «все имена варягов в русских летописях» суть «шведского, норвежского и датского» языков и найдя им, исходя, как и О. Рудбек, лишь из созвучия, соответствующие объяснения, уверял, что первая часть имени Владимир когда‑то означала «поле битвы» и что имя Святослав «с началом норманским (Свен. ‑ В.Ф.) и окончанием славенским»[87].

Этимологические «открытия» Байера в равной степени одинаково оценили ‑ а подобное совпадение не случайно ‑ и антинорманист М.В.Ломоносов, и норманист В.О.Ключевский. Согласно замечанию первого, Байер, «последуя своей фантазии», имена русских князей «перевертывал весьма смешным и непозволительным образом, чтобы из них сделать имена скандинавские». По словам Ключевского, «впоследствии многое здесь оказалось неверным, натянутым, но самый прием доказательства держится доселе». Держится он, к сожалению, и «доселе»: в 2004 г. археолог Л.С.Клейн внушал читателю, что имена Рюрик, Олег, Аскольд, Дир, Игорь «легко раскрываются из скандинавских» корней. А годом позже филолог Е. А. Мельникова, впадая в противоречие с хорошо известными фактами, говорила, что «этимология имени первого русского князя никогда не вызывала сомнений: др.‑рус. Олгъ/Олъгъ > Олегъ восходит к древнескандинавскому антропониму Helgi»[88].

Но, несмотря на чудеса изобретательности, благодаря которым под рукой норманистов «легко раскрываются из скандинавских» корней, как и когда‑то перед Рудбеком, русские слова и имена, имена Олег, Ольга, Игорь не являются скандинавскими. Так, в 1997 г. Л. П. Грот продемонстрировала, что шведское имя «Helge», означающее «святой» и появившееся в Швеции в ходе распространения христианства в XII в., и русское имя «Олег» IX в. «никакой связи между собой не имеют». Вымощен, по ее словам, «несуществующий мост между именем «Олег» и именем «Helge», да еще уверяют, что имя «Helge», которое на 200 лет моложе имени «Олег», послужило прототипом последнего».

При этом исследовательница справедливо заостряет внимание на том обстоятельстве, что «распространение имени «Олег» не ограничивается только древнерусским обществом, но встречается и у западных славян (сравни чешское Олек, Олька), и в родовом имени литовских князей Ольгердовичей и пр.». Сказанное полностью относится и к имени Ольга (к тому же оно существовало у чехов, среди которых норманнов не было). А тот факт, что саги называют княгиню Олыу не «Helga», как того следовало бы ожидать согласно логике норманистов, a «Allogia», говорит об отсутствии тождества между этими именами, следовательно, об отсутствии связи как имени, так и самой Ольги со Скандинавией. В 1901 г. И.М. Ивакин доказал, что в древности имена Игорь и Ингвар различались и не смешивались[89].

Современные активные норманисты, будучи в основной своей массе археологами и филологами, и в силу чего очень слабо зная богатейшую историю разработки варяго‑русского вопроса (они, как правило, ограничиваются современными работами, причем только из круга «своих») и его многообразную источниковую базу, не ведают давно установленной истины, что вопрос об этнической принадлежности имен совершенно не имеет того принципиального значения, какой им придается в норманистике. Ибо сами по себе имена не могут указывать ни на язык, ни на этнос их носителей. «Почти все россияне имеют ныне, ‑ задавал в 1749 г. М.В.Ломоносов Г.Ф. Миллеру вопрос, оставленный без ответа, ‑ имена греческие и еврейские, однако следует ли из того, чтобы они были греки или евреи и говорили бы по‑гречески или по‑еврейски?»[90].

В справедливости слов Ломоносова убеждает готский историк Иордан, отметивший в VI в., в какой‑то мере подводя итоги Великого переселения народов, что «ведь все знают и обращали внимание, насколько в обычае племен перенимать по большей части имена: у римлян ‑ македонские, у греков ‑ римские, у сарматов ‑ германские. Готы же преимущественно заимствуют имена гуннские». Великое переселение народов, охватившее огромные пространства Азии, Европы и Северной Африки и вовлекшее в себя массы народов, перемешало не только именословы, но и антропологические типы[91], что абсолютно не учитывается норманистами, выдающими всю эту «мешанину» за чисто германский «продукт».

 

 

Примечания:

60. Карамзин Н.М. Указ. соч. Т. I. Примеч. 277; Полевой Н.А. История... С. 83, примеч. 38 к кн. I, примеч. 1 к кн. II; Гедеонов СЛ. Указ. соч. С. 387, примеч. 1; Забелин И.Е. Указ. соч. Ч. 2. ‑ М., 1912. С. 87‑88; Свистун Ф.И. Спор о варягах и начале Руси. Историко‑критическое исследование. ‑ Львов, 1887. С. 150.

61. Первольф И.И. Варяги‑Русь и балтийские славяне. С. 52.

62. Хлевов АА. Норманская проблема в отечественной исторической науке. ‑ СПб., 1997. С. 91; Кан А.С. Швеция и Россия в прошлом и настоящем. ‑ М., 1999. С. 50.

63. Kunik Е. Op. cit. Bd. II. ‑ SPb., 1845. S. 132‑133, 136‑138; Беляев H.T. Указ. соч. С. 244‑245, примеч. 143; Мошин В.А. Начало Руси. Норманны в Восточной Европе // Byzantinoslavika. Rocnik III. Svarek 2. Praha, 1931. C. 299; Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 342‑343, 367‑ 369.

64. Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 151‑154; его же. Ломоносов. С. 120– 124.

65. Рыбаков Б.А. Остромирова летопись // ВИ, 1956, № 10. С. 52; его же. Предпосылки образования Древнерусского государства // Очерки истории СССР. Кризис рабовладельческой системы и зарождение феодализма на территории СССР. III‑IX вв. ‑ М., 1958. С. 781‑784; его же. Спорные вопросы образования Киевской Руси // ВИ, 1960, № 10. С. 19‑20; его же. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. ‑ М., 1963. С. 293; его же. Киевская Русь // История СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. Т. 1. ‑ М., 1966. С. 568; его же. Киевская Русь и русские княжества XII‑XIII веков. Изд. 2‑е. ‑ М., 1993. С. 298; его же. Мир истории. Начальные века русской истории. ‑ М., 1984. С. 49.

66. Гринев Н.Н. Легенда о призвании варяжских князей (об источниках и редакциях в Новгородской первой летописи) //История и культура древнерусского города. ‑ М., 1989. С. 31‑43; Кирпичников А.Н., Сарабъянов В Д. Старая Ладога ‑ древняя столица Руси. ‑ СПб., 1996. С. 84‑87; их же. Старая Ладога. Древняя столица Руси. ‑ СПб., 2003. С. 76‑78; Кирпичников А.Н. «Сказание о призвании варягов». Анализ и возможности источника // Первые скандинавские чтения. Этнографические и культурно‑исторические аспекты. ‑ СПб., 1997. С. 10; его же. Сказание о призвании варягов. Легенды и действительность // Викинги и славяне. Ученые, политики, дипломаты о русско‑скандинавских отношениях. ‑ СПб., 1998. С. 33, 38‑40.

67. Лебедев Г.С. Указ. соч. С. 212; Толочко П.П. Спорные вопросы ранней истории Киевской Руси // Славяне и Русь (в зарубежной историографии). ‑ Киев, 1990. С. 110;Думж С.В., Турилов А.А. «Откуда есть пошла Русская земля?» // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX ‑ начала XX века. ‑ М., 1991. С. 12; Никитин АЛ. Первый Рюрик ‑ миф или реальность// «Наука и религия», 1991, № 4. С. 34; его же. Основание русской истории. Мифологемы и факты. ‑ М., 2001. С. 149; Свердлов М.Б. RORIK (HR0RIKR) I GQRDUM // ВЕДС. С. 37‑39; его же. Дополнения // Повесть временных лет. Подготовка текста, перевод, статьи и коммент. Д.С.Лихачева. Изд. 2‑е исправленное и дополненное. ‑ СПб., 1996. С. 596; Скрынников Р.Г. История Российская. IX‑XVII вв. ‑ М., 1997. С. 15; его же. Русь IX‑XVII века. С. 21; его же. Крест и корона. Церковь и государство на Руси IX‑XVII вв. ‑ СПб., 2000. С. 9; Пятецкий Л.М. История России для абитуриентов и старшеклассников. Восточные славяне в древности. Киевская Русь. Период феодальной раздробленности. Россия в XIII‑XVII веках. Изд. 3‑е. ‑ М., 1996. С. 47, 59; Литература и культура Древней Руси. Словарь‑справочник. ‑ М., 1994. С. 236; Кацва Л.А., Юрганов А.Л. История России VIII‑XV вв. ‑ М., 1995. С. 21; и др.

68. Крузе Ф. О происхождении Рюрика (преимущественно по французским и немецким летописям) // ЖМНП. Ч. IX. № 1. СПб., 1836. С. 47.

69. См. об этом подробнее: Фомин В.В. Варяжский вопрос: его состояние и пути разрешения на современном этапе // Сб. РИО. Т. 8 (156). С. 258.

70. Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. Новые находки и интерпретации. Тексты, перевод, комментарий. ‑ М., 2001. С. 7.

71. Стеблин‑Каменский М.И. Древнескандинавская литература. ‑ М., 1979. С. 10‑11,13‑14; Мельникова ЕА. Рюрик, Синеус и Трувор в древнерусской историографической традиции // ДГВЕ. 1998 г. М., 2000. С. 157‑158.

72. ЛЛ. С. 19‑20.

73. Томсен В. Указ. соч. С. 127‑128; Шаскольский И.П. Современные норманисты о русской летописи. С. 371, примеч. 121.

74. Kunik Е. Op. cit. Bd. II. S. 131‑138; Лаппо‑Данилевский А.С. Арист Аристович Куник. ‑ СПб., 1914. С. 1453.

75. Рыдзевская Е.А. К варяжскому вопросу. С. 620, примеч. 1; ее же. Древняя Русь... С. 167.

76. Петрухин В.Я. Комментарии. С. 275, коммент. ххххк с. 167; его же. Начало этнокультурной истории Руси... С. 120, 125; его же. Рюрик, Синеус и Трувор // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. ‑ М., 1995. С. 342; Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Легенда о «призвании варягов» и становление древнерусской историографии // В И, 1995, № 2. С. 54; Мельникова Е.А. Рюрик... С. 158, примеч. 50 на с. 157.

77. Азбелев СЛ. К вопросу о происхождении Рюрика // Герменевтика древне‑русской литературы. Сб. 7. Ч. II. ‑ М, 1994. С. 363.

78. Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 431‑436.

79. ПСРЛ. Т. 34. ‑ М., 1978. С. 39; Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 225‑246.

80. Погодин М.П. О происхождении Руси. С. 14; его же. Нестор, историко‑критическое рассуждение о начале русских летописей. ‑ М., 1839. С. 102‑103, 159, 161, 175‑179; его же. Исследования... Т. 1. ‑ М., 1846. С. 102‑103,285,294,298, 491; то же. Т. 2. ‑ М., 1846. С. 9‑10; его же. Г. Гедеонов... С. 13‑14; Полевой Н.А. История... С. 281‑282, 285‑286, примеч. 276, 279‑281, 285‑287 к кн. II; Сенковский О.И. Скандинавские саги. С. 17, 30‑31, 38‑41, 58, 75; его же. Эймундова сага. С. 64; Гедеонов СЛ. Указ. соч. С. 439, примеч. 233.

81. См. об этом подробнее: Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 229‑231.

82. Гринев Н.Н. Указ. соч. С. 36; Кирпичников А.Н., Сарабьянов В.Д. Старая Ладога ‑ древняя столица Руси. С. 84‑87; их же. Старая Ладога. Древняя столица Руси. С. 77‑78; Кирпичников А.Н. «Сказание о призвании варягов». С. 10‑11; его же. Сказание о призвании варягов. С. 38‑40.

83. Кузьмин А.Г. Об этнической природе... С. 76‑78; его же. Начало Руси. С. 330; Откуда есть пошла Русская земля. Кн. 2. С. 653.

84. Гедеонов СЛ. Указ. соч. С. 173; Беляев Н.Т. Указ. соч. С. 242‑243; Трубачев О.Н. В поисках единства. С. 242; Грот Л.П. Мифологические и реальные шведы на севере России: взгляд из шведской истории // Сб. РИО Т 8 (156). С. 179.

85. Кузьмин А.Г. Об этнической природе... С. 75‑76; его же. Два вида русов... С. 209; его же. Облик современного норманизма // Сб. РИО. Т. 8 (156). С. 231; его же. Начало Руси. С. 36, 313‑332; Откуда есть пошла Русская земля. Кн. 2. С. 639‑654; Славяне и Русь. С. 415, примеч. 65.

86. Браун Ф.А. Варяжский вопрос. С. 573.

87. Bayer G.S. Op. cit. P. 281, 285‑286; Байер Г.З. Указ. соч. С. 347, 349.

88. Ломоносов М.В. Замечания на диссертацию... С. 407; Ключевский В.О. Лекции по русской историографии // Его же. Сочинения в восьми томах. Т. VIII. ‑ М., 1959. С. 398; Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. ‑ СПб., 2004. С. 140; Мельникова Е.А. Олгъ / Олъгъ / Олегъ Вещий: К истории имени и прозвища первого русского князя //Ad fontem / У ис‑точника: Сборник статей в честь С.М.Каштанова. ‑ М., 2005. С. 138.

89. вакин ИМ. Князь Владимир Мономах и его поучение. Ч. 1. ‑ М., 1901. С. 54, примеч.хх; Грот Л.П. Мифологические и реальные шведы... С. 179‑182.

90. Ломоносов М.В. Замечания на диссертацию... С. 407.

91. Иордан. Указ. соч. С. 72; Буданова В.П. Варварский мир эпохи Великого пере‑селения народов. ‑ М., 2000. С. 13‑15, 41,83, 96‑99, 115‑116.