Шекспир: Елизавета Мэннерс графиня Ратленд и Кристофер Марло?..

Раздел "Другой такой пары в Англии не было" первой главы "Таинственные птицы Роберта Честера" Вы, Илья Менделевич, посвятили доказательству того, что честеровский сборник был выпущен в память о безвременно ушедшей из жизни в 1612 году супружеской паре Роджер Мэннерс — Елизавета Сидни-Мэннерс. Не откажу себе в удовольствии отметить, что Ваше доказательство датировки выхода в свет сборника — торжество подлинно научного анализа и классический образец профессионально выполненной текстологической работы. Что же касается интерпретации результатов этого блестящего анализа, то здесь следует отметить наличие некоторых моментов, оставляющих место для сомнений.

"Другой такой пары в Англии не было"?

Остановимся на определении "платонические", которым Вы характеризуете отношения между теми, кто выведен в сборнике под аллегорическими именами Феникс и Голубь. Вы утверждаете, что такое определение, вытекающее из возвышенно описанных в сборнике отношений между этими персонажами, может быть применимо к указанной паре, которая находилась в чисто формальных ("фиктивных") супружеских отношениях на протяжении двенадцати лет.

Король Эдвард VI Тюдор

На первый взгляд, Ваше индуктивное построение обладает достаточной убедительностью (определение "доказанность" к результатам индуктивных построений в принципе неприменимо). В особенности если привлечь к построению и "фигуру умолчания" — один весьма существенный момент, который Вы, Илья Менделевич, прямо не называете. Речь идет о диагнозе той болезни, которой страдал "формальный" супруг Елизаветы Сидни-Мэннерс, и характерные симптомы которой Вы привели в своей книге. Болезнь эта называется "сифилис". Я мог бы привести для сравнения симптомы этой же болезни, от которой на шестнадцатом году жизни скончался и младший брат королевы Елизаветы, король Эдвард VI. Но вряд ли в этом есть необходимость.

То есть, этот факт действительно может объяснять и "платоничность" отношений между графом и графиней, как и то, что их брак остался бездетным. Что ж, время было такое — эта болячка была повальной, а лечить ее тогда еще не умели. Более того, этот факт — еще один, причем весьма существенный кирпичик в Ваше же индуктивное построение относительно личности того, кто был "Шекспиром". Ведь далее, в разделе "Кембриджские игры вокруг обители муз" (Третья глава) Вы отмечаете, что в пьесе, которую ставили студенты, шутливо упоминается и о "французской болезни" "Шекспира", хотя прямую параллель с симптомами болезни Ратленда не проводите.

Что ж, болезнь — дело житейское. Вон ведь даже и короли страдали из-за этого, так и умирали без потомства...

Вопрос в другом. Не кажется ли Вам противоестественным, что жена, какой бы целомудренной и добропорядочной она ни была, может на протяжении лучших двенадцати лет своей жизни вот так беззаветно хранить свою верность мужу-сифилитику, с которым так ни разу и не разделила супружеское ложе? Мы с Вами, Илья Менделевич, люди уже не молодые; поэтому давайте посмотрим правде в глаза и как на духу попытаемся дать правдивый ответ на простенький житейский вопрос: может ли нормальная женщина, тем более поэтесса, тем более поэтесса непревзойденная (на чем Вы сами настаиваете, и что подтверждают неоднократно цитируемые Вами характеристики Бена Джонсона), нормально функционировать в обществе в режиме постоянного воздержания? Природа есть природа, и если (не дай Бог!) женщина в таком возрасте (с пятнадцати до двадцати семи лет) действительно постоянно воздерживается от интимной близости с мужчинами, то у нее не могут не развиться серьезные комплексы. В эмоциональном отношении это будет ущербная личность, и ущербность эта будет проявляться во всем.

... Жил в девятнадцатом веке великий немецкий философ Фридрих Ницше, который обобщил опыт человечества касательно взаимоотношения полов. Он изложил эти обобщения в виде коротких и емких афоризмов, один из которых выглядит так: дружеские (платонические) отношения между мужчиной и женщиной могут продолжаться только в том случае, если между ними существует взаимная антипатия. Такое утверждение только на первый взгляд может показаться парадоксальным: оно означает лишь то, что основой для продолжения дружбы между мужчиной и женщиной может быть только физическая близость. Иные типы отношений противоестественны. Противны человеческой природе.

Вы пишете, Илья Менделевич, что Елизавета Сидни-Мэннерс графиня Ратленд куда-то отлучалась из Бельвуара и отсутствовала подолгу. Где она была в это время, чем занималась? С кем общалась? Вполне очевидно, что по крайней мере часть времени она проводила в Уилтон плейс, у своей тетки Мэри Сидни-Герберт графини Пембрук. Но это все равно не дает полного ответа на вопрос. Тем более что эти отлучки происходили в "тени", которая стала образом жизни Елизаветы.

Завещание Мэннерса: предтеча "второй по качеству кровати" Уильяма "Шекспира"?

Следующий вопрос — чисто этического характера и, пожалуй, один из наиболее неприятных для Вашей гипотезы. Это — содержание завещания графа Ратленда. Вы отмечаете тот беспрецедентный факт, что Роджер Мэннерс в своем завещании не упомянул свою супругу Елизавету, и объясняете это тем, что граф заранее договорился со своей женой, что после его смерти она примет яд и тоже уйдет из жизни. И что поэтому-де не имело смысла одаривать ее частью наследства.

Такое Ваше объяснение вряд ли можно отнести к разряду научных доказательств. И вот почему.

Во-первых, Илья Менделевич, утверждение о самоубийстве Елизаветы в Вашем изложении — не более чем не имеющая никакого отношения к жизненным реалиям фабула кондового сентиментального романа эпохи раннего Ренессанса. Не знаю, сознавали ли Вы это сами или нет, но в своем труде, который претендует на место среди научных, в качестве якобы научного доказательства Вы фактически воспроизвели трагический финал шекспировской "трагедии" "Ромео и Джульета". Должен Вас разочаровать, Илья Менделевич: при внимательном чтении текста этого произведениея Шекспира устанавливается, что "Ромео и Джульета" — злая сатира, пародирующая слащаво-приторный стиль сентиментальных произведений. Достаточно сказать, что сама Джульета оказалось особой далеко не безупречного поведения, и что в реальной фабуле она, конечно же, и не собиралась кончать жизнь самоубийством.

Думаю, Вы не можете не согласиться, Илья Менделевич, что человек, так реалистично передавший в посвященных "Темной леди" сонетах амбивалентность любви и одновременно превративший эти сонеты в пародийный выпад против слащавой сентиментальщины своих предшественников, не мог разыграть в своей собственной жизни (или, исходя из Вашей трактовки, правильнее было бы сказать: "разыграть в своей собственной смерти"?) тот самый слащавый, не имеющий ничего общего с реальной жизнью сюжет, который сам же до этого едко высмеял.

Во-вторых, если граф Ратленд действительно был "Шекспиром", то он безусловно должен был быть подлинным гуманистом (гуманизм Шекспира мы запостулировали в самом начале). Даже если отвлечься от конкретной личности и конкретной проблемы авторства "Шекспира", то согласитесь, что принять такую жертву от предмета своей любви не может ни один нормальный человек. Как раз истинная любовь и является тем состоянием, пребывая в котором, человек готов пожертвовать всем, вплоть до своей жизни, ради блага любимого существа. Но ни в коем случае не принять такую жертву со стороны любимого, тем более — любимой (согласитесь, что мужчины в любви более идеалисты, чем женщины — так нужно Природе, и это справедливо).

В третьих, само Ваше допущение являет собой чудовищное попрание фундаментальных этических принципов, на которых зиждется вся наша мораль. С такой извращенной этикой, Илья Менделевич, вряд ли допустимо заниматься даже "чистой" критикой, не говоря уже о вопросе авторства "Шекспира". Но, раз уж Вы взялись за это, то приписывать гению свое извращенное представление о любви и элементарной порядочности, и тем более выдавать это за научно установленную истину, недопустимо.

К тому же, Вы противоречите себе буквально в пределах одной главы. Кем бы ни была автор "Царя Иудейского", но та характеристика, которую Вы дали ей как первой поборнице женской эмансипации, прямо противоречит Вашему же утверждению о ее самоубийстве из-за смерти мужа. Который мужем ее фактически не был. И потом — посмотрите реально на смоделированную Вами ситуацию: Феникс, безраздельно преданная своему обреченному на смерть мужу и готовая уйти из жизни вместе с ним, вдруг выдает в печать адресованный чисто женской аудитории феминистский памфлет, в котором во всех грехах обвиняются мужчины... Да еще дарит экземпляр семье короля — того самого, который, оказывается, проявляет такое живое участие в болячках Ратленда...

Нет, Илья Менделевич, что-то слишком многое не сходится у Вас в пределах Вами же выдвигаемых гипотез. Положив в основу построения факт, который никто ни на Западе, ни у нас оспаривать не станет, Вы дали ему не то что неуклюжую, а совершенно кощунственную с точки зрения морали трактовку. Поскольку это — основа Вашего "доказательства", то можно считать, что доказательства как такового нет. Наоборот, факт отсутствия упоминания Елизаветы Ратленд в завещании мужа категорически отвергает все Ваше построение. Дальше доказывать что-либо в его рамках и бессмысленно, и просто аморально.

Объяснение предсмертному поступку графа Ратленда может быть только одно: да, его брак с Елизаветой Сидни изначально замышлялся как откровенно "фиктивный" (выражение Ваше, Илья Менделевич). То есть, имеется холостой, но больной сифилисом граф, который заведомо не даст здорового потомства. Не женить его нельзя — не принято оставаться холостым взрослому графу: биографическая ущербность. Да и титул пропадает зря — какая-то достойная особа не станет графиней... К тому же, "спонсоры" кандидаток в леди платили очень большие деньги за возможность обеспечить юное создание титулом. А вот есть пятнадцатилетняя (или все-таки тринадцатилетняя?) девочка, которую почему-то нужно сделать графиней. И с биографией которой, мягко выражаясь, не все ясно: вон ведь, даже точная дата ее рождения осталась неизвестной... Хотя само рождение оказалось настолько необычным, что не только было отмечено стихами лучших поэтов Англии, но даже сама королева соизволила оказаться на крестинах и стать крестной матерью малютки, дав ей свое имя... Да и после замужества с Ратлендом юная графиня совсем ушла "в тень", стала уходить из дому и пропадать неизвестно где. При этом стала "тайной" поэтессой — настолько выдающейся в своих талантах, что Бен Джонсон неизменно отзывался о ней как о лучшей поэтессе Англии... И уж настолько "тайной", что до выхода в свет Вашей книги человечество даже не догадывалось о наличии конкретных, дошедших до нас ее произведений. Если бы Ваши выводы подтвердились, то только одно это Ваше открытие, Илья Менделевич, сделало бы Вас одним из наиболее выдающихся специалистов в вопросах культуры Елизаветинской эпохи ¹.

Если бы...