Вот и я не выдержал издевательств, подписал все, что подсунули.

Так студент отличник, верный сталинец,  превратился во врага государства и народа.

А тебя за,что туда отправили?

Меня то? - хитро прищурившись переспросил старик.

Ты давай, откупоривай вино то, оно под разговор хорошо пойдет!

Времена теперь повольней стали, про дела отца народов можно посплетничать, не посадят.

Но только не там, во всеуслышание, - Никанкин мотнул головой в сторону окна,-  а вот так за столом, по приятельски.

На улице будешь болтать, в сумасшедший дом сразу загремишь, как очернитель советского строя, - захихикал старик присаживаясь за стол, на котором появились, пара граненых рюмок на ножках, порезанная  четвертинка черного хлеба, тарелка на которой лежали три вареных картофелины в мундирах, четыре кусочка сала, пяток тонких пластов сыра.

Александр взял со стола старый, сточенный на половину нож и одним движением срезал с горловины бутылки, пластиковую пробку.

Из откупоренной бутылки до его носа донесся запах дешевого вина.

Три булька в одну рюмку, три в другую и граненное, толстое стекло засветилиось розоватым светом.

Ну давай  дядя Федь, будем жить! – поднял рюмку Александр.

Никанкин не спеша, взял со стола стопарик, посмотрел через него на свет в окне, -  Не деньги главное в этом мире! По-настоящему богат тот, кто удовлетворен своей жизнью!

Я лично, совершенного беден!

Секунда и вино влилось в рот помоишника.

Александр поднес вино к губам, отхлебнул каплю, лишь слегка ощутив вкус и поставил обратно на стол.

Ты чего не выпил до конца?- спросил старик указывая пальцем на рюмку.

Дядя Федь, выпил я, ты уж извини, но у меня сегодня еще деловая встреча должна состояться.

Завтра в рейс ухожу, на Кубу  пойдем и там останусь на долгий срок, по контракту работать.

Так что много мне ни как пить нельзя!

Ну хозяин барин, нельзя, так нельзя!

Дело привыше всего! Ты закусывай! Не стесняйся, не обессудь, уж чем богат… - очищая картофелину от кожуры сказал Никанкин.

Дядя Федь, можно я форточку открою, душно у тебя тут, - взмолился Александр.

Вино начало разгонять кровь по венам старика, лицо его стало розоветь, в глазах мелькнула искра доброты и покоя.

Открой, открой балкон, гость дорогой! Пусть немного кислорода войдет в комнату.

Александр быстро подошел к балконной двери и распахнул ее настежь.

Запахи стали таять и через три минуты удушливый смрад почти улетучился из маленькой комнаты помоишника.

Так ты, дядя Федь говоришь отдыхал в лагерях, а сколько если не секрет и за что?-

Поинтересовался гость, беря с тарелки кусок сыра и кладя его на хлеб.

Никанкин задумался над  прозвучавшим вопросом, наливая в свою рюмку еще порцию вина.

Мгновение, она подлетела к губам и опустела.

Никанкин крякнул от удовольствия.

Да не за что, в общем!

В МГУ я тогда учился, пятый курс, филосовского факультета,- начал рассказ Никанкин.

Молодой был, умный, но глупый!

Вот такой парадокс понимаешь!

МГУ!? Не плохо! Это в каком же году было? – удивился Александр.

Дай бог памяти, тридцать пятый годик шел.

Так вот.

Жизнь казалась мне прекрасной и бесконечной.

Учился я у самого Бердяева и Аксельрода, великие люди, скажу тебе.

Гиганты мысли! Столпы философии!

Мне сам Бердяев делал комплименты в моих успехах и познания, мог и я известным человеком стать.

Да не случилось, как видишь, по помойкам обретаюсь под конец жизни.

А были и у меня  девушки красавицы, мечтал я как все нормальные советские люди о семье, о детях.

Никанкин взял в руку бутылку и ливанул из нее в свой стопарь пахучей жидкости, так что вино выплеснувшись из граненой емкости, растеклось по клеенке скатерти, липкой лужей.

В институте какую то организацию троцкисткую обнаружили, ну и меня до кучи приплели, хотя я парня, который вышака словил как организатор группы, по стольку, поскольку знал.

Ну виделись иногда, ну болтали о всяком, но не более чем все вокруг.