Тетрадь № 15, стр.423-458. Встреча с В.Ф.Маргеловым

423

Укрепрайон Рэдэуцу-Яссы был построен ещё до войны с помощью немецких инженеров и считался несокрушимым. В этом районе до самой реки Прут была создана немецкими инженерами-геодезистами густая сеть триангуляции второго класса, опирающаяся на два первоклассных базиса: Рэдэуцу-Заранка и Ясский базис. У нас в Советском Союзе были координаты некоторых пунктов. Например, на моём участке были координаты пунктов: Вультурэшть, Виэй, Рэдэуци базис, Заранка базис. Но воспользоваться мы могли только двумя пунктами Вультурэшть и Виэй –они были в системе координат на эллипсоиде Бесселя, а Рэдэуци и Заранка оказались на другом, неизвестном нам эллипсоиде (потом выяснилось, что на эллипсоиде Ламберта). Все пункты немецкой триангуляции сохранились в натуре и этим самым немцы мне оказали большую услугу в ускорении выполнения возложенной на меня задачи – не пришлось заниматься строительством большого количества пирамид и сигналов.

Северо-западнее городка Рэдэуци начинались горы Карпаты.

424

У этого городка был северный конец укрепрайона. Наши войска напоровшиеся на полосу ДОТ остановились чуть севернее Рэдэуци. Когда я прибыл на уточнение переднего края противника, то мне в натуре начальник штаба одного из полков показал передний край немцев. Я целый день наблюдал теодолитом за показанным передним краем, но на довольно большом пространстве не обнаружил никаких признаком немцев. К вечеру зашёл к начальнику штаба дивизии, расположившейся в городке Рэдэуци, и доложил ему свои сомнения. Начальник штаба дивизии дал приказ начальнику разведки выяснить, где же немцы. Ночью вместе с разведчиками дивизии я пошёл искать, где же остановились немцы. И только через двенадцать километров мы обнаружили передний край обороны немцев! Вышло так, что дивизия почти две недели сидела на этом месте, полагая, что немцы в пятистах метрах от неё, а они оказались в двенадцати километрах! Потом мне говорили, что начальника разведки этой дивизии сняли с должности за

425

такой промах.

Немецкая пропаганда среди местного населения сделала своё дело. Местное население, в данном случае румыны, а в дальнейшем и венгры и австрийцы, при подходе наших войск к деревне или городку всё бросали и убегали в леса и горы. Мы входили, как правило в пустые города и в пустые сёла. Людей не было По деревенским улицам ходили коровы,, овцы, поросята. Но только не люди! В одной большой деревне, недалеко от города Сучава, мои солдаты зашли в брошенную усадьбу помещика (иначе не назовёшь) и обнаружили в запертой конюшне двух прекрасных лошадей – кобылу и жеребёнка, а под навесом чудесный фаэтон крытый кожей. Лошади сразу потянулись к людям, оказалось, что они очень хотели пить. Напоили лошадей, нашли полный комплект сбруи. Запрягли лошадей в фаэтон и поехали. Кончились наши пешие переходы! Дело уже клонилось к вечеру. И мы решили заночевать в следующем селе. Село без людей. Нашли наиболее чистый дом, обнесённый крепкой оградой и с крепкими воротами. Тишина в селе

426

Удивительная. Ни румын, ни наших солдат, а село домов сто, не меньше. И опять на улицах коровы, свиньи и очень много кур. Внимательно осмотрели все закоулки дома. Во дворе хороший колодец. Напоили лошадей. Нашли два мешка овса, ешок ячменя. Нашли косу. Кони кормом обеспечены. А для себя ребята подбили трёх кур и петуха. Нашли две больших, литров по 20 банки с мёдом. Это были металлические фляги с крепким рычажным затвором. Мёд уже засахаренный. Одну банку утром забрали с собой. Кур и петуха вечером обработали, отварили…

А утром ещё поймали жирного барана. С этого дня мы были обеспечены питанием по потребности.

Наконец началось победное наступление наших войск по Румынии. Но это было уже и не наступление, а марафон. Немцы с такой скоростью убегали, что наши войска не успевали их догонять. А если и догоняли отдельные разбитые части, то они особого сопротивления не оказывали. Правда огрызались, но их быстро уничтожали. Наша пехота уже почти не шла пешком.

427

 Ехали почти все, кто на повозках, запряжённых лошадьми, а кто и на быках. Кто умел водить машины – ехали на трофейных немецких машинах.

Сейчас смотрю на карту Румыни и с трудом восстанавливаю свой маршрут. По Румынии мы – я с двумя солдатами, делали остановки, где на обед, а где на и на ночь в населённых пунктах: Яссы, Белчешти, Скуляны, Хырлэу, Дорохой, Серет, Глыюока. Сучава, Фэлтичени, Кымпулунг, Бистрица. Бетлен, Пятра, Бухус, Роман, Бикэу. Аджуд, Галан, Бранов, Бузэу, Рымникул-Серат, МИзин, Плоешти. В Плоешти п рожили неделю. Случилось так, что в Плоешти остановился штаб нашего отряда и пришлось написать отчёт о проделанной работе. Полковник Тышкевич хотел отобрать у меня лошадей и фаэтон, но комиссар отряда Острогов настоял, чтобы мне лошадей оставили.

 Мои солдаты Камушкин и Синицын оказались оборотистыми ребятами. Пока стояли в Плоешти так загрузили фаэтон продовольствием для себя и фуражом для лошадей, что самим уже пришлось размещаться с трудом.

728

 Плоешти мы подъезжали вечером. Город, особенно его окраины были охвачены огнем – грели нефтяные промыслы вокруг Плоешти. Оказывается, 2 августа 1944 года американцы подвергли Плоешти сильной бомбардировке. Знали же, гады, что немцы без сопротивления бегут по Румынии и всё-таки бомбили нефтяной центр Плоешти, чтобы не достались нефть и бензин Советскому Союзу.

Первого сентября мы на грузовой машине – полуторке ГАЗ-АА ездили в Бухарест. Тышкевич не знал про это. После Плоешти пришлось побывать в городах и сёлах: Буфтя, Браништя, Гвещти, Джурджу, Тырговиште, Питешти, Слатина, Крайова, Рымникул-Вылча, Синая, Брашов (три дня), Фэгераш, Сибиу(три дня), Альба-Юля(три дня), Айуд, Гурти, Блаж(три дня), Тыргу-Муреш, Регин, Клуж(неделю), Деж, Сату-Маре, Арад(три дня). Тимишикара. А дальше уже началась Венгрия. Особенно запомнились: Брашов, Сибиу, Альба-Юлия, Гурда,

429

 Блаж, Клуж, Арад.

Брашов, небольшой в то время городок, расположенный в горах. Очень красивые окрестности. Не менее красив и городок Сибиу, также в окружении высоких гор. В Сибиу я посмотрел филиал карандашной фабрики «Koh-i-Nor».

Альба-Юлия – красивейший монастырь (женский) над рекой. В этом монастыре мы прожили два дня.

Турда. Это скорее всего не городок, а небольшой посёлок. Вокруг Турды голые остроконечные скалы Вид довольно суровый. Немцы попробовали под Турдой дать нашим войскам бой. Но наша воздушная разведка обнаружила в скалистых горах на узкой дороге огромное скопление немецкой техники и пехоты. Налетели наши самолёты с «Катюшей» (кажется ЛА-5) и сделали буквально «кашу» из техники людей и лошадей! Жутко было смотреть! Дороги были забиты трупами немцев.

Блаж. В этот городок мы въехали сразу после его освобождения. Мои солдаты ехали на лошадях. А я с Петриковым на машине. Дело было уже под вечер. Нужно было устраиваться на ночёвку. Я увидел на огромном здании, обнесённом высокой

430

железной оградой за железными воротами, надпись прямо по фронтону: «Academia Teologie», то есть Духовная Академия. И мы решили остановиться в этом здании. Кроме того у нас с Петриковым было одно совместное задание, для выполнения которого надо было три дня.

На воротах висел внушительных размеров замок, который пришлось сломать монтировкой.

Въехали во двор, солдаты с автоматами «прочесали» двор, все надворные постройки и подвалы. Ни немцев ни румын в здании не оказалось. Мы заняи на втором этаже большой зал. Надо сказать, что порядок в здании был идеальный. Чистота. Прекрасная роспись стен и потолков на библейские темы.

Для лошадей нашлась конюшня во дворе, а машину поставили прямо у входа в здание. Установили очерёдность дежурства. Ворота изнутри закрыли. Пошли мы с Петриковым и одним солдатом осматривать подвалы. В первом же подвале нашли ящики с консервами, ящики с винами. Вина были разные. Все высших сортов.

431

Странно, но консервы были американские…

Три дня мы прожили в этой духовной академии, как боги!

Кстати на следующий день в подвалах мы обнаружили и муку и сало-шпиг и колбасы и сахар-песок и даже хлеб, испечённый дня три назад!

 Потом на пути был большой красивый город Клуж (по венгерски Колошвар). Прекрасный город!

 А потом был город Арад с огромными бетонированными винными подвалами. Какой-то большой начальник у ворот одного винного подвала поставил для охраны двух солдат с автоматами. Солдаты эти никому не разрешали подходить к подвалу, на воротах которого висел огромный замок. Подъехал наш танк Т-34. Остановился. Танкисты, выскочившие из танка хотели войти в подвал, чтобы, как они сказали взять «бочоночек» вина, но солдаты автоматчики не разрешили танкистам войти в подвал. Тогда танкисты влезли в танк, развернули его, направили пушку на ворота и сказали, чтобы автоматчики отошли от ворот. Автоматчики видят, что дело принимает

432

не шутейный оборот – сразу от ворот разбежались в разные стороны. Танкисты сделали по воротам три выстрела из пушки. Ворота вдребезги! Танкисты снова вылезли из танка, зашли в подвал и вскоре выкатили оттуда трехсотлитровый бочонок с вином, закатили его на ТНК, укрепили канатами и уехали.

Мы тоже по примеру танкистов хотели взять бочонок вина, но автоматчики снова заняли пост у ворот и нас не пустили. Но мы нашли ещё один подвал, недалеко от этого. Там охраны не было. Но когда мы вошли в этот подвал, то увидели дикую картину. Подвал был залит вином на глубину метра на полтора! И в этом винном море плавали трупы нескольких наших солдат. Допились до того, что утонули в вине.. Мы нашли верёвку и доску. Пробрались по настеленным ранее доскам и стали по наклонно поставленной доске спускать сверху тоже трёхсотлитровый бочонок с вином.

433

Я стоял внизу на доске и следил, чтобы спускаемый бочонок не свалился с наклонной доски. Не понял я, как случилось, что я по этой доске попятился., свалился с доски и нырнул в это «винное море» по самую голов! Выскочил из «винной ванны» на улицу, мгновенно вся одежда пропиталась вином!

После этого купания я три недели не мог пить вино. Как только начинал чуять запах вина, так сразу же меня начинало рвать!

Ни укрепрайоны, ни карпатские хребты не могли остановить наступательный порыв наших войск. До самой венгерской столицы – Будапешта. Мощная водная преграда - Дунай на небольшое время остановила наше наступление. Да и тылы нужно было подтянуть.

Остановились наши войска – началась тяжкая работа военных геодезистов. Снова дни и ночи уточнение переднего края, построение артиллерийско-геодезической сети…

Случилось так, что к моменту остановки наступления наших войск я оказался на подступах к городу Мишкольцу.

434

Уточнил и нанёс на карту передний край наших и немецких войск на участке двух дивизий. Только приступил к развитию опорной геодезической сети для артиллерии, как прибыл из штаба отряда Суразанов с предписанием: все обязанности и инструменты, а также солдат передать старшине Суразанову, а самому мне прибыть в распоряжение командира отряда полковника Тышкевича. Отряд в это время находился в глубоком тылу в том самом городе Араде, где я принимал «Винную ванну». Два дня я добирался на попутных машинах до Арада. Дорогой всё ломал голову над вопросом, с чем связан этот вызов. Прибыл в штаб отряда часов в 10 утра. Там уже сидел капитан Андреищев, ждал вызова к Тышкевичу. Он тоже, как и я был отозван с переднего края распоряжением Тышкевича. Вид у Андреищева был очень испуганным.Ему было лет 40. У него дома остались четверо детей и жена. И он очень боялся, что его из отряда откомандируют в общевойсковые части.

435

Всё-таки, хоть нам, геодезистам отряда, иногда приходилось работать в очень тяжёлых и опасных условиях, - это было лучше, чем в пехоте. Хотя бы тем лучше, что мы сами себе выбирали точки для наблюдений и не соприкасались непосредственно с противником.

Дверь в кабинет Тышкевича открылась и главный инженер отряда, Ширман позвал в кабинет Андреищева. Тот, войдя в в кабинет неплотно закрыл за собой дверь, а я сидел возле двери. Андреищев тихим голосом доложил Тышкевичу о своём прибытии и вдруг Тышкевич начал кричать на Андреищева:

- Вы не геодезист! Вы говно! Вы позорите звание советского офицера! Вас следовало предать суду военного трибунала! Кто Вам позволил нарушать инструкцию? Почему Вы не оформили по инструкции пункты сети? Почему окопали пункты с отступлением от инструкции.

- Товарищ полковник! Я считал, что в наступлении эти пункты не нужны и не стал их окапывать.

436

Этими словами Андреищев только подлил масла в огонь. Тышкевич визгливым, срывающимся голосом заорал:

- Молчать!! Пойдёшь за это в пехоту. Вон отсюда! Примерно так проходил этот разговор. Я сразу оценил обстановку. Значит, Тышкевич где-то возле дороги увидел плохо окопанные пункты сети, определил, что они на участке Андреищева и вот за это-то Андреищева посылать в пехоту? Да боже мой, я вообще ни одного артиллерийского пункта не окапывал по инструкции, а установил этих пунктов сотни! Ведь инструкция требовала, чтобы артиллерийские геодезические пункты окапывали со стороной два (или полтора?, уже не помню) метра, глубина канавы не меньше 40 см, ширина по дну 20 см, а по верху 60см. Курган по верху должен быть окопан дёрном ит.д. Ну и кому эта показуха, эта красота была нужна? Мне казалось, что пункт в первую очередь должен быть определён точно А красиво или нет оформлен курган значения на войне не имеет.

437

Война ведь, а не парад! Нужна в первую очередь точность и быстрота определения координат пункта, чтобы им могла пользоваться артиллерия. А пока будешь наводить красоту при оформлении кургана, смотришь пункт уже и не нужен! Война!

Инструкцию по оформлению я нарушал, но точность координат выдерживал строго и определял пункты быстро, что очень нравилось артиллеристам. Поэтому. Услышав в приоткрытую дверь, как Тышкевич распекал Андреищева, я совершенно спокойно вошёл в кабинет, доложил по уставу и чувствую, что меня начинает что-то смешить. Чувствую, что улыбаюсь.

- Не улыбаться надо, а плакать!- крикнул Тышкевич – Кто Вам разрешил нарушать инструкцию?

- Я не нарушал инструкцию- спокойно говорю я и опять неизвестно чему улыбаюсь.

- Почему пункты не окопаны?

- Я их никогда не окапывал. Потому, что не нужно.

438

Потому, что инструкция написана для мирного времени, а сейчас война и пункты нужны для работы, а не для выставки.

- Не разговаривать!

Я засмеялся. Не заулыбался, а засмеялся по настоящему. Не знаю почему. И это окончательно взбесило Тышкевича. Лицо его стало почти фиолетовым. Он стукнул кулаком по столу. Вскочил. И не крикнул, а скорее просипел:

- Вон отсюда! Вон! В пехоту!

 Я повернулся, по уставному, выскочил, сильно хлопнув дверью и громко захохотал.

А Андреищев стоял белый, как бумага. Следом за мною выскочил из кабинета и Ширман, бледный, перепуганный.

- Вы что наделали? Сейчас же вернитесь и извинитесь!- потребовал Ширман, обращаясь ко мне.

- Товарищ майор! Я пехотинец, а пехотинцы народ грубый, они не извиняются.

439

Что нам делать дальше?

- Получить у Цветкова документы, пакеты с личными вещами и сегодня же явитесь в общевойсковой отдел кадров фронта. Оружие сдайте Погуляевскому.

Майор Погуляевский, это зам. командира отряда по материально-техническому снабжению. Очень хитрый и очень остроумный еврей. Его офицеры отряда любили настолько, насколько ненавидели Ширмана и Тышкевича. Он знал уйму очень весёлых анекдотов и был довольно смелым. Пока мы добрались до Погуляевского, кто-то ему уже передал, как мы были на приёме у Тышкевича.

- Ну что, друзья? За непочтение родителей в пехоту? Да вы не унывайте. Запомните всегда есть два выхода, как у того еврея, которому прислали повестку из военкомата. Получил еврей повестку и говорит жене:

- Меня, Сара призывают на фронт.

- Ой, Абрам, тебя же там убьют!

- Не бойся, Сара, у меня всегда есть два выхода. Или я попаду на фронт или я попаду в тыл. Если я попаду

440

на передовую, то у меня опять есть два выхода: или я убью немца, или меня убьёт немец. Если меня убьёт немец, то у меня опять будет два выхода: или я попаду в рай или попаду в ад. Если я попаду в ад, то у меня опять будет два выхода или я чёрта съем или меня чёрт съест. Если я чёрта съем, это будет хорошо. Ой, Сара, вот если меня чёрт съест, то у меня останется только один выход. Но к тому времени война кончится.

Мы посмеялись. Собственно смеялись только двое, - Погуляевский и я. Андреищев был очень расстроен.

Погуляевский принял у нас пистолеты, а потом предложил нам взять у него на складе неучтённые румынские шестизарядные револьверы типа «Наган».

Андреищев взял, а я отказался и достав из вещмешка большой бельгийский Браунинг в прекрасной кожаной кобуре, показал Погуляевскому.

- О! вот это вещь! На пятнадцать патронов? Подари мне его на память. Ты себе ещё достанешь.

441

 - Нет, товарищ майор, дарёное не дарится. Это мне подарил один командир дивизиона.

Мы расстались с Погуляевским, зашли в штаб, получили у Цветкованаправления в общевойсковой отдел кадров штаба фронта. Выдавая документы Цветков ехидно улыбаясь, сказал:

- Допрыгались? Теперь пойдёте в пехоту.

- Скажи, сволочь, своей судьбе спасибо за то, что ты больше со мной не встретишься. А если встретишься, то я тебе устрою геройскую гибель.

- А-а, Вы мне угрожаете! Станьте, как положено! (Цветков был капитан, а я лейтенант).

- Заткнись делокоптитель!

 Мы с Андреищевым вышли и направились в штаб фронта. Близился вечер, а шагать нам километров десять. Моросил холодный дождь. Было скользко и грязно. В восемь часов вечера мы вошли в небольшой очень чистенький посёлок. Дорога перекрыта шлагбаумом.

442

У нас проверили документы. Мы расспросили, где найти отдел кадров. Нам рассказали, заметив при этом:

- Там сейчас вами заниматься никто не будет. Обратитесь к коменданту штаба, он вас устроит на ночлег. А утром пойдёте в отдел кадров.

Комендант штаба, майор (а, может быть это был и не сам комендант?), проверив наши документы сказал, что разрешает нам ночевать в комендантском взводе. Я спросил его:

- А как найти топотдел штаба фронта?

- А вот рядом с нашим домом.

Я предложил Андреищеву сходить в топотдел, может кого из знакомых встретим. Я знал, что в топотделе служит наш сержант, из нашего отряда. Пошли. У входа в дом часовой и с нами разговаривает какой-то офицер. Мы подошли и я вблизи разглядел погоны на шинели – полковник

- Товарищ полковник, разрешите обратиться.

- Слушаю. Постойте, что-то знакомое! Грибов, да?

- Так точно, техник - лейтенант Грибов. Простите. Товарищ полковник, лицо Ваше знакомо, но не помню.

- Да Пашков я, Борис Иванович Пашков. Ну?

- Извините, вот теперь узнаю. Но Вы сильно изменились, да и усы… Трудно узнать.

- А ты всё такой же. Нисколько не изменился. А этот товарищ кто?

- Инженер-капитан Андреищев.

Ну, заходите, заходите. Откуда, какими судьбами? Сейчас будем ужинать. Очень рад, очень рад! Жив, значит?

- Да, жив, товарищ полковник.

- Ну его к чёрту этот официоз. Просто Борис Иванович.

Да, это тот самый Пашков, простой, очень хороший человек. Но кто он здесь? Я осмеливаюсь назвать его по имени-отчеству.

- Борис Иванович, первый вопрос: нам негде ночевать. Как негде? У меня и переночуете. Вон какой большой дом! Раздевайтесь, будьте, как дома, но не забывайте, что в гостях!

444

Сейчас мы отметим встречу. Вы, товарищ Андреищев знаете? Мы старые знакомые.

Борис Иванович вышел. А, повеселевший, оживший вдруг Андреищев шёпотом спрашивает:

- Ты его знаешь давно?

- С тридцать девятого года.

- Может быть, он нам поможет?

- Не знаю, но он очень хороший человек.

Вошёл Борис Иванович.

- Минут через двадцать-тридцать нам приготовят ужин. А пока, рассказывай. Вот, чёрт, забыл, как тебя зовут. То ли Кузьма. То ли Кузьмич.

- Василий Кузьмич.

- Во-во. Точно! Как ты здесь очутился? Я вижу погоны то наши, с нашей эмблемой. Топограф?

- Мы, Борис Иванович изгнанники. Сегодня меня с Андреищевым Тышкевич выгнал из отряда. 

- Тышкевич? Выгнал? А, впрочем, это на него похоже. Самодур большой! Я его знаю ещё по академии.

445

- Коротко, Борис Иванович, дело в чём. Мы оба были в отряде триангуляторами. Я -второго разряда, а Андреищев старший триангулятор. По инструкции ТА-25 пункты артиллерийской геодезической сети должны быть окопаны квадратным курганом со стороной два метра и верх быть оформлен дёрном.

Не знаю, как Андреищев. А я понял эту инструкцию по-своему. Инструкция писалась ещё до войны для мирного времени. А сейчас война. Пункты нужны в первую очередь для того, чтобы выполнить привязку огневых позиций артиллерии. Идеальное оформление курганов никому в данной ситуации не нужно. Нужно срочно и точно. Поэтому я ни одного пункта из нескольких сотен не окапывал вообще, а Андреищёв окапывал, но упрощённо. Тышкевич, случайно у дороги увидел мой неокопанный пункт и Андреищевский, плохо окопанный пункт. Отозвал нас с передовой из артполка. Смешал нас с навозом. Выдал нам предписания и отправил в общевойсковой отдел кадров для откомандирования в пехоту. Вот и всё.

446

- Значит личные дела с вами?

- Да, пакеты, запечатанные сургучными печатями с нами. Вот смотрите.

При этом я достал из вещмешка свой пакет, достал своё предписание и передал их Борису Ивановичу. Андреищев последовал моему примеру.

Борис Иванович посмотрел наши предписания, прочитал их и сказал:

- Ну, это даже для Тышкевича слишком! Мы не позволим ему так просто топографами. Каждый топограф-геодезист на строгом учёте, а Тышкевич, видите ли, отправляет топографов в пехоту. Больно жирно будет!

После этих слов он взял мой пакет, сломал печати, достал личное дело, полистал его внимательно, прочитал последнюю характеристику, покачал головой:

- Ну и ну, Если бы я, Кузьмич не знал тебя раньше, я –бы прочитав эту характеристику сказал бы:

447

- этого сукиного сына нужно расстрелять. Посмотрим, как характеризуется товарищ Андреищев. 

В это время вошёл солдат и доложил:

- Товарищ полковник! Ужин готов!

- Спасибо, Диденко. Сейчас придём.

Прочитав характеристику на Андреищева, Борис Иванович засмеялся:

- А Вас, Андреищев, мало, даже повесить.

Андреищев густо покраснел.

Товарищ полковник, да не виноват я. Всегда окапывал пункты по инструкции. А в этот раз некогда было. Да и не нужны эти пункты оказались- наступление же по Румынии, сами знаете, какое было.

- Ладно, Андреищев, оправдываться будете сейчас за столом.

Мы вслед за Пашковым вышли в коридор и перешли в соседнюю комнату. Там на столе стояли три бутылки с водкой и довольно солидный ужин.

- О делах будем говорить завтра, а, чтобы вы оба спокойно и с аппетитом поужинали, могу вам сообщить, что один из

448

вас будет назначен на должность начальника топографической службы корпуса, а второй - начальником топослужбы дивизии. Первый тост за нашу встречу!

До двух часов ночи мы произносили тосты.

Второй тост был за скорую победу. Третий тост за наше назначение. Были и песни, были, даже и слёзы: - Андреищев прослезился и так захмелел, что мы его в этой же комнате уложили на полу спать. Он сразу же уснул, а мы с Борисом Ивановичем ещё сидели целый час. Потихоньку, чтобы не разбудить Андреищева пели «Землянку», вспоминали город Чуднов, знакомых по девятнадцатому топографическому отряду. Мы были почти трезвы! Последний наш тост, предложенный Борисом Ивановичем, был «на брудершафт». Борис Иванович сказал, что он в этом топотделе всего только один месяц, а до этого был в топотделе армии. Сейчас он зам. начальника топотдела фронта! Чин большой! Спал я у него в комнате на диване. Часов в десять

449

утра он меня разбудил и сказал:

- Доброе утро, Кузьмич! Могу обрадовать: приказ о вашем назначении подписан начальником штаба отдела фронта. Ты назначен начальником топослужбы дивизии в 46-ю армию, а Андреищев начальником топослужбы корпуса Плиева, слышал о таком?

- Слышал Борис Иванович. Спасибо. Когда ехать?

- Андреищеву нужно выехать сегодня же, а ты можешь дня три пожить у меня. Я просто не хочу тебя отпускать. У меня - же здесь нет ещё друзей. Согласен?

- Спасибо, согласен.

Часов в одиннадцать мы позавтракали. Борис Иванович дал мне и и Андреичеву почитать характеристики, которые настрочил на нас Тышкевич. Ужас! Судя по его характеристикам, нас в самом деле надо было расстрелять. Я сказал:

- Борис Иванович, но ведь нет ни одного слова правды в этой характеристике. Неужели теперь всю жизнь на мне будет висеть эта брехня?

450

- Нет, Кузьмич. Я эти характеристики из ваших личных дел изъял. Сегодня напишу новые, свои.

Около часу дня Андреищев, довольный своей судьбой, получив все необходимые документы, выехал к новому месту службы. Через несколько дней, когда я прибыл в топотдел 46 армии, то узнал, что Андреищев не попал в Плиевский знаменитый корпус. Случилось так, что Андреищев на попутной машине заехал по ошибке в другом направлении. Потерял в пути лишний день и опоздал. Корпус Плиева ушёл по тылам врага и пришлось Андреищеву пойти топографом стрелковой дивизии, даже не гвардейской.

А меня Борис Иванович продержал у себя ещё три дня. Не так уж много дней мы были знакомы в Чуднове в 1939 году. Он был проверяющим, я проверяемым… А, вот, поди ж ты! Сейчас он принял самое активное участие в моей судьбе. А вот если бы я не вздумал заглянуть в топотдел фронта,

451

а пошли бы мы с Андреищевым в общевойсковой отдел кадров фронта? И, конечно загнали бы нас, как миленьких в пехоту и уж конечно бы поверили той идиотской характеристике, что дал нам Тышкевич. Ведь в общевойсковом отделе кадров фронта сидели такие же сволочи, как Тышкевич, такие же солдафоны. Я в этом больше, чем уверен.

Расставались мы с Борисом Ивановичем, как два самых близких человека. На прощанье обменялись подарками: я ему подарил второй имеющийся у меня трофейный пистолет (маленький «Вальтер»), а он подарил мне швейцарские карманные часы «Омега».

- Ты едешь к чудесному человеку, к майору Шатыбелко. Он очень культурный, вежливый человек и отличный специалист. Передавай ему самый мой горячий привет. У него там нет топографа в десятом гвардейском корпусе, но ты от должности топографа этого корпуса отказывайся, лучше просись в 49-ю гвардейскую дивизию. В десятом корпусе очень тяжёлый командир – генерал-

452

лейтенант Рубанюк, а в 49 дивизии чудесный начальник штаба полковник Шубин и очень храбрый командир дивизии генерал Маргелов.

Да, так оно и получилось, когда я прибыл в 46 армию. Действительно, начальник топотдела армии был очень хорошим человеком. Он и в самом деле предложил мне должность начальника топослужбы 10 корпуса, но я сказал, что с корпусом не справлюсь, хотя (дело прошлое) с успехом бы справился.. После я не раз встречался с майором Шатыбелко. После взятия Вены ему было присвоено звание подполковника.

Я принял топослужбу 49 гвардейской дивизии. Разыскал я дивизию в пригороде Будапешта посёлке Монор. Только я доложил командиру дивизии о своём прибытии, как слышу, на улице кричат: - «Во-о-о-здух!».

Командир дивизии генерал-майор Маргелов Василий Филиппович, услышав команду «Воздух» встал из-  

453

за стола и сказал, обращаясь к начальнику штаба полковнику Шубину

- Ну-ка, Валерий Фёдорович, пойдём, посмотрим, что там за воздух такой.

Я вышел следом за начальником штаба на улицу. С запада летели высоко огромные самолёты – «летающие крепости».   

- А-а-а, союзнички летят! Ну, эти дадут фрицам прикурить!- сказал, глядя вверх генерал Маргелов.

Самолёты почти над нашими головами. Вдруг какой-то лейтенант (как я после узнал- комендант штаба дивизии) закричал:

- Товарищ генерал! Смотрите, смотрите: они высыпают бомбы. Прямо на нас!

- Ах, сволочи, что же они делают!

В этот момент раздался режущий визг падающих бомб и, почти в тот же миг страшный взрыв бросил всех нас на землю. Бомба тонн на пять упала в ста метрах от нас, угодив прямо в дом, где разме-

454

щался батальон связи штаба дивизии. Как после выяснилось, в доме было шестьдесят наших девушек – радисток. Всех насмерть. В куски… За грохотом разрыва бомбы даже не слышно было их криков…

Шестьдесят человек! Это страшно. Впервые мне было по настоящему страшно!

Говорили, что было произведено расследование, почему американцы сбросили бомбы на наши части.

Вроде было так: стремительное наступление наших войск на Румынию и частично на Венгрию внесло путаницу в донесения вышестоящим штабам, которые не могли своевременно ставить в известность союзников о расположении войск.

В самом деле, дивизия, в которую я прибыл, находилась в пригороде Будапешта всего дня три и американцы имели у себя устаревшие данные. У них на карте значилось, что в Моноре большое скопление немецких войск. Вообще-то в Моноре три дня назад действительно было очень много немцев.

455

Вполне возможно, что сведения о том, что наши войска взяли Монор попали к американцам поздно. В результате большие потери в наших частях. Очень трудно установить взаимосвязь между наступающими частями. Тем более при стремительном наступлении

 Кроме гибели 60 девушек-связисток погибли ещё человек семь солдат и один старший лейтенант. Начальник штаба дивизии полковник Шубин представил меня начальнику оперативного отдела подполковнику Королёву и сказал мне, чтобы я принял у Королёва по акту имеющиеся в наличии топографические карты и приступил к исполнению своих обязанностей – начальника топографической службы дивизии, которая в то время именовалась: 49-я гвардейская, Херсонская, ордена Кутузова, краснознамённая стрелковая дивизия. Карт оказалось катастрофически мало. Учёта их никто не вёл. Нужно было снять с учёта

 

 

456

огромное количество топографических карт на пройденный маршрут. А, для этого требовалось собрать эти карты, составить на них акты и сжечь в присутствии комиссии. Но где собрать, если почти все они утеряны вместе с погибшими или раненными офицерами.

О результатах приёмки я написал большую докладную записку начальнику штаба дивизии. В этой записке указал, что так-же на необходимость назначения в частях определённых лиц., ответственных за обеспечение топографическими картами и за учёт их. На следующий день я передал свою докладную записку начальнику штаба дивизии.

Мне и на этот раз повезло: начальник штаба полковник Шубин оказался очень грамотным в топографии. В приказе № 0746 о введении топографических служб в дивизиях и корпусах было сказано: «начальник топослужбы дивизии (топограф дивизии) подчиняется начальнику штаба дивизии или его заместителю».

457

 Вот эти-то «или его заместителю» соблазнило некоторых начальников штабов дивизий спихнуть заботу о топографической службе на начальников оперативных отделов (они являлись первыми заместителями нач. штабов), а те, в сою очередь передали начальников топослужб в подчинение своим помощникам. Об этом меня предупредил ещё Борис Иванович и сказал, чтобы я сразу поставил перед начальником штаба вопрос о своём подчинении только начальнику штаба дивизии и никому больше. Об этом я прямо написал в своей докладной записке. Шубин очень внимательно прочитал мою докладную и приказал мне написать проект приказа о топографической службе дивизии. На моей докладной Шубин красным карандашом написал: «Т. Грибову подготовить проект приказа. &1. Нач. топослужбы подчиняется только начальнику штаба дивизии. &2и следующие – согласно докладной. & Последний – Королёву за безответственное отношение к учёту

458

топографических карт объявить выговор.»

Этот приказ был очень важен для меня, т.к. выводил меня из-под подчинения оперативному отделу. А именно это-то и было нужно, чтобы не превратиться в мальчика на побегушках.

После оказалось, что Королёв был беспробудным пьяницей, за что и был через месяц после моего прибытия на службу снят с должности.

Начался совершенно новый этап моей жизни.

 

 

Тетрадь № 16. ПОБЕДА!!!

 

    459

Дней пять мне понадобилось на приведение в порядок топографической службы дивизии. Прежде всего, дал срочную заявку на обеспечение дивизии топографическими картами. По заведенному порядку я должен был получать карты в топослужбе корпуса. Но в штабе корпуса не было топографа и следовательно не было порядка. Моя заявка была направлена с нарочным в штаб армии. С этим же нарочным я послал майору Шатыбелко докладную записку с приказом о моем назначении.

Шатыбелко приехал в штаб дивизии неожиданно. Он привез в штаб корпуса начальника топослужбы — капитана Зимина и одновременно привез мне большой запас топокарт на предстоящий маршрут дивизии. Это был не тот маршрут, на который я подавал заявку. Таким образом, я наверное, первым узнал, что наша дивизия (и весь наш корпус) должна будет занять оборону на западной окраине Будапешта (сейчас мы находились на восточной его окраине). А для этого нам предстояло с боями прорваться через южную окраину

460

Будапешта. Впереди были бои за озеро Балатон, бои за овладение многими пригородами Будапешта и занять оборону на западной окраине, которая называлась Буда. У нас кто-то сложил песенку со словами: «Жив я буду не забуду никогда про эту Буду!». И действительно не забуду! Это были очень тяжелые бои. Дивизия в этих боях понесла очень большие потери, но пробилась к месту назначения. Бои были около месяца, и все эти дни и ночи я вертелся, что называется, волчком. Спать приходилось по два-три часа в сутки.

Нужно было непрерывно уточнять расположения наших войск, следить за своевременным снабжением картами, помогать артиллеристам в засечке огневых целей, присутствовать с картой в руках при допросе пленных офицеров. А если захватывали офицера с топографической картой, то нужно было немецкую карту сличить с нашей и в нашу карту внести соответствующие поправки, а этих поправок всегда много. Дело в том, что немцы пользовались самой свежей картой.

461

У них очень хорошо была поставлена аэрофотосъемка. А мы пользовались топокартой очень давних лет и из-за этого иногда бывали большие недоразумения. Не раз бывало так: командир батальона просит артиллеристов дать огонь по такой-то высоте, там де скопление немцев. Артиллеристы производят соответствующий расчет, дают залп и попадают по своим войскам. Потом все говорят, что топоргафы неправильно нанесли на карту эту высоту. А все дело в том, что командир батальона ошибочно ориентировался по устаревшей карте. Итак-то наши офицеры не умели ориентироваться по карте, по нормальной, а тем более по устаревшей. До войны топографическая подготовка наших офицеров была преотвратительная. Зато отлично владели картой все офицеры нашего разведотдела. Вот с ними-то

462

 у меня была теснейшая дружба. Они ценили, уважали труд топографов. Да и вообще это были чудесные люди. Начальник отдела майор Феофанов – грек по национальности, капитан Владимиров (по внешнему виду настоящий немец), капитан Шашин - бродячий анекдот, старший лейтенант Финько. Все они владели немецким языком, а Феофанов знал еще греческий и французский. Но на допросах офицеров всегда присутствовал переводчик с немецкого Болен. Он-то владел английским, немецким и французским в совершенстве. Разведчики у нас были лучшие в корпусе. Был еще переводчик с венгерского, польского, чешского, румынского, югославского. Фамилия у него была очень оригинальная – Баран. Но это был баран весом килограмм 150 и ростом метра два! Человек был весёлый, но пьяница бесподобный. Он был не алкоголик, но я никогда не видел его абсолютно трезвым. Пьян-пьян, но дело свое знал.

463