XIV. Иудейские жрецы и пророки

 

Падение Ассирии и завоевание Вавилона были лишь первыми катастрофами, которые предстояли семитским народам. В VII веке до нашей эры все, казалось, шло к тому, что семиты будут править миром. Они покорили великое Ассирийское царство и завоевали Египет. Семитскими были Ассирия, Вавилон и Сирия; там говорили на понятных друг другу языках. Мировая торговля находилась в руках семитов. Тир и Сидон, великие метрополии финикийского побережья, основали свои колонии в Испании, Сицилии и Африке, и те даже сумели превзойти их. В основанном около 800 г. до н. э. Вавилоне число жителей превосходило миллион, какое‑то время он был самым большим городом на земле. Финикийцы доходили до Мадейры. Как мы уже говорили, Хирам и Соломон строили корабли для арабских, а возможно, и для индийских торговцев. При фараоне Нехо финикийская морская экспедиция обогнула Африку.

В те времена арийские народы по‑прежнему оставались варварами. Одни только греки взялись за создание новой цивилизации на руинах разрушенной, а мидийцы в Центральной Азии, как сказано в одной ассирийской надписи, становились «угрожающими». В 800 г. до н. э. никто не предсказал бы, что уже к III веку до н. э. арийские завоеватели не оставят и следов семитского владычества, а семитские народы превратятся в их подданных или будут рассеяны. Повсюду, за исключением северных пустынь Аравии, где бедуины крепко держались за свой кочевой образ жизни, старый мир семитов отмирал. Арабы‑бедуины так никогда и не покорились арийским завоевателям.

Среди цивилизованных семитов, которые на протяжении пяти роковых столетий подвергались избиениям и завоеваниям, лишь один народ держался за свои древние традиции. Этим единственным и малочисленным народом были евреи, которых Кир Персидский отослал обратно на родину отстраивать Иерусалим. Она сумели сохранить свои традиции лишь потому, что еще в Вавилоне сумели собрать свою литературу в одну книгу – Библию. Можно даже сказать, что не евреи создали Библию, а Библия сотворила евреев. В ней провозглашались идеи, хотя и не вполне совпадавшие с еврейским характером, но чрезвычайно плодотворные, поддерживавшие и укреплявшие евреев в их страданиях, тяготах и подвигах на протяжении двадцати пяти столетий.

Главная из этих идей заключалась в том, что Бог евреев недостижим и невидим; он нерукотворен и незрим в Храме, это Бог Праведности для всей земли. Боги других народов воплощались в храмовых образах. Если изображение бога разбивали, а храм сравнивали с землей, умирал и бог. Но возникла новая идея Бога на небесах, превыше жрецов и жертвоприношений. По верованиям евреев Бог Авраама избрал их как особенный народ, чтобы возродить Иерусалим и сделать его столицей Праведности всего мира. Еврейский народ был воодушевлен чувством общей судьбы, когда возвратился после вавилонского плена в Иерусалим.

Нет ничего удивительного в том, что за годы пленения столь вдохновенный культ привлек к себе многих вавилонян, сирийцев, а впоследствии и финикян, которые говорили практически на том же языке и имели сходные обычаи, вкусы и традиции. После падения Тира, Сидона и Карфагена и финикийских городов Испании финикийцы внезапно исчезают из истории, и так же внезапно в Иерусалиме, в Испании, Египте, Аравии, на всем Востоке, где раньше ступала нога финикийца, возникают еврейские общины, сплоченные чтением Библии. С самого начала Иерусалим был для них лишь номинальной столицей, а настоящей – Книга Книг. Таким образом, мы видим нечто новое в истории, зародившееся в те времена, когда в Шумере и Египте только начинали употреблять для письма иероглифы. Евреи явились как новый народ – без царя, а потом и без храма (Иерусалим был разрушен в 70 г. н. э.), силой письменного слова объединявший в себе самые разнородные элементы.

К этому интеллектуальному единству не стремились и не предвидели его ни жрецы евреев, ни их предводители. В истории появляется не только новый тип сообщества, но и новый тип человека. Во времена Соломона евреи, казалось, так и останутся малым народом, подобно другим народам, управляемым мудростью жрецов и амбициями царей. Но читатель и сам может узнать из Библии о появлении людей нового типа – пророков. Чем больше бедствий обрушивалось на разделенных евреев, тем значительнее становилась роль пророков.

Это были люди самого разного происхождения. Иезикиил родился среди потомственных жрецов, Амос носил плащ из козлиной шкуры, но всех пророков объединяло то, что они посвятили себя одному Богу Праведности и обращались непосредственно к народу. Они явились без помазания и без посвящения. «И слово Господне ныне вошло в меня» – такими словами они заявляли о себе народу. Пророки были чрезвычайно политизированы. Они проповедовали против Египта, Ассирии и Вавилона; разоблачали безволие жрецов и вопиющие грехи царей. Некоторые провозглашали то, что сейчас называется «социальной реформой». Богатые «съедают лица бедняков» и пожирают хлеб их детей; они подражают порокам и роскоши чужеземцев и навлекают на себя гнев Яхве, Бога Авраама, который, несомненно, накажет этих людей. Все эти изречения записывались, изучались, их хранили там, куда приходили евреи, и вместе с ними распространялся дух новой религии. Она вела простого человека мимо жрецов и храмов, дворцов и царей и ставила его лицом к лицу с Царем Праведности. В этом‑то и заключается ее величайшее значение в истории человечества. Великие пророчества Исаии предрекали мирное единение всей Земли под единым Богом.

Не все пророки говорили таким языком, и читатель пророческих книг найдет в них немало ненависти, предрассудков и того, что живо напоминает современную пропаганду. И тем не менее еврейские пророки эпохи вавилонского плена возвещают появление в мире новой силы – силы личного нравственного примера, который обращался к свободной совести против фетишей жертвоприношения и рабской униженности.

 

XV. ГРЕКИ

 

В ту эпоху, когда после Соломона (правившего около 960 г. до н. э.) уничтожались разделенные царства Израиля и Иудеи, а еврейский народ, уведенный в вавилонский плен, создавал свои предания, возникала еще одна великая сила, преобразовавшая человечество. Речь идет о греческой культуре. Если еврейские пророки взращивали новое чувство моральной ответственности перед вечным и вселенским Богом Праведности, то греческие философы приучали людей к новому духу и новым способам мышления.

Как уже говорилось, племена греков были ответвлением арийского пранарода. Они пришли в города и на острова эгейцев раньше 1000 г. до н. э. и, возможно, двигались на юг еще до того, как фараон Тутмос охотился за Евфратом на слонов. (Тогда в Месопотамии водились слоны, а в Греции – львы.)

Вполне возможно, что Кнос сожгли греки, но легенд об этом подвиге не сохранилось, хотя есть предания о Миносе, его дворце (Лабиринте) и об искусных критских мастерах.

Как и у многих арийцев, у греков были певцы, игравшие важную роль в поддержании общественных связей. С древних времен они сохранили два великих эпоса: «Илиаду» – рассказ об осаде и взятии малоазийского города Трои и «Одиссею» – описание приключений мудрого грека, возвращающегося из Трои на родину. Оба эпоса записаны между VIII и VII столетиями до нашей эры, когда греки получили алфавит от своих более цивилизованных соседей, однако и «Илиада», и «Одиссея» возникли гораздо раньше. Прежде их приписывали слепому поэту по имени Гомер, который будто бы сочинил их примерно так же, как Мильтон сочинил «Потерянный рай». Был ли такой поэт, и сам ли он сочинил греческий эпос или только записал его – любимая тема для споров эрудитов, но для нас здесь существенно только то, что у греков уже в VIII веке до нашей эры был свой эпос, служивший разным племенам связующим звеном и наделявший их чувством общности. Это была группа родственных народов, объединенных сначала устным, а потом и письменным языком и разделявших одни и те же идеалы.

Греки изображены в эпосе как варварский народ, который не знал еще железа и письменности и не жил в городах. Поначалу они обитали в деревнях возле разрушенных ими эгейских городов, но потом стали обносить их стенами и переняли у завоеванных народов понятие о храме. Как уже говорилось, в первобытных цивилизациях город возникал вокруг алтаря племенного бога и лишь впоследствии огораживался стенами. У греков получилось наоборот – стены предшествовали храму. Потом греки начали торговать и основывать колонии. К VII веку до нашей эры в долинах и на островах Греции, забывшей уже об эгейских городах и эгейской цивилизации, стали возникать новые города; Афины, Спарта, Коринф, Фивы, Самос, Милет и другие. На побережье Черного моря, в Италии и Сицилии появились греческие колонии. Юг Италии получил название Великая Греция (Magna Graecia). Марсель был греческим городом, построенным на месте финикийской колонии.

Страны, расположенные на больших равнинах или по берегам великих судоходных рек (таких, как Евфрат или Нил), объединялись под одним общим правлением, как это было в Египте и Шумере. Но греков, живших в долинах, разделяли горы, а обитавших на островах – море. И Греция, и Magna Graecia очень гористы, поэтому развитие здесь шло в противоположном направлении. В начале своей истории греки были раздроблены на множество мелких государств без каких‑либо признаков единства и отличались даже по расе. В некоторых преобладало то или другое греческое племя – эолийцы, ионийцы, дорийцы; в других греки смешались с потомками догреческих, «средиземноморских» племен, третьи имели несмешанное, чисто греческое население, правившее рабами («илоты» в Спарте). Были и такие, где легендарные арийские роды образовывали аристократию, в иных возникла демократия арийских граждан. Одни выбирали себе царей и даже наследственные династии, другие терпели узурпаторов и тиранов.

Однако географические условия, поддерживавшие разделенность и многообразие греческих государств, порождали и их малонаселенность. В самых крупных из них жило не больше людей, чем в английских графствах, население любого из городов вряд ли превышало треть миллиона. Лишь немногие достигали 50 000. Существовали союзы, основанные на общности интересов и дружественных отношениях, но единства не было. Эти союзы усиливались по мере развития торговли, и малые города искали покровительства и защиты у больших. Тем не менее во всей Греции сохранялось некое чувство общности, благодаря эпосу и проводившимся каждые четыре года атлетическим состязаниям в Олимпии. Это не предотвращало войн и распрей, но отчасти смягчало варварство. Кроме того, во время Олимпийских игр перемирие защищало всех их участников и зрителей. Со временем ощущение общности росло, число государств‑участников Олимпийских игр увеличивалось, и наконец на них стали допускать даже атлетов из Эпира и Македонии.

Торговля и влияние греческих городов в VII–VI веках до нашей эры возрастали, качество и значение их цивилизации тоже. Общественная жизнь во многом уже не походила на эгейскую цивилизацию и цивилизации великих рек. Появились великолепные храмы, но жречество не было здесь таким могущественным сословием, как в древнейшем мире, где оно являлось хранителем знаний. У греков были вожди и знать, зато не было полубожественных царей в окружении пышного двора – власть принадлежала сдерживавшим друг друга аристократическим родам. Даже так называемые демократии были аристократическими. Каждый гражданин принимал участие в общественных делах и народных собраниях, но не все были гражданами. В этом отношении греческие демократии отличаются от современных демократий, где каждый обладает правом голоса. Во многих греческих демократиях было нескольких сотен или тысяч граждан, владевших многими тысячами рабов и вольноотпущенников, которые не допускались к общественным делам. В Греции власть обычно принадлежала сообществу состоятельных людей. Их цари и тираны сами добивались власти и не были полубожественными сверхлюдьми, подобно фараонам, Минотавру или монархам Месопотамии. Таким образом, и власть, и граждане имели свободу, не известную в прежних цивилизациях. Греки стали первыми в истории республиканцами.

Мы видим, что по мере развития от состояния варварской воинственности в интеллектуальной жизни греков возникает нечто новое – появляются люди, которые узнают и записывают добытые знания и исследуют тайны жизни и мира, что до сих пор было привилегией жрецов или развлечением царей. Уже в VI веке до нашей эры (когда Исаия пророчествовал в Вавилоне) такие люди, как Фалес, Анаксимандр Милетский и Гераклит из Эфеса, которых мы назвали бы теперь свободомыслящими, посвящали свое время изощренным исследованиям окружающего мира и задавались вопросами об устройстве Вселенной и ее предназначении. Их не удовлетворяли обычные уклончивые или шаблонные ответы. Об исследованиях греками природы мы будем говорить в дальнейшем. Эти появившиеся в VI веке люди были первыми философами – «любителями мудрости».

Стоит отметить и то, сколь важным в истории человечества оказался VI век до нашей эры. В это время не только греческие философы начали вырабатывать идеи о Вселенной и предназначении человека, не только Исаия поднял еврейскую проповедь на высочайший уровень, но, как мы увидим далее, в Индии учил Гаутама Будда, а в Китае – Конфуций и Лао‑цзы. От Афин до Тихого океана человеческий ум пришел в возбужденное движение.

 

XVI. ВОЙНЫ ГРЕКОВ С ПЕРСАМИ

 

В то время, когда греки у себя на родине и в Южной Италии и Испании начинали свои свободные исследования, а еврейские пророки в Вавилоне и Иерусалиме учили человечество понятиям свободной совести, создавалась великая Персидская империя, которая по своей территории намного превосходила все ранее существовавшие государства. При царе Кире под властью персов оказались Вавилон, древняя мидийская цивилизация, финикийские города Леванта. Данниками персов стали греческие города Малой Азии. Царь Камбиз покорил Египет, а мидиец Дарий I, третий из персидских правителей (521 г. до н. э.), стал, как тогда представлялось, повелителем всего мира. Гонцы развозили царские указы от Дарданелл до Инда и от Верхнего Египта до Центральной Азии.

Правда, европейские греки (в том числе в Италии, Карфагене, Сицилии и финикийских поселениях Испании) не подлежали власти персов, но уже опасались их. Только родственные орды нордической расы в Южной России и Центральной Азии – скифы – совершали набеги на северные и северо‑восточные границы персидской державы.

Конечно, основную массу великого царства составляли не завоеватели‑персы, которые оставались в меньшинстве, а множество других племен и народов, живших на своих землях с незапамятных времен. Но языком административного управления был персидский, хотя торговля и денежное обращение оставались по большей части в руках семитов. Тир и Сидон, как и прежде, были главными средиземноморскими портами, по морям плавали семитские корабли. Многие торговцы‑семиты стали воспринимать еврейскую традицию и еврейские священные книги. Новым и быстро растущим элементом в этом царстве были греки, оказавшиеся не только серьезными соперниками семитов на море, но и, благодаря своему быстрому уму, весьма полезными чиновниками.

Дарий I вторгся в Европу, чтобы бороться со скифами, а для этого надо было добраться до Южной России. С большим войском он перешел Босфор и, миновав Болгарию, по мосту из лодок переправился через Дунай и двинулся на север. Его войско испытывало величайшие лишения. Это была в основном пехота, и скифские всадники, не ввязываясь в большие сражения, перерезали все пути сообщения персов, после чего добивали отставших. Дарию пришлось бесславно отступить.

Оставив войско во Фракии и Македонии, он возвратился в Сузы[14]. Македония покорилась ему, но после его поражения восстали греческие города в Азии и увлекли за собой европейских греков. Тогда Дарий решил покорить их. Имея в своем распоряжении финикийский флот, он захватывал один остров за другим и наконец, в 490 г. до н. э., направил главный удар на Афины. Из Малой Азии отплыла целая армада, высадившая персидское войско у Марафона, к северу от Афин, где оно и было наголову разбито афинянами.

Именно тогда произошло одно необычайное событие. В Греции заклятым врагом Афин была Спарта, но Афины все‑таки обратились к ней за помощью, послав для этого быстроногого гонца. Они умоляли спартанцев не допустить того, чтобы греки стали рабами варваров. Гонец (первый бегун‑марафонец) преодолел за два дня свыше ста миль по гористой местности. Спартанцы великодушно откликнулись на просьбу, но когда их воины прибыли в Афины, все уже совершилось – перед ними предстало поле битвы с телами поверженных персов. Вражеский флот возвратился в Азию. Так закончилось первое персидское нападение на Грецию.

Гораздо опаснее оказалось следующее вторжение. Дарий умер вскоре после известия о марафонском разгроме, и в течение четырех следующих лет его сын и преемник Ксеркс собирался с силами, чтобы сокрушить греков. Страх перед нашествием объединил всю Грецию. Войско Ксеркса было, несомненно, мощнейшим за всю историю. В 480 г. до н. э. оно перешло по наплавному мосту Дарданеллы, а флот следовал вдоль берега со всеми необходимыми припасами. Огромному войску на узком проходе у Фермопил противостояло 1400 воинов спартанского царя Леонида. После ожесточенного, небывалого по своему героизму сопротивления все они погибли, но и персы понесли немалые потери. Войско Ксеркса шло на Фивы[15] и Афины в подавленном состоянии духа. Фивы договорились с персами об условиях сдачи города. Афиняне оставили свою столицу, и она была сожжена.

Казалось, греки попали под власть завоевателей, но вопреки всему они одержали победу. Греческий флот, в три раза меньше персидскою, атаковал его в бухте Саламин и разбил наголову. Ксеркс со своей колоссальной армией оказался отрезанным от припасов. С половиной войска он отступил в Азию, а оставшаяся половина потерпела поражение при Платее (479 г. до н. э.). Греки охотились за остатками персидского флота и окончательно уничтожили его у Микале в Малой Азии.

Персидская гроза миновала. Большинство греческих городов в Азии стали свободными. Обо всем этом очень подробно и живописно рассказано в первой из письменных историй – «Истории» Геродота. Геродот родился в 484 г. до н. э. в ионийском городе Галикарнасе, что в Малой Азии. В поисках достоверных сведений он посетил Вавилон и Египет. После поражения при Микале Персия погрузилась в пучину династических распрей. Ксеркс был убит (465 г. до н. э.), а восстания в Египте, Сирии и Мидии покончили с недолговечным спокойствием в могущественном царстве. Геродот особо подчеркивал слабость Персии, но сегодня мы назвали бы его историю чистой пропагандой, призванной объединить греков ради победы над персами. Один из персонажей Геродота, Аристогор, приходит к спартанцам с картой всего мира и говорит:

«Вам легко это сделать, ведь варвары не мужественны, а вы превосходите всех в военной доблести… Притом у жителей того материка столько богатств, сколько нет у всех прочих народов вместе: прежде всего золото, потом серебро, медь, пестрые одежды, вьючный скот и рабы. Вам нужно только пожелать, и все будет ваше» [16].

 

XVII. ВЕЛИЧИЕ ГРЕЦИИ

 

Полтора столетия, последовавшие за разгромом Персии, были эпохой расцвета греческой цивилизации. Конечно, Грецию раздирала отчаянная борьба между Афинами, Спартой и другими государствами (Пелопоннесская война 431–404 гг. до н. э.); к тому же в 398 г. до н. э. македонцы стали ее фактическими хозяевами, и однако же именно в это время творческие достижения греков подняли их на небывалую высоту и стали истинным светочем для всего человечества.

Главой и центром интеллектуальной деятельности были Афины. В течение более чем тридцати лет (466–428 гг. до н. э.) там правил выдающийся по своей энергии и великодушию человек – Перикл, стремившийся возродить Афины из пепла греко‑персидских войн. Прекрасные руины, и по сей день прославляющие этот город, свидетельствуют о результатах его великого труда. Но он не только восстановил Афины, но и преобразил всю интеллектуальную жизнь. Перикл собирал вокруг себя зодчих и ваятелей, поэтов и драматургов, философов и учителей. Геродот приезжал в Афины читать свою «Историю» (438 г. до н. э.), Анаксагор принес туда начатки научного описания Солнца и звезд. Эсхил, Софокл и Еврипид подняли греческую драму на высочайшую ступень благородства и красоты.

Дело Перикла продолжало жить и после его смерти, хотя мир в Греции был нарушен Пелопоннесской войной и начавшейся длительной и изматывающей борьбой за «преобладание». Однако сумерки на политическом горизонте не только не обескураживали людей, но и поощряли их к творчеству.

Еще до Перикла, благодаря особой свободе греческих учреждений, очень важным стало умение вести споры. Окончательное решение принадлежало не царю или жрецам, а народному собранию или совету самых влиятельных людей. Красноречие и способность находить убедительные аргументы сделались очень полезными качествами, в связи с чем появился целый класс учителей – софистов, которые обучали молодых людей этому искусству. Но рассуждать беспредметно невозможно – вслед за красноречием возникло стремление к познанию. Деятельность и соперничество софистов естественным образом повлекли за собой придирчивую требовательность к стилю, логике и убедительности аргументов. В Афинах жил тогда Сократ, известный своей уничтожающей критикой той логики, на которой основывали свои рассуждения софисты. Вокруг Сократа собрался кружок блестящих молодых людей, но в конце концов их учитель был казнен будто бы за развращение умов (399 г. до н. э.). По благородному обычаю афинян того времени его приговорили выпить в присутствии друзей цикуту. Однако «развращение» умов все равно продолжалось. Молодые ученики не отказались от идей Сократа.

Главным среди них был Платон (427–347 гг. до н. э.), рассуждавший о философии в рощах Академии. Его учете состояло из двух частей – исследования основ и способов человеческого мышления и рассмотрения политических учреждений. Он был первым человеком, написавшим Утопию, то есть проект лучшего сообщества людей, что демонстрирует небывалую смелость его ума, так как до него люди почти не задавались вопросами о социальных традициях и общественном устройстве. Платон говорил им: «Большинство социальных и политических зол заключено в вас самих, недостает только воли и смелости, чтобы избавиться от них. Если вы обдумаете все это и начнете действовать, вы будете жить как подобает мудрецам. Но вы еще не сознаете собственной силы». Для такого смелого и рискованного учения умы обычных людей еще не созрели. Одной из ранних работ Платона было «Государство» – мечта о коммунистической аристократии, а последним, незавершенным трудом – «Законы», проект устройства еще одного утопического общества.

После смерти Платона критика методов мышления и правления была продолжена Аристотелем, происходившим из македонского города Стагира, где его отец служил в должности придворного врача у македонского царя. Некоторое время Аристотель был учителем царского сына Александра (о нем еще речь впереди), которому предстояло совершить великие подвиги. Учение Аристотеля о методах мышления подняло науку логики на такую высоту, что оно главенствовало более пятнадцати веков, пока средневековые схоласты вновь не задались изначальными вопросами философии. Аристотель не писал утопий, он понял, что человек, прежде чем управлять своей судьбой (как того хотел Платон), должен обладать полными и точными знаниями, и потому начал систематически собирать их. Теперь это называется наукой. Он посылал исследователей, чтобы они добывали факты, и был отцом не только естественной истории[17], но и политологии. Его ученики в Лицее изучили и сравнили государственное устройство 158 стран…

Таким образом, уже в IV веке до нашей эры мы видим людей, которые вполне были «современными мыслителями». Детские, мечтательные методы первобытного мышления уступили место систематизации и критическому подходу к жизненным проблемам. Был полностью устранен роковой и чудовищный символизм богов, который вместе со всеми табу и страхами лишь загромождал мышление. Оно стало развиваться свободно, ясно и упорядоченно. А потом свежая мысль пришельцев из северных лесов ворвалась в таинства храмов и принесла с собой дневной свет.