Наука доказывает свою ценность

Правда, вначале ученые претендовали на то, что могут добиться больших результатов, чем это было возможно в то время. Вплоть до конца XVIII века наука черпала из промышленности значительно больше, чем была еще в состоя­нии возвратить ей. Должно было пройти, по крайней мере, еще сто лет, прежде чем ученые могли предложить что-нибудь новое для замены или усовершен­ствования традиционных приемов, использовавшихся в химии и биологии; медицина потребовала для этого даже еще более долгого срока. Даже в области хорошо освоенных физических наук, как в механике, так и в артиллерийском деле, преимущество все еще было на стороне практиков. Усовершенствованию обработки металла суждено было еще долгое время быть делом рук рабочих-машиностроителей, усовершенствованию пушек—делом литейщиков. При работе с деревом или грубо отлитым металлом невозможно было использовать все те тонкости обработки, которые могли быть предложены новой математи­кой и динамикой. Ньютон, например, действительно вычислил траекторию полета ядра с учетом сопротивления воздуха. Его методы продолжали при­меняться еще во время второй мировой войны, но в то время они были совер­шенно неприменимы. Канал ствола у пушек был неровным, ядра к ним не под­ходили, качество и количество пороха были в каждом заряде различными, а для прицельной стрельбы не существовало других средств, как установка пушки вручную, с помощью веревок и клиньев. Артиллерист-практик, знав­ший все несовершенство своего искусства, мог прекрасно обходиться без бал­листики. Единственное исключение из этого правила представляло искус­ство часовщика, самые высокие достижения которого—конструирование мор­ских хронометров—требовали известного знания динамики.

Единственной областью, где новая паука сделала большие успехи, было мореплавание. Это явилось действительно достижением, поскольку оно имело место в такое время, когда контроль над морскими путями и открытие Нового Света явились ключом к национальному, экономическому и политическому успеху. Доказав свою ценность в этой области, наука стала утвердившейся частью повой господствующей капиталистической цивилизации. Она приоб­рела целостность и положение, которые ей суждено было навсегда сохра-

 

С. 271.

нить за собой. Значение науки должно было непрерывно расти относительно и абсолютно, по мере того как для всех становилось очевидным, что военное и экономическое превосходство европейской цивилизации над старыми циви­лизациями ислама, Индии и Китая было результатом ее технических дости­жений и что усовершенствование техники требовало постоянного применения и развития науки. (…)

 

С. 276.

(…)

На своих ранних стадиях новая экспериментальная наука по необходимости носила критический, раз­рушительный характер; задачей ее на позднейших стадиях развития было обеспечить новую основу для философии, которая больше гармонировала бы с потребностями времени.

Разрыв никогда не был полным; власть религии—как внутренне ей при­сущая, так и та, которой облекло ее общество,—была все еще слишком силь­на, чтобы позволить сколько-нибудь серьезное отклонение от общей схемы сотворения и спасения, которой придерживались в равной степени как като­лики, так и протестанты. Тем не менее в обращении со схемой божественного управления миром допускались большие вольности; у Декарта и Бэкона они были выражены совершенно явно, но проявлялись даже и в более осторожной, туманной философии Галилея и Ньютона. Именно эти вольности должны были составить основу для критики всего здания религии в следующем веке.

Парадокс научной революции состоял в том, что те, кто внес в нее наи­больший вклад (в основном это научные новаторы от Коперника до Ньютона), были наиболее консервативны в своих религиозных и философских взглядах. И если они не были ортодоксальными, то лишь потому, что считали, что ор­тодоксальность сбилась с пути разума. Они принимали программу св. Фомы Аквинского, проповедующую примирение веры с разумом, но были вынуж­дены отвергнуть его выводы, поскольку теперь выяснилось, что система мира, с которой он согласовал свою веру, была явно абсурдной. Их собственные формы такого примирения должны были оказаться еще менее долговремен­ными. Но пора господства теологии над наукой прошла. Теология могла еще извращать и задерживать прогресс науки, но не могла его остановить. По молчаливому соглашению религия была ограничена моральной и духовной сферой, В сфере же материального мира—хотели ли того или не хотели— окончательно свершилась научная революция.

Наука прочно утверждается

К 1690 году наука определенно сформировалась. Она приобрела огромный авторитет, по крайней мере, в высших кругах общества того времени. Она имела собственные организации в лице Королевского общества и Королевской академии наук, которые были тесно связаны узами личного общения с правя­щими кругами—с парламентом и влиятельными семействами вигов в Англии, с королевским двором во Франции. Она распространялась на другие страны. Была создана последовательная методология эксперимента и математического анализа, последовательный метод, с помощью которого можно было рано или поздно взяться за разрешение любой проблемы. Основы науки могли быть позднее пересмотрены и изменены, однако воздвигнутое на них сооружение было прочным и, что еще важнее, общий метод для построения его был теперь известен и уже не подвергался угрозе быть когда-либо снова забытым.

Однако уже в самом успехе раннего научного метода таились элементы опасности. Самый метод содержал в себе многие старые идеи, неизбежно ока­зывавшие свое влияние на мышление первых ученых, и включал их, равно как и новые концепции, выведенные путем опыта, в новую философию науки. Именно эта бессознательная реликвия прошлого проявляется сейчас во многих идеалистических научных теориях наших дней; и весьма возможно, что задачей науки XX века будет разрушение системы Ньютона, подобно тому как XVII век разрушил систему Аристотеля.

ЧАСТЬ V

НАУКА И ПРОМЫШЛЕННОСТЬ

ВВЕДЕНИЕ

 

Капитализм и наука

XVIII и XIX века были великими веками формирования современного мира, веками, которые тем, кто жил в то время, казались освободительной эпохой общественного развития, когда человек нашел, наконец, истинный путь к процветанию и безграничному прогрессу. Нам, пережившим волнения и пери­петии XX века, они кажутся веками подготовки, веками, в течение которых ценою огромных страданий были совершены большие дела, чтобы в результате породить величественную, но неустойчивую культуру. Они охватывают период утверждения науки как неотъемлемой части новой промышленной цивили­зации. Новые методы экспериментальной науки, выработанные в эпоху рево­люции XVII века, должны были распространиться на все области человече­ского опыта, и в то же время применение их должно было соответствовать великому перевороту в средствах производства, который мы называем про­мышленной революцией, и вдохновлять его.

Промышленная революция не была главным образом—а если и была, то не в своих начальных стадиях—плодом прогресса науки, хотя некоторые достижения науки, в частности паровая машина, и должны были стать суще­ственными факторами ее успеха. Тем не менее все это движение было значи­тельно теснее связано с ростом и переходом экономической системы капита­лизма из фазы, когда господствующей силой в ней были купцы и мелкие про­мышленники, в такую фазу, когда преобладающую роль стали играть финансо­вые магнаты и тяжелая индустрия.

Не случайно, что теоретические формулировки науки, технические изме­нения в промышленности и экономическое, а также политическое господство капитала развивались и процветали совместно, в одно и то же время и в одних и тех же местах. Однако раскрыть существовавшую между ними связь—дело нелегкое. Технические приемы, экономические формы и научные знания—все это в тот период развивалось быстро; иногда верх брал один из этих аспектов, иногда—другой. В этом разделе мы поставили перед собой, в частности, задачу сделать попытку разобраться в том, какова была роль науки в происходивших технических и экономических изменениях, а также проследить влияние этих изменений на рост и характер самой науки. Это может, однако, выявиться только после более детального изучения отдельных аспектов такой взаимосвязи, и выводы могут быть рассмотрены лишь в конце этого раздела.

Вначале же необходимо дать развернутое описание социальных и эконо­мических преобразований в данный период так, чтобы изменения в науке были показаны в соответствующей перспективе. Уже к концу XVII века была под­готовлена почва для дальнейшего прогресса нового—капиталистического— способа производства. Там, во все еще лишь маленьком уголке Европы, ограни­ченном почти исключительно Англией, Нидерландами и Северной Францией, городская средняя буржуазия в большей или меньшей степени освободилась от феодальных ограничений; эта часть общества могла финансировать произ­водство с целью получения прибылей, располагая постоянно растущим рынком сбыта для своей продукции во всем мире, открытом для нее новыми морскими путешествиями. (…)

 

С. 280.

(…)

Техника и наука

Хотя на первых своих стадиях изменения в технических приемах, поро­ждаемые потребностями экономики, могли происходить и действительно проис­ходили без вмешательства пауки, часто случалось, что даже простое следование по проторенным путям приводило к непредвиденным трудностям, устранить которые можно было, лишь призвав на помощь науку. Так, например, мог истощиться такой естественный источник снабжения, как растительные краси­тели, что могло быть следствием простого расширения производства тканей; тем самым возникал спрос на искусственный их заменитель, который мог быть найден только с помощью науки (стр. 354). Или возьмем другой пример—пере­ход от кустарного к массовому пивоварению мог сам по себе вызвать катастро­фические последствия, предотвратить которые можно было только обратясь к науке (стр. 362).

Такая вспомогательная, почти лечебная роль науки в промышленности была к концу XIX века заменена более позитивной. Идеи, зарождавшиеся в недрах самой науки, находили свое материальное воплощение и развитие в новых отраслях промышленности. Первой и самой важной из этих воплощен­ных идей явилась паровая машина— философская машина начала XVIII века; однако лишь ее общие принципы стали известны, производство и применение ее стали делом практического инженерного искусства. В конце XIX века воз­никшие как научные отрасли промышленности, например начавшие тогда оформляться химическая и электрическая промышленность, продолжали оста­ваться таковыми; полностью же они развились лишь в XX веке.

Связь науки с историей общества этого периода ни в коей мере не ограни­чивается, однако, ее ролью в процессе развития производства. Начинала скла­дываться новая, основанная на денежном обмене, форма общества, которое в отличие от средневекового общества с его неподвижным статусом и социаль-

 

С. 281.

ной ответственностью опиралось на свободу и личную инициативу. Это обще­ство, хотя блага его и ограничивались определенным классом и определенной страной, требовало для своего выражения и обоснования новых идей. Оно нашло их главным образом в методах и результатах достижений новых наук» в то время как последние испытывали глубокое, хотя и неосознанное влияние господствующих общественных взглядов на формулирование научных теорий.