Стоит ли ломать жизнь ради больших достижений?31

Кейс №1

Герой фильм «Одержимость» — мальчик-барабанщик, которого постоянно унижает его преподаватель. Противостояние учителя и ученика заканчивается нервным срывом: мальчик попадает в аварию, дерется с преподавателем и в результате уходит из профессиональной музыки. Через некоторое время судьба снова их сводит, преподаватель вновь пытается испортить герою жизнь, а тот доказывает ему с помощью музыки, что действительно гений.

Катя: Раньше мы считали, что есть путь преодоления, по которому должен пройти любой одаренный человек, будь то музыкант или спортсмен. Любой, кто имеет шанс стать великим, должен страдать и мучиться. А родители или преподаватели и тренеры должны его заставлять. И тогда, пройдя этапы большого насилия, он, возможно, в конце станет великим. А может, и не станет. Так было устроено и в Советском Союзе, и в других странах. Теперь общество решило, что мучить людей нехорошо, а детей нехорошо особенно.

Андрей: Я считаю, что преодоление — важная штука. И не только для подростков, которые должны прокрутить аксель или отстучать 100 часов на барабанах. Иногда преодоление нужно, чтобы бросить курить или встать в шесть утра ребенка в школу отвезти. Да и какая, собственно, разница?

К: Между тем, чтобы бросить курить, и спортом больших достижений?

А: Это большое достижение — бросить курить. Вот если ты в фейсбуке напишешь, что бросила курить, все сразу тебе лайки поставят.

К: Конечно, разница есть. Мне кажется, она заключается в достоевщине. Человек, который занимается спортом больших достижений, он все время стоит перед выбором: он тварь или гений? И ответа на этот вопрос нет, пока ты не получишь золотую медаль.

А: А если ты ее так и не получишь?

К: То, скорее всего, все это время ты был тварью. Но, если ты не будешь насиловать себя, никогда не узнаешь, мог ли оказаться гением. И вот это понимание закладывается в ребенка в районе 5–6 лет, вне зависимости от того, выбирает он скрипку, фигурное катание или бокс.

А: То есть это ситуация, в которой ты проигрываешь в любом случае.

К: Да. Но тут интересно еще, что это абсолютно не соответствует реальности. Не знаю точно, сколько детей поступает и учится в Гнесинке, но явно немало. И вот каждому поступившему говорят, что отбор очень жесткий. То есть раз он его прошел, то вполне может оказаться гением. Но, скорее всего, он им не окажется! Не может весь курс состоять из гениев. А при этом мы знаем, что означает уход в Гнесинку, или, наоборот, в Школу Олимпийского резерва, или еще в какое-то подобное заведение. Он означает, что у тебя фактически закрываются все остальные дороги. Ты перестаешь учить все остальные предметы; видеть весь остальной мир. Потому что все твои часы отданы репетициям или тренировкам. А все остальное тебе проставят — математику, химию, физику. Но сама идея, что у человека один какой-то путь и главная задача — этот путь найти, вообще-то, устарела.

А: Тут я сыграю в адвоката дьявола и сделаю это легко, потому что про меня понятно, что я никогда никого заставлять не буду, потому что заставлять — это тяжелая работа, а мне лень. Но согласись, что все же есть вещи, которые ты объективно не можешь делать, если до этого не пострадал. Например, бить штрафные, как Месси.

К: Почему ты не можешь бить штрафные, как Месси?

А: Потому что должен вложить в это какие-то умения и навыки и очень много часов жизни.

К: Мне кажется, твой пример некорректен, потому что групповой спорт так не работает. Ты хоть раз слышал нытье футболистов и баскетболистов про то, как им тренер сломал жизнь? По-моему, такой надлом может быть, только когда вся ставка на тебя. Кстати, в этом фильме, «Одержимость», присутствует еще удивительная фигура отца, причем не очень реалистичная. Там отец очень милый и все время говорит, что бог с ними с барабанами.

А: Нет-нет, это очень реалистичный отец. Это так и устроено. Папа мягкий, он простит, такой сексистский идеал.

К: Ну да. А мамы там просто нет, потому что, видимо, это было бы совсем неправдоподобно. Ну вот скажи, допустим, твоей дочке пять лет и какой-нибудь «Манчестер Юнайтед» (мир-то у нас теперь очень продвинутый) говорит: «Все, мы забираем ее, подписываем сейчас контракт, это великая футболистка. Мы таких форвардов вообще не видели за последние 50 лет. Только надо переезжать в Лондон и 100 часов в неделю тренироваться». Ты согласишься?

А: Не знаю. Нет, знаю, я поступлю как тряпка. Приду и скажу: «Малыш, а ты хочешь в "Манчестер"»?

К: Но может ли ребенок решать в этот момент?

А: Вот это интересно. Но вообще считается, что, чтобы вставать в четыре утра и заставлять детей мучиться по 16 часов, надо иметь собственную нереализованную амбицию, какую-то свою травму на этом месте. То есть по-настоящему заставлять могут только неудачники. И все эти безумные тренеры и профессора, которые кидаются табуретками, это люди, у которых самих чего-то не сложилось.

К: Довольно банальная мысль.

А: Да, но из нее следует небанальная. Ведь конфликт возникает потому, что мы никогда не можем понять, человека заставляют делать то, что он хочет, или то, что он не хочет. А как это понять? Если тебя заставляют любимые люди или ты привыкаешь к этим людям, то ты потом считаешь, что и ты этого хочешь, ты интернализируешь этот опыт.

К: Много фильмов снято про то, как мучается родитель или тренер, который вынужден заставлять, и как он страдает, понимая, что, если он не будет мучить этого гениального ребенка, тот не раскроется и потом скажет: «Если б ты мне дал коньки, я б уже давно был на пьедестале с золотой медалью».

А: Коньки и 1102 пенделя.

К: Да. «Я бы получил медаль и потом стал, вполне возможно, инвалидом, но у меня был бы шанс. Почему мне не дали этот шанс?» Это смежно с другой вещью. Мне и, я думаю, тебе в детстве все время рассказывали, что если дан талант, то главное — не зарыть его в землю, это самое жуткое преступление, которое человек может сделать с талантом. И ты всю жизнь живешь с идеей, что, во-первых, надо его найти, а во-вторых, не зарыть. И судорожно, параноидально все время думаешь: «Какой именно у меня талант? О, я написал стихотворение. Может быть, у меня талант? Нет-нет, все-таки бездарное получилось. А вот я картинку нарисовал, и ее учительница похвалила, может, вот он, талант? Но нет, картина тоже так себе». Но, допустим, ты находишь какой-то талант. И тут же слышишь новую байку — один был талантливый, но ленивый, а другой был не талантливый, но усердный и добился гораздо большего. В результате ты проводишь часы в бессмысленной паранойе — волнуешься, поймал ли ты свой талант и не слишком ли ты своей ленью его закопал.

А: И родитель, получается, тоже должен себе ответить на вопрос, не проворонил ли он какой-нибудь талант у своего ребенка и может ли допустить, чтобы тот зарыл его в землю.

Кейс №2

Герой документального фильма «Танцовщик» — балерун Сергей Полунин. Он родился в Херсоне, в начале 1990-х, в бедной, но, судя по использованной в фильме хронике, счастливой семье. Талантливого мальчика берут в Киевское хореографическое училище, а потом в лондонскую Школу королевского балета. Но, чтобы он там мог учиться, вся семья должна на это работать. Бабушка уезжает в Грецию, папа — на стройку в Португалию. Мальчик едет в Лондон один и достигает невероятного успеха — в 19 лет становится самым молодым в истории премьером Лондонского королевского балета.

Катя: Но на этой вершине успеха он оказывается один. Мама с папой, которые много лет не виделись, давно развелись, и воссоединения семьи, о котором мечтал Полунин, уже быть не может. И вот он уже слывет главным bad boy Лондонского балета, а через три года уходит оттуда и сразу в настоящий подростковый отрыв: девушки, алкоголь, наркотики… И спустя несколько лет возвращается с великим видеороликом на песню «Take Me to Church», невероятной красоты покаянный клип, после которого Полунин немедленно становится гей-иконой. Сейчас он вернулся в исходную точку — и. о. ректора Академии хореографии в Севастополе. Но нас интересует в его истории не это. А то, что он в фильме говорит, что ему это все было не нужно. И сидит его мама на кухне в Херсоне: «Вот мы в Херсоне, чёрте где и в бедности. И вдруг у нас мальчик — гений. Вот что я должна была делать?»

Андрей: Они абсолютно симметрично себя ведут. Живут не для себя, а для тех, кого любят. И он, и она.

К: Ну, он-то для себя. В итоге он остался сам собой, а его мать — человек, который в общем-то совершил довольно много невозможных действий, лишилась того, ради чего она это делала.

А: Наверное, в лондонском балете проще остаться собой. Но мне кажется, что мотивация-то очень похожая. Ты что-то делаешь не потому, что очень этого хочешь, а потому, что считаешь, что это правильно в широком смысле. Что это тем, кого ты ценишь и любишь, как-то поможет.

К: Но верим ли мы, что, если человека не заставлять, он не выплывет сам? Я считаю, что человек на самом деле всегда находит какой-то свой путь. Мы, конечно, не знаем, сколько талантов и гениев было незаслуженно похоронено в Херсоне или в любом другом городе, но мне кажется, люди выбиваются из ниоткуда к самым большим вершинам вне зависимости от того, мучили их родители или нет. Что такое талантливый балерун? Это человек, который очень гибкий и очень хочет танцевать. Любит танцевать. И вполне возможно, что он рано или поздно найдет способ это применить, не сломавшись при этом.

А: Надо как-то проще относиться к достижениям. Это же, в принципе, идеал общества третьего мира: «Мы всегда жили плохо, но дети обязаны жить лучше нас. И мы обязаны все сделать, чтобы дети жили лучше нас. И мы должны и себя, и детей заставлять нещадным образом».

К: То есть мы все вкладываем в ребенка, чтобы он потом нас всех вывез.

А: Да, это в некотором смысле такая инвестиция. То есть, может быть, на самом деле люди это так для себя не формулируют, они правда любят детей и правда желают им добра, как умеют. Но в первом мире предполагается, что человек может быть состоявшимся хорошим, счастливым и не неудачником, даже если у него нет никаких достижений.

К: Про это была смешная книжка «Боевой гимн матери-тигрицы» Эми Чуа32. Американская китаянка, дочь эмигрантов, выходит замуж за расслабленного еврея, начинает растить двух девочек. И воспитывает их как положено в Китае, а именно в строгости. Нарисовал открытку — уродство, иди нарисуй новую. Скрипочка? Давай пиликай с утра до вечера. В книге она довольно самокритично описывает, как это происходило в Америке, где никто вокруг совершенно не понимал, зачем она все это делает, включая ее собственного мужа, выросшего с мамочкой, которая хвалила его за любой чих. Ну и там все плохо кончается, ей еле удается потом восстановить с детьми нормальные отношения. В Америке стратегия «матери-тигрицы» оказалась совершенно невозможна.

А: Мне эта стратегия напоминает покупку лотерейного билета. Ты покупаешь каждый день лотерейный билет, чтобы ребенок когда-нибудь по нему выиграл. В какой-то момент он выиграет, ну по крайней мере кто-то из всех этих детей, чьи родители так делают, выиграет. Но мы вообще-то знаем, что люди, которые выигрывают в лотерею, очень часто плохо заканчивают. Просто не справляются с новыми обстоятельствами, в которых резко оказываются. И очень часто те, кто невероятным физическим трудом дошел до высокой точки, вели очень достойную жизнь, такую послушную, негорделивую, дисциплинированную и так далее, ровно точно так же, оказавшись на пике славы, ломаются. Видимо, человеку надо учиться не только, например, аксель крутить, но и каким-то другим навыкам.

Кейс №3

Героиня биографического фильма «Тоня против всех» — фигуристка Тоня Хардинг, первая, кому удалось прыгнуть тройной аксель. Тоня из бедной, неблагополучной семьи, ничего не видела в детстве, кроме унижений и побоев, и замуж она выходит за человека, который ее бьет и унижает. Тем не менее карьера Тони развивается, но, чтобы попасть в Олимпийскую сборную, ей нужно обойти соперниц. Одна из них становится жертвой нападения и выбывает из соревнований. Выясняется, что к нападению причастен бывший муж Тони, и суд запрещает ей выступать.

Андрей: Суд запрещает Тоне делать единственное, что она умеет.

Катя: И мама ей говорит: «Да, я тебя дубасила, говорила, что ты ничтожество, но я хотя бы тебе дала этот шанс». Тоня ей отвечает: «А что мне было делать? У меня не было никаких шансов, меня все только и делали, что били». То есть великие дети, которые срываются на каком-то из этапов, упрекают родителей в том, что они им дали только один инструмент, а ничего не вышло.

А: Это более чем оправданный упрек.

К: Да. Но в принципе и родители могут сказать, что без этого инструмента вообще бы никакого шанса не было.

А: Вот это меня больше всего поражает. Откуда ты знаешь, что у мальчика, который ест сопли и падает на ровном месте, нет шанса? А у девочки Тони есть? Откуда это известно? Почему у человека не может быть шанса — просто так?

К: Вопрос в том, что родитель понимает под словом «состояться». Потому что есть родители, которые всерьез говорят: «Нам три годика, но ничего, Моцарт свою первую только в четыре написал». Меня все же больше интересует вопрос насилия. Вот недавно вышел скандальный российский фильм «Временные трудности». Сюжет этого удивительного, мягко говоря, фильма в том, что у сильного крепкого человека рождается ребенок с ДЦП. И сильный крепкий человек решает, что это ерунда. Временные трудности.

А: Упорство и труд все перетрут.

К: Да. И весь фильм посвящен тому, как он доказывает, что нельзя придавать значение такой ерунде, а надо себя заставлять. В том числе там есть эпизод, когда он выводит своего сына с ДЦП в лес, взрослого уже. Кидает на землю и говорит: «До дома 100 километров, захочешь — приползешь».

А: И после этого юноша фактически встает на ноги.

К: Становится успешным бизнесменом и в общем-то считает, что это произошло благодаря воспитанию отца, и хотя отношения их рвутся, но саму позицию, что надо себя заставлять и все получится, он принимает. Принимает то, что можно силой воли все преодолеть, в том числе и такую «временную трудность», как ДЦП. То есть это такая доведенная до абсурда идея пользы насилия над детьми. Которая, слава Богу, вызвала дикий скандал, потому что для борьбы за права детей, для борьбы за права людей с ДЦП, да, в общем, для борьбы за любые гуманистические ценности этот фильм — настоящая катастрофа.

А: Мы с тобой стараемся в своих разговорах не вешать ярлыки — вот это хорошо, а это плохо. Но иногда без этого невозможно обойтись. Потому что, когда ты берешь ребенка, который по собственной воле готов что-то делать три часа в день, и заставляешь его это делать шесть часов, ты поступаешь, наверное, не очень правильно, но это не пытка и не катастрофа. А когда ты, глядя на человека, который не может ходить, не можешь себе представить, что его жизнь будет нормальной, и пытаешься его силой заставить ходить, то это беда.

К: Точно так же, как ты не можешь себе представить, что жизнь ребенка будет нормальной, если он футбольный или музыкальный гений, а ты не развил его талант.

А: И это говорит только о том, что у тебя большие проблемы с воображением. Ты просто не можешь представить нормальную человеческую жизнь за пределами собственного опыта и собственного телевизора. И под свое узкое воображение невероятным напряжением и насилием подгоняешь другого человека. А ведь все время, что ты потратил на насилие, ты мог бы потратить на то, чтобы сделать миллион каких-то позитивных действий, в том числе и для своего ребенка.

К: Так как быть-то? Я не понимаю. Отказаться от больших достижений? Потому что за последние 50 лет благодаря воле, допингу и насилию люди научились действительно невиданным вещам. Что мы теперь должны сказать? Давайте все одинарный аксель прыгать? Не так красиво, зато все довольны?

А: Мне кажется, рецепт простой. Чего нам хочется? Нам хочется, чтобы дети делали то, чего они хотят сами. Иногда им в этом нужна внешняя помощь тренера или родителей. Иногда дети не могут сами открыть рот и попросить о помощи, сказать «Пинайте меня почаще». Но на этом пути надо не забывать проверять, продолжает ли человек хотеть. И если ты должен проявлять насилие каждый день, то, скорее всего, уже не продолжает.

К: Но очень многие спортсмены благодарны своим родителям и тренерам, которые их пинали.

А: Да. И про любого великого спортсмена мы знаем истории, когда он понял, что, например, плохо бросает трехочковый, и месяцами оставался после тренировки еще на два часа один, этот бросок отрабатывал и был абсолютно счастлив при этом. Потому что хотел стать лучшим. И в принципе это нормальное желание человека — стать лучшим.

К: То есть ты веришь, что все равно будут люди, которые захотят преодолевать себя в пять-шесть лет, чтобы в 15 сделать тройной аксель?

А: Да. Я хочу смотреть на то, как люди совершают что-то невероятное, но еще и иметь роскошь думать, что это они сами такие получились. В нашей культуре есть представление, что вот этого Бог поцеловал, а этот своим трудом дошел. И тот, который своим трудом, он вроде как лучше. Но тут ключевой момент«своим трудом». Эту часть уравнения никак нельзя подменить. Я верю, что в идеальном мире мы придумаем бесконечное число достижений и каждый себе что-нибудь найдет. Кто-то будет жонглировать 14 шариками. Кто-то играть за «Барселону» в футбол. И кстати, как родитель родителю я могу тебе сказать, что если ты будешь учить своих детей, например, не фигурному катанию, а разбиванию яиц об лоб, то, в принципе, можно прийти к славе гораздо быстрее. Не надо 18 лет тренироваться. Бац-бац-бац, через две недели ты уже в топе.

К: Отлично, то есть мы пришли к тому, что надо заставлять детей разбивать яйца об лоб. Просто заставлять делать то, что еще никто не делал раньше.

А: Мне кажется, это все равно лучше, чем фигурное катание. То есть если уж ты заставляешь своих детей, то выбери неконкурентный вид спорта.

К: Чтобы они все равно стали гениями и никогда не задавались вопросом, не твари ли они?

А: Чтобы они не успели возненавидеть свой путь, пока будут его проходить.

 

Глава 9

Бывает ли работа плохой?33

Кейс

Сервис доставки еды Delivery Club запустил в мае 2019 года рекламную кампанию, героями которой стали курьеры. Из постеров, развешанных на улицах и в метро, мы узнали, что среди курьеров Delivery Club есть заслуженный артист России, учитель литературы, полиглот, альпинистка и репортер. Целью кампании, по словам представителей Delivery Club, было показать значимость профессии курьера.

Катя: Первые реакции на рекламу Delivery Club были такие: «Это прорыв, мы гуманизируем курьеров, мы показываем, что они такие же люди и перестаем их игнорировать». Кто-то писал, что теперь мы наконец начнем уважать труд курьеров и давать им нормальные чаевые. Моя реакция была совсем другой, я подумала: «Как же это ужасно, какая грустная реклама — у нас в стране учителя, люди, владеющие девятью языками, репортеры, альпинисты работают курьерами за 200 рублей в час».

Андрей: А тебе не кажется, что ты стала жертвой социальных конструктов, которые внушают тебе, что учитель — это хорошая работа, а курьер — плохая?

К: У меня не было другого варианта — когда мне говорят, что передо мной не просто курьер, а учитель, мне навязывают этот конструкт.

А: Когда человек говорит «Я учитель» или «Я полиглот», это жизненный выбор, он выбрал себе какое-то дело и профессию. И работа курьером (говорят нам создатели рекламы) тоже может быть выбором, и делом, и профессией. Но мне видится неправда в том, что курьера противопоставляют учителю. Нельзя сказать, что учитель — это сейчас самая социально приемлемая, самая социально успешная работа. Многие люди работают учителями конъюнктурно. Например, те, кто учится в университете на старших курсах, могут пойти поработать учителями, потом найти другую работу, уйти из школы. То же самое с курьерами — если временно нет работы, можно пойти поработать курьером. Но, когда я вижу рекламный плакат, на котором написано, что мой заказ доставит доктор наук, для меня это выглядит так, будто этот человек навсегда останется курьером. А это уже грустно.

К: Мы знаем, что есть такие работы, которые считаются временными. На такую работу зазывает к себе «Макдоналдс» — «Ты никто, у тебя нет резюме, тебя никто не возьмет на приличную работу, иди к нам. Ненадолго — сначала постоишь у кассы, потом помоешь полы, потом пожаришь картошку, потом станешь менеджером зала, а затем пойдешь работать в какую-то нормальную компанию».

А: И это честно. К тому же они прямо обращаются к студентам и обещают им независимость и зарплату.

К: Это такая же работа, как бебиситтер, официант и, собственно, курьер — для молодых людей летом перед поступлением или после учебы.

А: Я знаю многих людей, которые работали курьерами, и никто из них этого не стеснялся. А такая реклама нам говорит «Вот работа, которую нужно стесняться, а мы вам покажем, что она нестыдная».

К: Ты веришь, что есть профессии, не требующие большого ума, даже не профессии, а работы? Что можно выстроить интеллектуальную иерархию работ?

А: В иерархию работ я не верю, хотя верю, что бывают люди успешные и не очень успешные.

К: Тебе не кажется, что твоя работа, например, при таком же заработке интереснее, осмысленнее, чем работа человека, который дремлет в будочке у эскалатора метро?

А: Может быть, но я же тоже делаю неинтересные вещи, посуду каждый день мою. Я, конечно, не по 10 часов ее мою, но я не стыжусь этого, это не часть моей идентичности, не свидетельство моей успешности в жизни в целом, не мой карьерный выбор.

К: Не у всех есть возможность выбирать. Курьерами работает огромное количество людей, приехавших из соседних государств. Странно делать вид, что доктор наук просто так решил поработать курьером. Это люди, которых не берут на другую работу. Это люди, которые, возможно, с удовольствием работали бы по профессии.

А: Если ты доктор наук, получаешь копейки дома и у тебя нет денег на еду, а здесь ты можешь прокормить детей или отправить их в школу, то это шаг вверх, и не важно, какая у тебя научная степень. Когда нам показывают доктора наук и говорят, что он работает курьером, это выглядит так, будто работа курьером для этого человека — финальная стадия поисков себя. Но в действительности дело в том, что бывают такие места на земле, где, выучив девять языков и физику в придачу, все равно придется голодать.

К: Тогда тем более странно использовать такой рекламный ход. Помнишь, как раньше пугали — «Не будешь учиться, кем станешь?».

А: Дворником.

К: А теперь говорят «Да выучи хоть девять языков, никто не гарантирует, что ты не закончишь курьером».

А: Целый пласт советской культуры был посвящен романтизации работы дворника. Когда человек идет работать дворником, чтобы иметь больше свободы или чтобы не учить историю КПСС и не общаться со свиными рылами, это его выбор. Если человек сделал выбор — подумал и решил, что пусть система не работает и мир устроен плохо и несправедливо, но он будет что-то вне этой системы делать и делать хорошо, в этот момент профессия, которую он выбрал, становится благородной. Но, в принципе, вне зависимости от отношений с системой, если человек работает, чтобы прокормить семью, добиться своих целей, то это хорошо, а не плохо.

К: Тогда не надо делать вид, что работа классная.

А: Ты не знаешь, работает этот курьер шесть часов или десять, получает он удовольствие или нет. Наверное, есть множество более приятных работ, но человек уже совершил выбор, и совершил его в некоторых обстоятельствах.

К: У меня был опыт эмиграции — и с работой, и без. Я могу себе представить ситуацию, в которой я иду мыть полы или нанимаюсь к кому-то бебиситтером. Но я не хочу, чтобы на улице висел плакат с моей фотографией и подписью «Это Катя, она журналист, она вела подкасты про этику, а теперь работает курьером». Не хочу, чтобы меня таким образом использовали.

А: Как они убедили людей сниматься и про себя рассказывать, мы не знаем. Солидаризироваться с героем плаката мне сложнее, чем с человеком, который идет работать курьером, чтобы прокормить себя и своих близких. Глядя на плакат, я вижу не курьера, а актера.

К: И не зря. Оказалось, что одна из героинь рекламной кампании то ли никогда не работала курьером, то ли работала всего две недели и непонятно в каком качестве.

А: Тут я, как человек либеральный, должен сказать: «Ну и хорошо, наняли кого-то для съемок — это тоже работа, все честно сделали свою часть».

К: А скажи мне, считаешь ли ты, что труд должен цениться одинаково? Мне кажется, что есть такая работа, которую — аккуратно скажу — может сделать робот.

А: Между прочим, именно так сейчас и принято говорить детям: «Если будешь плохо учиться, когда вырастешь, тебя заменит робот».

К: И ты думаешь, это правильно?

А: Если серьезно, я считаю, что дети должны учиться, потому что у тех, кто лучше образован, жизнь гораздо интереснее. Более того, я уверен, что жизнь образованного курьера богаче, чем жизнь курьера необразованного. Он идет мимо домов и узнает эпоху по деталям декора, он читает хорошую книжку — все это принципиально другие удовольствия, чем часами разгадывать судоку.

К: Ты только что очеловечил работу курьера, причем гораздо лучше, чем это сделала реклама Delivery Club. Как ты считаешь, нужно гуманизировать профессии, которые в обществе считаются неблагородными? Я все время говорю «профессия» вместо «работа», но в нашем с тобой разговоре это одно и то же.

А: Сейчас уже нет такого слова «профессия», есть слово «работа», надо все время переучиваться, все время искать себя. Я против идеи призвания, против немецкого Beruf — когда ты пошел подмастерьем к кожевнику в 8 лет, сносил побои, потом стал кожевником 3-го разряда, 2-го, 1-го, потом сам начал наносить побои, пошел в гильдию и так далее. Так было еще в Средние века. А мы живем в мире, где все постоянно меняется и статус профессий повышается. Например, профессии официанта или актера, который прошел путь от полного презрения до восхищения. Когда я брал интервью у антрополога Джеймса Скотта, он мне рассказал, что с интересом следит за тем, как повышается статус людей в равных свободных обществах, например, в Дании, где он в то время жил. Раньше по улицам ходил дворник с метлой, и у него был довольно низкий социальный статус. А теперь дворник едет на уборочной машине, у которой есть манипуляторы, рычаги и так далее. Чтобы просто управлять ею, нужно учиться несколько месяцев. И уже как специалист дворник получает принципиально другую зарплату. Так за счет роботизации поднялся статус профессии дворника.

К: Это, скорее, говорит о том, что нас всех постепенно заменяют роботы. Возможно, поэтому и повышается статус оставшихся профессий: если людей еще не заменили роботы, это уже ценность.

А: У меня есть и другой аргумент против иерархии профессий. Если мы считаем какую-то работу работой для неудачников, то автоматически закрываем возможность оценивать, насколько хорошо человек с ней справляется.

К: То есть ты считаешь, что бывают талантливые курьеры?

А: Да, и более того, есть бесталанные. И разница между первыми и вторыми невероятная.

К: Что такое «бесталанный курьер»? Человек, который не может пользоваться навигатором?

А: Невежливый, не умеет пользоваться навигатором, не умеет войти в подъезд, восемь раз звонит.

К: Он же просто неудачник, нет?

А: Нет, я знаю много людей, очень успешных в других специальностях, которые тоже обладают этими недостатками, просто они не работают курьерами. Но, даже если у человека нет явного таланта к тому, чем он занимается, ничего страшного.

К: Потому что таких людей большинство.

А: Да, главное — честно делать работу, которая кому-то нужна. Можно средненько шить, или средненько заниматься наукой, или средненько играть на скрипочке.

К: Для меня это непростой вопрос. Если ты видишь, что твой ребенок пусть и талантлив в чем-то, но у него при этом нет выдающихся способностей, нужно ли настаивать на том, чтобы он продолжал заниматься? Стоит ли мучить ребенка, заставлять бесконечно играть гаммы, чтобы он стал 33-й скрипкой?

А: Почему нет? Оркестр не может без 33-й скрипки.

К: Зачем мне хотеть такого будущего своему ребенку?

А: А ты не допускаешь, что человек может получать удовольствие от того, что он 33-я скрипка? Если ты первая скрипка, у тебя очень большая ответственность, а если 33-я — ты играешь красивую музыку, слушаешь красивую музыку, работаешь с лучшими дирижерами на земле, перед тобой открыт удивительный мир, недоступный другим людям. Быть средним в чем-то абсолютно нормально. И быть плохим в чем-то тоже нормально. Но зачем заниматься тем, в чем ты плох? Если есть что-то, что ты делаешь лучше, займись этим. Но не потому, что быть курьером плохо, а потому, что ты плохой курьер.

К: Когда мне рассказывают, что ко мне придет очень талантливый курьер или доктор наук, я не очень понимаю, что мне делать с этой информацией. Для меня курьер — это функция, это доставка, как «Почта России».

А: Не бывает работы, которая не была бы функцией. Все, что тебе кажется в твоей работе творческим полетом, это на самом деле ты и твои амбиции. У нас с тобой тоже есть функция как у журналистов или подкастеров — развлекать людей. То, как мы это делаем, — поем a capella или выступаем комическим дуэтом — уже наш выбор. Точно так же и курьеры бывают разные — есть те, которым доверяют перевозить очень ценные вещи. Про таких курьеров даже фильмы снимают.

К: Они все-таки не лапшу доставляют. Интересно, что в преступном мире курьер гораздо более уважаемая профессия.

А: Проблема в том, что социальные лифты криво работают. В любой профессии есть высоты, просто мы не всегда можем их увидеть.

К: Я не готова с тобой спорить о том, бывают ли хорошие или плохие курьеры. Но мне кажется, что некоторые профессии лучше описываются функцией, чем другие. Грубо говоря, одну работу легче роботизировать, чем другую. Можно доставлять заказы дроном, убирать листья специальной машиной. Многие пытаются доказать, что робот может написать художественный роман или картину, но мы точно знаем, что пока есть вещи, которые нельзя описать функцией. Не случайно же люди ходят слушать великих музыкантов в консерваторию.

А: Мне кажется, что твою мысль можно переформулировать так, чтобы она относилась ко всем профессиям: «Дойди в своей работе до предела, сделай так, чтобы тобой восхищались, а когда ты уперся в потолок, двигайся дальше». Можно и так, но бывает, что возникает драма, как в книге или в фильме, когда человек стремится к одному, но в силу обстоятельств или собственных ошибок делает что-то другое.

К: Так не надо делать вид, что это нормально. Человек получил уважаемую профессию, но волею судеб работает курьером. Не надо делать вид, что это то же самое, что его собственный выбор.

А: Но ты-то делаешь вид, что место, где он находится сейчас, — это дно. А может быть, это ступенька на пути наверх.

К: Если бы в рекламе говорилось, что перед вами будущий учитель, будущий астроном, будущий доктор наук, это звучало бы совершенно по-другому.

А: Собственно, так и стоило бы делать эту рекламу. А у нас с тобой есть еще один важный вопрос, который мы должны обсудить, — чаевые.

К: За мной один раз в Израиле бежал официант и скандалил полчаса, потому что я оставила ему всего 10% чаевых. Я не могла поверить, что я веду с ним такой спор, что он меня не отпускает.

А: Идея, что каждый приходящий должен заплатить 10% или 15%, мне кажется недостойной обсуждения, потому что это либо грабеж, либо завуалированный налог. Интересно мне другое — можешь ли ты повлиять на то, как человек выполняет свою работу и ведет себя, с помощью чаевых.

К: Есть люди, как ты говоришь, талантливые официанты, они умеют так общаться с посетителями, что те оставляют больше чаевых. Конечно, это инструмент. Бывает, что мы не оставляем чаевых, когда возмущены уровнем сервиса, но на самом деле непонятно, можем ли мы таким образом воспитать человека. Станет ли он лучше выполнять свою работу или мы сделаем его еще более несчастным и злым? К тому же у нас нигде не прописано, сколько и за что оставлять, и очень редко где можно добавить чаевые в счет. Если нет наличных, все время чувствуешь себя виноватым.

А: В некоторых приложениях для заказа такси есть опция выбора размера чаевых. Ты можешь их добавить, а можешь поставить водителю звездочки, мне кажется, это честная альтернатива. Оценка человека, как и чаевые, хорошо работает на эмоциональном уровне.

К: Почему тогда ты не даешь мне чаевые после удачного выпуска? Может, нам надо начать собирать деньги со слушателей? Пусть они оценивают наши разговоры.

А: Вот видишь, настроение у тебя сразу улучшилось. Появился маленький шанс, и ты сразу стала больше улыбаться, хотя вряд ли твоя жизнь изменится и ты станешь богаче от того, что нам будут переводить несколько долларов за выпуск.

К: Моя жизнь совершенно изменится, потому что я буду знать, что эта сумма — оценка того, как мы с тобой поговорили.

А: Я боюсь только, что ты меня заменишь на робота, когда поймешь механику этого бизнеса.

К: Если это будет собирать больше чаевых — конечно.

 

Глава 10