Шутки и жесты, основанные на гомосексуальных отношениях

 

До сих пор мы рассматривали любовь греков к мальчикам с серьезной стороны, однако широко известное выражение Горация о том, что «ничто не запрещает говорить правду с улыбкой на устах», также приложимо и в случае эфебофилии, как и к другим аспектам человеческих отношений. Сохранилось множество примеров острот, дошедших до нашего времени. Это, разумеется, не отражает духовную сторону любви, но в большой степени именно ее чувственный посыл направлялся с помощью жестов и шуток, и здесь мы приведем лишь несколько примеров такого рода, сохранившихся до наших дней.

Мы уже объяснили значение слова «кинед», однако постепенно им стали называть полумужчин, которые копировали поведение женщин, красили лицо и повторяли их жесты. Одна сатира из «Антологии» так отзывается о них (xi, 272): «Они не хотят быть мужчинами, но и не родились женщинами; они не мужчины, поскольку позволяют использовать себя как женщин; они мужчины – для женщин и женщины – для мужчин». Аффектированное поведение таких мужчин часто высмеивал Аристофан: «А ты, созданье юное, ты кто, скажи. Я, как Эсхил в «Ликурге», допрошу тебя. Откуда ты, девоня? И наряд к чему? И что за жизнь беспутная? И для чего кимвал с шалинкой женской? Лира – с лентами? Игральный мяч с сережками?

Не вяжется. Как сочетать меч воинский и зеркало? Ты кто, дитя прелестное? Мужчина, да? А что меж ног? Где сапоги? Накидка где? Ты – женщина. Быть может? Где же грудочки? Скажи! Молчишь? Раз отвечать не хочешь мне, тебя по этим песням разгадаю я»[161].

Менандр описывает поведение кинеда с легким намеком на Ктесиппа, сына Хабрия, о котором говорили, что он продал даже камень с могилы отца, чтобы жить не отказывая себе в удовольствиях.

В комедии такие женственные мужчины имеют женские имена. Например, Аристофан пишет о женственном Сострате, и вместо мужского имени Сострат он называет его Состратой, а вместо Клеомен – Клеоменой (Облака, 678, 680). Кратин высмеивает «мальчиков‑прелестников», называя их «девчушками»; или женский артикль автор комедии ставил иногда перед мужским именем.

Всегда находились такие, которые придумывали новые, подходящие к случаю прозвища, может быть не всегда остроумные; из множества таких прозвищ можно привести ругательное слово katapugon (от слова puge, задница), которое было распространенным и хорошо известным читателям греческой комедии; таким же распространенным было и оскорбительное прозвище euruproktos (широкая задница)[162].

Прозвище, которое не нуждается в пояснении, strobilos (пируэт), лишь однажды встречается у Аристофана[163], а наиболее часто употребительным было прозвище batalos. Слово объясняется отрывком из Евполида, где оно употребляется как синоним «задница». Было таким и имя собственное, и Плутарх писал об изнеженном женственном флейтисте по имени Батал, высмеянном Аристофаном в комедии. Более безобидным было слово paidopipes (кокетка, мальчик, строящий глазки) и purropipes (золотоволосый мальчик, строящий глазки), которое также часто встречается в комедии.

Насмешливым прозвищем для педофила было слово alfustes, первым значением которого было название вида рыбы. Сатирический перенос значения объясняется Афинеем (vii, 281): эти рыбы, бледно‑желтого цвета, а в некоторых местах пурпурные, «всегда ловились парами, одна плыла за хвостом другой». С тех пор, если кто‑то ходил за кем‑то «хвостом», тех древние авторы называли «алфюстами», то есть нескромными и эротически извращенными. Шутливое это прозвище стало еще более знаменитым благодаря тому, что это слово у Гомера и у более поздних авторов стало отличительным эпитетом мужчин. В умной, но труднопереводимой эпиграмме Стратона, в которой в неприличном значении используется музыкальный термин, также есть намек на педофила, называемого словом alfestes.

 

Дополнительные замечания

 

Фаний из Эреса рассказал такую историю: «В Гераклее, в городе на юге Италии, мальчика по имени Гиппарин, красивого и из знатной семьи, полюбил Антилей, который, несмотря на многие усилия, не мог добиться взаимности. В гимнасии он всегда находился рядом с ним, постоянно повторяя, как сильно он его любит и сделает все, что тот ни пожелает или ни прикажет. Мальчик ради шутки приказал ему принести колокол с крепостной стены, который строго охранялся Архелаем, тираном гераклеотов, полагая, что тот никогда не сможет выполнить задания. Однако Антилей, тайно пробравшись на стену, внезапно напал на стражника и убил его, забрав колокол, а затем, когда пришел к мальчику – который сдержал свое обещание, – они стали очень близки и с тех пор очень любили друг друга. Случилось так, что сам тиран влюбился в юношу, и, когда он стал ему угрожать, Антилей убедил юношу не подвергать опасности его жизнь отказом тирану, поскольку тиран имеет власть привести в исполнение свое желание и угрозу; после этого, однако, он сам напал и убил тирана, когда тот выходил из дому, и, сделав это, убежал бы и скрылся, если бы не попал в стадо овец, которых гнали по улицам города, где и был пойман. После того как горожане освободились от власти тирана, жители Гераклеи воздвигли бронзовые статуи и Антилею и мальчику, а также приняли закон, по которому в будущем запрещалось гнать стадо по улицам города».

Наконец, не стоит удивляться и тому, что, благодаря красоте мальчиков, их использовали в качестве дани. Уже у Гомера Агамемнон предлагает обиженному Ахиллу принять в знак примирения нескольких красивых юношей.

Далее, у Геродота мы читаем о том, что эфиопы ежегодно обязаны были поставлять царю персов, кроме чистого золота, 200 ящиков слоновой кости, двадцать слоновьих бивней и пять мальчиков; каждые четыре года жители Колхиды посылали 100 юношей и 100 девушек; и этот вид дани существовал еще при жизни Геродота.

Эти мальчики были при дворе персидского царя либо пажами, либо виночерпиями, либо наложниками. Однако еще большая угроза нависала над этими мальчиками, что видно из отрывка Геродота, в котором он рассказывает, что Периандр, знаменитый правитель Коринфа, послал 300 мальчиков из Керкиры (Корфу) – сыновей самых известных семей острова – ко двору царя Алиатта в Сарды, чтобы кастрировать их и использовать в качестве евнухов. О том, как жители Самоса, на которых была возложена обязанность доставить их, спасли мальчиков и в память об этом учредили праздник, который справляли еще во времена Геродота, можно узнать у самого историка. Из последнего отрывка, весьма интересного с точки зрения истории цивилизации, ясно, что многие жители сделали своей профессией кастрацию мальчиков. Геродот рассказывает: «Вместе с этими сыновьями царь отправил и их воспитателя Гермотима родом из Педас, самого главного из царских евнухов. Педасийцы же живут севернее Галикарнаса. У этих педасийцев, по рассказам, случается нечто диковинное: всякий раз, как жителям города или их соседям угрожает в скором времени какая‑нибудь беда, то у тамошней жрицы Афины вырастает длинная борода. И это случилось у них дважды.

От этих‑то педасийцев и происходил Гермотим. Он отомстил за нанесенную ему обиду самой страшной местью, которую я только знаю. Гермотим был взят в плен врагами и выставлен на продажу в рабство. Купил его хиосец Панионий, который зарабатывал себе на жизнь постыднейшим ремеслом: он покупал красивых мальчиков, оскоплял их, привозил в Сарды или в Эфес на рынок и там перепродавал за большие деньги. У варваров же евнухи ценятсядороже, чем неоскопленные люди, из‑за их полной надежности во всех делах. Панионий оскопил уже много других мальчиков, так как этим ремеслом он жил, и, между прочим, этого Гермотима. Впрочем, Гермотим не во всем был несчастлив: из Сард вместе с прочими дарами он прибыл к царю и спустя некоторое время достиг у Ксеркса наивысшего почета среди евнухов»[164]. При царе Дарии евнухи даже получали высокие посты при персидском дворе; Вавилон и другие части Ассирии должны были присылать ему в качестве дани, кроме 1000 талантов серебром, также 500 кастрированных мальчиков.

Город Лебадея, сам по себе незначительный, был с древнейших времен известен из‑за очень древнего священного оракула Трофония. Сам Павсаний обращался к этому оракулу и подробно рассказывал о том, как готовили того, кто хотел получить от оракула ответ. Среди прочего его отводили к реке Геркине, протекавшей через долину, «где два мальчика из города, около тринадцати лет, которых называли Гермы, натирали его маслом и мыли, а также оказывали ему все услуги, которые обычно оказывают мальчики». Их имена, видимо, объясняются тем обстоятельством, что Гермес был покровителем мальчиков и юношей, и по этой причине в каждом греческом гимнасии были алтари и статуи этого бога[165].

В прелестной эпиграмме Никия из «Антологии» описываются мальчики, которые возлагают венок на статую Гермеса в гимнасии. Гермес «стоит там как покровитель гимнасия, украшенный вечнозелеными растениями, гиацинтами и фиалками».

Из «Эротика» Клеарха из Сол сохранился следующий отрывок: «Ни один льстец не может быть верным другом, ибо время умаляет ложь того, кто притворяется другом. Но истинный любовник прославляет любовь ради цветущей юности и красоты».

 

Глава VI