Еще раз о народных праздниках

 

Афродисии, праздновавшиеся по всей Греции, конечно, не вызывали восторга официальных властей, но тем популярнее они были. Как следует из названия, они посвящались Афродите, которая допускала проституцию и гетер. И действительно, Плутарх ясно показывает, что, по крайней мере, в поздние времена название «афродисии» сопровождало ту невоздержанность, в которую впадали моряки после длительного плавания по морю без женского общества.

Истинным праздником гетер был Афродисийский праздник на острове Эгина, которым заканчивался праздник в честь Посейдона. Здесь Фрина разыгрывала знаменитую сцену, описанную Афинеем: «Но именно Фрина выделялась особенной красотой своих интимных мест. В других местах нелегко было увидеть ее обнаженной; она носила облегающий короткий хитон и не пользовалась общественными банями. Но во время Элевсинских мистерий и на Посейдониях на глазах всей Эллады она обычно сбрасывала свой гиматий, распускала волосы и заходила в море; Апеллес ваял с нее изображение Афродиты Анадиомены».

Афродисии, как можно понять, праздновались в наиболее чувственной и эротичной манере в шумной Коринфской гавани, при смешении языков, где, по упоминанию Алексида, проститутки даже справляли собственные праздники, посвященные Афродите. Разумеется, такой праздник длился всю ночь до утра, и гетеры, эти «дети Афродиты», заполняли улицы шумными толпами. Подобный ночной праздник назывался Паннихиды и стал любимым обозначением для гетер. Они же, «почти голые в тончайших праздничных одеждах», выражаясь словами Евбула, «продавали свое расположение за малую плату, которую каждый мог себе позволить без всякого колебания».

Праздник Афродиты Аносии отмечался в Фессалии и, возможно, содержал элементы гомосексуальности, поскольку туда не допускались мужчины, и, хотя подробности туманны, мы знаем наверное, что там происходили эротические бичевания.

Дружелюбный и доброжелательный Гермес, который находился постоянно в состоянии влюбленности, имел сравнительно мало посвященных ему праздников в Греции; с другой стороны, память о нем закреплена была в так называемых гермах, или колоннах. Эти каменные колонны имели изображения тщательно высеченной головы Гермеса, других божеств и фаллос.

После вышесказанного легко понять, что немногочисленные праздники в честь бога Гермеса имели эротическую подоплеку. Однако почитаемый греками Гермес представал в виде мальчика, расцветающего чистейшей мужской красотой. Вспомним строки из «Одиссеи», в которых Гомер рассказывает о том, как, прибыв на остров Кирки, Одиссей отправляется обследовать окрестности, чтобы узнать, обитаема ли эта земля. По пути он встречает Гермеса (но не узнает его) «в образе юноши, с девственным пухом на свежих ланитах, в прекрасном младости цвете»[44]. Не случайно поэтому на праздниках, устраиваемых в честь Гермеса, самый красивый и яркий эфеб должен был нести на плечах барана по всему городу. Об этом рассказывает Павсаний, добавляя, что этот обычай сохранился в память о событии, когда Гермес таким же образом спас город от эпидемии. Барана затем приносили в жертву или отпускали за городские стены, и он уносил с собой все грехи целого города, который таким образом очищался. Этот обычай известен повсеместно, но для нас важно, что барана должен был нести самый красивый мальчик города.

На острове Крит проводился праздник в честь бога Гермеса, который напоминал римские Сатурналии. Отношения между господином и слугой переворачивались с ног на голову; хозяин превращался в раба, который имел право даже побить хозяина, в этот день также снимались все эротические запреты.

Нам также известно о посвященных Гермесу праздниках, на которых проводились спортивные состязания мальчиков и юношей; больше неизвестно никаких подробностей, но они вряд ли отличались от обычных состязаний во время спортивных игр. О том, что Гермес, так же как и Геракл, Аполлон и музы, был покровителем гимнасиев, едва ли стоит напоминать; гимнасии украшались многочисленными статуями Эрота, но особую дань уважения отдавали Гермесу. На острове Самос проводились Элевтерии в его честь в память о политическом акте освобождения, которое началось как обязательство любви между двумя мужчинами и часто приводило к всплеску героизма и истинного патриотизма в Греции. Практически ничего неизвестно о празднике в честь Гиласа, который проводился жителями Киоса на Черном море; но есть сведения, что этот праздник также сопровождался гомоэротическими обрядами. Гилас был красивым мальчиком, которого Геракл любил больше всего на свете. Он сопровождал героя в походе аргонавтов; однажды, когда он пил из источника, его затащили под воду нимфы, которые пылали к нему неодолимой страстью.

То же самое можно сказать о праздниках на материковой Греции. Из массы материала мы выбрали лишь то, что представляет особенный интерес для нашей работы. Мы не ставим своей целью достичь полноты описания, так как эта тема неисчерпаема. Известны, например, и другие праздники, перечислять которые означало бы лишь повторять уже сказанное.

 

 

Глава IV

Театр

 

Огромное значение для знакомства с бытом людей наряду с праздниками и праздничными обрядами имеют театральные представления. Ясно, что при описании греческого театра мы должны выделять интересующую нас тему – тему взаимоотношений полов в Древней Греции; в любом случае сохранившиеся до наших дней драматические произведения являются очевидным свидетельством культуры общества. Наша задача, следовательно, будет существенно ограничена: мы остановимся лишь на том, какие представления с эротическим содержанием можно было показывать публике в Греции. В то же время мы подчеркнем, что то, что немногим кажется явлением единичным, знатокам представляется обычным делом, а именно, что на греческой сцене гомосексуальная составляющая любовных отношений ни в коей мере не замалчивалась и не подавлялась, но, наоборот, играла очень важную, если не сказать определяющую, роль; поэтому она здесь будет либо упомянута, либо описана в деталях.

 

А. Аттическая трагедия

 

До наших дней полностью сохранилось семь трагедий Эсхила, семь – Софокла и девятнадцать – Еврипида. Сначала мы обсудим не их, но те отрывки, которые сохранились во фрагментах. Полностью сохранившиеся произведения этих авторов настолько хорошо известны, что гораздо интереснее обсудить малоизвестные фрагменты.

 

Эсхил

 

Из произведений Эсхила, известных только по отдельным цитатам, здесь можно упомянуть трагедию «Лай», поскольку в основу сюжета положена любовь к мальчику. Она была первой частью тетралогии, которая принесла поэту победу и первый приз на 78‑й Олимпиаде (467 г. до н. э.) в правление архонта Феагенида; другие три части назывались «Эдип», «Семеро против Фив» и сатирическая драма «Сфинкс».

К сожалению, от «Лайя» осталось лишь две значимые глоссы слов; и все же мы в состоянии кое‑что уяснить относительно ее содержания. Любовь Лайя к мальчику Хрисиппу, прекрасному сыну Пелопса, стала причиной трагической судьбы несчастного царя. В соответствии с многочисленной традицией Лай считался в Греции родоначальником любви к мальчикам. Мы можем добавить, что Пелопс, отец украденного мальчика, проклял похитителя, и это проклятие, передаваемое из поколения в поколение, висело над сыном и внуками Лайя, пока, наконец, не пресеклось со смертью Эдипа, который после долгой жизни, наполненной несчастьями, был очищен от грехов высшими силами. Здесь следует остерегаться одной существенной ошибки, в которую впадают даже люди, близко знакомые с античностью. Отец наложил проклятие не потому, что Лай полюбил его сына и вступил с ним в интимные отношения, следовательно, не из‑за противоестественности этих отношений с точки зрения современных понятий морали, под которыми понимают педерастию, но главным образом и только из‑за того, что Лай украл мальчика и совратил его против желания отца: не извращенность сделала Лайя виновным, но насилие, которое он применил. Разумеется, насилие вообще является началом сексуальных отношений в примитивных обществах на ранних этапах его развития, и мы знаем, что совращение женщин и мальчиков в ходе религиозных церемоний продолжалось и в гораздо более высоко развитых обществах, но сексуальное насилие существует, и это очевидно, а вот применение жестокости осуждается и общественным мнением, и законами. В том, что причина виновности Лайя именно такова, можно убедиться, сравнив обычную процедуру похищения мальчика на Крите, о чем мы будем говорить позже.

Таким образом, мы видим, что особая тема трагедии Эсхила состоит в том, что царственный герой Лай был проклят, потому что нарушил общепринятую норму; он полагал, что ему дозволено совратить мальчика тайно, тогда как он мог открыто и свободно просить его у отца. Проклятие, наложенное на него, сыграло с ним злую шутку: судьба послала ему сына, появления на свет которого он так страстно желал, но именно от его руки он пал. Убийственная рука сына, ведомая слепой яростью судьбы, мстит за греховное надругательство, которое отец до этого позволил себе над свободной волей свободнорожденного мальчика. Однако смерти от руки собственного сына предшествует появление ужасного сфинкса; ведь Лай, чтобы освободить свой город от эпидемии, отправляется в Дельфы получить помощь или совет от бога света; на обратном пути он и встречает собственного сына, которого он не знал и кровавой жертвой которого стал. Внезапно проясняется тайный смысл хорошо известной загадки сфинкса: «Человек на заре жизни полон сил и радостных надежд, а на закате он – слабое и несчастное создание». Лай и был таким слабым несчастным созданием, а сын, который только что убил отца, был единственным человеком, который мог разгадать загадку. Всякий, кто не приемлет столь трагическое с современной точки зрения искусство и видит вину Лайя в его любви к сыну Пелопса, должен признать, что эта трагедия не для него.

В другом месте я говорил о широко распространенном мнении, будто в гомеровских поэмах нет и намека на педерастию и что только позже, в испорченный век, люди стали находить ее в произведениях Гомера. Эсхил в своей трагедии «Мирмидоняне» показывает, что тесная связь, существовавшая между Ахиллом и Патроклом, объяснялась не чем иным, как гомосексуальными отношениями, и эти отношения не возникли лишь в век испорченности, но существовали еще на заре греческой цивилизации. В пьесе содержался эпизод, когда Ахилл, смертельно оскорбленный Агамемноном, удаляется с поля битвы и утешается в своем шатре с Патроклом. Хор трагедии, представлявший мирмидонян, в это время убеждает его вернуться на поле битвы под началом Патрокла. Трагедия заканчивается смертью последнего и отчаянным горем Ахилла.

 

Софокл

 

В сохранившихся фрагментах пьес Софокла часто упоминается любовь юноши и мальчика.

Это неудивительно для всякого, знакомого с личностью поэта. Великий трагик, чья красота воплощается в статуе из Латерана, которая изображает прекрасного мужчину в расцвете сил, еще мальчиком привлекал к себе внимание удивительной грацией и миловидностью. В танцах, музыке и гимнастических состязаниях ему не было равных, и корона победителя не раз венчала его чернокудрую голову. И когда греки готовились праздновать победу при Саламине, юношеский облик Софокла показался им настолько совершенным, что именно его они избрали солировать в танце мальчиков обнаженным и с лирой в руке (см. Аф., 1, 20).

Ахилл, блестящий герой «Илиады», изображен красивым мальчиком в пьесе под названием «Любовники Ахилла», которая, однако, могла быть сатирической драмой. Вероятно, сцена из этой драмы, сохранившейся в крохотных фрагментах, изображала Ахилла в пещере Хирона, знаменитого кентавра и наставника героев. О красоте мальчика можно судить по следующей строке: «Он бросал взгляды, которые ранили, словно меч». Более обширный фрагмент из девяти строк содержит сцену игры в снежки, которые тают в руках мальчиков. Можно высказать предположение, что Хирон здесь ощущает неосознанную тягу к мальчику. В конце концов Фетида забирает своего сына подальше от наставника. Сатиры принимаются утешать Хирона, который страдает от потери любимца. Возможно также принять за его любовников сатиров, которых изображает хор; можно предположить, что они, наконец, вынуждены удалиться «обманутые и унылые».

Троил, известный из «Илиады», утонченный сын Приама, красоту которого уже воспел трагик Фриних, является любовником Ахилла в трагедии Софокла под тем же названием. Все, что известно о содержании этой пьесы, это то, что Ахилл, выполняя гимнастические упражнения, случайно убил своего возлюбленного. Он так же страдает, как и Аполлон, случайно убивший Гиацинта, горячо любимого им мальчика, во время метания диска. Ахилл оплакивает его смерть; в единственной строке, сохранившейся от этого плача, Троил назван мальчиком, чей ум равен уму взрослого мужчины (Соф., фрагм. 562).

 

Еврипид

 

В основу сюжета трагедии Еврипида легла история Хрисиппа, юного любимца Лайя. В основе этой трагедии, названной по имени главного героя, Хрисиппа, лежал личный опыт самого поэта. Среди самых красивых мальчиков, которые в те времена привлекали внимание и вызывали восхищение на улицах Афин, был и некий Агафон, сын Тизамена. Это тот Агафон, которому Аристофан дает хорошо известную остроумную характеристику в комедии «Фесмофориазусы» и который играет важную роль в платоновском «Пире», тот самый Агафон, которого высоко ценил Аристотель как поэта‑трагика. Его современникам он казался богом, сошедшим с небес и живущим на земле в образе смертного. Многие стремились завоевать любовь этого эфеба; Платон даже описал, как враждовали на почве ревности между собой Сократ и Алкивиад. Говорят, что даже циник Еврипид подпадал под власть этого удивительного человека; именно по этой причине он написал и воплотил на сцене образ своего героя – Хрисиппа. Если это предположение верно, а у нас нет причин в этом сомневаться, мы можем утверждать, что прототипом героя пьесы, Хрисиппа, был Агафон, а в роли Лайя поэт представлял себя. Теперь у нас есть утверждение Цицерона, из которого выясняется, что в основе пьесы лежит эротическое желание, ясно и отчетливо выраженное Лайем, который длительное время ухаживал за любимым мальчиком. Мы должны отдавать себе отчет в том, что это представление разыгрывалось на публике, которая была в курсе отношений между Еврипидом и Агафоном. В конце V в. до н. э. в Афинах известный трагик оказывал внимание прекрасному мальчику, который выделялся не только своей красотой, но и высоким интеллектом.

Разумеется, по нескольким фрагментам трудно судить о содержании пьесы. Еврипид также разделял повсеместно распространенное мнение, будто Лай был первым человеком, который ввел педерастию в Греции. Лай, кажется, также боролся против своей страсти, особенно если иметь в виду представления тех греков, которые в то время рассматривали любовь как болезнь, поскольку она смущает спокойствие души и, следовательно, ее можно одолеть средствами убеждения. Как Медея борется со своим чувством к Ясону, так и Лай сетует, что каждый знает, что значит поступать правильно, но не знает, что значит поступать плохо. Возможно, что пьеса заканчивалась смертью Хрисиппа, поскольку это все‑таки трагедия; больше добавить нечего из‑за скудости дошедшего до нас материала.

 

 

В. Аттическая Комедия

 

Греческая комедия была результатом юмористического отношения к избыточному потреблению вина и к прославлению Диониса, великого мастера застолья и носителя радости, вечной молодости этого бога плодородия и вечно цветущей и возрождающейся природы. Поэтому комедия изобилует непристойными шутками, которые неотделимы от духа плодородия. Поскольку комедия является карикатурным зеркалом изображенной жизни, сексуальные отношения встречаются в комедии сплошь и рядом и играют главенствующую роль, а греческая комедия представляется кипящим ведьминым котлом с ужасающими оргиями, в котором сложная сексуальная практика и все эротические представления вращаются вокруг гигантского образа фаллоса с целью возмутить чувства зрителей. Любовные отношения с мальчиками здесь столь же важны, как и отношения между супругами, поэтому мы можем рассчитывать найти эту любовь практически во всех греческих комедиях. В сущности, греческая комедия, как и другие виды поэзии, просто немыслима без любовных отношений с мальчиками; и это конечно же не только обратная сторона гротескного изображения распутства Диониса, но и центр, вокруг которого вращается греческая, особенно аттическая комедия. Но, как уже отмечалось, мы здесь имеем дело с карикатурой. Поэтому нежный голос здесь умолкает, ибо скромный мальчик Эрос здесь становится охрипшим Приапом. Хариты прячут свои лица от стыда, но это знание не может не коснуться и их тоже.

 

Ферекрат

 

Из неизвестной трагедии Ферекрата (фрагм. 135) дошло остроумное высказывание относительно Алкивиада, который вначале угождал мужам, а потом стал опасным для мужей всех женщин.

 

Евполид

 

Евполид Афинский предоставляет нам массу материала. Он жил и работал во время Пелопоннесской войны и около 411 г. до н. э. встретил смерть в бою на Геллеспонте, защищая родину. Это был один из крупнейших представителей старой комедии, и долгое время после его кончины его веселая муза была всеми любима за остроумие и изящество. Не менее семи его комедий, а всего их насчитывалось от четырнадцати до восемнадцати, были удостоены первых призов. В четвертый год 89‑й Олимпиады (421 г. до н. э.) Евполид поставил на сцене комедию «Автолик», о которой вспомнили десять лет спустя и сыграли во второй раз. Автолик был сыном Ликона и Родии, он был юношей такой красоты, что Ксенофонт восхищенно о нем отозвался: «Как свет светит в ночи и привлекает к себе взор, так и несравненная красота Автолика приковывала к нему взгляды. И ни один человек, его увидевший, не уходил без раны в сердце». Так вот, этот Автолик был любимцем Каллиатиса, известного своим богатством и фривольным образом жизни, который, после того как одержал победу на великих Панафинеях в 422 г. до н. э., закатил для Автолика пир, описанный Ксенофонтом в его знаменитом «Пире». Его конец был, однако, печален; после завоевания Афин Лисандром он был приговорен к смерти по приказу Совета Тридцати. О содержании же комедии можно лишь сказать, что любовь Каллиатиса и Автолика была выставлена в очень невыгодном свете и что даже родители юноши, присутствовавшие на пиру, были забросаны насмешками и грязными шутками, так же как высмеяно и само застолье. В 415 г. до н. э. Евполид поставил «Посвященные», пьесу, в которой резкой критике подверглась частная жизнь Алкивиада. Среди других посвященных, как мы понимаем, были товарищи Алкивиада, которые справляли ночные оргии в честь Котитто, богини распутства, где они имитировали женские пляски и непристойные омовения и очищение. Пьеса была совершенно непристойна, что видно из высказывания Лукиана: «Неужто ты не заливался краской стыда, читая эту пьесу?»

«Льстецы» (поставленные в 423 г. до н. э.) были, очевидно, целиком посвящены педерастии. Там выведен некий Демос, выставивший себя на продажу, и во фрагменте 265 мы читаем его сетования: «Клянусь Посейдоном, дверь не закрывалась» из‑за количества желающих на него поглазеть. Демос, сын Пирилампа, состоятельного друга Перикла, у Аристофана выведен как прославленный любовник. Алкивиад выставляет здесь еще одно свое качество: в частности, он приучил мужчин пить довольно рано. Афиняне считали, что пить вино в раннее время дня определенно неприлично; в этом отношении интересен отрывок «Батона», в котором отец горько жалуется, что его сын перенял у своего любовника эту пагубную привычку раннего питья и никак не может от нее избавиться. Плиний также называет Алкивиада автором этого новшества.

 

Аристофан

 

Нельзя говорить о величии поэта Аристофана и его выдающейся роли в истории греческой комедии, не высказав кратких соображений об исторических предпосылках отдельных комедий и об их связях с реальной действительностью. Следующие места взяты из его комедий:

а) «Ахарняне» (поставлена в 425 г. до н. э.).

Мы встречаем здесь песнь, посвященную фаллосу:

«Фалет, веселый Вакха друг, / Кутила‑бог, гуляка‑бог, / Любимый и влюбленный! / Шесть лет прошло, и вот тебе / Молюсь я, возвратясь домой. / Сам для себя я мир добыл. / Довольно войн, довольно слез / И ламахов довольно»[45].

б) «Экклезиасузы» («Женщины в народном собрании»; поставлена в 389‑м или 392 г. до н. э.).

Перед нами карикатурная сцена перебранки между молодой и старой проститутками, подобной сцены больше не встретить во всей мировой литературе.

 

«Старуха. Чего ж мужчины не идут? Пора пришла. / Красотка набелена, нарумянена, / Наряженная в юбочку шафранную, / Сижу напрасно, песенку мурлыкаю, / Воркую, чтобы изловить прохожего. / О музы, снизойдите на уста мои, / Внушите песню, сладко‑ионийскую!

 

Молодая (показывается в окне другого домика). Гнилушка! Из окна нахально свесилась / И думаешь, пока я далеко, моим / Полакомиться виноградом? Песенкой / Завлечь дружка? Я песнь спою ответную. / Такая шутка хоть привычна зрителям, / Занятна все же и сродни комедиям.

 

Старуха. Со стариком якшайся! Забавляйся с ним! / А ты, флейтистка милая, свирель возьми / И песнь сыграй достойную обеих нас.

Флейтистка играет.

 

Старуха (поет под музыку флейты). Если хочешь узнать блаженство, / Спи, дружочек, в моих объятьях. / Толку нет в молодых девчонках. / Сладость – в нас, в подружках зрелых. / Из девчонок кто захочет / Верной быть и неизменной / Милу другу? / От одних к другим порхают.

 

Молодая (поет под музыку флейты). Не брани красоток юных! / Томной негой наслажденья / Стан прелестный дышит / Грудки – сладостный цветок. / Ты ж – старуха / Гроб в известке, труп в румянах, / Смерть по тебе скучает.

 

Старуха. Пусть на пазах ты лопнешь, / Вдребезги треснет койка. / Чуть обнимать захочешь!

 

Молодая. Ай‑ай‑ай! Истомилась я, / Милый не приходит. / Мать со двора ушла, / Куда – известно, только говорить нельзя. / Тебя заклинаю, няня! / Пошли Орфагора, если / Сама забавляться любишь.

 

Старуха. Ага, на ионийский лад / В бедняжке потроха горят, / Тоскуют, чую, губки на лесбийский лад.

 

Молодая. У меня забавки милой / Не отнимешь! Часок любви / Не загубишь ты мой и не расхитишь!

 

Старуха. Пой сколько хочешь! Изгибайся ласочкой! / Никто передо мною не придет к тебе.

 

Молодая. К тебе придет? На вынос! Гнилозубая!

 

Старуха. Вот ново!

 

Молодая. От старухи новостей не жди!

 

Старуха. Мои года – тебе печаль?

 

Молодая. А что ж еще? / Твои румяна, что ли? Притирания?

 

Старуха. Зачем дразниться?

 

Молодая. А в окно выглядывать?

 

Старуха. Пою про Эпигена, друга верного.

 

Молодая. Друг у тебя один – гнилое старчество!

 

Старуха. Сейчас дружка увидишь – он зайдет ко мне. / Да вот и он.

 

Молодая. Проказа! Не тебя совсем / Здесь ищет он.

 

Старуха. Меня, чахотка тощая!

 

Молодая. Пускай он сам докажет! От окна уйду.

 

Старуха. И я, смотри, какая благородная!

 

Юноша (в венке и с кубком в руке всходит на орхестру, поет). Если б мог я уснуть с девчонкой юной, / Если бы мне не лежать сперва с курносой, / Гнилой старухой! Отвращенье! / Невыносим закон для благородных душ.

 

Старуха. Хоть ты плачь, а ложись! Мне Зевс свидетель! / Ты не с дурой сошелся Хариксеной. / Справедливый велит закон / Власть у народа. Правосудье требует. (В сторону.) Постерегу, что делать он теперь начнет.

 

Юноша. Пошлите мне, о боги, ту красавицу, / К которой от попойки я ушел, томясь.

 

Молодая (в окне). Старуху обманула я проклятую. / Она исчезла, веря, что и я уйду. / Но вот и тот, о ком я вечно помнила. (Выглядывает, поет под музыку флейты.) О, приди! О, приди! / Со мною ночь без сна побудь / Для сладостных, счастливых игр. / Бесконечно влечет меня страсть / К смоляным твоим кудрям, / Безграничное желанье / Томным пламенем сжигает. / Снизойди, молю, Эрот, / Дай, чтоб он со мной в постели / Насладился ночкой.

 

Юноша (поет под музыку флейты). О, приди! О, приди! / Друг прелестный, поспеши / Отворить калитку. / А не откроешь, наземь здесь в пыли ложусь. / Жизнь моя! Грудь твою жажду я / Гладить рукой горячей / И жать бедро. / Зачем, Киприда, к ней обуян я безумием! / Снизойди, молю, Эрот, / Пусть она со мной в постели / Насладится ночкой. / Где песнь найти и где слова, чтоб передать свирепость / Моей тоски? Сердечный друг! Вот, умоляю, сжалься! / Открой и будь нежнее! / Разорвала мне сердце ты. / Золотокрылая моя заботка! Дочь Киприды! / Ты – пчелка песен! Ласка Харит! Радость! Улыбка счастья! / Открой и будь нежнее! / Разорвала мне сердце ты! (Яростно стучится в дверь.)

 

Старуха (показывается в дверях). Чего стучишься? Ищешь ты меня?

 

Юноша. Ничуть!

 

Старуха. Ты колотился в двери?

 

Юноша. Провалиться мне!

 

Старуха. Так для чего ж сюда примчался с факелом?

 

Юноша. Приятеля искал я, Елдака.

 

Старуха. Кого?

 

Юноша. Но вовсе не Ядрилу, с кем знакома ты.

 

Старуха. Клянусь Кипридой, хочешь ли, не хочешь ли…

 

Юноша. В шестидесятилетних нам пока еще / Нет нужды. Мы на завтра отложили их. / Кому и двадцати нет, те в ходу сейчас.

 

Старуха. При старой власти было так, голубчик мой! Теперь не то – за нами нынче первый ход.

 

Юноша. Как ходят в кости? В кости не игрок с тобой.

 

Старуха. Хоть не игрок, зато едок и пьяница!

 

Юноша. Не знаю, что болтаешь. Здесь я в дверь стучусь!

 

Старуха. Сперва в мою ты должен постучаться дверь.

 

Юноша. Гнилого решета не надо даром мне.

 

Старуха. Меня ты любишь. Знаю. Удивляешься, / Что здесь я, перед дверью. Протяни мне рот! (Обнимает юношу.)

 

Юноша (вырывается). Пусти! Страшусь я твоего любовника.

 

Старуха. Кого же?

 

Юноша. Живописца пресловутого.

 

Старуха. Кого?

 

Юноша. Сосуды красит погребальные / Для мертвых он. Уйди! Тебя заметят здесь.

 

Старуха. Чего ты жаждешь, знаю.

 

Юноша. Знаю, – ты чего. (Рвется из рук старухи.)

 

Старуха. Кипридою клянусь, меня избравшею, / Тебя не отпущу я!

 

Юноша. Бредишь, старая!

 

Старуха. Ты вздор несешь. В мою постель стащу тебя.

 

Юноша. Зачем крюки для ведер покупаем мы? / Не лучше ль вот такую вилу дряхлую / Спустить в колодец и на ней ведро тянуть?

 

Старуха. Не издевайся, милый, и ко мне иди! (Тащит юношу к дверям.)

 

Юноша. Не смеешь заставлять меня. Внеси сперва / В казну залог, именья часть пятьсотую!

 

Старуха. Заставлю! Афродитою клянусь! Люблю / С такими молодыми, обнявшись, лежать.

 

Юноша. А мне лежать со старыми охоты нет! / Я ни за что не соглашусь.

 

Старуха. Свидетель Зевс, / Тебя принудит это вот! (Выхватывает свиток.)

 

Юноша. Что это вот?

 

Старуха. Указ, тебе велит он ночевать со мной.

 

Юноша. А что в указе? Прочитай!

 

Старуха. Прочту! (Развертывает свиток. Читает.) «Постановили женщины, когда юнец / С молоденькой захочет переспать, сперва / Пускай прижмет старуху. А откажется / Прижать старуху и поспит с молоденькой, / В законном праве пожилые женщины, / Схватив за жгут, таскать юнца беспошлинно».

 

Юноша. Беда! Сегодня ж я Прокрустом сделаюсь.

 

Старуха. Законов наших мы заставим слушаться!

 

Юноша. А что, когда земляк или приятель мой / Себя заменщиком поставит?

 

Старуха. Сказано: / Владеть мужчине только меркой житного.

 

Юноша. Спастись присягой можно?

 

Старуха. Без влияния!

 

Юноша. Себя калекой объявлю?

 

Старуха. Наплачешься!

 

Юноша. Так что ж мне делать?

 

Старуха. Как велю, со мной идти.

 

Юноша. Ведь это же насилье?

 

Старуха. Диомедово!

 

Юноша. Тогда полынь насыпь на ложе брачное, / Четыре связки лоз поставь и траурной / Повязкой повяжись и погребальные / Кувшины вынь, водицу у дверей налей!

 

Старуха. Тогда уж и могильный мне венок купи!

 

Юноша. Конечно! Если только доживешь до свеч / И, как щепотка пыли, не рассыплешься.

Старуха тащит юношу в дом. Из дверей другого домика выходит молодая.

 

Молодая. Куда его ты тащишь?

 

Старуха. Мой! С собой веду.

 

Молодая. Бессмыслица! Тебе же не ровесник он. / Ну как с такою старой ночевать юнцу? Ты в матери годишься, не в любовницы. / Ведь если захотите выполнять закон, / Эдипами всю землю переполните.

 

Старуха. Завидуешь ты мне, распронегодная! / И потому болтаешь! Отомщу тебе!

Потасовка, молодая и старуха стараются вырвать юношу друг у друга. Молодой удается оттащить его.

 

Юноша. Спаситель, Зевс свидетель! Славен подвиг твой! / Цветочек! Ты у ведьмы отняла меня. / За эту милость нынешним же вечером / Могучим, жарким даром отплачу тебе».

 

Алексид

 

Алексид был уроженцем города Фурии на юге Италии, жил около 392–288 гг. до н. э. и, в соответствии со словарем Свиды, оставил 245 комедий.

Нас прежде всего будет интересовать его «Агонида» (имя гетеры). Разрозненные немногочисленные фрагменты не дают представления о пьесе в целом, но в ней определенно шла речь о Мисголе из аттического дема Коллит. Его страсть к красивым мальчикам, особенно к тем, кто умел играть на лютне, подтверждается несколькими отрывками, например у Эсхина: «Это тот самый Мисгол, сын Навкратиса из Коллита, в других отношениях человек прекрасный и душой и телом; но он всегда любил мальчиков и постоянно держал при себе игравших на лютне мальчиков и девочек». На него же намекают и Антифан в «Рыбаках», и Тимокл в «Сапфо». В «Агониде» Алексида девочка говорит матери: «Мамочка, не отдавай меня Мисголу, ведь я не играю на лютне». И приводятся такие слова: «Юноша не ест чеснока, чтобы не вызвать отвращения у своего любовника во время поцелуя».

 

Тимокл

 

В комедии Ореста «Автоклид» определенную роль играли любовные похождения Автоклида. Имелся в виду тот Автоклид из Гагнуса, которого упоминает в своей знаменитой речи против Тимарха оратор Эсхин. Ситуация в пьесе была схожа с ситуацией, когда Ореста преследовали фурии: любящий мальчиков (педераст) Автоклид преследуется толпой гетер; во всяком случае, фрагмент 25 указывает на это, в нем описана сцена, когда не менее одиннадцати гетер не спускают глаз с несчастного даже во время его сна.

 

Менандр

 

Менандр из Афин, сын Диопейта и Гегесистраты, жил в период с 342‑го по 291 г. до н. э. и был племянником уже упоминавшегося Алексида, поэта средней комедии, который и познакомил Менандра с техникой комедийного жанра. Уже в возрасте 21 года он одержал победу, которую одерживал еще семь раз, на драматических состязаниях. Менандр принадлежит к поэтам, которыми не перестают восхищаться потомки и который оказал сильное влияние на своих современников. Мы уже говорили о его комедии «Андрогин, или Критяне». Там описывается поведение кинеда (сластолюбца) с некоторым намеком на Ктесиппа, сына Хабрия. О нем говорили, что он распродал даже камни с погребения своего отца, чтобы продолжать вести разгульный образ жизни: «Ну да, жена, я тоже некогда был юным, но я не мылся по пять раз в день. А теперь моюсь. У меня никогда не было роскошной одежды, а теперь есть. Я никогда в юности не умащался, а теперь я это делаю. И я буду красить волосы и выщипывать их в нужных местах, и в короткий срок превращусь в Ктесиппа».