Конкурсы красоты и еще раз о наготе

 

Было бы нелегко решить дилемму – достигли ли греки совершенства в изображении обнаженной натуры потому, что они так часто наблюдали совершенно обнаженных мужчин, или же они испытывали такое удовольствие от созерцания обнаженных мужчин благодаря тому, что их взор столь впечатляло чудо изображения обнаженного человеческого тела в произведениях искусства? Возможно, влияние было гармоничным и двойственным; при созерцании творений искусства возникало чувство удовольствия от наготы, и постоянная возможность наблюдать идеально прекрасное обнаженное тело оказывала благотворное влияние на искусство.

С этой точки зрения неудивительно, что почти повсеместно наслаждение греков, получаемое от созерцания телесной красоты, привело к организации популярных конкурсов красоты, о которых уже упоминалось ранее. Афиней, к сожалению, упоминает о большинстве из них лишь походя, однако детально описывает полученные девушками‑победительницами призы, перечислением которых мы не станем утомлять читателя. В любом случае девушки‑конкурсантки выходили на публику либо полностью обнаженными, либо едва одетыми.

Сами богини подавали пример подобных конкурсов. Гера, Афина Паллада и Афродита спорили о том, кто из них прекраснее; однако Зевс мудро уклонился от определения победительницы и отослал их к троянскому царевичу Парису. Этот своеобразный конкурс красоты был подробно отображен в многочисленных произведениях искусства античных и современных, наиболее красочно, пожалуй, у Лукиана в «Разговорах богов».

Вполне вероятно, что конкурсы красоты проводились и среди юношей, учитывая повышенный интерес греков к мужчинам, во всяком случае, Афиней сообщает о подобном конкурсе в Элиде: победители конкурса среди прочих наград получали и привилегию участвовать в праздничных подношениях богам. Также на Панафинеях (о которых мы будем еще говорить) молодые люди из разных фил в соответствии с их отличиями в конкурсе отбирались для факельных шествий.

Если удовольствие от созерцания обнаженного прекрасного тела было повсеместной отличительной чертой греков, как и вообще южных народов, оно также присутствовало и в повседневной жизни обычных людей. Это удовольствие было сильнее моральных условностей, которые существуют везде. Можно утверждать, что пример лидийского царя Кандавла не был исключительным; и скорее всего, эллины такими условностями пренебрегали, в отличие от лидийцев, которые имели сильное чувство предубежденности против наготы.

Кандавл очень сильно любил свою жену и очень гордился ее красотой. Он похвалялся этим перед другими и не успокоился до тех пор, пока его любимец Гиг не увидел его жену обнаженной. Гиг сопротивлялся изо всех сил, поскольку он полагал, что женщина, раздеваясь, лишает себя чувства стыда. Однако Кандавл не уступал и знал, как устроить так, чтобы Гиг, спрятавшись в супружеской опочивальне, мог подсмотреть за женщиной, раздевавшейся перед сном.

Как рассказывает Геродот, царица, узнав, что в спальне находится Гиг, вначале ничего не могла вымолвить от стыда. Затем она предложила ему условие: «Гиг, перед тобою теперь два пути; даю тебе выбор, каким ты пожелаешь идти. Или ты убьешь Кандавла и, взяв меня в жены, станешь царем лидийцев, или сейчас же умрешь, чтобы ты, как верный друг Кандавла, и впредь не увидел, что тебе не подобает. Так вот, один из вас должен умереть: или он, соблазнивший тебя на этот поступок, или ты, который совершил непристойность, увидев мою наготу». Пораженный ее словами, Гиг сначала не знал, что ответить… Тогда, видя, что выбор неизбежен, – или убить своего господина, или самому пасть от руки палачей, – он избрал себе жизнь и завладел и царством и царицей[39].

То, что флейтисты появлялись на частных застольях обнаженными или в косских одеждах, для обострения эротического напряжения, было подтверждено Гипполохом в описании свадебного торжества. Обнаженные девушки, а иногда и юноши приводились на частные пиршества, чтобы усилить действие алкоголя и оказать гостеприимство не только Бахусу, но и богу любви. Любимец Александра Македонского Анаксарх любил, когда вино ему наливала красивая обнаженная молодая девушка. Стоик Персэвс, доверенное лицо царя Антигона, передает, что однажды он присутствовал на застолье, устроенном царем, где разговор вначале имел серьезный и ученый характер. «Но по мере потребления вина среди других развлечений в зал вошли фессалийские танцовщицы, которые исполняли танец, не оставив на себе ничего, кроме пояса; это так развеселило присутствовавших, что они повскакали с мест и говорили, что царь – счастливейший человек, поскольку может позволить себе такой праздник для глаз в любое время». На свадьбе, о которой также рассказывает Гипполох, «нагие акробатки исполняли опасный танец с мечами и другие рискованные трюки, вроде выдувания пламени изо рта». Многочисленные образцы вазовой живописи, на которой представлены подобные исполнительницы, всегда изображают их либо голыми, либо в одних набедренных повязках, и это свидетельствует о том, что появление перед публикой в таком виде было явлением не редким, но, наоборот, особенно популярным в период эллинизма.

Учитывая свободу греков от предубежденности в отношении наготы, обнаженные люди также участвовали в действиях, связанных с поклонением богам, и это было вполне осознанно. Можно проиллюстрировать это утверждение одним примером. На изображенных художниками шествиях на Дионисийских празднествах обнаженные юноши и девушки открыто выставляли напоказ свою красоту. Было бы извращением рассматривать эти изображения только как акт свободного творения художников. Об одной из таких процессий, связанной с Вакхом, Лукиан эмоционально высказался следующим образом: «Они слышали странные рассказы от своих соглядатаев относительно его войска: будто его фаланга и воинские части состояли из бесноватых женщин, увенчанных плющом, одетых в оленьи шкуры и несших короткие копья, но не железные, а сделанные из плюща; у них были также небольшие щиты, которые издавали ужасающий шум, когда по ним ударяли, – их щиты напоминали бубны. Там также находились сельские юноши и девушки, которые плясали, потрясая хвостами и рогами».

 

Бани

 

Единственный случай, когда грек не мог видеть обнаженного тела, – это в общественной бане.

Еще с гомеровских времен существовал обычай купаться и мыться в море или в реке; и даже тогда роскошь горячей бани – ибо это считалось роскошью во всей Греции – была общедоступна. Горячая баня первым делом готовилась для гостя сразу по его прибытии. В бане его обслуживала одна или несколько девушек, которые поливали его теплой водой и «умащивали маслом»: это был весьма интенсивный массаж, поскольку они руками втирали масло, чтобы смягчить его кожу. Позже их место занял мальчик, который выполнял эти обязанности.

Знатные семьи имели индивидуальные бани, кроме того, почти повсюду были бани общественные, а в тех редких местах, где они отсутствовали, всегда в распоряжении публики были бани при гимнасии и палестре, как, например, в Антикире в Фотиде, сообщает Павсаний. Нельзя с определенностью сказать, были ли общественные бани в древности общими или раздельными, как это следует из отрывка Гесиода, поскольку выражение «женские бани» могло иметь смысл «бани для женщин» и «бани на женский манер», то есть с более горячей водой и более подходящие для женщин. Это согласуется с концепцией, что, по крайней мере, спартанцы, о чьих суровых нравах мы уже упоминали, запрещали пользоваться горячей водой, считая такую баню пригодной лишь для неженок, и продолжали мыться в реке Эвроте. В соответствии с фрагментом Гермиппа (Аф., i, 18), благовоспитанным юношам запрещалось мыться в горячей бане, что считалось пороком наравне с пьянством; когда говорят о банях, обычно имеют в виду горячие бани. Плутарх пишет, что Фокиона никогда не видели в общественных банях, а Демосфен говорит о том, что посещение бани моряками расценивалось как строгое нарушение дисциплины; с этим связано замечание Аристофана, предостерегавшего молодых людей против посещения бань, которые «изнеживают и расслабляют»; он отмечает также, что в старые времена бани не разрешали строить внутри городских стен. Платон в своем идеальном государстве одобряет бани лишь для стариков и нездоровых людей – суждение с нашей точки зрения бессмысленное, однако легко объяснимое особенностями теплого климата. Эта точка зрения менялась с течением времени, а после Пелопоннесской войны горячие бани стали повсеместным явлением, что явствует из многочисленных свидетельств античных авторов.

Помимо горячих бань, люди могли посещать парилки, упоминаемые Геродотом. Тем не менее подробное описание устройства античной бани с ее кабинами, помещениями, залами и т. п. не входит в задачи нашей работы. То обстоятельство, что люди мылись без всякой одежды, не требует специального уточнения. Если несколько авторов, кажется, упоминают о раздельных общественных банях – это следует объяснять не излишней скромностью и стыдливостью, но тем обстоятельством (неоднократно упоминавшимся), что греки исключили «прекрасный пол» из общественной жизни и что мальчики и молодые мужчины вполне удовлетворяли свои потребности в своей среде. Кроме того, женщины мылись совершенно голыми, как видно на изображениях вазовой живописи; лишь очень небольшое количество сцен в бане имеют изображение женщин, одетых в очень тонкие туники. Со временем, однако, появилась привычка совместного посещения бани; так, утверждение лексикографа Поллукса (который жил в правление императора Коммода) о том, что посетители бани пользовались банными накидками, нигде не находит подтверждения. В то же время он приводит цитату из комедии Феопомпа, который говорит о том же.

Если мы правильно поняли общий смысл высказывания, вырванного из контекста, в чем мы сомневались, то эта практика относится к очень позднему периоду. Кроме этого упоминания в комедии Ферекрата, я не могу привести ни одного свидетельства или литературного подтверждения в пользу использования особых банных полотенец, которыми прикрывали бы интимные места во время посещения бани в Греции.

 

 

Глава III

Праздники

 

Национальные праздники

 

Еще и в наши дни мы не перестаем восхищаться греческой цивилизацией и жить воспоминаниями о ней, поскольку наша цивилизация духовно неразрывно связана с античной. Насколько сильно греческая наука и искусство повлияли на современную жизнь и продолжают это делать, возможно, и не столь очевидно в данный момент, поскольку это стало общим местом с течением времени. Однако нет совершенства на земле; даже греки не были совершенны; в политике они допускали грубые ошибки, а их внутренняя раздробленность, большое количество соперничавших группировок, постоянный дух соревновательности, вероятно, были схожи с внутренней политической историей Германии. Словом, у греков отсутствовал политический или национальный центр. Даже знаменитое место их соревнований в Элиде на северо‑западе Пелопоннеса, в сущности, центром не являлось, хотя такие центры с течением времени перемещались и обнаруживались в разных местах, объединяя на время всю нацию, так что даже хронологию свою они выстраивали по Олимпиадам, проводившимся раз в четыре года по всей Греции начиная с 776 г. до н. э. Эти и другие игры, разумеется, носили общенародный характер (точнее, были празднеством для всех демов); тем не менее греки были не в состоянии осознать полного единства нации, хотя во время проведения Олимпиад Экехейрие (божественное перемирие) сохранялось в течение пяти дней, и тогда, разумеется, приходило некое осознание принадлежности к единому народу.

Хотя победа на этих соревнованиях отдельных городов и областей и вызывала гордость за победителей, тем не менее разногласия, вызванные соперничеством, вспыхивали затем с новой силой. Но разумеется, дух, который царил на этих праздниках на берегах Алфея, был несравненно более ярким, свежим и волнующим.

Утомительное описание спортивных состязаний в Олимпии и других общенациональных игр не является задачей нашей книги, которая ставит своей целью рассказ о нравственности и жизни полов в Греции. Мы упомянем лишь самое важное, чтобы освежить в памяти читателя уже известные ему вещи. Поскольку культ Зевса в Олимпии был очень древним, то полагали, что эти игры основали Геракл и Пелопс; на время забытые, они вновь были возрождены около 800 г. до н. э. царем Элиды Ифитом. Праздник проходил через каждые четыре года на пятый во время полной луны после летнего солнцестояния, соответственно в начале июля. Во время праздника прекращались все войны, а область Элиды, где проходили игры, объявлялась территорией мира, находящейся под защитой бога.

Соревнования были гимнические (мы бы сказали гимнастические, хотя они были связаны не только с гимнастическими упражнениями), то есть такие, в которых участники показывали силу, ловкость и проворность обнаженного тела в беге, борьбе, метании диска и т. п., и гиппические, подразумевавшие соревнования с участием лошадей и мулов, повозок из двух или четырех лошадей, а также конные ристалища. Название праздника Олимпиада произошло от имени победителя, принявшего первым венок за победу в беге, когда состязания проводились только в этом виде атлетических соревнований.

Если в древности призом победителю служил любой ценный предмет, то позже, по совету дельфийского оракула, победитель награждался венком из оливковых ветвей, причем, что характерно для греков, венок должен был приготовить красивый мальчик, чьи родители еще живы, для которого греки придумали прекрасное слово – «цветущий с обеих сторон», он срезал золотым ножом ветви в венок победителю со священного дерева. Мужчины состязались просто за славу и почести, и олимпийский победитель, по словам Цицерона, «для греков приравнивался к полководцу – триумфатору в Риме». Венки выставлялись на столе, сделанном из золота и слоновой кости, в храме Зевса перед изображением бога; здесь же, у ног божества, который присуждал победу, находились и скамьи, на которых восседали члены Элланодике, своеобразной комиссии, распределявшей призы. Победители появлялись в сопровождении друзей и близких, а также толпы людей, которая могла разместиться в храме. Затем глашатай сообщал имя и место рождения каждого победителя, вокруг его головы повязывали шерстяную ленту (Тению), а на нее возлагали венок.

Священные гимны разлетаются меж людей, говорит Пиндар, «…спеша к тому, чьи кудри и лоб / Безупречный этолиец, судящий над эллинами / Во исполнение древних Геракловых заветов / Осенил бледной красою оливы»[40].

Затем награжденный шествовал в окружении друзей для принесения жертвы: в это же время раздавалась песнь, славящая победителя, которую мог сочинить знакомый поэт для такого торжественного случая, или звучала старинная Архилохова песнь, прославлявшая победителя Геракла и его товарища Иолая, который запевал: «Увенчанный победами, великий Геракл, слава, Иолай, слава двум борцам, тра‑ля‑ля, слава победителю». За этим следовало застолье, которое элийцы устраивали в честь победителей в праздничном зале Пританея, в самом сердце святилища. Весь праздник сопровождался веселыми выкриками изнутри и снаружи здания. Как говорит Пиндар, «алтари отца его уже освящены, / И луна, зеница сумерек, луна в золотой колеснице / Полным блеском сияет ему с небес».

Теперь приведем отрывок из книги с зарисовкой о раздаче венков победителям (Штоль Х.В. Картины жизни Древней Греции, 1875):

«Победитель Олимпийских игр у греков почитался не менее полководца, получившего триумф у римлян. Человек, сумевший добиться победы в Олимпийских играх, по словам Пиндара, достигал Геракловых столпов; он получал величайшее благо на земле, и мудрый поэт предостерегает его, чтобы он не дерзнул подняться выше и не стремился стать наравне с богами. Спартанец Хилон, один из Семи Мудрецов, умер от радости при известии о победе своего сына на Олимпиаде. Диагор Родосский, который принадлежал к семье потомков Геракла и прославился в кулачном бою, дважды стал победителем в Олимпии и несколько раз – вышел победителем в национальных играх. Когда два его сына стали победителями Олимпийских игр, какой‑то спартанец крикнул ему: «Удача ради тебя останется на земле и не вернется на небо!» Он умер, когда два его сына обняли его и возложили свои венки на его голову. Друзья и родственники победителя имели право поставить ему памятник в Алтиде (святилище Зевса), а трижды победителям могли поставить статую в полный рост и с натуры.

Победителя обычно представляли как участника соревнования в том виде спорта, в котором он отличился после того, как завоевал победу. В Алтиде должно было храниться огромное количество таких бюстов, если Павсаний, перечисляя только особо отличившихся, насчитал их более двухсот. Состоятельные победители в ристалищах устанавливали скульптурные композиции с конями, колесницами и т. п. в бронзе.

Великие почести ожидали победителей в родном городе, куда уже долетела слава о нем. Восседая на колеснице, запряженной четверкой белых коней, в сопровождении друзей и родственников на конях и колесницах, он въезжал в город под рукоплескания собравшегося народа. Городские ворота стояли открытыми настежь, чтобы пропустить его квадригу, иногда разбиралась часть городской стены; город, который имел такого гражданина, утверждал Плутарх, не нуждался в стенах. Праздничная процессия двигалась к храму главного городского божества, и победитель слагал с себя венок, принося его в дар покровителю города. После этого начиналось пиршество в честь победителя. Хоровое пение сопровождало процессию и застолье. Большой честью считалось, если знаменитый поэт, вроде Пиндара, сочинит триумфальную песнь для победителя на подобном празднестве, поскольку тогда его слава надолго останется в памяти. Такое празднество вместе с песней повторится в удачный год на следующих играх. Победителя ожидали и другие награды: почетные статуи воздвигались ему в палестре и гимнасии или при входе в храм. В Афинах по закону Солона олимпийский победитель получал награду в 500 драхм вместе с правом сидеть на почетном месте на общественных представлениях; у него также была привилегия пользоваться услугами Пританея. В Спарте помимо схожих привилегий победитель получал почетное право сражаться в битве рядом с царем».

Многие полисы посылали на игры специальных представителей, которые зачастую обставляли свое присутствие с большой помпой, чтобы почтить праздник и показать блеск и роскошь своего полиса. Там же устраивали большую ярмарку, куда съезжались гости со всех концов света, а молодежь стекалась толпами, ища новых знакомств. Здесь были слышны все греческие диалекты; встречались друзья, не видевшиеся много лет; здесь приветствовали самых знаменитых людей, завязывали новые деловые и личные знакомства. Во второй половине V века до н. э. лекции риторов, софистов, историков и поэтов также стали доходить в Олимпию и с течением времени из Олимпик стали приходить все более сенсационные слухи. Так, в 165 г. н. э. полусумасшедший странствующий философ Перегрин Протей, желая прославить свое имя, объявил, что он сожжет себя принародно, чтобы принять смерть на Олимпийском празднестве. Он выполнил свое обещание, хотя, возможно, и очень пожалел о своем поспешном решении.

Интересно, в чем же выступали участники соревнований? По этому поводу мы обратимся к весьма интересному, но спорному отрывку из произведения Фукидида, в котором говорится, что в старые времена участники состязались обнаженными, имея лишь набедренную повязку. Это вполне возможно, однако следует быть осторожными, чтобы объяснять ношение этих набедренных повязок соображениями морали (в соответствии с нашим моральным кодексом), вероятнее рассматривать их как отголоски восточных представлений, под сильным влиянием которых в древние времена находились греки. Азиатские народы, как уже упоминалось, считали непристойным обнажать тело, и, если мы свяжем вид обнаженного тела с очень древним верованием в духов, мы будем не столь уж не правы. Так или иначе, остается фактом, что греческие атлеты в Олимпии, во всяком случае бегуны после пятнадцатой Олимпиады, то есть после 720 г. до н. э., перестали пользоваться набедренными повязками и соревновались совершенно обнаженными.

Пифийские игры, учрежденные в честь Аполлона Пифийского в Дельфах, проводились каждые девять лет и сопровождались музыкальными состязаниями с соревнованиями певцов в сопровождении кифары, которых называли кифаредами. После 585 г. до н. э. эти праздники стали проводиться каждые пять лет, каждый раз в третий год после Олимпиады, а музыкальные состязания расширились, теперь здесь соревновались авлеты (игроки на флейте) и авлоды (певцы под аккомпанемент флейты); здесь также проходили гимнические и гиппические (скачки) состязания, в которых короной победителям служил венок из священного дерева лавр, посвященного Аполлону.

Национальными играми были также Истмийские и Немейские, первые проводились на Коринфском перешейке близ святилища Посейдона, последние из упомянутых – в святилище Зевса в Немее, проводились они каждые три года. Помимо этих было также множество местных игр, которые несравнимы с четырьмя упомянутыми общенациональными, особенно с Олимпийскими, из них мы упомянем лишь две. В Коринфе помимо больших Истмийских справлялись Гелотии в честь Паллады; в этих играх красивые юноши участвовали в факельном шествии. В Мегаре в начале весны праздновались Диоклейские игры в честь национального героя Диокла. О Диокле ходило множество рассказов; о его смерти сообщают, что, сражаясь бок о бок со своим любимцем, он в минуту смертельной опасности заслонил его своим щитом и спас ему жизнь, но погиб сам. Эти игры были посвящены памяти об этом афинском чужестранце и о его подвиге, на них, в частности для молодых людей, проводился и конкурс поцелуев, как это описано у Феокрита (xii, 30): «Возле могилы его собираются ранней весною / Юноши шумной гурьбой и выходят на бой поцелуев. / Тот, кто устами умеет с устами всех слаще сливаться,/Тот, отягченный венками, идет к материнскому дому»[41]. Этот сюжет использован в «Антиное» – современном романе, написанном Эме Жироном и Альбертом Тоссой в духе античности, но там подобный конкурс проводится в египетских Фивах.

Гимнические состязания (то есть состязания, связанные с показом ловкости тела), народные игры, песни и танцы, а позже еще и театральные представления были связаны с Элевсинским праздником, о котором речь пойдет позже. Если в Элевсине, несмотря на религиозный дух этих игр, а может быть, и благодаря ему, присутствовал эротический элемент, то в еще большей степени он наблюдался на празднестве Фесмофорий, отмечаемом только с участием женщин в честь фесмофоров, то есть богинь‑законодательниц Деметры и Персефоны. Хотя многие детали до сих пор остаются не вполне ясными, все же, в общем, можно сказать, что более глубокая идея этого праздника была посвящена памяти Деметры, которая познакомила людей с сельскохозяйственной деятельностью, тем самым позволив им осесть на одном месте. Особенное влияние Деметра оказала на женщин и их жизнь в браке. В греческом языке «бросать семя» и «зачинать детей» имеет одинаковый смысл; отсюда и праздник отмечался в посевной месяц, который на Крите и Сицилии называется фесмофорис, в Беотии – даматрий, в Аттике – пианепсион и который приблизительно соотносится с нашим октябрем. Если верить Геродоту, этот культ был уже широко распространен среди пеласгов, автохтонного населения Греции. Во всяком случае, он справлялся по всей Греции и сохранился в самых отдаленных колониях во Фракии, на Сицилии, в Малой Азии и на берегах Черного моря.

В Аттике Фесмофории, которые стали известны отчасти по веселой комедии Аристофана «Фесмофориазусы» (то есть женщины на празднике Фесмофорий), праздновались в период с девятого по тринадцатый день месяца пианепсиона. Все женщины, которые намеревались принять участие в этих празднествах, должны были воздерживаться от отношений с мужчинами за девять дней до праздника; с точки зрения жрецов, это было актом благочестия, истинной же причиной было то, что женщины после такого воздержания со свежими силами могли участвовать в эротических оргиях, сопровождавших праздник. Чтобы с большей легкостью отказаться от интимных отношений в это время, женщины клали в постель остужающие пыл травы и листья известных им растений, в особенности таких, как агнус кастус, предотвращавший беременность, и другие растения, такие, как кнеорон, конюдза. Как отмечает Фотий, в это время они усиленно употребляли в пищу чеснок, чтобы отпугнуть мужчин запахом изо рта.

 

Другие праздники

 

В сельской местности праздновали Дионисии: торжественная процессия несла гигантский фаллос или несколько его изображений. Праздник сопровождался всякого рода грубыми развлечениями – гротескными плясками, дразнящими, порой непристойными жестами и шутками. Второй день фестиваля, который назывался Асколия, знаменовался особыми развлечениями. В этот день обнаженные мальчики скакали на одной ноге на винных мехах или на кожаном набитом (изнутри) мешке, смазанном маслом; желание не соскользнуть и удержаться на скользкой поверхности, несомненно, вынуждало их принимать вызывавшие смех позы, хотя изящество молодых юношей было, видимо, очевидным. Если верить Вергилию, это развлечение в старые времена было весьма популярно и в Италии.

Вскоре после сельских Дионисий проходил праздник давления винограда Ленеи в самих Афинах; главной частью праздника было большое застолье, на которое полис поставлял мясо, а также пляски по всему городу, сопровождавшиеся обычными для Дионисий шутками. Многие участники праздника (который можно сравнить с современным карнавалом) появлялись в костюмах, причем предпочтение отдавалось костюмам нимф, вакханок и сатиров; очевидно, что столь легкие одежды располагали ко всякого рода эротическим шуткам. Разумеется здесь царили различные буйные и распутные пляски, столь замечательно описанные Лонгом в его романе о любви Дафниса и Хлои: «Все, наслаждаясь, лежали в молчанье. Тогда встал Дриас, сыграть попросил Дионисов напев и стал перед ними плясать виноградарей пляску. И он показал, как виноградные лозы срезают, как корзины несут, как сок из гроздей выжимают, как по бочкам его разливают, как, наконец, вино молодое пьют. И все так красиво и ясно пляскою

Дриас изобразил, что казалось, перед глазами все это было – виноградные лозы, точило и бочки и будто вправду пил сам Дриас»[42]. Многие участники праздника приезжали туда на повозках, на которых они изображали разные смешные трюки и шутки, так что даже выражение «шутки с повозки» стало поговоркой. В этом обычае можно усмотреть истоки современных римских развлечений с разбрасыванием конфетти и прочими проделками. Не стоит напоминать о том, что молодое вино лилось рекой на всех Дионисиях, однако следует особо отметить, что здесь же проходили состязания певцов, исполнявших торжественные дифирамбы, ставшие обычными на сельских Дионисиях, а также давались театральные представления, действие которых происходило в Линее, откуда получил название и сам праздник. Линей – это место, посвященное Дионису, на южной стороне Акрополя с двумя храмами и театром.

В следующем месяце справляли Амфестерии; в первый день открывали перебродившее вино. На второй день – в Праздник кувшинов – новое вино пили на общем застолье, а тайное жертвоприношение, которое жена верховного архонта, второго лица в государстве, посвящала Дионису, символизировало ее брак с этим богом. Третий день назывался Праздником горшков, когда горшки с вареными овощами выставлялись в качестве дара Гермесу Хтонийскому (подземному) и душам умерших.

И наконец, в месяце элафеболионе (март – апрель) справлялись большие, или городские, Дионисии, которые продолжались несколько дней и куда стекалось огромное множество народа из сельской местности и из других государств. На этом празднике внимание привлекала пышная процессия, в которой хоры распевали дифирамбы, славившие Диониса, и которая сопровождалась красивыми танцами в исполнении мальчиков в нарядных одеждах. Мы располагаем письменным подтверждением этого события (КАН, ii, 1, 203, № 420), в нем выражается признательность мальчикам и их учителю, который обучал их этим танцам и пению. На заходе солнца процессия возвращалась, и люди устраивали уличные застолья, где много пили, расположившись на импровизированных ложах, и один или несколько фаллосов были атрибутами этого развлечения. Кульминацией праздника были комические и трагические представления, привлекавшие огромные толпы зрителей.

Наконец, стоит упомянуть, что во многих регионах Греции, особенно на Кифероне и Парнасе, на островах и в Малой Азии каждые два года Дионисийские праздники проводились ночью, и в них участвовали только девушки и женщины. Женщины, в костюмах вакханок, в козьих шкурах и с распущенными волосами, в руках держали тирсы и тамбурины. Они совершали около своих жилищ разного рода жертвоприношения и исполняли пляски, которые – по той причине, что происходили нередко в состоянии полного опьянения, – вскоре выродились в дикие оргии, о чем мы имеем довольно четкое представление благодаря многочисленным изображениям художников и описаниям поэтов.

В нашу задачу не входит описание всех многочисленных праздников, которые справлялись в разных местах Греции; мы остановимся лишь на тех, в которых сексуальный посыл играл определенную роль.

В месяце гекатомбайоне (июль – август) справлялся праздник Гиацинтии в честь Гиацинта. Он был любимцем Аполлона; однако Зефир, бог ветров, также влюбился в этого юношу; из ревности Зефир переменил ветер во время игры Гиацинта с Аполлоном в диски, направив тяжелый диск в Гиацинта. От удара диска тот умер. Праздник длился три дня: в первый день печально и торжественно приносились жертвы в честь прекрасного юноши; в другие два дня устраивались веселые шествия и состязания в честь Аполлона Карнея. Афиней приводит подробное описание Гиацинтий: «Спартанцы праздновали священный праздник Гиацинтий три дня; в знак печали о смерти Гиацинта они не возлагали на головы венки, участвуя в застолье, не ставили на столы хлеб, пироги и сладости; они пели пэан богу, ничего не делая сверх того, что обычно совершают при жертвоприношениях; очень скромно приняв пищу, они удалялись. Во второй день имели место различные представления и собрания, на которые стоило посмотреть. Вперед выходили мальчики в высоко поднятых хитонах, играли на кифарах и пели в сопровождении флейты, ударяя сразу по всем струнам и пронзительными голосами восхваляя бога в ритме анапеста. Другие в полном вооружении скакали на лошадях на место встречи; затем вперед выходили молодые люди, распевая местные песни: вместе с ними появлялись плясуны, сопровождаемые аккомпанементом флейт и песен. В плетеных повозках или в специально украшенных колесницах прибывали девушки; другие девушки, как в хороводе, сводили процессии друг с другом, и весь город пребывал в радостном возбуждении в предвкушении представления. В этот день совершались многочисленные жертвоприношения и граждане веселились, вовлекая в празднования своих знакомых и даже собственных рабов. Все присутствовали на священном празднике, и казалось, весь город вымер, поскольку все сходились на представление».

После670 г. до н. э. в Спарте ежегодно проводились гимнопедии (пляски нагих мальчиков), которые позже стали проводить в память павших при Тирее (544 г. до н. э.), они также сопровождались танцами обнаженных мальчиков. Характерно, что этот праздник, который проводился для прославления красоты мальчиков и продолжался от шести до десяти дней, настолько высоко почитался спартанцами, что даже самые печальные события не могли служить оправданием отсутствия на этом празднике.

Есть много непонятного относительно гимнопедий, однако следующие вещи не подлежат сомнению. Беккер рассказывает, что на гимнопедиях в Спарте обнаженные мальчики плясали и пели пэаны в честь Аполлона Карнейского; и у Гезихия мы читаем: «Некоторые утверждают, что это спартанский праздник, на котором мальчики бегают вокруг алтаря Амиклеойона, ударяя друг друга по спине. Это неверно, ибо они празднуют его на рыночной площади; и они вовсе не ударяют друг друга, но участвуют в процессиях и хоровом пении обнаженных мальчиков». С этим согласуется сюжет недавно раскопанной бронзовой статуэтки, изображающей нагого лидера хора, украшенного гирляндой, найденной в святилище в Амикле.

В месяце бёдромионе (сентябрь – октябрь) справлялись широко известные и высоко чтимые Элевсинии. Отличительные черты этого праздника, который продолжался в течение девяти дней, выделить трудно, но этого и не требуется для нашей книги. Первоначальный сельский праздник позже превратился в другой, связанный с представлением об умирающем в земле и возрождающемся зерне. Эта идея имела мистическую связь с историей Персефоны, унесенной Гадесом в подземное царство при условии, что шесть месяцев в году она будет проводить там, а шесть месяцев – на земле при солнечном свете, была связана с более глубокой идеей бессмертия и носила глубоко религиозный, эзотерический характер. Это представление развилось в тайный культ, в который посвящались с помощью тайной церемонии и секреты которого никому не дозволялось знать. С этих самых пор хлеб, вино и кровь играли мистическую роль символов страдания, смерти и воскрешения божества.

В первые дни праздничных жертвоприношений совершалось очищение и омовение участников, которые целой процессией направлялись к морю при всеобщем шуме и гаме. На шестой день большая праздничная процессия вступала на Священную дорогу от Афин до Элевсина (около 9 миль), лидер процессии изображал Иакха, под именем которого Дионис был известен в Элевсинских мистериях. В этих шествиях принимали участие тысячи людей, головы которых были увенчаны плющом и миртом, в руках они несли факелы, сельскохозяйственные инструменты и снопы зерна. Иакх, как яркая путеводная звезда, возглавлял мистов (посвященных) во время священной церемонии в Элевсинскую гавань, где ночное горное эхо вторило веселым песням, а морские воды отражали бесчисленные огни факелов.

В месяце пианепсионе (ноябрь – декабрь) в Афинах, Спарте, Кизике и повсеместно устраивали Пианепсинские игры. Праздник получил название от пианос, блюда из очищенного ячменя, и проводился после сбора урожая в честь Аполлона и Артемиды. На этом празднике обычно из дома в дом мальчики несли ейресионе, срезанную оливковую ветвь, обмотанную шерстью и свитую в венок, одновременно исполняя популярные песни и прося подарков. В том же месяце в Афинах праздновали Осхофории. Он назывался так от осхой, виноградных лоз с ягодами, которые несли перед процессией два красивых мальчика, одетые в женские одежды, у которых были живы оба родителя, избранные от каждой трибы; другие лозы несли самые красивые и активные эфебы, которые бежали из храма

Диониса в храм Афины Скирас в Фалерской гавани. Победитель получал в качестве награды сосуд с напитком, содержавшим пять даров года – вино, мед, сыр, зерно и масло, – и исполнял популярный веселый танец в сопровождении хора других мальчиков.

Об одеянии других мальчиков, которые для нас неожиданны, рассказывает Плутарх, описывая праздник, посвященный Тезею: «Праздник Осхофорий был также учрежден Тезеем. Дело в том, что, отправляясь на Крит, он увез с собою не всех девушек, на которых пал жребий, двух из них подменив своими друзьями, женственными и юными с виду, но мужественными и неустрашимыми духом, совершенно преобразив их наружность теплыми банями, покойною, изнеженною жизнью, умащениями, придающими мягкость волосам, гладкость и свежесть коже, научив их говорить девичьим голосом, ходить девичьей поступью, не отличаться от девушек ни осанкой, ни повадками, так что подмены никто не заметил. Когда же он вернулся, то и он сам, и эти двое юношей проше<