От контр-адмирала Н.И. Никольского

Смотри в корень!

Считается правда у каждого своя.

А истина на всех про всех единственная

Козьма Прутков

 

Она извлекается в полемическом задоре между оппонирующими участниками диалога, происходящего, как правило, на той или иной почве. Такая видная личность, как контр-адмирал Никольский Николай Иванович, штатный начальник штаба эскадры, и.о. Командующего эскадры на период отсутствия последнего на месте из-за отпускных обстоятельств, безусловно нам интересна. В качестве одного из участников событий вокруг линкора и его незавидной планиды. Прямо сказать, в материалах Бориса Каржавина, он проходит также одним из виновников трагического происшествия на водах, не взявшим на себя ответственность за спасение гибнущего корабля. При чём на его глазах. Могший в ситуацию вмешаться и решительно повлиять на ход событий. Комфлот В.А. Пархоменко, прибывший на аварийный корабль первым за пять минут до прихода на борт Н.И. Никольского, действовал по обстановке, и обнаружив отсутствие в тесных рядах сражающихся в схватке и с драмой штатных командира и старпома, а помощника находящегося у пробоины на подхвате, именно ему поручил вступить в командование обезглавленным кораблём. Находившимся в состоянии между небом и поверхностью бухты, но ещё не готовым отправиться на дно. Вмешательство такого руководителя, на первых минутах схватки с опасностью обещало многое. Ум, опыт, талант, чёткий очерченный круг обязанностей, вместе с ответственностью за состояние дел в объединении, знания способностей подчинённых единоначальников и их умение действовать в сложной обстановке, очень убедительно свидетельствуют в пользу того, что он оказался бы там во время и в центре событий. Но не вступил в командование аварийной плавединицей, подчинённой ему с «потрохами». Ограничился действиями по оказанию помощи подчинённым в борьбе за живучесть корабля, так как имел собственное представление как самому быть и где в поединке со стихией находиться. Читателям, конечно, спустя десятилетия, крайне любопытно будет узнать, как так руководитель высокого ранга исполнил долг перед Отечеством? В обстоятельствах, каким не позавидуешь. А нам представится удобным вникнуть глубже в тайну катастрофы национального масштаба и узнать – был ли в действительности у линкора шанс остаться на плаву, а морякам, не убитым взрывом, выжить.

Только со спуска на воду, по вступлению членов экипажа на борт и с занятием мест у механизмов по повседневному расписанию, корабль обретает душу. Очень даже не случайно и традиционно надлежит во всех флотах мира считать эту дату днём его рождения!!! Который отмечается как праздник ежегодно. В дату схождения корпуса, а их на зыбкую палубу собрата по выбору мореплаватели неизменно задаются вопросом, будет ли он им спутником в поджидающих их вместе неизбежных на переходах в море случайностях?

На этот тривиальный вопрос, с апломбом знатока, контр-адмирал Н.И. Никольский отвечает прямо и не двусмысленно:

– Из всех офицеров и адмиралов (видимо и он в том числе), которые имели прямое отношение к линкору «Новороссийск» и должны были решать вопрос о его безопасности в плавании и в бою, только командир БЧ-5 линкора инженер-капитан 2-го ранга Резников проявил необходимое чувство ответственности, не имея никаких документальных данных о важнейших характеристиках корабля, он в рапорте Командующему потребовал произвести кренование линкора в доке, определить его устойчивость и метацентрическую высоту, без знания которых выход корабля в море, по нашим уставам был запрещён. Однако доклад упрятали под сукно. И волевым решение шефа корабля С.Г. Горшкова линкор начал плавать, поскольку сам Сталин передал личную просьбу: ускорить освоение линкора. Вот тут действительно, если нельзя, но очень хочется, то можно!? О существовании рапорта Резникова комиссия знала, но нигде о нём не было упомянуто. Как бы того, ни сном, ни духом, и в природе – то не было. Единственная польза от такой бомбы случилась самому Резникову. Его не наказали. Кто-то может засомневаться в тезе: находился в отпуске? Однако, находившихся в отпусках, командира корабля и Командующего эскадрой «фитилем» не обошли!?

К характеристике живучести корабля следует добавить, что за 40 лет службы его металлические и без того тощие переборки, коррондировали, как минимум на 4-5 мм, с чётом «безхозного стояния в плену» у англичан на Мальте с 1943 по 1949 г.г. Эти показатели наверняка возросли до состояния решета на плаву. Выкрашенное снаружи и изнутри, у нас это «чудо в перьях» смотрелась олицетворением мощи. Если не заглядывать в формуляр со штатной начинкой.

10 орудий главного калибра в четырёх башнях со стволами на 320 мм вгоняли обывателя в священный трепет, выдававшего в нем фотогеничного красавца на рейде, ощетинившегося такими необычными для нашего глаза пушками. Ещё внушительнее он наблюдался с первых полос центральных газет. При вождях в окружении личного состава под сенью жерл в упор. И только посвящённые в тайну штатные его артиллеристы знали, что весь этот блеск сплошь показуха. Фактически грозный исполин безоружен. Так как, комплект боезапаса на борту в погребах был ещё итальянского происхождения. Уже с признаками разложения пороховых зарядов и начинки снарядов, то есть опасный в обращении для экипажа и безопасный противнику. Кроме того, ещё с времён Цезаря он, остаётся слеп без современных радиолокационных станций и мог быть безжалостно расстрелян и торпедирован в настоящем бою. И по наличию радио- и гидроакустических станций от форштевня до ахтештефня топа фок-мачты и киля, этот старый рыдван напоминал не более чем голую королевскую особу из известной сказки братьев Гримм. Лучше всех, конечно, его состояние знали англосаксонские адмиралы. Потому и расстались без сожаления, зная, что такой подарок будет обузой Советам в полном смысле слова. Некоторые же наблюдатели даже на полном серьёзе анализируют якобы британский след в его гибели. Едва ли состояние такой «колымаги» могло вдохновить их специальные службы на столь героический подвиг. Уж кто-кто, а они просчитывают цену затрат на лавры. Немецкий суперлинкор «Тирпиц» они, тому в пример, преследовали долго и методично, пока не утопили окончательно в норвежском фьорде. Уж если и кого-то подозревать в чувстве мести по отношению к нам, единственно способными на слепую ярость, из плавающих на водах, оставались, естественно, итальянцы. Способные не столько демонстрировать свои вокальные данные миру, поглощать спагетти, воевать только по цивильному графику при температуре плюс 21°С, но и топить чужие корабли методом кавалерийских набегов подводных диверсантов прямиком в чужих портах. Отъявленный фашист, «чёрный князь» Юнио Валерио Боргезе, командовавший на войне 10-ой флотилией МАС (малых автономных средств), с блеском продемонстрировал личные способности и достоинства своих людей-лягушек англичанам на Гибралтаре и в Александрии подрывом пары линкоров. Демонстративно, на рейде военно-морской базы. И когда стало известно, что «Джулио Чезаре» вот-вот сдастся большевикам, да ещё и, сменит флаг, станет ходить в море рядом, фашистская партия опубликовала в прессе страны такое заявление:

«Линейный корабль «Юлий Цезарь» - гордость итальянского флота будет плавать под советским флагом. Наша партия даёт клятву: рано или поздно, но в течение десяти лет линкор должен быть возвращён Италии или уничтожен любыми средствами!»

Поэтому адмирал Г.И. Левченко, прибывший в албанский порт Валлона утром 15 января 1949 года вместе с командой на теплоходе «Украина» на приёмку корабля, извещённый атташатом об обещанной акции, сразу почувствовал себя на пороховой бочке. Ему мерещились, в натуре и всерьёз, в экипаже сдатчиков потенциальные диверсанты. Поэтому, сдав плавединицу командованию флота, с приходом в Севастополь, он залёг в госпиталь с сердечным приступом. Однако итальянский спецназ, в Отечественную базировавшийся у нас на курортном Форосе, просто отложил диверсию до лучших оказий. Как-никак, а карта с акватории Севастопольской бухты, взятая на память ими при драпе, в итальянском Генштабе сохранилась. На всякий случай. Так что задуманная акция могла и подождать столько, сколько потребуется.

Заведомо знаю, добавлю от себя, что они её выждали. У меня есть аргументы в пользу такого вот наблюдения. Единственно подтверждающие из всего того, что имеет к размышлению, действительно итальянский след. Мимо каких прошли все исследователи тайны ушедшего века. Но об этом в заключительной главе….

Далее контр-адмирал повествует о последних сутках пребывания бывшего «Чезаре» на плаву, косвенно подтверждающих, что чужой спецназ действовал в Севастопольской бухте примерно в те же часы скрытно, осмотрительно и почти как у себя дома. Тому способствовал режим наибольшего благоприятствования, устроенный им нашим командованием для организации диверсий по собственному недомыслию, если не разгильдяйству! Об этом чуть ниже. Так как флаг-корабль эскадры в 8 часов рокового утра 28 октября, сразу после подъёма флага, снялся с якоря и направился в полигон боевой подготовки на выполнение упражнения по артстрельбе, с одновременной отработкой учения по борьбе за живучесть. И с последующим переходом на мерную милю для определения скорости движения на разных режимах работы машин. По возвращению из похода, на входе в базу, он получил приказание от оперативного дежурного штаба объединения: «Встать на якорные бочки № 3». У него была своя стоянка на рейдовых бочках № 12 в районе бухты «Голландия», в восточной части Северной бухты у южного берега. Но так как бывший флаг-корабль эскадры линкор «Севастополь», 130 раз стоявший на «престижных» рейдовых бочках № 3, сменил амплуа и был зачислен в учебные суда, линкору «Новороссийск», согласно статусу, полагалось занять новое место стоянки. На каком, до того отметился всего лишь 10 раз. И чужому спецназу, воленс-ноленс, надо было действовать согласно задуманному сценарию более оперативно. В нервотрёпке. Не исключено, спасшей Севастополь от худшего. Не дай Господь, дотошно лазая по днищу с рулеткой, «гости» бы установили свои фугасы на сюрприз под артпогребом главного калибра, тогда бы фейерверк состоялся настолько впечатляющим, что весь экипаж линкора прямиком бы отправился сразу на небо в полном составе. А командование флота удостоилось бы побудки кирпичом в окно спальни в супружеских постелях!?

Искусство швартовки особая стать для командира корабля. Наш крейсер «Свердлов» при визите на коронацию Елизаветы II в Англию, под командованием каперанга О.И. Рудакова чётко прошёл к отведённой точке на рейде в Портсмуте. И встал на якорь способом фертоинг всего за 26 минут. За что удостоился не только рукоплесканий от матёрых морских волков, рева от рукоплесканий прессы, но и был принят первым юной королевой. Причём гораздо раньше адмиралов и других командиров, старших нашего военмора по званию и статусу кораблей!?

К сожалению, и.о. командира линкора старпом кавторанг Г.А. Хуршудов, по отзывам, таким талантом не располагал. При подходе к бочкам, по мнению своего старморнача, он поздно дал задний ход, не погасил инерцию такой громадины. И чтобы окончательно не проскочить бочки, отдал левый якорь. Давший Правительственной комиссии хлебный аргумент, что тот, на инерции, с протяжкой якорь-цепи подвинул, толкнул и «разбудил» было прикорнувшую с последнего бомбометания пятью годами раньше в 1950 ящичную донную немецкую мину образца RMH. Что по состоянию на сегодня звучит не просто абсурдно, а «облаком в штанах» в эфир. И не более того. Как бы товарищи очень учёные мужи, с пеной у рта, не таскали друг друга за бороды в споре о правомочности такой посылки. Ныне считается уже доказанным, что они, мягко говоря, были тогда не совсем правы. Если и их не умышленно водили за нос…

В доказательство, что «сюрприз с двойным толчком» имел право на осуществление, у Н.И. Никольского есть сообщение покруче. В главной твердыне флота, оказывается, все давно шло и ехало к махровому ЧП. Причём согласно краеугольных положений основ диалектического материализма. По ним, почти как по бытовому закону Мэрфи, несколько «случайностей», в пересечении, обязательно могут обернуться катастрофой. Так вот, с возвращением эскадры в родные пенаты в 1944 году, для защиты Севастопольской бухты от происков супостата в облике подлодок, быстроходных катеров и просто коварных диверсантов, вход туда был перекрыт боно-сетевым заграждением. А для прохода своих кораблей в ограде существовали ворота. Подвижные. У каких постоянно был должен дежурить буксир. С монотонной обязанностью: пущать и выпущать. Но буксиров в базе тоже числилось не так много, и все они жгли топливо, поэтому буксир, из экономии, стали высылать только по вызову осуществить проход в ту или иную сторону. А не болтаться там на всех ветрах. С подрабатыванием машиной.

Сказано-сделано. Но в октябре 1955 года в той же Севастопольской бухте, согласно сообщению контр-адмирала, ещё и велись дноуглубительные землечерпательные работы. При этом баржи-самоходки, отвозившие грунт на внешний рейд, по скользящему графику, тоже подолгу ожидали явки плавсредства. Строители направили ещё комфлоту С.Г. Горшкову челобитную с просьбой сократить простой барж. И оттуда последовала, как свидетельствует истец, потрясающая своим лаконизмом резолюция на бумаге: «Нач. штаба! Баржи не задерживать. С. Горшков». После чего, согласно указанию ВРИО начштаба флота К. Сталбо, боновые ворота вообще не закрывались ни днём, ни ночью. В том порядке и на дату с 28 по 29 октября они были гостеприимно распахнуты. Вину за прохлоп, как мы помним, взял письменно потом на себя контр-адмирал А.А. Галицкий. Затем «омоложенный» и восстановленный в звании; за бросок под «танк».

Бумага, как известно, любую нагрузку держит. Кроме сжигания. В морской воде она консервируется вместе с текстом, исполненным в карандаше. А вот в окружающем базу флота ландшафте нас поджидает очередная вводная. Из того букета, что все так оптом и погубили линкор. Она ещё несколько пикантнее предыдущей. На страх врагу, у ближних подходов к главной твердыне флота, где-то в дистанции 8-10 кабельтов от входа в саму бухту, был обязан постоянно дежурить противолодочный корабль. Из состава сил охраны водных рубежей. Ему вменялось зорко бдеть визуально за акваторией – сверху и вести неустанное наблюдение за подводным средами техническими средствами. С использованием гидроакустической аппаратуры. Фланируя вокруг да около оси Инкерманского створа. И все попытки проникновения неопознанных объектов внутрь, туда, где по якорным точкам стоят корабли эскадры, мужественно пресекать. Фактическим бомбометанием. Без сантиментов и деклараций.

По состоянию на 28 октября, кстати, весь флот находился в повышенной готовности. Так как в гости к туркам, отмечавшим свой национальный праздник, в бухту Золотой Рог заявилась целая эскадра кораблей НАТО. Самый внушительный отряд боевых плавединиц прикатил из США. Но мы ведь народ с размахом: всех побивахом. Поэтому вопреки параграфу оперативной инструкции и поперек здравому смыслу, с рассвета 28 октября, назначенный на вахту катер отправился в море к мысу Лукулл на обеспечение учебных полетов авиации. Других плавсредств на замену в соединении ОВРа ему не нашлось. А объявился он на вверенном посту за…минуты до «фейерверка» без танцев!? Как видим, в совпадение парочки случайностей, плюс постановка в плановый [!?] осмотр стационарный гидроакустической станции «Сатурн-12», тоже сторожившей подводные среды окрест., более чем убедительно подтверждают, что с противолодочной обороной на флоте был полный бардак. И только сплошное везение спасало пока «непуганных островитян» от настоящих неприятностей. А когда они вламываются без приглашения, в идиллию, платить надо не спрашивая о расценках!?

Все следственные действия правительственного официоза во главе с В.А. Малышевым, побывав у того на «аутодафе», начштаба эскадры назвал нелестно «охотой на ведьм» и «шемякиным судом». На его просвещенный взгляд важнейшим разделом доклада комиссии в ЦК КПСС должно было бы стать точное выявление причины взрыва, а не назначение виновных за, якобы, бездарно осуществленную спасательную операцию с погибшим «Новороссийском». Понятно, мы живем в мире, где за поступки, те или иные, приходиться «отделываться» по номиналу. Но нельзя же было в обоснование притянутой за уши версии с миной, закрывать глаза на все остальное. Сейсмограммы, по криминалу и парочке учебных подрывов, в сравнении и близко «ни в какие ворота», а с молчаливого согласия экспертов, якобы подтвердили германский след. Один из двух «котлованов» на грунте под днищем комиссией просто проигнорировали. Первый ещё и не описан подробно. С извлечением под микроскоп и на химанализ всех предметов из мрака глубин на свет божий. Опять таки сама версия с протяжкой якорь- цепи по грунту и «побудкой мины», тоже не выдерживает критики. Якорь отдавался по левому борту, а «наезд»с дырой в корпусе от «оглушительного» удара снизу случился справа. Весь набор доказательств смотрится вполне с потолка, если не с самой Луны. Конечно, в комиссии заседали не,,лунатики”. Но более всего удручает, что вся команда Малышева, сплошь ведомственная, должна была бы взять на себя вину и понести суровую ответственность за фактическую нежизнеспособность и даже небоеспособность «чуда в перьях», носящего громкое имя линкора «Новороссийск». В уважающих своих моряков странах все подобное старье пущено на переплавку. Только у США числится 4 таких исполина, типа «Миссури», но все выведены по умному в резерв. А цвет ВМС страны Советов в лице полных адмиралов В.А. Фокина, Н.И. Виноградова, В.И. Платонова, инженера-вице-адмирала А.А. Фролова и контр-адмирала А.В. Комарова, на слушаниях представлявшего могущественный Главпур, не нашли в себе мужества открыто заявить о всех этих несуразицах и потребовать отправить «старую колымагу» на слом. Разумеется, ещё тогда, когда она находилась на плаву. В собственном обережении. Как крестовая веха, какие принято обходить со всех сторон, дабы «не вляпаться на мелюган». К представителям Главкомата ВМС у контр-адмирала остался без ответа и вопрос, почему они приняли молча придуманную тупо минную версию катаклизма и не оспорили её? Получается так, что отнесение той в эхо войны, устроило всех? И их в том же порядке?

Скажу от себя: «Ах, как скверно, потому как в составе расследователей, не хватало тени Андрея, как в народе утверждалось не Януарьевича, а Ягуарьевича [!?] Вышинского!». Тот бы привел в меридиан всех!

Далее Н.И. Никольский развенчивает тезисы доклада комиссии по пунктам:

1.В докладе утверждалось, что «штаб флота, получив сообщение о подрыве линкора, был обязан немедленно усилить охрану, ввести в действие все средства наблюдения, выслать в море дозоры и усилить разведку. Для чего следовало объявить «большой сбор» и перевести соединения главной базы в повышенную готовность…

Штаб флота вместо того, чтобы объявить «большой сбор» на базе, объявил готовность № 1 только аварийной и медицинской службам флота «в распорядительном порядке оповестил некоторых начальствующих лиц флота».

Ответ «Чемберлену» не замедлил себя ждать:

«Комфлоту вместе с Нач. штаба флота доложили изначально, что на линкоре взорвалась всего лишь бензоцистерна. Через 20 мин. они прибыли в штаб, а ещё 10 мин спустя вступили на корабль. Его положение особой тревоги не вызвало, поэтому командование ограничилось распоряжениями по оказанию непосредственной помощи, терпящим аварию. Была организована отправка раненых в госпиталь, вызваны аварийно-спасательные суда и буксиры. По мере прояснения обстановки усилили охрану Главной базы и поиск возможных диверсантов».

2.Дальше больше в докладе, в тоне категорического императива заявлено:

«…Поспешно, неправильно и преступно легкомысленно оценив положение корабля, ни Комфлот В.А. Пархоменко и член Военного Совета товарищ Кулаков, ни И.О. Командующего эскадрой товарищ Никольский не приняли в первые же минуты по прибытии на корабль такой простой и совершенно необходимой меры, как введение в действие главной машинной установки (на что пошло бы 30-40 минут), и не приказали осуществить перевод сильно поврежденного корабля на мелкое место (на глубину 10-11 метров). Вместо этого Комфлот отдал безграмотную команду оттаскивать поврежденный линкор к берегу сравнительно маломощными буксирами. Буксиры провозились у корабля около 2 часов до самого опрокидывания, но отбуксировать линкор не смогли. Это и предрешило гибель линкора».(??)

У истца на сей счет своё особое мнение:

«Комфлот прибыл на линкор в 02.00, а Командующий эскадрой - в 02.05, когда корабль стоял на ровном киле. С дифферентом на нос. Крен на правый борт 2-3° был уже спрямлен. По докладам инженер-механиков главная носовая переборка цитадели не была нарушена, а распространение воды по кораблю приостановлено. Состояние корабля опасений не внушало. Глубина места в точке стоянки 17 метров, высота корпуса также 17 метров, ширина 28 метров. Оснований для паники, при таких размерениях, ни у Комфлота, ни у командующего эскадрой не было. И вводить в действие главные машины было бы себе в ущерб. Эта идея возникла потом, задним числом. У кого-то из членов комиссии заклинила в мозгах, как некая спасительная панацея.

Что же могло произойти, если бы был отдан приказ готовить главные машины? Исполнение заявки, по оценке самой комиссии, состоялось бы через 35-40 минут с момента отдачи указания? Это бы произошло на отсчете времени 2 часа 40-50 минут, когда общее положение аварийного корабля уже серьезно осложнилось. Переборки в носовых помещениях внутри корпуса лопались одна за другой. Линкор все больше садился носом, пока в 2 часа 20-30 минут не коснулся грунта. А в 2 часа 40 минут он уже им упирался, и крен на левый борт составил 5-6°. При таком раскладе на движении вперед под машинами линкор зарылся бы в илистое дно словно бульдозер. От усилившегося напора воды переборки затрещали по швам бы ещё сильнее, и менять курс его по необходимости стало бы невозможно.

Попытка двигаться задним ходом могла обойтись выбрасыванием такой туши на берег в районе Госпитальной пристани. А развернуть упертый носом в грунт корабль, на заднем ходу, кто бы смог? Единственно, что смогли бы сделать буксиры, так это развернуть корму корабля к берегу, что они и осуществили…

Гибель линкора предрешило преступное отношение к своим служебным обязанностям тех людей, которые заставили плавать корабль, не имеющий минимально необходимой непотопляемости и живучести, преступно отнеслись к его ремонту. Не обеспечили перечнем необходимой документации. Их амбиционное желание иметь такого ранга корабль в строю обернулось гибелью 609 матросов, старшин и офицеров.

3. Особо представитель командования флота прошелся по мнению комиссии, прозвучавшем в докладе о командире корабля, находящегося в критическом состоянии: «В результате грубого нарушения Устава корабельной службы на линкоре оказалось одновременно по крайней мере четыре командира корабля, которые находились в разных местах: Комфлот Пархоменко и член Военного Совета Кулаков - главным образом на палубе юта; и.о. Командующего эскадрой Никольский – на палубе юта или на палубе шкафута; командира корабля Хуршудов – в кубрике № 7 и помощник командира корабля Сербулов – на палубе у носа, около пробоины. Никто из этих командиров не находился, как положено по Уставу, на Главном командном пункте корабля (ГКП), оборудованном всеми средствами связи, «откуда только и можно было удобно, быстро и действенно руководить борьбой за спасение корабля…»

 «…Находясь на палубе корабля, ни один из этих командиров не мог своевременно и быстро получать необходимые данные о ходе борьбы с водой, об общем положении корабля, не могли они рассмотреть, как следует чертежи корабля и другие технические документы. Поэтому часто вызывали к себе на палубу на доклад с Поста энергетики и живучести (ПЭЖ) непосредственных руководителей работ по спасению корабля…» «…Это отвлекло названных товарищей Матусевича, Городецкого и пришедшего им на помощь Иванова от решаемой непосредственно задачи.»

Столь по убийственному заключению комиссии истец ударно ответил залпом главного калибра: «Во время борьбы за спасение линкора «Новороссийск» на его борту находились с 2 часов 00 минут Комфлот, а с 2 часов 05 минут Командующий эскадрой, которые по Уставу не только не обязаны командовать кораблем, но и не имели на это права. Устав предусматривает их право и обязанность принять на себя не командование, а управление маневром корабля в особо сложных условиях. Момент принятия управления маневрами корабля определяется прямой командой старшего начальника на рулевое управление или машины для изменения курса и скорости хода корабля. Этот факт должен заноситься обязательно в вахтенный журнал. При этом командир корабля не освобождается от исполнения своих прямых обязанностей и должен всемерно способствовать успешному выполнению маневра. Обратная передача управления также должна быть зафиксирована записью в вахтенном журнале.

Фактически линкором командовал капитан 2-го ранга Хуршудов, принявший командование с момента убытия в отпуск штатного командира линкора капитана 1-го ранга Кухта 16 октября 1955 года.

28 октября вечером Хуршудов уволился на берег, и после его схода с корабля обязанности командира исполнял помощник командира корабля капитан 2-го ранга Сербулов до возвращения с берега капитана 2-го ранга Хуршудова (по его словам это произошло в 3 часа 30 минут 29 октября 1955 года). Время ухода с корабля и время возвращения командира, согласно Уставу, определяется подачей команды «Смирно» у трапа дежурным по кораблю при сходе и вступлении и обязательно заносится в вахтенный журнал.

Поэтому все рассуждения о четырех командирах линкора, якобы действовавших на корабле одновременно, говорят о полном незнании Устава или о сознательном игнорировании четких уставных положений и фактической ситуации на корабле. А утверждения типа: «Комфлот должен был принять на себя командование линкором», «Комфлот приказал Командующему эскадрой вступить в командование линкором», «Командующий эскадрой приказал капитану 2-го ранга Хуршудову взять на себя командование кораблем, чего он уже не имел права делать», «Товарищ Сербулов оказался единственным, кто честно заявил, что он считал и сейчас считает себя командиром корабля» - представляют собой злостные инсинуации всё с той же целью - выискать побольше виновников гибели линкора среди командования флота и эскадры, а самим укрыться от ответственности. Верхом фарисейства явилось зачисление в ряды потенциальных командиров линкора члена Военного Совета флота вице-адмирала Кулакова, вместе с которым у комиссии получилось уже 5 командиров корабля!

…Реально на линкоре во время борьбы за его спасение находились командование флотом, эскадрой и кораблем. Каждая командная инстанция выполняла свои функции, но главное внимание было сосредоточено на борьбе за спасение линкора. Тем не менее корабль перевернулся и затонул. Почему?

…Первый и главный вопрос после определения источника и характера взрыва: можно ли было спасти линкор после подрыва, что надо было предпринять для спасения, кто и когда должен был принять соответствующие решения и какие должны были быть отданы приказания?

Борьба за спасение нормального боевого корабля при получении им крупных повреждений сводится к трем основным задачам:

- обеспечение плавучести;

- сохранение остойчивости;

- поддержание живучести механизмов, средств управления и вооружения корабля.

В крайних случаях, когда все меры исчерпаны и потопление корабля становится неизбежным, допускается посадка его на мель.

…Когда через 30 и 35 минут после взрыва на линкор прибыли Комфлот и Командующий эскадрой, положение корабля всеми ответственными лицами оценивалось как вполне устойчивое - крен был спрямлен, поступление воды почти локализовано, раненые эвакуированы. Остался только дифферент на нос. Так прошло ещё 30 минут. Все было, казалось, нормально, только линкор медленно, почти незаметно оседал носом.

Вот к этому периоду и относятся главные обвинения комиссии в адрес Комфлота и Командующего эскадрой: почему не ввели в действие главные машины и не выбросили линкор на берег? (Поставить корабль на грунт на глубине 17 метров, при осадке носом больше 11 метров, можно было только выброситься на мель.) Это «почему» означало, что надо было сразу по прибытии на линкор признать, что гибель его неизбежна. Анализируя хронологию катастрофы, я остаюсь в твердом убеждении, что указанное выше обвинение является измышлением комиссии. А выдвигать обвинение будто «товарищи Пархоменко, Кулаков, Никольский говорят неправду, когда они хотят свои преступные действия объяснить только тем, что они не до конца верили в спасение корабля, вообще глупо и непорядочно.

В объяснительных записках всех, кто действовал на линкоре, нет ни одного заявления о том, что линкор мог затонуть, а тем более перевернуться. Все эти утверждения придуманы за столом комиссии с целью переложить свою ответственность за гибель корабля на тех, кто сделал всё, что мог, но не достиг цели.

Второе обвинение: «Никто из этих командиров не находился, как положено по Уставу, на Главном командном пункте (ГКП), оборудованном всеми средствами связи, откуда и только и можно было удобно, быстро и действенно руководить борьбой за спасение корабля». Так ли это? Обратимся к фактической ситуации на линкоре.

Выше мы уже говорили, что, во-первых, Комфлот и Командующий эскадрой на линкоре в походе занимают место не на ГКП, а на ФКП – Флагманском Командном пункте, откуда можно «быстро и действенно» управлять боем и маневрами соединения кораблей. Флаг-кораблем и другими кораблями соединения командующие управляют только через командиров кораблей: посредством голосовой, радио – и другой связи. На ФКП удобно и эффективно было получать информацию об обстановке на море и в воздухе и совсем неудобно брать данные о положении одного, даже флаг-корабля. Так как в иллюминаторы и бойницы на том кроме собственной палубы, в принципе, не рассмотреть. Уж кому-кому, а Горшкову о том было известно. И почему он другим членам комиссии не втолковал эту простую истину, а поддержал обвинение, можно только догадываться.

Во-вторых, «...как следует рассмотреть чертежи корабля или другие технические документы...» Комфлот и Командующий эскадрой не могли таковые видеть: ни в упор, ни в руках специалистов через плечо. И не потому, что не поднялись на ГКП. А потому, что таких документов просто не существовало. Как не существовало и боевых таблиц непотопляемости. Кое-что было примитивно сделано механиками линкора, но всё это находилось в ПЭЖе, откуда и осуществлялось руководство непосредственной борьбой за спасение корабля. И надо ли было затребовать такую документацию из ПЭЖа «для рассмотрения»?

Разумно поступил Комфлот, предоставив возможность механикам делать своё дело. Мы стояли на палубе у входа в ПЭЖ. Поскольку телефонная связь была нарушена, то вызов одного из трёх инженер-механиков на доклад о состоянии корабля не прерывал действий двух других, оставшихся в ПЭЖе. Всего же вызовов было не более трёх.

Командовавший линкором Сербулов и возвратившийся из увольнения на берег Хуршудов также не укрывались на ГКП, а предпочли находиться вблизи основного центра разрушения и ликвидации повреждения, поддерживая постоянный контакт с ПЭЖем, где находились Матусевич, Городецкий и Иванов.

Правительственная комиссия, при всей своей пристрастности, высоко оценила действия экипажа и названных офицеров, признала их самоотверженными и героическими. Однако мысль свою продолжила следующей эскападой: «Но все усилия личного состава были обесценены и сведены на нет преступно легкомысленным, неквалифицированным и нерешительным командованием»(!?)

Нельзя найти ошибок в действиях личного состава, которые, по мнению комиссии, «предрешили гибель линкора». Так, спрашивается, отчего же он погиб?

Решающие изменения в положении корабля начались примерно после 2 часов 30 минут, то есть через час после взрыва. К тому времени он уже встал на ровный киль. Крен на правый борт был спрямлен. Гибельное влияние на ситуацию оказало дальнейшее распространение воды в носовой части линкора. Проникая всё дальше в корму через многочисленные люки, двери, горловины и другие незагерметизированные отверстия, вода затапливала кубрики и помещения, поднималась всё выше и выше. В хронологии катастрофы отмечено, что в 2 часа 38 минут вода появилась на броневой палубе над кубриками № 6 и № 8. Здесь, как уже было сказано, поперечные водонепроницаемые переборки не везде доходили до верхней палубы, а те, какие разделяли отсеки, имели толщину всего 3 мм. Они просто выдавливались по мере накопления воды. Будто сделанные из папье-маше. И вода получила широкий простор, с большой свободной поверхностью по всем палубам корабля.

Аварийные партии делали своё дело, подкрепляли все новые переборки, герметизировали и конопатили швы и отверстия, но вынужденно оставляли помещения одно за другим. Вода распространялась над броневой палубой, широко разливаясь выше центра тяжести. Остойчивость линкора поэтому неумолимо уменьшалась. Вскоре нос корабля опустился на грунт. И по мере его погружения в ил образовался опрокидывающий момент. Броневая коробка линкора, накрывавшая его всю длину от 1-ой до 4-ой башни, включая машинные и котельные отделения, не доходила до верхней палубы и держала огромную воздушную подушку ниже уровня воды, набравшейся сверху огромной массой.

... В 3 часа 45 минут вся носовая часть корабля оказалась затоплена до 57 шпангоута. На палубе полубака вода дошла до 1-ой башни главного калибра. Из чего можно заключить, что линкор представлял из себя решето, в каком вода находила всё новые дыры. «Дырявое» строение линкора и предрешило его гибель. Тем не менее, зная истинную причину катастрофы, комиссия продолжила изобретать новые объяснения в адрес командования флота, эскадры и корабля.

Попытка хоть немного подтянуть линкор к берегу с помощью буксиров ею была расценена как «пустая и вредная возня», а действия буксиров, развернувших всё-таки свободную корму ближе к берегу, – как содействие увеличению крена и ускорению гибели корабля. Отметив, что «три буксира могли развернуть линкор около якоря», комиссия упустила из виду, что главной причиной, удерживающей корабль на месте, был вовсе не якоре, а нос, погрузившийся в глубокий ил до упора в грунт

Отметив умелые действия личного состава и привлечённых аварийных партий крейсеров эскадры, комиссия записала, что эти аварийные группы «использовались крайне плохо. Неорганизованно. Эти команды были предоставлены сами себе (?)... они зачастую выполняли случайную работу или просто ничего не делали, стояли и стояли на палубе корабля. Очевидно (?), такое положение и привело к тому, что ещё за 25-30 минут до опрокидывания линкора, когда борьба за удержание его на плаву вступила в решающую фазу, была отдана команда аварийно-спасательным партиям с других кораблей покинуть линкор».

И здесь опять комиссия поставила всё с ног на голову. Аварийные партии с крейсеров эскадры работали самоотверженно вместе с аварийными партиями линкора, подкрепляя переборки и пытаясь остановить распространение воды внутри корпуса. И только после того как большинство помещений в носу было затоплено и всё аварийно-спасательное имущество было использовано по назначению, они оказались вынужденными отступать. Усталые и насквозь промокшие, они отходили по приказу и строились на палубе линкора на юте. К этому времени там уже стояли в строю матросы самого линкора «Новороссийск», чьи боевые посты в носу уже были затоплены водой. С разрешения Комфлота я приказал аварийным партиям крейсеров возвратиться на свои корабли. остались только легкие водолазы, которые продолжали бороться с водой в полузатопленных помещениях. Для остальных работ хватило с избытком личного состава линкора. Оценив отрицательно самоотверженную борьбу аварийно-спасательных парт