Феномен детства в Русской литературе рубежа 19-20 веков

Детство как важнейшая нравственно-философская и духовно-нравственная тема постоянно волновало русских писателей. К теме детства обращались такие выдающиеся мастера, как С. Т. Аксаков, Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, А. П. Чехов, Д. Н. Мамин-Сибиряк, В. Г. Короленко, Н. Г. Гарин-Михайловский и другие.

И всё же даже с учётом высших достижений русской классики 19 века всплеск интереса к теме детства в литературе начала нового 20 столетия не может не поражать. Ребёнок стал восприниматься соотечественниками как знаковая фигура эпохи. Он оказался в центре творческих исканий многих художников слова Серебряного века. Достаточно даже поверхностного взгляда на литературу того времени, чтобы отметить всю серьёзность и принципиальность обращения к этой теме. Мир детства привлёк И. А. Бунина и Л. Н. Андреева, Б. К. Зайцева и И. С. Шмелёва, А. И. Куприна и А. М. Горького, Е. И. Чирикова и А. С. Серафимовича, А. М. Ремизова и М. И. Цветаеву. Однако ещё более принципиальное, проблемно-ключевое значение приобрёл «детский вопрос» в мировоззренческих и эстетических исканиях русских символистов, целью которых было не только создание нового искусства, но и выработка новой художественно-философской системы, осмысление места и феноменологического потенциала человека будущего.

В осмыслении современности, в поисках путей преображения мира и души человека символисты всё чаще обращались к постижению феномена детства. Самобытные представления о нём обнаруживаются в разнообразных суждениях и творчестве представителей этого направления. Детское стало для русского символизма мерилом многих жизненных явлений. «Должно учиться вновь у мира и у того младенца, который живёт ещё в сожжённой душе» [14], - писал А. Блок. Ребёнок воспринимался как фактор, направляющий движение жизни и искусства. «В суждениях символистов и близких им по духу художников ребёнок виделся “владельцем” “метафизических формул всех запредельностей”, мудрецом (“бесконечно мудрее премудрого царя”), глубоко понимающим “все сложнейшие жизненные отношения”» (П. А. Флоренский). [14] Детское сознание противопоставлялось взрослому как истинное - ложному, достойное - неприличному. Дитя, считавшееся противником общепринятых правил, представлялось носителем творческого отношения к жизни, что роднило его с сущностными качествами поэта-творца. В. Соловьёв связывал с детьми «возможность лучшего пути жизни». В решении вопроса о нравственной организации человечества высшую задачу философ видел прежде всего в том, «чтобы относительную природную связь трёх поколений одухотворить и превратить в безусловно-нравственную» [14]. Вечным источником поэтического озарения и вдохновения, временем обретения «потаённого света», освещающего и определяющего всю последующую жизнь человека и человечества, было детство для Вяч. Иванова.

Во власти таинственных мистических сил находится большинство героев-детей Ф. Сологуба. Принимая на себя нагрузку многозначного смысла, центральные образы рассказов о детских кошмарах отмечены ещё и подробным описанием душевного состояния героя, его внешнего облика. Действуя подобно профессиональному психологу, писатель исследовал невероятно сложный рисунок души маленького человека, передавая трагизм смертного удела ребенка, обнажая тем самым трагическое состояние современной ему эпохи.

Феномен детства стал предметом глубоких раздумий и переживаний для всех художников-символистов. Он имел для них особое значение, поскольку их целью было не только создание нового искусства во имя нового человека, но выработка новой художественно-философской системы. Сосредоточив внимание на решении бытийных вопросов, символисты в образе ребёнка запечатлели свои представления о мировоззренческих проблемах современности. В связи с этим детская тема рассматривалась ими в общем направлении преображения личности и миропорядка как одна из определяющих. В процессе создания образа детства символисты корректировали и уточняли свои художественно-методологические установки и предпочтения. Более того, феномен детства предстал фактором творческого диалога символистов с русской классической литературой 19 века. Ни в какой иной эстетической сфере не проявилась с такой очевидностью преемственная связь символистов с русской классикой, как в созданном ими образе Детства.

Развивая идею русской классической литературы о спасительной силе детства, писатели-символисты представили её во всей многогранности и полноте: дитя изменяет и преображает людское обличье, очеловечивает душу, пробуждает совесть, открывает то лучшее, что есть в людях. Ребёнок не даёт возобладать злу, возвращает к высшим ценностям бытия, восстанавливает сердечную теплоту христианской любви и веры. Общность позиций художников Серебряного века в оценке детства является свидетельством глубины понимания его как главного нравственного ориентира, точки опоры в судьбе отдельного человека и целого народа.

Стремление к постижению смысла детства легло в основу одной из важнейших доминант творчества Ф. Сологуба. Его произведения написаны не для детей, более того, их архитектоника, конфликт, мифологическая праоснова и психологизм такого свойства, что очевидно: это произведения, адресованные взрослым людям, они написаны «адвокатом» детства. [15]

Для Ф. Сологуба детство - не время пустых забав, а та пора, в которой только и возможно осуществление человека, духовная доминанта, способная определить жизненный путь человека. Мыслью о спасительности добра и светлой радости, подаренных человеку судьбой в детстве, определяется оптимистический, жизнеутверждающий пафос его произведений.

«Называя себя сыном больного века, Ф. Сологуб воспринимал современность как период упадка бытовой жизни, болезни общества, по его словам, быт в такие эпохи становится кошмарным» [15]. Наблюдения над материалом действительности приводили художника к выводам и более общего характера: жизнь вообще - «страшный сон», «плен», «паутина», «стена», «сатанинский котёл», «тюрьма», «темница». Эти и подобные образы-символы постоянно варьировались в творчестве писателя.

Интерес к реальной жизни не был лишь частной приметой творческой манеры писателя. Здесь проявилась центральная особенность его миропонимания и эстетики. Об этом свидетельствуют и прямые заявления Ф. Сологуба, утверждавшего, что наиболее «законной формой символического искусства является реализм» [1]. В этом парадоксальном переплетении лишь на первый взгляд несовместимых крайностей кроется разгадка ключевых особенностей творческой индивидуальности писателя. Жизненные токи воспринимались им с необыкновенной отзывчивостью, отражаясь не только в тематике произведений, но и в выборе средств художественной изобразительности, в формировании и развитии языка и стиля писателя. С особенной рельефностью эволюция признания художником-символистом власти жизни, земных законов бытия запечатлелась в движении его мысли о детстве.

В отличие от предшественников и современников писатель утверждает: мир детства лишь отчасти «золотая пора». Это «золотая пора» по определению, в идеале, но реальная жизнь делает вопиющие «поправки» к идеалу. Идеал, полагали символисты, чреват и спасительной энергией для мира, и силой карающей.

Феномен детства в рассказах и лирике Ф. Сологуба проявляется в ностальгической теме, в конкретном типе героя, в символе. Характерными чертами воплощения образа детства у Ф. Сологуба являются трагизм мироощущения героев и повествователя, психологизм, экзистенциальность. Таким образом, доминантой в творчестве Ф. Сологуба, согласующейся с его символистскими представлениями о новом искусстве, стало «устремление к трагическому», нашедшее своё наиболее полное воплощение в изображении бытия ребёнка. В этом смысле его произведения отразили стиль культурной эпохи на рубеже столетий: трагизм уходящего и хрупкость нарождающегося.