М. Булгаков, «Мастер и Маргарита»

 

Начнем с самой поздней, но наиболее авторитетной нападки на Салавата, так сказать, с тяжелой артиллерии. Залп по башкирскому батыру произвел доктор исторических наук В.Я. Мауль из г. Нижневартовска, заявив «Десалаватизация республики неминуема!». Резонанса, правда, сей залп не имел. Но это - единственный прецедент, когда столь странную кампанию (десалаватизация!), не разобравшись, поддержал (в единственной, правда, статье) человек, обладающий историческим образованием и даже ученой степенью. Это – исключение из правила. Поэтому не лишне представить оппонента. После издания этой книги и этих строк я имел честь побеседовать с д.и.н. В.Я.Маулем лично – и многие вопросы были сняты. Выяснилось, что некие граждане, о которых речь еще пойдет в этой книге, специализировавшиеся на дискредитации башкирских национальных героев, помимо воли проф. Мауля, не поставив его в известность, включили его статью в свою антинаучную кампанию, изуродовав ее собственным названием и вставкой, к которым Виктор Яковлевич никакого отношения не имел, как не имел он отношения и к самому, по его вежливому выражению, «перлу»: «десалаватизация». Публикация нашей беседы приложена в данном издании. При первом издании все это было мне, как и любому читателю, естественно, неизвестно, чем и объясняется столь резкий публицистический стиль дальнейших возражений «десалаватизации». Впрочем, смысл моих взглядов на предмет не поменялся, даже если поменялся адресат этой критики – исказители статьи Мауля вместо него самого.  

Виктор Яковлевич Мауль – специалист по культурологии пугачевского бунта, т.е. его восприятию в русской литературе и народных представлениях. Широкой публике известен по очерку «Архетипы русского бунта XVIII столетия» в сборнике историко-литературных произведений «Русский бунт». (Авторство сборника представлено оригинально: А.С. Пушкин, М. Цветаева, В.Я. Мауль, через запятую). Его диссертация и ряд статей посвящены отражению Смуты в русской смеховой культуре. Они нередко оригинальны, интересны, и совпадают в основных тезисах со взглядами на Смуту как социокультурное явление, высказанным нами. Так что здесь нам с уважаемым профессором спорить не о чем.

Но вот статья, которую он имел неосторожность опубликовать в Интернете (точнее, как выяснилось, от его имени опубликовали, исказив, в Интернете), к прискорбию, не только не содержит ничего из его собственных исследований, но и в ряде моментов прямо им противоречит. Возможно, потому, что уважаемый автор взялся за предмет, никогда не являвшийся областью его научных интересов. Исследования В.Я. Мауля о пугачевщине — вклад не столько в историю, сколько именно в культурологию вопроса. Событийная, историческая сторона пугачевщины в его работах – только фон, собственно объектом исследования они не являются. Правомерно ли, например, рассмотрение столь сложного процесса, как Смута, без учета вошедших в нее национальных вооруженных движений, в особенности – массового выступления служилого народа – башкир, без которых она просто не состоялась бы как явление? На 412 страницах работы уважаемого В.Я. Мауля о пугачевщине имя Салавата Юлаева не упоминается ни разу, и вообще сведений о ходе событий на Южном Урале того периода в тексте немного. Об участии башкир – еще меньше, их как бы нет. Как ни странно, это не снижает новизны работы – событийная сторона пугачевщины освещена хорошо и давно, напимер, по событиям в Башкортостане – И.М. Гвоздиковой, и В.Я. Мауль уверенно доверился суждениям специалистов, занявшись иным, собственным, направлением изысканий. Но поскольку, по их результату, его мнение отныне освещено авторитетом доктора исторических наук, попробуем разобраться в них отдельно.

Строго говоря, его статья о «десалаватизации» научной статьей также не является – вывешенная в Интернете, со ссылкой на самый маргинальный политический сайт (находящийся ныне под уголовным преследованием за разжигание межнациональной розни), вне рецензируемых журналов или публикаций, она написана в научно-популярном стиле [см. Список, 48]. Чего стоит одно название: «Десалаватизация…». Сразу вспомнилось классическое, булгаковское: «остолбенев от этого слова «пилатчина, я развернул третью газету». Но не будем придираться к названиям. Начнем с методологических искажений, они важнее.

Начинается статья заявлением, которое не худо бы помнить всем, кто пишет на эту тему: «Салават Юлаев безусловно национальный герой башкирского народа». С безусловностью данного факта автор статьи не спорит. Но весь последующий текст — попытка оспорить изначально признанное безусловным. Постмодерн, господа, никуда не денешься. Некогерентность стала не признаком низкой квалификации — но напротив, родовым свойством не только популярных, но и научных текстов многих и многих авторов, включая весьма именитых и талантливых. (Вспомним «историко-просветительский» проект А.М. Буровского).

Далее используется прием, который в научном споре является просто некрасивым — критикуется утверждение, которое никто не защищает, тезис, просто не соответствующий истине. «Однако не надо забывать, что в нашем общем многоквартирном доме дружбы проживают представители 130 национальностей и заставлять их покланяться [так в тексте. — А.Б.] башкирскому символу незачем». Я был бы весьма признателен, если бы мне указали, кто, когда и кого «заставляет поклонятся башкирскому символу». Памятник работы С.Д. Тавасиева, по определению объектом поклонения не является — это именно памятник, буквально — скульптура для памяти, а не идол, как и памятник в центре города Салавата. От премии или ордена имени Салавата, насколько мне известно, не отказывался пока ни один человек без различия национальной принадлежности, пользоваться улицей или проспектом Салавата Юлаева — также. Пример первого — удалые хоккеисты «Салавата Юлаева», к неистовому восторгу всей Башкирии ставшие чемпионами России-2008.

Что касается «башкирскости» этого символа, то именно достижением отечественного культурогенеза ХХ века я считаю положение, когда «башкирские символы» стали разделятся всеми «представителями 130 национальностей», а не только башкирами, когда русские учатся уважению к памяти башкирских батыров, а башкиры — к памяти Суворова, Кутузова, Рокоссовского. Казалось бы, эту точку зрения поддерживает и уважаемый В.Я. Мауль: «При этом не стоит отделять или противопоставлять историю отечественную и историю башкирскую. Последняя – органическая часть первой». Но, к сожалению, общий смысл его статьи противоречит ее же отдельным фрагментам.

«Общественные круги», на сайте которых опубликовал цитируемую статью д-р Мауль, добиваются как раз обратного: чтобы между башкирскими и русскими национальными героями вновь легла непереходимая пропасть, закрытая было трудом нескольких поколений, чтобы разошлись у людей представления о хорошем и должном. Однако не следует забывать, что без малого сотню лет Салават был героем не только башкирского народа, но и символом всего «нашего общего многоквартирного дома дружбы», если иметь под ним ввиду Башкирию, Башкортостан, будь то в рамках БАССР или РБ — насколько мне известно, территориальные и культурные рамки нашей республики не изменились от переименования. Символом этой самой дружбы «130 национальностей», причем символом общесоюзного масштаба.

Это и отличает его образ от образов героев предшествовавших башкирских восстаний: про Сеита Садиира или хана Карасакала действительно можно было сказать, что они являются героями башкирского, но никак не русского народа, и заставлять русских поклоняться Сеиту, который «многие тысячи христиан победил» [ Рычков, 1999. С.53 ] было бы бестактно.

Не считая, опять же, такой мелочи, что ни Салавату, ни кому-либо иному в Башкортостане поклоняться никого не заставляют: во-первых, это не идолы, чтобы им поклоняться, это просто исторические образы (и напоминающий о них памятник).

Во-вторых, не хочешь – не поклоняйся, проблем-то. Именно поэтому Степан Злобин и противопоставил в своем романе Салавата Карасакалу (это был именно авторский шаг, поскольку башкирская народная традиция, наоборот, прославляла их в одном ряду [ баит «Кара h акал менен Салауат» ]).

И 70 лет имя Салавата — на башнях танков, на страницах фронтовых листков, в боевых песнях Башкирской гвардейской дивизии, — объединяло башкир и русских, татар и чувашей — вместе, кроваво и дружно рвавших общего врага с яростью «свирепого Салавата». Имелись ли для этого «научные обоснования»? А как же! Такие, которых не может не знать доктор исторических наук В.Я. Мауль, справедливо высоко оценивший вклад в историографию И.М. Гвоздиковой. Следовательно — и вклад ее предшественников: Н.Ф. Демидовой, Р.В. Овчинникова, В.В. Мавродина, Ю.А. Лимонова и других советских историков. Это подтверждается и высокой оценкой, данной В.Я. Маулем означенным исследователям пугачевщины в его докторской диссертации [ Мауль, 2005. С.13 ]. И все перечисленные историки считали — основания для признания Салавата Юлаева героическим персонажем истории Отечества — присутствуют в избытке. Считать, что столь высокая оценка Салавата означенными историками диктовалась только «советской идеологией» — значит, не считать их историками вообще — они специализировались именно по означенному периоду. Прием не просто ненаучный, но и пошлый — соболезнующе списывать не понравившуюся тебе позицию на «советское прошлое», а не собственное мнение выразившего его ученого. Каковы же эти основания, если не брать в расчет «классовой борьбы» (героем которой сотник и сын старшины Шайтан-Кудейского юрта Салават батыр Юлаев действительно не был — вот здесь идеологизацию еще можно найти — ибо не относился пугачевский бригадир к «эксплуатиремому классу»)?

Башкирские боевые вожди прошлых веков были скорее героями башкиро-русских войн [ А.С. Доннелли, П.И. Рычков, В.Н. Татищев ]. Салават — напротив, участник российской гражданской войны. Безусловно, что массовое участие в русской гражданской войне есть показатель активной интеграции не в какое-нибудь, а именно в российское общество — в данном случае, в качестве весьма автономного элемента, но ведь до Салавата и этого про башкир сказать было нельзя. Салават воевал уже не с русскими, а с одними русскими и башкирами против других русских и башкир. По политическим, а не этническим (и не социальным, в отличие от своих «союзников» из мужицкой «голытьбы») признакам! То, что башкир за ним пошло явное большинство, дела не меняет (точнее, меняет только для башкир: именно поэтому он — их национальный герой) — русские пугачевцы также постоянно и намного превосходили в численности своих противников (причем вели карателей в подавляющем большинстве «немцы» на имперской службе — Билов, Рейнсдорп, Фрейман, де Колонг, Михельсон, Диц), поэтому русско-башкирской войной пугачевщину уже никак не назовешь.

Именно поэтому Салават-батыр стал первым башкирским героем, которого смогли принять отечественная историография и общественное сознание в качестве не только башкирского, но и русского символа. Посмотрите на успех того же романа «Салават Юлаев», одноименного кинофильма в советские годы! Разве Злобин не сообщал факта сожжения Салаватом заводов и деревень при них (населенных, конечно, не башкирами)? Сообщал! Естественно, смягчая натуралистические подробности в соответствии с общепринятыми тогда культурными нормами.

Между прочим, нормами, опиравшимися на многовековый культурно-исторический опыт многострадальной России. Опыт, позволивший советской цивилизации сделать то, что не смогла (и на чем сломала свой хребет) Россия дореволюционная — а именно, донести до самых широких масс достижения элитарной «высокой культуры»: когда мальчишки из аулов Башкирии и Дагестана, заимок Алтая и яранг Чукотки зачитывались русской классикой. И собственной, и зарубежной — в великолепном переводе Маршака, Чуковского, Симонова. И вырастали — Рами Гарипов и Расул Гамзатов, Василий Шукшин и Юрий Рытхэу! А вот к 1917 преодолеть культурный раскол «европейских верхов» и «традиционных низов», пронзивший душу России — не успели, и раскол привел к развалу империи.

Советская культура, преодолев к 1930-м гг. стихию бунта, наложила табу на размазывание грязи и крови по страницам книг. Результат — при всей бедности и жестокости быта, при несравнимо тягчайших по сравнению с Первой Мировой войной поражениях — Советский Союз выстоял и победил во Второй Мировой войне. Потому что, в отличие от Первой, ее не только объявили, но и приняли все народы страны как Великую Отечественную.

Но уходят последние свидетели этой Победы, люди, воспитанные и победившие на соблюдении норм той культуры. Грязь и кровь (только не своя!) приятно щиплет пресыщенные, расслабленные души, нуждающиеся во внешних стимуляторах — и наши «борцы с культами» занялись этим прибыльным бизнесом, блудливо хихикая и потирая ладошки. Сначала в столицах, ныне докатилось и до Башкирии. Вне всякой связи с наукой и историческим правдоподобием: «Салават отрубил руку …» и т.д. (см. главу данной книги «Нецензурная история»).

Посмотрите, г-н Мауль, кого Вы защищаете, кого доверчиво назвали «историком» лишь на основании его собственных представлений о самом себе. Еще экс-биржевика Швецова, который самостоятельно даже пары псевдоисторических брошюр-агиток написать оказался не в состоянии [ Мусина, 2006 ], так назовите, совсем будет хорошо. Останется только ВАКу утвердить. Но оный гражданин и так сам себя «научным оппонентом» называет — в зале суда [ http://bashforum.net/forums/index.php?showtopic=5404 ]. Полагает, видимо, что существует такая профессия. Может быть, уважаемый д-р Мауль просто перепутал С.А. Орлова, провинциального публициста с претензией на скандальность, с настоящим историком, исследователем екатерининской эпохи, А.С. Орловым? Тем самым, который по поводу новых веяний в историографии пугачевщины предупреждал: «Избавляясь от схематизма и классово-узких оценок не впадать в новую крайность в угоду сегодняшним политическим страстям» [ А.С.Орлов, 1994. С. 174 ]?

Итак, Злобин сообщал о событиях, которые нынешние герои борьбы с мертвецами выдают за свое открытие. Только не смакуя и не размазывая по страницам кровь и грязь Смуты, как принято ныне разрушителями общественного сознания. Неужто читатели Злобина — многие, в массе прошедшие через Гражданскую, и позже — Великую Отечественную — не знали, что на самом деле скрывается за сдержанным описанием кавалерийских рейдов, налетов, братоубийственных боев и стычек? Т.е. как это в жизни, а не на картинке от «Детгиза» выглядит? Знали, думаю, и получше нас с Вами. Кстати, сам Сосланбек Дафаевич Тавасиев, создатель знаменитой скульптуры Салавата, по воспоминаниям своей снохи Татьяны Юрьевны, прошел и революцию, и Гражданскую войну, «командовал полком «Красный шариат», в котором царили крайне жестокие нравы». Поэтому он неплохо чувствовал и понимал своего героя. Сколько можно читателей за дебилов держать: совок, глупенький, оболваненный советской пропагандой? Не были предки наши, читатели и почитатели Злобина и Мубарякова, зомби. Это потомки их стали, некоторые. В массовом порядке. Правда, и силы к зомбированию приложены немалые: «катастройка», вся мощь радикальных горбачево-яковлевских, либерально-ельцинских и «суверенно-демократических» ТВ м СМИ, теперь еще Интернет-ресурсы.

Но ближе к теме. Именно страстный к знаниям, на себе познавший бранные тяготы советский читатель воспринял «Салават Юлаев» на «ура»! Отнюдь не только и не столько башкирский. Конечно, советская власть заказала, подхватила и многократно усилила воздействие образа башкирского батыра на массы Союза. Официальный культ был создан, слился с башкирским (конечно, во многом видоизменив его, о чем сокрушаются А.А. Дильмухаметов и Р.Ш. Вахитов), с народным, они взаимно усилили друг друга. Но вопрос возникает: а что в этом плохого?

В котором недурно бы разобраться.

Пока же вместо анализа я вижу только «обличающие» намеки: «по причинам, далеким от науки». Можно подумать, сейчас любая идеологическая компания, включая дискредитацию советских мифологем с заменой их на «либеральные», скажем, очернение того же образа Салавата, происходит на основах, близких науке! По поводу последнего могу лишь заметить: до появления статьи В.Я. Мауля «разоблачением» Салавата в Башкирии занимались исключительно индивиды, никакого отношения к истории не имевшие, но печатно именующие себя «историками». Что в истории как и в любой науке, уже само по себе не приветствуется.

О научности же «антипугачевской» кампании, к сожалению, придется судить по цитате из работы В.М. Соловьева, на которую уважаемый д. Мауль почему-то ссылается, как на неопровержимый документ. «В этом смысле справедлива точка зрения видного современного историка В. М. Соловьева о русских бунтах: «Какие-то конкретные справедливые цели, добрые порывы, благородные мотивы, благие намерения и т.п. очень быстро вымывались и отодвигались на третий-четвертый план, уступая место грабежу, насилию, террору, пьяной гульбе и богохульству. Ни Робин Гуд, ни Гильом Каль не жгли и не крушили без всякой нужды и без всякого разбора все «дворянское», не проливали кровь ради куража, не измывались над людьми на забаву себе озверевшей черни… Собственно, и сами-то бунты – какая-то патология, что-то из ряда вон, нечто устрашающе сумасшедшее, оголтелое, вурдалакское, оцепеняющее сердце и леденящее кровь». (Соловьев В. М. Анатомия русского бунта. Степан Разин: мифы и реальность. М., 1994. С.200-201)» [ Мауль, 2008 ].

Только произошедшим в России катастрофическим расщеплением общественного сознания можно объяснить ситуацию, когда один историк пишет такое, а другой действительно достойный историк с серьезным видом цитирует в качестве основы собственных суждений по принципиальному для собственной темы вопросу. Гийом Каль, напомню, был предводителем Жакерии — самого чудовищного по размаху и жестокости антифеодального восстания во всей Европе (май-сентябрь 1358 г.). Это в разгар тяжелейшей для этого королевства Столетней войны, Парижского восстания горожан и битвы при Пуатье, когда Франция стояла буквально на краю гибели, оставшись без цвета рыцарства, короля, столицы и двух третей земель. Вспомним из школьной хрестоматии: «они стремились искоренить дворян всего мира и самим стать господами» [ История средних веков, 1990. С.348 ]. Под корень! Общее число бунтующих «жаков» значительно превышало армию пугачевцев — до 100 тыс. человек, а в процентном соотношении со всем населением страны — в несколько раз! Именно Жакерия, дикое зверство мужицкого скопища вдохновила сэра Артура Конан Дойла на самые жуткие страницы его «Белого Отряда», Льва Вершинина — на фантастическую повесть «Доспехи бога». Почитайте, у кого нервы не слабы, художественные достоинства, пожалуй, не ниже, чем у злобинского «Салавата Юлаева». Но нет, обличители непреклонны, наши Смуты — это нечто «оголтелое», «вурдалакское», а «их» Жакерия или Война Роз — суровая, но благородная поступь Истории.

Я, наверное, отсталый провинциал, и никогда не пойму такого неуважения к собственной истории. Когда нечто подобное говорил Чаадаев, это было терпимо, при детском уровне историографии его времени. Да и философская мысль Чаадаева, это все же — Нечто, оправдывающее подобные преувеличения — редукция для акцентации главной мысли и т.д.

Когда такое говорит современный историк, отмеченный ученой степенью, это грустно. В действительности эта цитата из В.М.Соловьева противоречит и фактологии и духу исследований самого В.Я.Мауля по пугачевщине – ведь он доказывает, что «русский бунт» отнюдь не был бессмысленным! Мы же напомним масштабы Смут в России и на Западе позже, чтобы прояснить, какие из них «вурдалакские», а пока вернемся к цитате. Следующий пример В.М. Соловьева (и В.Я. Мауля) — Робин Гуд. Но он и вовсе — вне зависимости от вопроса об реальности сего персонажа — откровенный разбойник! («Благородный» в сознании народа — это не правовая, а морально-оценочная категория, точно такой же характеристикой обладал и Салават). Но в отличие от Салавата, с его башкирами и мишарями, недовольными «бабьим царством» [ Письмо Батырши, 1993. С.92 ], Робин не замечен ни в каких сомнениях в законности государя, законы которого нарушал, грабя и убивая его аристократов. Подобные сомнения в отношении принца Джона и Ричарда Львиное Сердце, при которых он, кстати, точно не жил, приписал ему только сэр Вальтер Скотт; именно с целью «облагородить» данный персонаж — уже не в народных глазах (народ его и так любил), а в глазах элиты, читавшей шотландского романиста. Но никто не додумался, что, скажем «деробингудинизация» королевства Англия неминуема.

Впрочем, оказывается, западные люди «не измывались над людьми на забаву себе озверевшей черни…» - теряя контроль над падежами и фактами продолжает возмущаться историк. «Не измывались»? В Париже якобинцы носили на копье, извиняюсь, вырезанные половые органы аристократки, целый день носили. Это, наверное, не на потеху черни, в этом был глубокий смысл, перед которым должны склонить головы наши ущербные лапотники и грубияны казаки со башкирцы. Склоняем, наши малоумные предки до такого не додумались.

И разбойником Робина Локсли признал сам народ — но своим, героем-разбойником. Салавата — нет, даже «благородным разбойником», в отличие от имперского суда, фольклор его не признал, ни башкирский, ни русский: он для людей был много выше атамана крошечной шайки браконьеров Шервудского леса — именно «наш Юлаич», «батыр», «благородный воин», «только равных Салавату нет!» [ Сидоров, 2003. С.77 ].

Юридически, кстати, Салават действительно не разбойник — он мятежник, это разные вещи. Салават Юлаев, официально — сотник иррегулярной башкирской конницы, т.е. военнослужащий, перешедший, не нарушая строя, вместе со всем своим отрядом на сторону самозванца – т.е. легитимного в его собственных глазах претендента на престол. За что и наказан. Формально справедливо — он вмешался в дела государей. Как Уильям Уоллес, Роберт Брюс, Алан Брек Стюарт. Как Козьма Минин, если угодно — только претендент, на которого ставили под конец Минин и Пожарский, выиграл, а на которого поставил Салават — проиграл. Результаты соответствующие, победителя не судят. Но в глазах, скажем, призванного на Московское княжение королевича Владислава Минин-Сухорукой был не менее беззаконен, чем Салават Юлаев — в глазах Екатерины Великой.

Выглядела пугачевщина не так гламурно, как в случае с Уильямом Уоллесом или Роджером Мортимером в западной романистике? Возможно. Что поделать, не любили наши предки гламура. Но не уверен, Уоллес в экшене «Храброе сердце» и реальный Уоллес — все же две большие разницы. Но стоит ли из-за этого так переживать? Цитируемые уважаемым доктором Маулем строки Соловьева прямо дышат этим псевдо-чаадаевским, европоцентристским настроем. Надо же, «оцепеняющее сердце и леденящее кровь». 70 тысяч бродяг, повешенных в Англии Генриха Тюдора — не леденящее, это для блага цивилизации, и Тулон, стертый Наполеоном с лица земли (на руинах написали: «Тулон пошел против народа, Тулона больше нет!») — не леденящее, а вот пугачевщина — ужас, да и только. И Жакерия, и Война Алой и Белой роз, и шотландские восстания, включая 1745 год, когда людей убивали просто за то, что горский плед носят — это, оказывается, для прогресса. (Даже в самых страшных 1740-41 гг. в Башкирии не додумались убивать любого башкира только за ношение малахая — нужны были более серьезные поводы: ношение мундира, снятого с зарубленного башкиром драгуна, например, чем бойцы Кильмяка-абыза Нурушева действительно любили щеголять). Если без эмоций, то с точки зрения функционального подхода, т.е. ни по степени вовлеченности населения, охвата территории конфликта, жестокости, длительности (кроме территории — ну большая она у нас, куда от нее денешься!), ни по частоте, внутренние войны в России не превосходили аналогичные на Западе. Как и внешние войны. Что специально исследовал и доказал основатель современной социологии, Питирим Сорокин [ Сорокин, 1990. С.463-489 ]. Откуда убеждение, что Смута — нечто неслыханное в мире, некое оголтелое зверство, мне не понять. Т.е. зверство, конечно, но вполне, увы, для тех времен обычное. Как раз при жизни Салавата полыхнуло: Великая Французская революция (ранее в СССР добавляли эпитет — буржуазная) и выделение США. По поводу жестокости последнего — рекомендую современный исторический триллер «Патриот». Не источник, но показатель, какой эта война представляется в американском сознании — подход, не чуждый д-ру Маулю, судя по его замечательной диссертационной работе. А уж Францию по количеству жертв странно даже сравнивать — в одной Вандее революционные французы убили больше местных крестьян, чем общие потери в пугачевщине от Сибири до Украины.

Поэтому защитники памяти Салавата от огульных «разоблачений» защищают не только башкирскую, но и русскую, и советскую, и российскую память от поруганий. И мое личное мнение — защищают науку. От постмодернистских посягательств «методологического плюрализма», используемого в сферах, где любой плюрализм должен быть ограничен монизмом исторического сознания. Проще говоря — от шизофренизации общественного сознания. Наше общество без того ему постоянно подвергается.

Можно обоснованно возразить, что В.М. Соловьев написал строки, на которые опирается В.Я. Мауль, не о пугачевщине, а о разинщине и Смутном времени. Возможно, сравнение с Гийомом Каллем Стенька Разин заслужил, не буду спорить, не специалист.

Но: 1. Заслужил именно сравнение, а не «несравнимость», как утверждает в данном отрывке Соловьев. Вся некорректность и некогерентность процитированного суждения, касающегося сравнительных оценок Смут в целом, остается в силе. 2. Зачем аргументировать свою позицию по интерпретации образа Салавата Юлаева, опираясь на мнение другого автора о совершенно другом явлении — разинщине? Ведь с точки зрения сравнительно-исторического и статусно-ролевого подхода (но не классового) эти восстания и их вожди различаются коренным образом? Как совместить подобное со справедливым замечанием автора: «Любая эпоха и ее персонажи должны «измеряться» нравственной шкалой своего, а не нашего, времени. Задача историка не в том, чтобы судить прошлое. Историк – не судья. Он должен стремиться понять изучаемую эпоху, исходя из ее морального и юридического барометра»?

Было совершенно непонятно, как человек, осуществивший интересное исследование по пугачевщине, методологически основанное на изысканиях М.М. Бахтина о «народной смеховой культуре», в статье о предмете, близком его исследованию, игнорирует стержневое положение философии Бахтина о диалогичности культур? И я не ошибся – разбираемая статья в Интернете оказалась целенаправленным искажением подлинного текста проф. В.Я.Мауля. Но для нашей темы важен сам факт: образ Салавата — именно очевидный результат такого взаимодействия культур. И разрушать его — дело ненаучное, неблагородное и неблагодарное. Это с исторической, моральной и культурологической точки зрения. А с точки зрения гражданской – пагубное.

 

Картечь для памятника

Какая это великая истина,

что когда человек весь отдается лжи

его оставляют ум и талант!