Hours, 35 Minutes Until the Aerial Bombing of Undisclosed

- Я уже упоминал свою книгу, - сказал Маркони, - «Вавилонский предел»

- Ага, - ответил я, - Я сказал, что не читал. Обычно жду, пока кино снимут.

- Постарайся сосредоточиться, пожалуйста. Ты понимаешь суть названия? Ты же слышал о вавилонской башне, верно? Ты ходил в воскресную школу?

- Да, конечно. Давным-давно все на земле говорили на одном языке и решили построить башню, которая достанет до самого неба. Бог проклял всех на этой стройке, чтобы все они говорили на разных языках, чтобы им помешать.

- Именно. «Господь сошел посмотреть на город и башню, которые строили люди, и сказал:
Все люди – один народ и у них один язык; вот они и затеяли такое; теперь не будет для них ничего невозможного. Сойдем же и смешаем им язык, чтобы они перестали понимать друг друга». Вот оно, прямым текстом, мистер Вонг – в этой истории Богом руководил страх. Он ограничил наши способности к общению, потому что опасался, что мы, работая как один, бросим вызов его власти.

- Боже, надеюсь вы не хотите сказать, что вся эта херня – божественное проклятие из-за того, что мы строим слишком высокие дома. Этот город низковат для того, чтобы делать его показательным примером. Ему бы стоило взяться за Дубаи.

- Нет. Но тут есть параллель. Ты знаком с числом Данбара?

- Нет.

- А стоило бы. Им продиктован каждый момент твоей сознательной жизни. Это – наша вавилонская башня. Ограничение человеческих амбиций – не в отсутствии единого языка, а в числе Данбара. Его назвали в честь британского антрополога Робина Банбара. Он изучал мозг приматов и их поведение в группах. И он обнаружил нечто, что меняет наши представления о мире. Он обнаружил, что чем больше неокортекс приматов, тем в больше группы они собираются. Видишь ли, все взаимоотношения в сложном обществе требуют много мозговых усилий. Когда примет попадает в группу большего размера, чем способен охватить его мозг, система дает сбой. Образуются фракции. Начинаются войны. А теперь – обрати внимание, это важно – можно взглянуть на мозг примата и, не зная об особи больше ничего, предсказать, насколько велики их племена.

- У Оуэна есть часы? Потому что когда вы сказали ему про пятнадцать минут, я не уверен, что он воспринял это буквально, или…

- Мы разберемся с ним через минуту, но я понял твою идею. Основная проблема в том, что для каждого примата определено число, включая этих приматов, - Маркони указал на толпу, собравшуюся за оградой, - Основываясь на размере человеческого неокортекса, это число составляет около ста пятидесяти. Столько других людей мы можем распознавать, прежде чем достигнем максимального количества связей. С некоторыми вариациями от одного человека к другому, конечно. Это максимальный объем нашего сопереживания.

- Погодите, серьезно? – спросил я, уставившись на него, - Типа как часть нашего мозга действительно ограничивает количество людей, которые мы можем вытерпеть, пока не начнем вести себя как мудаки?

- Поздравляю, теперь ты знаешь единственную причину, по которой мир таков, какой он есть. Проблема очевидна – все, что мы делаем, требует кооперации в группах, больших чем сто пятьдесят. Правительства. Корпорации. Все общество. И мы физически не можем с этим справиться. Так что в каждый отдельный момент мы отчаянно пытается разделить всех на планете на две группы: тех, кто внутри нашей сферы симпатии, и тех, кто снаружи. Черные против белых. Либералы против консерваторов. Мусульмане против христиан, фанаты «Лэйкерс» против «Кельтикс». С нами или против нас. Зараженные против незараженных.

- Мы упрощаем десятки миллионов человек до стереотипов, чтобы они занимали место одного человека в наших ограниченных ячейках памяти. И вот он ключ: все, кто за пределами круга – не люди. Нам не хватает емкости, чтобы считать их такими. Вот почему ты больше переживаешь о порезанном пальце своей подружки, чем о землетрясении в Афганистане, убившем сто тысяч человек. Это то, что делает возможным геноцид. Это то, что дает директорам возможность подписывать соглашения, ведущие к тому, что река в Малайзии будет отравлена и родится десять тысяч обезображенных младенцев. Из-за этого ограничения нашего мозгового устройства, эти малазийцы могут с тем же успехом быть муравьями.

- Или монстрами, - потерев лоб, произнес я, глядя на толпу снаружи.

- Вот теперь ты понимаешь. Толпа снаружи точно также не видит в нас людей. Также и вся остальная страна не считает никого в пределах этого города людьми. И точно также, как и весь остальной мир вскоре не будет считать никого в этой стране людьми. Паранойя будет развиваться, пока не захлестнет всю планету. Эта инфекция, паразит, который позволяет считать носителя не человеком, но при этом почти необнаружим, разработан идеально, чтобы использовать наш фундаментальный изъян, ограничение нашего оборудования. Вот это и будет настоящей инфекцией.

Маркони вытряхнул свою трубку в утку и достал кисет с табаком.

- Что возвращает нас к вавилонской башне. Люди всегда были обречены на то, что это ограничение нашей способности к кооперации приведет нас к гибели. В какой-то момент, определенный общим размером популяции на планете и тысячами других факторов, мы уничтожим себя. Это и есть Вавилонский предел. Точка, когда количество ограниченных для человеческого вида типов симпатии достигнет критической массы.

- И вы думаете, что все это, начиная с меня, обнаружившего гигантского инопланетного паука в моей кровати, было Их планом по запуску этого события?

Он кивнул.
- Способность паразита оставаться скрытым бесконечно, инфекция без всяких симптомов… Это совершенство. Любой может быть заражен в любой момент в любой точке мира. Если хочешь видеть, как выглядит будущее Земли, просто выгляни в окно.

Я нашел стул и рухнул на него. В дверь за моей спиной резко постучали.

- Прошло достаточно времени, док, - произнес Оуэн из-за двери.

- Еще пять минут ничего не изменят, мистер Барбер.

Понизив голос, я спросил:
- Погодите, так вы написали книгу о том, что это произойдет до того, как оно произошло? Черт, почему вы не прислали мне экземпляр?

- Тебе не должна быть нужна была книга, чтобы понять, что это надвигается. Никому не должна быть нужна. Это то, что Они строили с самого начала цивилизации, ускоряя по мере приближения, как последний песок в песочных часах. Посмотри на игры, в которые сейчас играют дети. В среднем ребенок убивает на экране десять тысяч человек до того, как достигает старших классов. Подкрепляя с каждым нажатием кнопки урок: силуэт по другую сторону твоего ствола – не человек. А когда распространились новости об инфекции, как это сразу же назвал мир?

- Зомби.

- Именно. Наиболее совершенное создание нашей культуры: враг, убийство которого полностью морально правильно, потому что он уже мертв. Ведь ты же оказываешь им услугу, разнося им черепа. Как вид мы настолько взведены, что уже готовы взорваться. Нужна лишь крошечная искра. Это случилось даже раньше, чем я ожидал, но…

Раскуривая трубку, он пожал плечами, как бы говоря: «Ну, нельзя же оказываться правым все время».

- Ну, вам потребовалось немало времени, чтобы сказать то, что я знаю и так, - произнес я, - Мы в заднице. В смысле, мы же сидим и ждем бомб, верно? Это единственный способ удовлетворить паранойю, позволить им взорвать тут все к чертями собачьим и показать в прямом эфире под радостные крики толпы.

Маркони пыхнул трубкой и уставился в окно.

- В смысле, мы совершенно же не можем позволить этому обнаружиться, так? Тому факту, что зомби нельзя обнаружить, пока они не начнут есть твой мозг. Этот факт должен умереть вместе с карантинной зоной, потому что иначе произойдет глобальный суд Линча. А значит все они, даже невиновные, погибнут в процессе. В смысле, хреново, конечно, но это все, что мы можем сделать – ошибиться в худшую сторону. Правильно?

- Седативные кончаются, - сказал Маркони, - Один из моих зараженных пациентов очнулся.

- Господи Иисусе, в самом деле? – спросил я, - А вы…

- Я говорил с ним все утро. Он привязан к постели. Я спокойно объяснил ему ситуацию, и он попросил оставить его связанным. От сказал, что это единственный ответственный поступок. Что ты об этом думаешь?

поступок. Что ты об этом думаешь?
- Я… Я не знаю. Но вы не можете просто оставить его в таком…

- Да, ты прав. Не могу.

- В смысле, это же лишь вопрос времени, так? Пока он не превратиться в монства и не убьет бог знает сколько народу.

Маркони изучал меня взглядом.

Оуэн вновь постучал в дверь.
- Мы идем, - отозвался Маркони.