Две стороны одной капиталистической медали

Суть этих примеров, которые я привёл для тех, кто заботится о сохранении государственного образования, заключается в том, что обе партии смотрят на образовательную реформу с точки зрения инвестора. Целью любой инвестиции в образование является улучшение конкурентоспособности на мировом рынке. Школьники видятся как пассивные получатели знаний – не знаний, нужных для освобождения или борьбы с насущными проблемами XXI века, а знаний, подготавливающих учащихся к превращению в рабочую силу и повышению экономической конкурентоспособности Америки. Эти корпоративные реформаторы видят важнейшей функцией обучения создание конкурентоспособных, «рациональных» личностей, стремящихся состязаться на рынке и становящихся продуктивной частью рабочей силы. При анализе затрат и прибыли они оценивают денежные инвестиции в образование с позиции экономической выгоды для общества. Так что если они не видят экономической выгоды инвестиций в образование, то они и не станут их делать.

Согласно этой модели, успех учащихся измеряется стандартизированными тестами и сбором данных. Примером этой политики служит закон «Ни один ребёнок не забыт». Большинство людей считают этот закон порождением республиканской политики, так как его принятие произошло при администрации Джорджа Буша. Но в действительности за законопроект проголосовало больше демократов, нежели республиканцев. В мартовском номере 2001 года «Блюпринт Мэгэзин», журнала Совета демократических руководителей, Эндрю Розерхам писал: «Образовательная программа мистера Буша является во многом программой «новых демократов». Новый законопроект об образовании, широко известный как «образовательная инициатива Буша» был по большей части написан демократическими сенаторами Джозефом Либерманом (Коннектикут) и Эваном Байем (Индиана) при участии других «новых демократов»[22]. Так что на демократах лежит часть ответственности за тех, кто работает над отчётностью и выбором школ.

Неолибералы в обеих партиях стремятся так перестроить государственное финансирование образования в реорганизованной школьной системе, чтобы она лучше отвечала нуждам корпораций. Вот почему они поддерживают стандартизированные тесты, привилегированные школы, сдельную оплату труда преподавателей и «коренные перемены», хотя есть свидетельства того, что такая политика негативно влияет на образование и успеваемость учащихся. Дело не в том, что администрация Обамы непостижимым образом пропустила исследования, доказывающие, что подобная политика не повышает качество образования. Хотя очевидно, что программа «Гонка за первенство» и обновлённая программы «Ни один ребёнок не забыт» не достигнут заявленной цели улучшения государственного образования, нам ещё предстоит увидеть, как реализуется их истинная цель – ослабление профсоюзов учителей и дальнейшая приватизация государственного образования. Корпоративные реформаторы во главе с Арне Дунканом хотят применить свою политику урезания всего, что можно, к системе государственного образования. Они надеются принудить учителей работать больше часов за меньшую заработную плату, меньшие льготы; лишить работу преподавателя творческого начала, передав контроль над разработкой учебного плана в руки компаний, изготовляющих чудовищные учебники и тесты.

Этот метод кнута и пряника, применяющийся такими реформаторами, как Арне Дункан, обескровит систему государственного образования на многие годы вперед. И чтобы переломить ситуацию, потребуются активные и организованные действия учителей, учащихся и родителей по всей стране.

 

Новый словарь Фимочки Собак

Марина Тимашева: Благодаря Интернету можно убедиться, что о книгах мы рассказываем не впустую. Авторы и издатели хоть и не вступают в прямую полемику, но между собой в блогах живо обсуждают. Недавно возмутился историк, которого похвалили в «Российском часе». Но не в тех выражениях, в каких следовало бы. Пострадавший от похвалы пришел к выводу, что рецензент не знаком с современной гуманитарной терминологией. А мне всегда казалось, что знаком. Даже составлял словарик «инноваций» для современной Эллочки Людоедки…[1].

Авесхан Македонский: У пострадавшего от похвалы претензии по поводу какой-то «политической антропологии». Предлагаю коллеге открыть энциклопедический словарь и убедиться, что антропология — это наука о «происхождении», «эволюции» и «вариациях физического строения человека». Некоторые пристрастились употреблять слово «антропология» в каком-то другом, нетрадиционном смысле. И покатилось: «политическая антропология», «культурная», «жилищно-коммунальная антропология» или, там, «торгово-развлекательная». Мне кажется, что для новых смыслов правильнее подбирать и новые термины, чтобы не путать сограждан, называя одним словом мышку и кошку. Но главное, что у этой «новой антропологии» до сих пор нет внятного определения — что это такое[2].

Ну что ж, попробую выполнить за работников гуманитарного «дискурса» их работу. Перевести их лингвистические изыски на русский язык. Вы вспомнили словарик Эллочки. У Эллочки есть подруга, культурная девушка Фима Собак, которая не довольствуется короткими и емкими выражениями: «тренд», «бренд», «культовый парниша», предпочитая слова длинные, ученые и, как Вы справедливо заметили, «инновационные» [3]. Только что по телевизору порадовали: какие-то фармацевты выпустили «инновационное» лекарство. Хотя в русском языке давно существовали слова «новый», «новинка», «новация».

Марина Тимашева: Ну, и для чего понадобилось прибавлять спереди две лишние буквы? Меня очень занимает этот вопрос.

А.М.: Вроде никакого резона. Но язык отражает процессы, происходящие в обществе. Научный мир недоумевает, почему «инноград» будущего разместили не в одном из научных центров, знаменитых на весь мир своими открытиями, а на обочине какой-то «бизнес-школы» [4]. Может быть, «инновация» — это такая новация, от которой никому не приходится ожидать ничего хорошего, кроме самих «инноваторов»? И «инновация» к «новации» имеет примерно такое же отношение, как импотенция к потенции?

Кстати. Замечательный неологизм из этой оперы: «гендер», «гендерный».

Марина Тимашева: По-моему, это значит «половой», разделение по признакам пола.

А.М.: Порывшись в «актуальных» словарях, вы найдете уточнение: половой — это половой в биологическом смысле, а гендерный — это половой в смысле социальном. Нет, смеяться рано. В принципе человек существо общественное, и биологическое у него, как правило, проявляется через социальное. Но в данном конкретном случае: в чем разница? В паспорте какой пол записан?

Марина Тимашева: Если в паспорте, то, наверное, социальный.

А.М.: Да, но установлен он биологически. Вы можете себе представить: по паспорту мужчина, а в жизни как бы и нет? Кто-то из слушателей скажет: кастрат, например. Или вспомнит про гермафродитизм. Но это же не особый пол, а заболевание (точнее, группа заболеваний). Хотя с точки зрения «гендерного дискурса» мы движемся в правильном направлении.

Если у молодого человека вся половая жизнь сосредоточена на порносайтах, то это не прискорбный дефект его развития, а гендер такой особый, номер 17. А если бы он в порыве страсти выходил, например, на сайт Палеонтологического института, гендер был бы уже номер 18.

И это не пародия. Заглянув в сочинения соответствующих, с позволения сказать, ученых, вы увидите: продвинутый гендер тем и отличается от замшелого тоталитарного пола, что гендеров должно быть больше двух[5], а насколько больше — здесь уже возможны дискуссии между заинтересованными сторонами. Или, как сейчас говорят, между «лоббистами».

В принципе, фантазировать не запрещено, в том числе и на сексуальные темы, но желательно, чтобы фантазии не переползали в науку как нечто якобы реальное.

Марина Тимашева: Гуманитарные науки всегда отличались расплывчатой и неточной терминологией, Вы сами в рецензиях постоянно на это жалуетесь.

А.М.: Да, но последние годы обогатили нас неологизмами, специально рассчитанными на то, чтобы запутать людей. Например, «толерантность».

Марина Тимашева: По-русски — терпимость.

А.М.: Близко, но смотрите, за «терпимостью» тянется эмоциональный хвост. «Дом терпимости». «Если б не терпели, по сей день бы пели». «Толерантность» не вызывает таких неприятных ассоциаций[6] и вроде бы вбирает широкое разнообразие значений, от политических (интернационализм) до бытовых (вежливость).

Чтобы разобраться, почему «вроде бы», давайте плясать от антонима. Сегодня устойчивый антоним к толерантности — «ксенофобия». То есть (в исходном значении) ненависть к иноплеменникам, иноземцам и ко всему иностранному. Но сейчас предпочитают трактовку расширительную: вообще к чужому. Но, простите, чужими для нас бывают самые разные вещи и по самым разным причинам. Например, мне чужды и где-то даже ненавистны существа, которые мочатся в лифтах. Что же, я ксенофоб? А надо быть каким? Толерантным?

Марина Тимашева: Хотелось бы напомнить, что слово «терпение» вызывает не только неприятные ассоциации. Это одна из христианских добродетелей. И тесно связана с милосердием.

А.М.: Да, Иисуса осуждали за то, что он дружелюбно общается с грешниками. Принципиальное отличие: христианская этика исходит из того, что человек, как подобие Божие, не равен собственным порокам и в состоянии, с Божьей помощью, их преодолеть. Левые гуманисты рассуждают в том же направлении. Личность, изуродованная социальной несправедливостью, может быть исправлена. Мы не будем сейчас обсуждать, насколько эти надежды наивны. Мы показываем водораздел. Толерантность — это терпимость к пороку как таковому.

Можно быть гуманным и милосердным к гитлеровским солдатам, попавшим в плен. Нельзя быть милосердным к пропаганде нацизма — язык не позволяет. А толерантным быть — можно.

За толерантностью прицепами въезжают в учебники социологии «мультикультурность», «стигматизация» …

Марина Тимашева: Тоже религиозного происхождения.

А.М.: Да, но социологи имеют в виду не Франциска Ассизского, а то, что можно было бы легко перевести на русский как «предубеждение». Но это, во-первых, звучит не по-ученому, а Фимочке надо ученость свою показать. Во-вторых, «предубеждение» подразумевает, что дурное отношение неоправданное. Несправедливое. Кто-то сделал вам что-то плохое, а вы переносите обиду на другого человека той же профессии или национальности, хотя лично он ни в чем не виноват. Но нельзя сказать «предубеждение против наркоманов». Потому что наркоманы действительно отличаются от нормальных людей. И не куда-то вбок, к своей особой «мультикультуре», а конкретно в худшую сторону.

А вот «стигматизация» наркоманов (простите, теперь надо говорить уважительно: «наркопотребителей» [7]) — вполне нормальное словосочетание.

Очередной терминологический миксер, чтобы смешивать несоединимое: правду и ложь, пользу и вред, добро и зло. Смешивать до неразличимости.

Марина Тимашева: Раз уж мы заговорили о предрассудках, то вот еще одно модное слово — «ментальность». Все им пользуются.

А.М.: С ним связывается некое новое направление в науке, «история ментальностей», которая у нас якобы не развивалась. На самом же деле то, что окрестили «ментальностью», было давно известно под названием «социальная» или «общественная психология» [8]. Вы скажете: одно слово лучше, чем два. Но краткость не обязательно сестра ясности. Относя какие-то явления к сфере «социальной психологии», мы сразу же вписываем их в систему координат: глубже и ниже у нас лежит социальное бытие, выше — область сознательных решений, политических и идеологических. А ментальности свободно порхают в эфирном пространстве. Непонятно, откуда берутся и куда деваются. По этому поводу есть замечательный коан. Не уверен в его аутентичности, так что даю ссылку на доброго человека, который его вывесил в Сети:

«Некогда учитель с учениками прогуливался по мосту над рекой. Указывая на рыб в воде, он сказал: “Взгляните, как привольно резвятся в реке лососи! В этом их радость”. “Откуда тебе знать, в чем их радость? — возразил один из учеников. — Ведь ты же не лосось!” “Откуда тебе знать, что я не лосось? — возразил учитель. — Ведь ты же не я!”»[9].

В общем, с ментальностями вышло не «транспарентно».

Марина Тимашева: Проблема не в том, чтобы сочинить, а в том, как продать сочинение.

А.М.: Совершенно справедливо. А венчается наша ученость определением общества, в котором она успешно продается. «Постиндустриальное». Следите за руками маэстро. Хозяйство первобытных охотников и собирателей было присваивающее. Потом ему на смену пришло общество земледельцев и скотоводов. Производящее. Потом появляется машинная индустрия. И с ней новое общество, индустриальное. А теперь следующая стадия, постиндустриальное общество «знаний и услуг». Ключевая фигура — человек с компьютером. Ничего не настораживает?

Марина Тимашева: Настораживает. Тень от рубильника, которым выключается электричество. И сразу же прекратятся все «знания и услуги» на экране.

А.М.: Да. Смотрите: на фабрике можно сделать все то же самое, что в ремесленной мастерской, но больше и лучше. Значит, это действительно новый уклад, пришедший на смену старому. «Постиндустриальное» не заменяет индустриального. Напротив, оно целиком и полностью зависит от традиционной индустрии: от горнодобывающей, нефтегазовой, от электротехники, отопления, утилизации отходов и т. д. Знания становятся «производственным ресурсом» не сами по себе, как можно подумать, читая макроэкономистов, а только через соответствующую индустрию. Кстати, сами макроэкономисты это прекрасно понимают. И проговариваются. Вот один даже вынес слово «постиндустриальный» в название своей должности. Но на вопрос, как модернизировать Россию, отвечает: цели надо определять «в реальных производственных показателях». Понимаете? Не в «деривативах ребрендинга», а в реальных производственных.

Конечно, научно-технические достижения последних десятилетий велики. В чем-то даже обгоняют прогнозы фантастов. В чем-то не дотягивают. Но слово для обобщения этих перемен — «постиндустриальный» — неправильное. Не о том. А почему оно такое — можно высказать некоторые предположения как раз сугубо экономического характера. Работа на компьютере, будь то настоящее открытие или бессмысленная рекламная финтифлюшка, оценивается намного выше, чем тяжелый труд людей, которые обеспечивают само существование этого компьютера и того, кто перед ним сидит. В таком распределении доходов нет ничего объективного. Если бы электрикам и сантехникам позволили давить на потребителей так, как на них давят владельцы патентов и копирайтов — уверяю вас, в рабочие «колледжи» выстроилась бы очередь из мальчиков-мажоров. А в условиях глобализации чистая высокооплачиваемая работа и грязная низкооплачиваемая еще разведены географически. И этнически. Вот характерная цитата из недавних «Евроньюс»:

«Несмотря на то, что спрос на продукцию немецких компаний в мире падает, экономика Германии от этого, похоже, не слишком страдает. Как подчеркивают эксперты, все большая часть роста ВВП обеспечивается за счет потребительских расходов. И экономика таким образом получает более твердый фундамент»[10].

Чтобы справедливость такого миропорядка не слишком резала глаз, выстраивается «постиндустриальная» декорация. Мы никого не обсчитываем, избави бог. Мы — прекрасный новый мир. Знаете, как многие москвичи искренне полагают, что это они «кормят» гастарбайтеров. Или в классическом варианте:

«Папаша! кто строил эту дорогу? — Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!» [11].

Марина Тимашева: Под занавес замечу, что в последнее время мне самой стало трудно воспринимать научную литературу даже по своей специальности. Это посложнее, чем техника буто. Читаю про какую-нибудь «метатеатральную интерсубъективность» и не понимаю, по-русски это или по-китайски. Утешали классики отечественного театроведения, по книгам которых мы учились. Они-то изъяснялись по-человечески — неужто были глупее? И вот теперь меня окончательно успокоили. Оказывается, мастера «интерсубъективных дискурсов» сами не заинтересованы в том, чтобы их правильно понимали. Что ж, значит, читателям тем более можно не напрягаться.

 

Сергей Рукшин: Дошли до точки невозврата Математик Сергей Рукшин о реформе системы образования

Нашего собеседника журналисты обычно терзают вопросами про Григория Перельмана и Станислава Смирнова – как он умудрился взрастить двух филдсовских лауреатов (такого никому в мире не удавалось) или как его ученики завоевали больше 80 медалей международных олимпиад, причем более 40 – золотые (непобитый в мире рекорд).

Но мы с Сергеем Рукшиным, заслуженным учителем России, доцентом РГПУ им. Герцена, заместителем директора физико-математического лицея № 239, автором более ста научных работ по педагогике, математике, техническим наукам, создателем и руководителем городского Центра для одаренных школьников, говорили о другом.

В августе Сергей Евгеньевич был избран в новый состав Общественного совета Минобрнауки РФ.

Соответственно, должен быть причастен к обсуждениям «наверху» проекта нового многострадального закона об образовании.

– Сергей Евгеньевич, в Госдуме идет во втором чтении обсуждение нового закона об образовании...

– Мы отметили десятилетие реформ в образовании. А сейчас входим в трагический виток, вот-вот минуем точку невозврата.

В 1983 году президент Рейган сказал в своем докладе о состоянии образования в США так: «Если бы хоть одно иностранное государство предприняло попытку навязать нам ту убогую систему образования, которая у нас предлагается, мы должны были бы расценить это как объявление войны».

Эти слова гораздо лучше подходят сейчас нам. Происходит это отчасти из-за того, что право определять направление реформ в образовании монополизировала каста «знающих, как надо»: большинство документов разрабатывают узкий круг людей, связанных с Высшей школой экономики, возглавляемой ректором Ярославом Кузьминовым. Я терпеть не могу конспирологические теории, но не могу не замечать, что один из основных разработчиков реформ, сотрудник ВШЭ, является представителем Всемирного банка по вопросам образования в РФ. А в 2005 году я был в США на международном семинаре и там встретился с Элен Вулфенсон, женой бывшего президента Всемирного банка. И она сказала: «По нашему мнению, Россия недостаточно богата, чтобы позволить себе хорошую и широкодоступную систему образования». Неужели мы должны руководствоваться мнением именно этих людей о том, какая система образования нужна нашей стране?

Когда люди, напрямую ассоциированные с Всемирным банком, разрабатывают и хвалят реформы, впору вспомнить Уинстона Черчилля: если ваши политические противники хвалят вас, задумайтесь, на правильном ли вы пути.

Фактически никто из профессионалов в области образования не имеет права голоса не только при написании судьбоносных для страны документов, но даже при их обсуждении.

– Ну вот! Совет же специально собирали...

– Да, по постановлению правительства, все федеральные и государственные законопроекты, целевые программы, финансируемые из бюджета, должны иметь экспертные заключения общественных советов при министерствах.

Но то, что получается, называется «прямой конфликт интересов». Группу реформаторов возглавляет Ярослав Кузьминов, а решения и документы, которые пишет его команда, должны проходить экспертизу в Общественной палате РФ, где в комиссии по образованию председательствует... все тот же Кузьминов. То есть, с одной стороны, он руководит созданием этих реформаций, с другой – одобряет их от имени общественности. Как у Твардовского в поэме «Теркин на том свете»: «Это вроде как машина «скорой помощи» идет: сама режет, сама давит, сама помощь подает».

Есть еще один фильтр – Общественный совет при Минобрнауки, в который я и вхожу. Однако из документов, которые сейчас проходят обсуждение в Госдуме, ни один не имеет визы Общественного совета. Мы не обсуждали ни закон об образовании, ни судьбоносную программу развития образования в РФ до 2020 года, причем суммы, которые пойдут на эту программу, сопоставимы с военным бюджетом.

– А что ж вы не обсуждали?

– Не обсуждали потому, что Общественный совет заседает по повестке, а повесткой нам норовят дать что-нибудь совершенно не первоочередное.

А история с Программой развития образования до 2020 года вообще анекдотична: в понедельник в девять вечера члены совета получили документ в 300 страниц, заключение на который предлагалось дать, не собираясь и не обсуждая, к утру среды... Большинство членов совета отказались давать это заключение. Тогда министр внес программу без визы Общественного совета – и правительство приняло.

– Вы говорите: «направления реформ». Какие направления вас особенно нервируют?

– Первое. В их основании совершенно ложная посылка о том, что мы развиваем сферу образовательных услуг. Ставим образование в положение бедной замученной женщины легкого поведения, которая вынуждена навязывать свои услуги, чтобы как-то заработать на жизнь.

Образование – это категорически не услуга. Это системообразующий институт нации и государства. Гражданами России нас делает образование и воспитание, а не купленные услуги. Когда-то Бисмарк сказал, что франко-прусскую войну выиграл не прусский солдат, а прусский учитель, воспитавший прусского офицера, фельдфебеля, инженера и солдата.

Вопросы образования – это вопросы национальной безопасности. Путин поставил задачу: создать новую инновационную экономику. Но кто ее будет создавать? У нас растет количество техногенных катастроф, рушатся мосты, разрушаются электростанции, спутник «Фобос-грунт» не на грунте Марса, а на грунте Мирового океана.

Это связано с тем, что у нас недостаточно высококвалифицированных научно-технических кадров. Во многих отраслях опытным разработчикам больше 60 лет, а следующее поколение – мальчики 20 – 30 лет. Вместо серьезной работы в этом направлении мы учреждаем кафедры теологии в МИФИ и собираемся кропить ядерные реакторы святой водой.

Второе. Мы совершаем трагическую ошибку, говоря, что образование должно давать не знания, а компетенции, благодаря которым специалист будет знать, где нужные знания взять. Госпожа Простакова из фонвизинского «Недоросля» с ее «географию пусть извозчики знают» как раз обладала компетенциями: знала, где находятся нужные ей знания – у извозчика. А теперь представьте себе дежурного на атомной станции, который не обладает нужным знанием, а просто знает, где его взять. Или хирург у операционного стола, на котором лежит ваш ребенок! Не будет у него на это времени! Компетенции – это всего лишь дополнение к профессиональным знаниям и навыкам.

Третье. В новый закон мы вбиваем гвоздями все те глупости, которые были сделаны за 10 лет реформ. Более 60% населения не одобряют ЕГЭ, но он входит в закон. Нам говорили, что ЕГЭ будет введен только по результатам эксперимента, но они до сих пор не опубликованы. Заседание коллегии министерства называлось не «анализ эксперимента по ЕГЭ», а «анализ эксперимента по введению ЕГЭ». Непрерывная череда ежегодных скандалов, связанных с ЕГЭ, уже набила оскомину.

Четвертое. Стандарты. Вдумайтесь: предлагается профильное обучение в старших классах, но химия, физика и биология, необходимые в комплексе будущему медику или металлургу, – в разных профилях. Недостающее ему придется доучивать в вузе, и тем самым мы отсрочиваем подготовку специалистов.

Пятое. Переход на бакалавра-магистра. Бакалавр – это человек, который владеет только основами теоретических знаний. В качестве наиболее ядовитых последствий этих перемен сообщаю: в большом количестве педагогических вузов страны не будет специальности «учитель» – не будет учителей математики, физики и т. д. Будут бакалавры и магистры образования.

Шестое. Вузы. Только что прошел по стране скандал с оценкой эффективности вузов. Но среди критериев нет ни одного, который оценивал бы качество выпускников. Под сокращение пошли вузы, которые являются системообразующими в регионах. Какое бы «не блестящее» образование ни давала новокузнецкая педагогическая академия или барнаульский мединститут – именно такие вузы обеспечивают учителями и врачами большую часть территории России. Вы можете себе представить в отсутствие системы распределения выпускника московского сеченовского мединститута, который поедет в глухую деревню?

И все под фальшивым лозунгом «Неужели вы хотите, чтобы вашего ребенка лечил плохой врач или учил плохой учитель!». Прежде чем улучшать качество образования, мы рискуем оставить без учителей и врачей большую часть населения.

Седьмое. Наука. Совершенно не заботятся о малом наукоемком бизнесе. Весной прошлого года была внесена веселая поправка в Налоговый кодекс: если предприятие, на свои деньги развивающее науку, хочет получить налоговые льготы, оно должно подать в налоговую отчет с описанием своей интеллектуальной собственности. А налоговая имеет право передавать отчеты другим научным и техническим организациям для экспертизы. Хочешь льготу – сливай свои ноу-хау?!

Восьмое. Развал преподавательского и учительского корпуса. Обсуждается «стандарт учителя» – у нас что, других проблем нет, у нас огромная очередь желающих работать учителями? Помните, у Рязанова в фильме «Гараж» был персонаж жена Гуськова, которая постоянно стенала: «Почему опять Гуськов?!».

Проект стандарта учителя таков, что ему не может соответствовать никто. Учитель должен не только знать педагогику, психологию, методику, но и уметь работать с инвалидами в инклюзивном классе, с трудными подростками, с детьми, для которых русский не родной. Кроме того, чтобы получить первую и высшую категорию, он должен писать научные работы, учебники, защищать диссертации, выступать на научных конференциях. Это не задача учителя! Такие, как мой ученик и коллега директор лицея № 239 Максим Пратусевич, у которого все это есть, – скорее исключения. Но ведь достойными учителями могут быть и педагоги в школах на окраинах, где нет победителей международных олимпиад! Почему прежде не введут систему аттестации чиновников Минобра?!

– Потому что «опять Гуськов».

– Систему образования с остатками независимости и с энтузиастами хотят сделать доступной для манипулирования чиновниками. Ведь все показатели, которыми пытаются оценивать работу учителей и вузовских преподавателей, – сугубо формальные. Зато хороши тем, что цифирьку, не имеющую отношения к реальной работе, чиновник может получить, не отрывая зад от кресла.

Дальше. В 2013 году исполнится 80 лет становлению в нашей стране системы поиска особо одаренных детей. В 1933 году именно в Ленинграде была создана система такой работы – научная станция, которая потом стала частью Дворца пионеров. Именно в нашем городе складывались первые в стране олимпиады по математике. Что происходит сейчас: фактически новый закон ликвидирует систему лицеев, гимназий и спецшкол. Будет единая школа с возможностью профильного обучения в старших классах.

Мы уничтожаем питательную среду, которая позволяла ребенку недалеко от дома получать высококачественное и общедоступное образование. Нет у нас столько педагогов, чтобы во всех поселках городского типа и сельских школах учили одинаково прекрасно. У нас их с трудом хватало на тонкий слой лицеев и гимназий. Мы, уничтожая этот слой, не просто режем курицу, которая несет золотые яйца, мы еще и сжигаем курятники. Мы уничтожаем один из важнейших социальных лифтов – образование! Ломоносовых не будет – не смогут оплатить дополнительные образовательные услуги!

А в других странах одаренные дети пользуются колоссальной поддержкой. Возьмем Китай: экономика демонстрирует невиданные темпы роста; школьники – победители международных олимпиад в командном и личном зачете; таланты можно набрать уже потому, что выборка огромная – можно бы почивать на лаврах. Но нет, Китай проводит интенсивный поиск одаренных. В США крупнейшие спонсоры работы с одаренными детьми – ФБР, Агентство по национальной безопасности, военная академия Уэст-Пойнт, Военно-морская академия, то есть ведущие организации в системе обеспечения национальной безопасности. А куда смотрят наши Академия ФСБ, ФАПСИ, ракетно-космические войска? Им не нужны уже грамотные специалисты по атомной энергетике, защите информации, запуску ракет?

Недавно состоялась демонстрация модельной методики работы с одаренными детьми. На индивидуальную работу с такими детьми учителю выделяется 7,5 часа! В год! Что, по этим методикам будет выращен хоть один Перельман или Смирнов? Если и да, то они получат у нас вузовское образование, которое пока еще хорошее, и уедут в аспирантуру за рубеж. Мы на экспорт их выращиваем! У меня есть одна забавная награда – благодарность помощника президента США по науке и технологиям «За выдающийся вклад в выступления американских команд на международных олимпиадах». Я не команду американскую готовил – это некоторые мои ученики, которые эмигрировали с родителями, завоевывали медали для американской команды. И теплые слова Билла Гейтса, сказанные мне во время его визита в Москву в благодарность за воспитание ведущих разработчиков, которые работают у него в США, – это ли было целью моей педагогической работы?

– Основная масса учителей понимают, что происходит?

– Они замордованы. Учитель думает, как бы набрать баллы для аттестации – он работает с бешеной перегрузкой. Кстати, в новом законе есть пункт: размер нагрузки на ставку определяет не закон об образовании в РФ, а локальные акты. А если директор или муниципалитет решат, что ставка учителя
должна быть 30 часов в неделю? Или 36? Мы ведь и сейчас лукавим с учительской зарплатой: считаем не оплату одной ставки, а начисленную зарплату, так что некоторые учителя получают «среднюю по экономике региона» за двойную нагрузку, 36 часов в неделю.

– Хоть что-то хорошее в законопроекте есть?

– В оглавлении и преамбуле даются хорошие обещания. Но они не могут быть выполнены теми средствами, которые есть в наличии.
И министерство изолгалось: собственное расследование Общественного совета показало, что, с одобрения начальника одного из министерских департаментов, в списки победителей финалов всероссийских олимпиад много лет вносились фамилии детей, которые в них вообще не участвовали. Соответственно, они получили денежные премии и льготы при поступлении в вуз. В обход людей, которые годами и трудами этого права добивались! Министр публично признал, что были приписки и незаконные предоставления льгот. Публично, перед камерой в РИА «Новости». Но виновные не наказаны, все при своих должностях. И когда эти же самые люди уверяют нас, что новый закон и стандарты обеспечат широкодоступное образование высокого уровня всем школьникам, стоит ли им верить?

– И что делать?

– Если мы в виде исключения выполним этот закон (а то у нас принято не исполнять), то надеждам России на научно-технический рывок придет конец.
Нашему образованию и науке нужно дать передышку. Мораторий хотя бы на два года на какие бы то ни было реформы. И произвести ревизию итогов десятилетних реформ, без этого мы ничего не изменим.

Страшную вещь скажу. В апреле 2010 года состоялся Госсовет, по итогам которого президент дал премьер-министру поручение создать в стране две сети федеральных лицеев. Президентские в федеральных округах, чтобы одаренный ребенок мог получить образование, не уезжая далеко от родителей, и сети лицеев при ведущих вузах для особо одаренных детей, чьи выдающиеся способности проявились в раннем возрасте. Новый закон, как видим, прямо игнорирует это поручение. В какой стране можно внести в думу закон, который противоречит прямому указанию президента, поручению президента и премьера и решению Госсовета?

Если бы руководство страны признало реформы в образовании ошибкой – насколько бы оно повысило свою репутацию в родительских кругах и во всем научно-педагогическом сообществе! Это важнейший политический шанс, который Россия не должна упустить, – консолидация нации вокруг проблем образования и науки для обеспечения инновационного высокотехнологичного развития страны.

– О личном: как вы живете с осознанием того, что воспитали мирового уровня величин?

– Спокойно. Я два вечера в неделю отдаю одаренным детям и два-три утра в неделю – воспитанию будущих учителей. Это отрезвляет. Мне 55 лет...

–...только что исполнилось. И к тому еще 30 лет работы в педагогическом вузе, 20 лет работы в знаменитом лицее «Два. Три. Девять». Поздравляем.

– Да, а официальный рабочий стаж – 37 лет, но преподавать в кружке я начал, еще когда учился в выпускном классе своей физматшколы № 30. И числился во Дворце пионеров лаборантом, потому что преподавать можно было только с 18 лет. А первую свою лекцию о работе с одаренными детьми прочел педагогам в институте усовершенствования учителей, когда мне было 16 лет. На объявлении написали: «лекцию читает доцент матмеха ЛГУ С. Е. Рукшин». Я говорю: «Я не доцент!». Через месяц исправили на «ассистент»: «Я не ассистент!». Исправили на «аспирант»: «Да я не аспирант, я первокурсник!» Ответили: «Нет уж, пусть будет написано «аспирант», иначе учителя нас не поймут!». Так я пять лет числился «аспирантом», пока действительно им не стал.

Если я о чем и скорблю, то не о премиях, званиях и орденах, а об упущенных возможностях: насколько больше я мог бы сделать, если бы у меня была поддержка. Казалось бы, в интересах государства дать возможность мне, моим коллегам – Игорю Рубанову в Кирове, Игорю Федоренко в Краснодаре, Леониду Самойлову в Ульяновске, Александру Ковальджи в Москве и многим другим – интенсивно учить людей, которые нужны государству. Готовящийся закон об образовании этой возможности не дает.

– Сергей Евгеньевич, вы ведь еще и директор по развитию ООО «ТВЭЛЛ», которая занимается атомной энергетикой и утилизацией опасных отходов. Столько занятий – откуда время берете?

– Скорее надо говорить не как на все времени хватает, а как его не хватает. Зато на все! Пара чашек крепкого чая Пу-Эр десятилетней выдержки – и сна как не бывало!

– Как поддерживаете, так сказать, душевное равновесие? Откуда силы? Спорт?

– Мои занятия спортом остались в юности: я кандидат в мастера спорта по боксу, имел разряд по подводному плаванию. Сейчас скорее помогают хобби – я слушаю классическую музыку, неплохо знаю архитектуру и скульптуру, даже водил экскурсии по городу Осло и знаменитому парку скульптур Г. Вигеллана. Занимаюсь переводами стихов – с английского, армянского... Даже публиковался. Но главное: у меня счастливое хобби, совпадающее с профессией, — я учу одаренных детей и их будущих учителей.