Классовая борьба и социальная гармония

(Тенденции современного трудового права)

 

1. Отрицательное отношение солидаризма к классовой борьбе. 2. Примирительное течение в профессиональном движении (жёлтые союзы). 3. Попытки современного законодательства смягчить классовую борьбу (бюро для регулирования заработной платы, принудительное третейское разбирательство и факультативный арбитраж). 4. Запрещение стачек и локаутов в Италии (зак. 1926 г.). 5. Надклассовый (национальный) солидаризм. 6. Корпорации — надклассовые органы фашизма. 7. Министерство Корпораций в Италии. 8. Специальные трудовые суды в Италии и их особенности. 9. Тенденции современного трудового права.

 

1. В докладе, прочитанном в 1909 г. Л. Буржуа, развивая идеи синдикализма и применяя к нему свои общие воззрения, так определяет его границы: 1) синдикат не должен разрушать связи его членов с другими людьми и группами: член синдиката является семьянином, солдатом, гражданином; 2) каждая группа должна соблюдать высшую межгрупповую солидарность, все они должны помнить о государстве, как о высшем объединителе и покровителе, т. к., с разрушением государства, рухнуло бы и благополучие синдикатов[76]. Ш. Жид, в свою очередь, указывает, что теория солидаризма, признавая и поддерживая все виды ассоциаций, заставляет оказывать предпочтение тем из них, которые объединяют людей по более общему признаку перед более специальными и узкими.

Таким образом, солидаризм рисует себе общество, как сложное сооружение, поднимающееся от индивидов через ряд всевозможных групповых организаций к государственной вершине, всё связывающей, но опирающейся на самодеятельность и самоопределение индивидов и групп.

Естественно, что подобное учение отрицательно относится к идее классовой борьбы. Когда солидаризм замыкается в рамки одной группы, он превращается в сектантство. Секта это патология солидарности («La secte cest la patologie de la solidarite» Barofalo). K.Маркс своим учением о классовой борьбе разрушает солидаризм, т. к. проповедует узкую солидарность одного только пролетариата[77].

Некоторые из сторонников солидаризма выражали уверенность, что борьба классов приведет в конечном итоге к компромиссу, который объединит все общественные группы. Развитие картелей, синдикатов и трестов, параллельно с развитием пролетарских организаций, создает возможность столкновения гигантов, но в этой невыгодной для обеих сторон борьбе будет выковано сознание и чувство солидарности[78].

Если бы хозяин стал на точку зрения рабочего и рабочий на точку зрения хозяина, то у них возникло бы взаимное понимание. Это взаимное понимание не исключено. Симптомы его уже наблюдаются: в Австралии многие льготы для рабочих достигнуты соглашением синдикатов рабочих с организациями работодателей[79].

Классовая борьба — порождение либерализма. Если государство не вмешивается в отношения труда и капитала, то рабочим не остаётся ничего иного, как организоваться для совместной борьбы. В борьбе этой воспитываются классовое сознание и дисциплина, основанная на чувстве солидарности.

Известный знаток трудового права, недавно умерший немецкий ученый Каскель, характеризует предмет трудового конфликта следующим образом: «индивидуальные споры между отдельными предпринимателями и их рабочими, вытекающие из их специального договора, не могут быть предметом легального конфликта. Если, наоборот, организованный коллектив рабочих объявляет о своей «солидарности» со спорными требованиями отдельных рабочих и для отстаивания их прибегает к борьбе (забастовка солидарности), то, по общему правилу, здесь дело идет о споре существенного значения, в котором одна, по крайней мере, сторона добивается принятия в коллективном соглашении оспариваемых другой требований, а потому здесь и спор коллективный»[80].

Таким образом, совместное отстаивание рабочими их прав и интересов предполагает солидарность и сознание общих интересов.

Чем шире распространяется сознание общности интересов среди рабочих и чем могущественнее становятся их профессиональные союзы, тем больше сплачивается и противоположная сторона — предприниматели. Дух солидаризма проникает и в их менее дружную среду. Рабочие поднимают оружие забастовки (массовой приостановки работы), предприниматели прибегают к локауту (массовому расчету). Обе стороны несут тяжёлый урон в войне, а результаты этой борьбы нередко бывают неожиданными: там, где действует сила, разум теряет своё влияние.

Классовая борьба разжигается политиками, её можно смягчить и устранить.

Не может быть сомнений, что обострение классовой борьбы обязано во многом политической доктрине марксизма, который обосновал на ней свои революционные расчёты[81].

Стремление избежать отрицательных последствий борьбы привело к заключению коллективных договоров. Связывая себя подобным договором, стороны добровольно согласовали свои интересы и обеспечивали мир на срок действия соглашения.

Но если вред классовой борьбы осознан её непосредственными участниками, то тем более очевиден он для третьей стороны.

Государство не может быть равнодушным к тому, как подрывается благополучие нации постоянным перерывом работ. Статистика[82] показывает, что за период 1919-1923 г.г. в Англии, в среднем, потеряно было 35,5 млн. рабочих дней, на каждую 1000 жителей — 819 дней; в Германии — 35,3 млн. дней, на 1000 жителей — 591 день; в Италии — 13,6 млн. рабочих дней, на 1.000 жителей — 352 дня, во Франции — 10,1 млн. дней, на 1000 жителей — 259 дней.

Подобные потери рабочего времени и непроизводительные расходы, связанные со стачками и локаутами, как-то: поддержка забастовщиков или безработных, содержание администрации и заводов, наконец, утрата рынков при длительных забастовках — все это причиняло и причиняет такой ущерб государству, что последнее не могло не искать способов предотвращения забастовок и локаутов.

2. Сознание вреда классовой войны распространяется и среди рабочих. Новейшая эволюция капитализма много содействует победе мирных течений. Идею непримиримости классов сменяет идея сотрудничества рабочих и предпринимателей[83].

В самом деле, жестокая конкуренция промышленных предприятий разных стран показала, что победителями выходят не те из них, которые выжимают из рабочих наибольшую прибавочную стоимость, а те, которые, при наличии высокой заработной платы, ограждаемой тарифным договором, пользуются новейшими техническими усовершенствованиями, вводят наилучшую организацию труда (фордизм), наилучше используют труд (тэйлоризм) и умело объединяют свои усилия с другими предприятиями (синдикаты, тресты). Увеличением доходности предприятие становится обязанным гению технического и административного руководства. Рабочие всё больше сознают, что успех конкуренции, благополучие предприятия, а следовательно и их благополучие, находятся в зависимости от таланта руководителей, которые выполняют не только более сложную ра боту, но, при современных условиях, вынуждены отдавать почти все свои умственные силы и не восемь рабочих часов. К тому же чем крупнее предприятие, тем относительно меньшая доля прибыли используется самими предпринимателями, рабочие же, благодаря своей организованности и системе коллективных соглашений, отвоёвывают себе наибольшую долю прибавочной стоимости, какая по условиям хозяйства им может быть предоставлена[84].

Необходимо, наконец, учитывать то влияние, которое оказывает на распределение доходов демократический строй. Благодаря возрастающему политическому влиянию рабочего класса, государство становится орудием в руках масс, для осуществле ния социальной политики. В демократическом государстве пролетарии получают возможность разделить с буржуа участие, как в труде, так и в прибылях.

Поэтому стремлениям руководителей рабочего движения больше отвечает идеал „промышленной (индустриальной) демократии", чем перспектива классовой войны. Это особенно заметно в США, где покойный Гомперс и заменивший его теперь Грин вдохновляют, в качестве руководителей рабочего движения, борьбу за улучшение положения рабочих, но без превращения ее в политическую борьбу и тем более в социальную революцию[85].

Подобного рода движение развивается и в Европе. В Германии в 1919г. союзы хозяйственного мира насчитывали 100.000 рабочих, в 1925г. — 247.173. В процентном отношении это число рабочих составило в 1919г. — 1,03, а в 1925г. — 3,01 общего числа рабочих[86]. Это движение не может еще считаться влиятельным, но оно уже заметно. Будущее его зависит во многом от вождей[87].

Несомненно то, что классовая борьба, борьба труда с капиталом, много способствовала прогрессу. Профессиональные политические и кооперативные организации пролетариата способствовали его культурному развитию и самосознанию. Они во многом улучшили положение трудящихся и существенно изменили внутренние отношения в капиталистических странах. Картина современного капиталистического мира вовсе не похожа на ту, которую видели перед своими глазами Маркс и Энгельс. Продолжительность жизни и среднее благосостояние рабочего с тех пор увеличились, а в периоды тяжелых кризисов и депрессии безработные находят поддержку у профессиональных союзов, общественных организаций (городские и земские самоуправления) и государства (страхование от безработицы). Вера в то, что социализм увеличит производительность хозяйства и, следовательно, благосостояние народов, угасает, так как промышленность и без того достигла высокой степени организованности при посредстве концернов. Таким образом, не пропаганда со стороны предпринимателей, а опыт и факты внушают лидерам рабочего движения сознание безнадежности классовой войны.

Но здесь легко впасть в крайность. Отказ от классовой войны не должен сопровождаться прекращением организованной профессиональной борьбы. Борьба, как и конкуренция, служит стимулом прогресса. Сорель не без основания осуждает примиренчество, как признак упадочности[88]. И рабочим и предпринимателям следует объединяться и организовываться для защиты своих интересов. Сотрудничество рабочих с предпринимателями на современной демократизированной фабрике не должно заслонять расхождения их интересов. Но в современных условиях уже нет надобности прибегать к таким приемам борьбы, которые причиняют вред обеим сторонам и грозят подорвать благосостояние государства. При современной международной экономической конкуренции государство, в котором часто происходят забастовки и локауты, как будто намеренно подрывает свои силы, истощает себя в интересах конкурентов. Поэтому, помимо тех предупредительных мер против злоупотребления забастовками, которые выработаны самими профессиональными союзами (коллективные соглашения и профессиональная дисциплина), должно проявить инициативу в этой области и само государство.

С юридической точки зрения, это не представляет больших трудностей. «Право стачки» (или вернее «свобода стачек») не охраняется специально конституционными актами, оно является производным от свободы коалиций (Vereinigungsfreiheit), которая обеспечивает возможность объединения для защиты своих интересов всеми не противными способами. Свобода коалиций охраняется конституцией и м.б. ограничена только конституцией, а свобода стачек, как способ борьбы м.б. ограничена и в обычном порядке[89].

3. Лучшим из средств борьбы против стачек следует, конечно, признать предупреждение конфликтов. Одной из таких попыток является учреждение особых бюро для регулирования заработной платы (Wage boards). Подобное бюро существует в Австралии (Виктория) с 1896 г. Бюро организовано на паритетных основаниях, оно определяет минимум заработной платы и условия труда. Рабочие сохраняют право стачек, но точное и справедливое определение условий труда устраняет поводы к крайним мерам[90].

В Новой Зеландии приблизительно в то же время с 1894 г. (Industrial and Arbitration Act) учреждены особые суды для разрешения трудовых конфликтов. Это система принудительного третейского, разбирательства. Страна разбита на семь районов, в каждом существует Local Board of Conciliaton. Состав этих примирительных камер: два представителя союза хозяев, два от ассоциации трудящихся и председатель по выбору или, за отсутствием выборного, по назначению правительства.

Примирительные камеры разрешают трудовые конфликты по инициативе союзов или частных лиц и если стороны прибегают к забастовкам и локаутам, не обратившись в камеру или вопреки её решению, то уплачивают штраф.

Многие государства приняли систему факультативного арбитража. В Англии с 20 ноября 1919г. существует для этой цели постоянный промышленный суд. В Советском Союзе 23 марта 1923г, издано Положение о примирительных камерах и третейских судах. В Германии примирительное производство (Schlichtungsverordnung) регулируется законом 30 окт. 1923г. и учреждены специальные суды по делам трудящихся 23 декабря 1926г. В Южно-Африканском Союзе подобный суд учрежден 26 марта 1924г.; в Финляндии — 28 окт. 1924г.; во Франции 24 сент. 1925г., в Японии — 1 июля 1926 г.. Приказом 22 марта 1928г. предусматривается учреждение специальных трудовых судов в Польше. Существуют подобные суды и во многих штатах Северной Америки.

4. Фашистское законодательство разрешило вопрос о стачках и локаутах со свойственной ему прямолинейностью. Оно абсолютно запретило эти вредные для государства способы борьбы за односторонние интересы, установив за применение их уголовные наказания (Закон 3 апр. 1926г., гл. III DelIa serrata e dello sciopero). Запрещены также всякие коалиции, направленные в сторону, подобной борьбы, и конспирация.

Фактически таково же положение в СССР. Вопрос о стачках здесь не урегулирован. В частных предприятиях они остаются нормальным средством борьбы, но частных предприятий почти не существует. В государственных же предприятиях забастовки законом не запрещаются, но фактически не могут быть осуществлены, т. к. при общем характере режима они будут квалифицированы, как выступления против государственной власти.

Право стачек было в своё время прогрессивным. Оно способствовало организации рабочих для самозащиты, укрепляя чувство солидарности в кругу лиц одинаковой профессии.

5. Синдикальные организации не только не разрушают сознание профессиональной солидарности, но еще более укрепляют его. Однако существует солидаризм еще более высокий, солидаризм, объединяющий противостоящие группы, во имя целей, стоящих выше интересов обоих категорий (классовых интересов). Забастовки и локауты нарушают мирную жизнь и причиняют слишком тяжелый ущерб стране, для того чтобы государство могло спокойно допускать их.

Фашистское законодательство исходит из следующих соображений: нация имеет организованную юстицию, которая представляет могущественный орган для регулирования интересов, и никто не имеет права игнорировать эту юстицию. Противоположные группы должны проникнуться тем сознанием междугруппового интереса, той высшей солидарностью, о которой говорил идеолог солидаризма Буржуа (см. начало главы). Если же этого сознания недостаточно, то конфликт должен быть разрешен методом права, а не силы.

Италия и здесь идёт по пути, который предугадывали французские мыслители, но Италия принудительно указывает направление на этот путь, тогда как Франция предоставляет найти его свободно развивающемуся сознанию национальной государственности.

В странах давно установившейся демократии и с высокой культурой, принудительные меры фашизма внесли бы только раздражение, однако, даже в Англии, несмотря на царящий там дух свободы, прошёл в 1927 г. Закон, запрещающий политические забастовки (забастовки сочувствия), как представляющие собой подлинное восстание против государственной власти.

Во всяком случае идея, которою руководился итальянский законодатель, новая не по существу, а по решительности, пред-ставляется нам жизненной и отвечающей потребностям и тенденциям нашего времени.

6. Коллективные договоры — выражение воли двух сторон, добровольное их самоограничение. Каждый синдикат выражает интересы одной из категорий. Договор устанавливает равновесие интересов. Государство, со своей стороны, обязано поддерживать это равновесие, чтобы обеспечить достижение высших целей. Организации, с помощью которых фашистское государство поддерживает это равновесие, носят название корпораций. В законе 3 апр. 1926 г. о «юридической регулировка коллективных договорных отношений» упоминается (ст. 3) организация центральных органов, объединяющих обе параллельные ассоциации: работодателей и рабочих, без устранения самостоятельности каждой из этих параллельных организаций.

В регламенте к указанному закону основы организации корпоративных органов намечены уже достаточно подробно.

Корпорации представляют собой государственные органы. Они, как определяет Хартия Труда (CdL VI), образуют орган, объединяющий производительные силы и представляющий их интересы в совокупности (integralmente).

Как государственный орган, корпорации стоят над обеими сторонами и обладают двоякого рода функциями: юрисдикции и административного регулирования. Они примиряют стороны при конфликтах и могут нормировать общие условия труда. Этим достигается высшая солидарность двух классов в национальном сообществе.

Корпорации — административные, а не законодательные органы. Поэтому они могут действовать только в пределах существующих законов, устанавливая 1) общую организацию производства, 2) минимальную заработную плату, 3) учреждение бюро труда, 4) стаж подмастерий, 5) общие условия, благоприятствующие производству[91].

В 1928 г. корпорации еще не были учреждены. Вместо них действовали междусиндикальные комитеты, Comitati intersindicali органы партии, председательствуемые секретарями фашистских федераций. Действиями этих комитетов, руководил Центральный Междусиндикальный Комитет, с участием товарищей государственных секретарей (т. е. товарищей министра) Министерства Корпораций и Министерства Национальной Экономии и президентов Национальных синдикальных конфедераций (см. выше гл. VI). Работе этих органов придавалось чрезвычайное значение, т. к. она проводит в жизнь то, что составляет душу режима, новый синдикализм, основанный на сотрудничестве и солидарности.

Был момент, когда обстоятельства потребовали уменьшения заработной платы и центральный междусиндикальный комитет достигнул этого, подтверждая на опыте, что национальная солидарность представляет собою факт.

7. На вершине корпоративной организации находится Министерство Корпораций, учрежденное указом 2 июля 1926 г. Министерство возглавил Муссолини. В составе министерства всего 32 человека, т. к. правительство стремилось устранить из этого учреждения всякую бюрократичность. Министерство состоит из двух департаментов: один ведает корпорациями, другой — профессиональными ассоциациями. Функции Министерства политико-административные (покровительство и надзор за ассоциациями) и политико-экономические (ограждение высших интересов национальной продукции).

При новом Министерстве состоит национальный Корпоративный Совет (Consiglio Nazionale delle Corporationi) для высшей координации корпоративных органов, с участием представителей ведомств и корпораций.

Новое Министерство, как характеризует его один итальянский автор[92], является органом политического и социального обновления Италии. «Министерство внутреннего мира» — называет его другой автор[93].

8. В деле воспитания народа в духе национальной солидарности существенную роль, наряду с ведомством корпораций, выполняют т. н. Magistratura del lavoro (Трудовые палаты). (См. Begolamento 1 Iuglio 1926, tit. V).

Эти специальные судебные органы организованы при аппеляционных судах в составе председателя, двух членов суда и двух лиц, приглашаемых из списка экспертов по вопросам промышленности и труда[94]. Эксперты участвуют в рассмотрении дел не как представители интересов, а как сведующие лица.

Судебному разбирательству должна обязательно предшествовать попытка примирения сторон корпорацией. Если примирение не удается, то суд разбирает дело и может вынести решение двоякого характера: либо чисто-судебное, основанное на толковании действующего коллективного договора, либо правотворческое (jus novum), вносящее новое начало в отношения сторон, как, напр., изменение действующего еще не потерявшего силу договора или нововведение в условиях труда, в виду существенного изменения фактических обстоятельств (rebus sic stantibus).

Решения выносятся secundum artem boni et aequi, т.е. по началам доброй совести и справедливости, принимая во внимание интересы обеих сторон и руководствуясь во всех случаях высшими интересами народного хозяйства.

Все особенности этого суда объясняются тем, что законодатель запрещает классовую самозащиту[95] и стремится устранить необходимость в ней, устанавливая гармонию интересов (социальную гармонию).

Стремясь сплотить рабочих и работодателей в солидарно действующие организации, фашистское государство расчитывает в то же время воспитать в них сознание принадлежности их к одной и той же нации и необходимости согласовывать сталкивающиеся интересы, во имя интереса общегосударственного[96].

9. Эта тенденция не является, повторяем, новой. Она только более решительна. Примирительный процесс в Германии (по закону 1923 г.) и её особые трудовые суды (AGG — 23 дек. 1926г.) построены приблизительно так же, как и магистратура del lavoro. Примирители рассматривают дела, руководствуясь процессуальными правилами, но они, тем не менее, не судьи. Их задача — помочь заключению нового коллективного договора. Они не стеснены нормами действующего соглашения, а, наоборот, должны стремиться установить новые, которые были бы приемлемы для обеих сторон.

Подобно административным органам, они действуют, руководствуясь принципами целесообразности. В тех случаях, когда они учреждены властями, они действуют, как вспомогательный публично-правовой орган с целью поддержания мирного труда и предотвращения конфликтов. Если же они действуют, как учреждения автономных союзов, то их деятельность носит характер актов самоуправления[97].

В некоторых случаях решение примирительной камеры, в силу закона, обязательно для сторон[98].

Новые трудовые суды Германии (по зак. 23 дек. 1926г.) построены также с паритетным представительством рабочих и работодателей и, в интересах рабочих, как стороны с менее благоприятным для самозащиты положением, действуют с многочисленными отклонениями от обычного процесса. Они также не стеснены действующими нормами и могут не только выносить судебные решения, но и творить право.

Проф. Таль характеризует это, как общую тенденцию: «в новейшее время всё сильнее проявляется тенденция в случаях, когда трудовые конфликты угрожают жизненным интересам общества, предоставить суду, как постоянному государственному, так и ad hoc учрежденному третейскому, устанавливать условия труда на будущее время. Здесь уже речь идет не о суде в обыкновенном смысле. Его задача не судебное решение, а правотворчество, как, напр., установление минимума заработной платы, новых методов исчисления её, установление нормы рабочего времени, распространение обязательности третейского решения или условий тарифного контракта на предприятия и лиц, которые не участвуют в споре или тарифном договоре и т.д. (ср., напр., Industrial Conciliation and Arbitration Act в Новой Зеландии). Практический результат подобных судебных решений таков же, как при установлении обязанностей министерским указом. Его юридическая сила такова же, как и решения, вынесенного в обычном судебном порядке, но суд выполняет здесь новую функцию, существенно отличную от обычной судебной[99].

Таково направление современного законодательства, желающего мирного разрешения трудовых конфликтов. Это стремление логически приводит к запрещению стачек.

Законодатель Германии, как и в других странах, не решился, однако, запретить стачки. Лучше ли это? Вопрос этот не может получить общего ответа. Стачки очень опасны в стране отсталой или переживающей тяжелый экономический кризис, с трудом выдерживающей конкуренцию других, опасны в стране низкой культуры и недостаточной национальной сознательности; менее опасны в стране с устойчивым хозяйством, с высокой культурностью. Стачки могут быть запрещены без большой опасности для успеха рабочего движения там, где гарантирована внеклассовость государственной власти, и специальные суды по трудовым делам действительно независимы от односторонних влияний, и, наоборот, право стачек следует сохранять в резерве, как силу, необходимую для поддержки права, когда правам грозит опасность со стороны другой силы.

Но при всех условиях трудно отрицать, что тенденция современного трудового права — найти такие организации и правовые гарантии интересам рабочих, что бы потребность в дорого стоющей борьбе забастовками была сведена к нулю.

 

 

ГЛАВА VIII

КОРПОРАТИВНОЕ ГОСУДАРСТВО

(Фашистский режим в Италии)

 

1. Надклассовое и внепартийное начало в корпоративном государстве. 2. Отличие от государства либерально-демократического типа. 3. Сопоставление государственных организаций фашизма и коммунизма. 4. Идея солидарности в применении к демократическому государственному строю. 5. Проекты Коля (гильдейский социализм), Дюги, Ратенау. 6. Государственный строй современной Италии; значение фашистской партии; Верховный совет (реформа 1928 г.); фашистский парламент 1929 г. 7. Усиление центральной власти в Италии и общий политический режим. 8. Фашизм, как авторитарная демократия. 9. Существо фашизма и его значение.

 

1. Корпоративная организация общественных классов не связывается непременно с определенным политическим строем. Но общему духу корпоративного государства не соответствует парламентаризм с его господством партийности и политиканства. Не соответствует ему и формальная демократия, с её безличной основой, голосованием большинства и фактическим господством влиятельных групп или случайных настроений[100].

Где общество организуется на началах солидаризма, там на всех этажах государственного здания должно господствовать единение живых сил нации: вершина государства должна представлять собою надклассовое и внепартийное начало. Политические партии приучают к сознательности, дисциплине и борьбе. Синдикаты достигают той же цели, но с преимуществом чисто делового направления. Политическая партия ищет увлекательных лозунгов, старается воспользоваться промахами противника, соблазнить нейтральных. Синдикату, по характеру его работы, чужды подобные приемы. Но, зато, синдикат связан с узким интересом определенной группы, большей частью узкоклассовым эгоизмом. Это направление деятельности синдикальных организаций обеспечивает им в то же время жизненность. Современный человек больше понимает то, что непосредственно связано с его повседневными интересами. Поэтому синдикат, как хорошая кооперативная лавка, всегда обеспечен клиентурой.

Узкий характер деятельности синдиката корректируется синдикальными инстанциями: федерациями и конфедерациями, горизонты которых шире. Они представляют только профессиональные интересы определенной категории, хотя уже не в местном, а в более широком, областном и даже государственном масштабе. Но истинно государственное начало в синдикатскую организацию вносят корпорации, регулирующие и примиряющие классовую борьбу. Естественно, что и все высшие государственные учреждения в корпоративном государстве должны быть построены на тех же принципах национального солидаризма.

Торговый и промышленный капитал, интеллигенция, религиозные движения, чиновничество, адвокатура — все это живые силы, активно действующие в государстве, и власть должна согласовывать и направлять их действия так, чтобы обеспечить достижение высшего национального блага.

2. В современном демократическом государстве предоставляется полная свобода соревнования активных сил. Государство, раньше только «ночной сторож» (Лассаль), теперь, правда, не вполне безучастно к происходящей борьбе, но все-же оно не считает себя вправе вмешиваться в неё и регулировать.

Иное положение создает солидаризм. Поскольку эта система, охраняя частные права, связывает их однако, подчиняя публично-правовому контролю, она усиливает и роль государства. На примере водного права (гл. IX) мы будем видеть, в какой мере активна должна быть административная власть для того, чтобы согласовать индивидуальные интересы собственников вод и обеспечить наилучшее использование вод с точки зрения общего блага. Развитие идеи солидаризма предполагает распространение такой системы и на другие отношения хозяйственной жизни (см. гл. IV). Упадок земледельческого хозяйства в Европе уже вызывает необходимость некоторого руководства из центра и, может быть, в этой области предстоит очередное применение начал солидаризма в широком масштабе. Законодательство, регулирующее отношения труда и капитала, в свою очередь показывает, насколько современное государство непохоже на „ночного сторожа", ограниченного в своих заботах о покое охраняемых им граждан и безучастного к их жизни. Государство солидаризма должно обладать самостоятельной инициативой, должно быть деятельно и властно.

В этом его первое отличие от либерального государства. В этом отношении солидаристическое государство продолжает традиции так называемого „культурного" государства, признающего своей обязанностью активное участие в проведении культурных начинаний и недопущение антикультурных явлений.

Изменяется и внутренний строй нового государства. Как уже указывалось, оно составляется из организованных групп, а не из распыленных граждан. При этом само государство содействует организации противостоящих сил, в целях расширения индивидуальных возможностей, благодаря коллективной работе. Но если государство само организует противостоящие силы в могущественные конфедерации, то оно уже не может оставаться в роли наблюдателя, оно должно властно простирать свою руку над ними, готовое в любой момент сдержать эгоистические порывы классовых организаций в русле общенациональной политики.

В этом второе, также существенное, отличие нового государства от государств обычного либерально-демократического типа, в которых власть переходит из рук в руки, в зависимости от соотношения сил и влияний. Наряду с отдельными лицами, официально призываются к активности корпоративно организованные группы, и над ними ставится всегда внеклассовая государственная власть, которая, вследствие своей независимости от случайных политических комбинаций, приобретает большую устойчивость, чем современные парламентарные кабинеты. Такова идея корпоративного солидаризированного государства.

3. Великая война, которая по словам Ратенау, в действительности была «великою революцией», создала и другой тип государства, совершенно противоположный по характеру, а именно государство пролетарское, чисто классовое, в котором национальный интерес отождествляется с классовым и где, следовательно, все расходящиеся с пролетарскими интересы и силы подавляются.

Между двумя типами нового послевоенного государства: фашистским и коммунистическим, замечается некоторое внешнее сходство. Оба они отрицают чрезмерный индивидуализм и формальную демократию — всеобщее избирательное право, парламентаризм, неустойчивую власть, опирающуюся на число голосов, систему, не обеспечивающую преобладания одной влиятельной группы. Оба признают, что правит государством не народ (разоблаченная идея народного суверенитета), а активное руководящее меньшинство „элита", как это в действительности всегда бывает, но лицемерно вуалируется. Но сходство это чисто внешнее. Корпоративное государство организует все силы нации и партия, руководящая этим государством, по праву революции, должна стремиться к полному слиянию с нацией. Пролетарское государство боится этого слияния, т.к. нация заключает силы противоположных или противоречащих интересов (мелко-буржуазная стихия), которые грозят поглотить или растворить в себе господствующий класс.

Это коренное отличие ставит пролетарское (коммунистическое) государство в существенно отличное от прочих положение, в то время как корпоративное государство представляет из себя лишь перерождение существующего демократического строя.

Идеологи фашизма, противопоставляя его коммунизму, предсказывают их неизбежное в будущем столкновение: «С коммунизмом фатально суждено решительное столкновение в будущем — близком или далеком». «Латинский рассудок вступит в борьбу, с монгольским. Запад подымется против востока»[101].

4. На чём же однако, основано утверждение, что корпоративное государство не расходится так же резко с демократическим государством как коммунистическое?

Если мы характеризуем идею корпоративного государства, как солидаризацию всех национальных сил, то эта идея не расходится с практикой парламентарных стран. Как бы ни были внешне отличны формы государственного устройства, но и в стране парламентаризма, где правит большинство, все направлено, однако, в сторону согласования интересов и оппозиция, превращаясь в большинство, неизбежно сглаживает остроту своих требований, чтобы дольше удержаться у власти (теория компромисса)[102].

В момент же государственных затруднений все партии сговариваются о взаимных уступках, избирается коалиционное правительство и утверждается «национальное единение» (union nationale в современной Франции).

Таким образом, идея национальной солидарности отнюдь не чужда парламентарному государству, но здесь она возникает, как политический факт, тогда как в корпоративном государстве она облекается в юридические формы.

5. После великой войны необходимость солидарной работы всех классов общества сознавалась очень отчетливо и существует немало попыток практического и теоретического характера юридически обеспечить такую солидарную работу нации.

К числу этих попыток следует отнести хозяйственные организации Германии, т.е. прежде всего Хозяйственный Совет, объединяющий предпринимателей и рабочих. Здесь представительство построено уже на принципе интересов, каждому интересу отдается должное и противоположные интересы примиряются на основе общенациональной выгоды.

Далее интересной является попытка Габриэля Д'Аннунцио организовать свою эфемеридную республику Карнара, в которой для управления и законодательства предусматривалось два Совета из специалистов и представителей различных групп населения. Раз в год эти советы объединялись.

Из теоретиков интересен английский писатель Коль[103]. Сначала он предлагал передать все промышленные предприятия в собственность государства и объединенных гильдий. В гильдии входят все трудящиеся данного вида индустрии, не исключая и представителей умственного труда. Работа гильдий объединяется смешанными комитетами, затем окружным и, наконец, национальным конгрессом гильдий. В целях равновесия публично-правовых и частно-правовых собственников, Коль предлагал лишить государство права наказаний, угрожающих личной свободе, права распоряжаться военной силой и вести международные сношения. Критика этих проектов, расшатывавших государство, побудила Коля изменить его проект, и он наметил три организации: политическую (государство), профессиональную или гильдейскую (vocational) и потребительскую (appetitive: consumers and users)[104].

Совместными собственниками предприятий, Коль представлял себе гильдии и организации потребителей.

И здесь мы видим попытку согласования расходящихся интересов посредством юридической реорганизации государства и хозяйства.

Не менее интересны идеи Дюги, учения которого непосредственно близки нашей теме, так как он утверждал в своем учении о государстве, как это уже было раньше изложено (гл.I, п.9), что в основе государства — социальная солидарность[105].