Формационный и цивилизационный подходы в исторических исследованиях

Формационный подход

Понятие «общественно-экономическая формация» было введено в научный оборот в XIX в. К. Марксом. По определению Маркса, общественно-экономическая формация представляет собой «общество, находящееся на определенной ступени исторического развития, общество, со своеобразными отличительными характеристиками». В советский период в марксистской исторической науке на базе формационного подхода сложилось представление о том, что человечество в историческом развитии обязательно проходит пять основных общественно-экономических формаций: первобытно-общинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую. В востоковедении данный подход закрепился в 1930-х гг. после выступлений академика В. В. Струве. В дальнейшем критики окрестили подобную схему «пятичленкой».

Утверждалось, что переход от одной общественной формации к другой происходит в результате социальной революции (некоторые историки пытались даже писать о «революциях рабов» как форме перехода от рабовладельческой формации к феодальной). Предпосылки подобной революции вызревают в недрах предшествующей формации, формируя конфликт между прогрессивно развивающимися производительными силами общества и устаревшей системой производственных отношений. Движущей силой истории оказывается классовая борьба, которую ведут массы против господствующего класса. Победивший класс проводит преобразования во всех сферах общественной жизни и возникает новый тип государственности, т. е. перемены в надстройке общества. В свое время появление теории общественно-экономических формаций в мировой обществоведческой науке дало возможность рассматривать качественные изменения, происходившие и происходящие с человеческим обществом, как единый закономерный процесс исторического развития. Однако при этом без должного внимания и объяснения оставались многие существенные стороны жизни человеческого общества: специфика материальной и духовной культуры, различия социальной организации тех или иных народов, исторические особенности их политической культуры, влияние этнических процессов на развитие обществ в исторической ретроспективе. Вне поля зрения оказывались роль и значение традиций в жизни народов, моральные и нравственные ценности, присущие разнообразным культурам. Всем этим процессам и явлениям отводилась второстепенная роль в истории.

 

Цивилизационный подход

С конца 1980-х гг. в отечественном обществоведении формационная парадигма стала постепенно заменяться на цивилизационную, активно использовавшуюся зарубежными учеными уже на протяжении длительного времени. Современное слово «цивилизация» восходит к латинскому civilis («гражданский»). Существительное civilitas в Древнем Риме обозначало совокупность положительных качеств гражданина (воспитанность, образованность и т. д.), что объективно совпадало с трактовкой древнекитайского понятия вэнъ — важнейшего качества, присущего конфуцианскому «благородному мужу», «совершенному человеку» — цзюньцзы. В Новое время термин «цивилизация» был введен в обиход французскими просветителями и стал использоваться в европейской науке еще в XVIII в. Впервые в печати его употребил в своей работе «Друг людей, или Трактат о населении» (1756 г.) маркиз Виктор де Мирабо, отец знаменитого деятеля Великой французской революции Оноре Мирабо.

Самый заметный вклад в становление цивилизационной парадигмы исторического развития, безусловно, внес Арнольд Тойнби. Теоретическая концепция Тойнби предполагала охват и анализ всех крупных социокультурных общностей в континууме исторического развития. Уподобляя цивилизации своеобразным живым организмам, Тойнби в своих исследованиях обращал внимание на то, что каждая из них проходит в своем развитии фазы рождения, роста, надлома, упадка и гибели. Специфике функционирования цивилизационных признаков он придавал ключевое значение и именно в этом усматривал основное содержания процесса исторического развития обществ. Тойнби одним из первых сумел показать теснейшее переплетение культуры и политики в истории человеческого сообщества. Вместе с тем в методологических подходах к изучению цивилизаций и социокультурных процессов у Тойнби социальное и культурное присутствуют практически в нерасчлененном виде, формируя своего рода двуединую характеристику типа цивилизации.

Обращаем внимание на два ключевых момента:

Во-первых, отмечается, что заключительным этапом развития цивилизации чаще всего становится империя, которая стремится с помощью силы держать в руках и стимулировать то, что уже не может объединяться силой духа данной цивилизации. История в значительной мере подтверждает это положение (наряду с Римской, Османской, Российской империями вполне можно включить в этот ряд и современные Соединенные Штаты Америки, с помощью активной внешней политики стремящиеся сегодня навязать определенные цивилизационные ценности и институты другим странам и народам, как представляющим иные социокультурные типы).

 

Во-вторых, Тойнби выдвинул идею так называемого «периферийного господства», согласно которой центр, культурный потенциал которого иссякает, подчиняется периферийным народам, оказывающимся сильнее в военно-политическом отношении.

 

Иногда термин «цивилизация» фактически подменяет у некоторых авторов понятие «формация» или включает его в себя. Именно в подобном контексте возникают такие словосочетания как «средневековая цивилизация» или «капиталистическая цивилизация». Все чаще понятие «цивилизация» используется и для обозначения региональных социокультурных общностей, выделяемых исходя из особенностей их духовной культуры (христианская, мусульманская цивилизации), по их территориальной или этнической принадлежности (европейская, восточноазиатская, ближневосточная, африканская, арабская цивилизации).

Термин «цивилизация» нередко употребляется и как синоним понятия «культура». Однако, как отмечал В. П. Илюшечкин, «отождествление их некорректно, поскольку второе охватывает совокупность достижений общества в области материального и духовного производства, что составляет лишь одно из слагаемых цивилизации».

 

Современные сторонники цивилизационного подхода считают цивилизацию ключевой структурной единицей процесса развития общества. Цивилизация представляет собой некую общность (систему), сцементированную внутренним единством, определяемым некими общими факторами (религиозной, культурной, экономической, политической, социальной или социокультурной общностью). С точки зрения ученых, работающих в русле цивилизационного подхода, он достаточно универсален и может быть применим к истории любой страны или группы стран. К числу его сильных сторон относят представление о многовариантности истории и приоритет духовного начала при выработке основных критетриев выделения отдельных цивилизаций (при этом роль материального начала нередко преуменьшается). Слабой стороной цивилизационного подхода является расплывчатость либо полное отсутствие критериев выделения тех или иных цивилизаций.

 

Рассматривая всемирно-историческое развитие с различных методологических позиций, формационный и цивилизационный подходы во многом могут дополнить друг друга и стать основой для конструирования новой парадигмы исторического развития.

 

 

10-12 билеты

- Картина мира в древних культурах

- математические модели как основа культурного кода

- Принципиальные различия ближневосточной и дальневосточной математических моделей

 

У разных народов и в разные эпохи различаются так называемые культурные коды, или, по словам Умберто Эко, «системы поведения и ценностей». В наиболее ясном виде культурные коды представлены в национальной картине мира. Ученые, как правило, выделяют три со-ставляющих этого понятия:
- самоощущение человека;
- представление им о пространстве, видение его;
- ощущение времени.

Важным фактором, от которого можно отталкиваться в процессе изучения древних (и в принципе традиционных) обществ, является абстрактное выражение картины мира с помощью математики. Например, для древних греков математика была выражением заложенной в мире гармонии, проявляющейся в музыке, во взаимотношении пропорций, в движении небесных тел. Подобной оказывается роль этой науки и в других традиционных культурах, но в каждом случае математическая система имеет свои характерные особенности. В этом вопросе восточные культуры имеют много схожих черт.

На дальнем Востоке, в частности в Китае, каждое из чисел от одного до девяти являлось выражением определенных философских категорий, что сыграло значительную роль в становлении различных форм миропонимания и социального поведения, а также художественного творчества. Для многих культур как Ближнего, так и Дальнего Востока характерно отношение к единице (в случае Китая и к девятке) как к сакральным символам. В Китае это число обозначало Абсолют, начало и конец всего; в исламской традиции «Единый» или «Единственный» – шестьдесят седьмое имя Аллаха; один - число Бога Ра в Древнем Египте.

Однако существуют различия между культурными кодами народов Дальнего и Ближнего Востоке, связанные с разными взглядами на математические системы.

 

Ближневосточные математические школы стремились к вычеслению корню всего сущего, универсального ключа к тайнам мироздания; для это традиции характерно тяготение к деястичным дробям (принцип десятичных дробей описан самаркандским астрономоми математиком Джемшидом ибн Масудом аль-Каши в первой трети 15 века).

Стремление к поиску единого ключа к загадкам мироздания находит отражение не только в трактовке математических абстракций, но и в мистичесиких учениях. Например, согласно легендам, открытое Моисею истинное имя Бога, состоящее из четырех букв еврейского алфавита (Тетраграмматон), обладало невероятной магической силой. Та же традиция прослеживается у исламских мистиков, увереных в существовании 100-ого, тайного имени Аллаха, ведомого лишь узкому кругу достойных, знание которого позволяло совершать чудеса и преобразовывать мир. Подобные мотивы можно наблюдать в различных культурных реалиях. Так, в текстах «Тысяча и одной ночи» поднимается тема существования некого магичсекого обьекта(перстня, лампы, печати и тд), обладатель которого способен с его помощью исполнить любое свое желание героя. Интересен тот факт, что могущество герою придает сам факт обладания магическим предметом, личные качества и добродетели героя едва ли имеют занчение. Причина этому- бытование неперсонифицированной универсалии, существующей в мире вне зависимости от личности владетеля.

Дальневосточная традиция отрицает возможность существования единого принципа для выражения изменчивого характера универсума; согласно ей, у необьятных для разума процессов, происходящих во Вселенной, не может быть никакого внутреннего закона, кроме самого этого процесса, поэтому отрицается и существование ключа, обретение которого позволило бы этими процессами управлять; использование нерациональных чисел было нехарактерно для дальневосточной математической системы.

Отсюда, в рассказах об обретении могущества и и чудесных способностей, в культуре Китая, например, повествуется о том, как герой смог на духовном уровне соединиться с Дао (Абсолютом, высшим законом бытия), и, став его воплошением, творить чудеса. Таковы повестоввания о даосских отшельниках, а также часто об обретении удивительных способностей благодаря естественной жизни, подчинению бытийного закона.

Если в подобных литературных произведениях и упомянаются магические предметы, то наделение ими адресно и временно, так как связано с возложенной на героя миссией.

Связь с традицией математических систем отражается и в отношении к текстам, в частности, к священным. Для Ближнего Востока и для авраамических религий характерна сакрализация оригинала священных книг. Такие книги требуют соблюдения специального ритуала и церемоний при соприкосновении с ними. Естественно, что драгоценными реликвиями считаются лишь подлинные списки священных киг, а не их переводы.

В религиях Дальнего Востока ситуация иная: религиозный текст не обязательно считается обьектом почитания, требующим специального ритуала в обращении. Однако, существует традиция уважения к любому тексту, вне зависимости от его назначения. Так, в Китае чтение и письмо всегда почитались как сакральные действия; считалось большим грехом выбрасывать бумагу, на которой изображены иероглифы, исписанная бумага обычно сжигалась при ритуалах в специальном месте. Важно отметить, что для большинства дальневосточных верований также не существует большой ценностной разницы между оригиналом и переводом текста.

Еще одной характеристикой мировозрения традиционных обществ является взгляд на каллиграфические и живописные нормы. В данном случае различается подход к этой проблеме на Ближнем и Дальнем Востоке. В отличие от ближневосточной традиции, знатоки китайской, корейской, японской каллиграфии не будут оценивать произведение с точки зрения эстетики или декоративности. Вместо этого будут говорить об уникальной категории ци(ки), выражающей меру сопричастности произведения принципам закона Дао. Таким же образом будут оцениваться литературные произведения. В связи со всем вышеперечисленным, одной из важнейших задач востоковедной культурологии является создание принципиально новых систем эстетического видения и оценки, которые позволяли бы адекватно оценивать произведения, созданные на принципах, отличных от европейских.

10. Картина мира в древних культурах

У разных народов, в разных цивилизациях отличаются культурные коды, или, по словам Умберто Эко, «системы поведения и ценностей». Национальная картина мира отражает мировосприятие, свойственное тому или иному сообществу. Она определяет важнейшие характеристики жизни и деятельности сообщества и каждого из его членов – от особенностей этикетного поведения до восприятия мира как целостности.

Для воссоздания картины мира, характерной для того или иного региона исследуются типы и формы существования социальных институтов, бытовые особенности, народные празднования, различные виды изобразительного искусства, театр, музыка. Роль математики: каждая математическая система имеет свои особенности, свидетельствующие о том, как видели мир представители различных цивилизаций.

Дальневосточная культурная традиция говорит о невозможности нахождения единого принципа для выражения изменчивого характера универсума.Для традиционной математики Китая использование иррациональных чисел было нехарактерным. Каждое из чисел от одного до девяти являлось выражением определенных философских категорий, на чем и основывается китайская нумерология. Например, единица, как и число десять, в китайской нумерологии понималась как символ Абсолюта, начала и конца всего сущего. Сакральное отношение к единице характерно для большинства культур: Единый или Единственный (Аль-Уаахиду) - шестьдесят седьмое имя Аллаха; один – число бога Ра в Древнем Египте и т. д. На Дальнем Востоке господствует другой тип мышления, в основе которого лежит идея невозможности нахождения единого принципа для выражения изменчивого характера Абсолюта. Это проявлялось в приблизительности математических расчётов (округление числа пи до 3, неправильная дробь как конечный результат). Абсолют – Дао – признавался непостижимым логически. Он не мог сводиться к единому знаковому описанию и соответственно его нельзя было вообще передавать с помощью каких бы то ни было символов. «Дао, которое может быть выражено в словах, не есть постоянное Дао; имя, которое можно назвать, не есть настоящее имя». Закон бытия непостигаем, имена, доступные человеку, суть неподлинные имена, поэтому у бесконечного и необъятного для разума процесса не может быть никакого внутреннего закона, кроме самого этого процесса, а следовательно, не может быть и ключа, обретения которого давало бы власть этим процессом управлять. Обретение магических свойств связано также и с праведной естественной жизнью, т.е. подчинению законам естественного бытия. Наделение волшебными артефактами адресно и связано с возложенной на героя миссией, по выполнении которой артефакт исчезает из мира людей. Примечателен тот факт, что любые чудеса подчиняются воле Неба. Что противоречит воле неба, пусть и хорошее по своей сути, не может быть исполнено.

Ближневосточные математические школы стремились к вычислению единого принципа, лежащего в основе любых операций с числами; для этой традиции характерно тяготение к десятичным дробям как к проявлению типологической универсалии. Данный принцип - стремление к поиску единого корня всего сущего, универсального ключа к тайнам мироздания. Стремление к поиску корня всего сущего отражается и в мистико-религиозных учениях (истинное имя Бога – Тетраграмматон, сотое имя Аллаха). В арабских сказках, например, в «Тысячи и одной ночи», возможность обладать магическим артефактом разрешает все беды и невзгоды. Могущество герою придаёт сам факт обладания артефактом или знанием заклятия, а личные качества героя не берутся в расчёт. Могущество можно приобрести случайно, но так же в одночасье его можно и потерять. Причина этому – бытование некой неперсонифицированной универсалии, существующей в мире самостоятельно, вне зависимости от личности владельца.

Метафизика — раздел философии, занимающийся исследованиями первоначальной природы реальности, бытия и мира как такового. Мистические учения: исламские мистики, стремились узнать тайное, ведомое лишь узкому кругу достойных сотое имя Аллаха, знание которого позволяло совершать немыслимые чудеса, преобразовывать мир. В арабских сказках, например, в текстах «Тысячи и одной ночи», возможность обладать неким магическим объектом (перстнем, печатью, лампой, заклинанием) разрешает все беды и невзгоды, подстерегающие героя, и дает ему полную власть над обстоятельствами. Аналогичные сюжеты есть в турецких волшебных повестях, в преданиях других народов Ближнего и Среднего Востока. Стать обладателем огромного могущества, узнать секрет повелевания волшебными силами можно в одночасье, но так же быстро можно и потерять его, и причина этому - бытование некой неперсонифицированной универсалии, существующей в мире самостоятельно, вне зависимости от личности владельца.

Религия: различается понятие священного текста. Для Ближнего Востока сакральный текст - это письменное изложение важнейших положений веры, воспринимаемое как самостоятельный объект почитания, требующее соблюдения специальных ритуалов и церемонии при любом с ними соприкосновении; обычные тексты такой обрядности не требуют и не несут на себе отпечатка мистической силы.

В религиях Дальнего Востока ситуация принципиально иная: сакральный текст здесь - это лишь важный письменный источник определенной религиозной системы, не всегда предполагающий отдельную ритуальную обрядность в обращении. Искусство: произведения китайской, японской или корейской каллиграфии, в отличие от ближне- и средневосточных школ, ни в коем случае не будет оцениваться знатоками с точки зрения декоративности, эстетической соразмерности частей и т. п. Вместо этого будут говорить о некой, не имеющей аналога в других эстетических системах, категории ци (японское чтение - ки), выражающей меру сопричастности произведения принципам высшего закона Дао.

Разница в картине мира прослеживается в отношении к письменным текстам. Для традиции Ближнего Востока и авраамических религий в частности, священный текст – это письменное изложение положений веры, которое само по себе является культовым объектом в противоположность остальным текстам. К сакральным текстам относились особенно: для них существовали ритуалы, они были сами мистическими объектами, реликвиями, важнейшими божественными предметами. При этом значим был только язык оригинала.

На Дальнем Востоке сакральный текст – это любой религиозный текст, его подлинность не имеет значения. Далеко не всегда предполагалось проведение специальных ритуалов. С другой стороны, священным считался каждый клочок исписанной бумаги. Уважение к письменным текстам пришло издревле и имеет серьёзную основу: за плохое обращение с исписанной бумагой полагалось особенное место в аду, все клочки бумаги собирались аккуратно, а затем сжигались в процессе ритуала.

В области живописи разница мировоззрения проявляется не менее ярко. На Ближнем Востоке живопись оценивают с точки зрения пропорциональности и декоративности. На Дальнем Востоке имеет значение категория ци, выражающая меру сопричастности к высшемузакону Дао. Так как каждый понимает этот закон в меру своих особенностей, то единый эстетический принцип как универсальная математическая схема не может быть установлен.

Аналогичен процесс оценки литературных произведений. Для воссоздания полной картины мира региона исследуются типы и формы существования социальных институтов, особенности быта, народные праздники, виды изобразительного искусства, театр и музыка, в последнее время – кинематограф, постмодернистское искусство и сетевые ресурсы.

 

11. Математические модели как основа культурного кода

Для древних, да и вообще для традиционных цивилизаций математика была прежде всего именно поднятым до предельной абстрактности выражением картины мира.Согласно легенде, над входом в платоновскую «Академию» было начертано: «Не знающий геометрии да не войдет сюда». Для древних греков математика была выражением заложенной в мире гармонии, проявляющейся в самых различных формах: во взаимоотношении пропорций, в движении небесных тел… И дальше все то же самое

 

12. Принципиальные различия дальневосточной и ближневосточной математических моделей.

Дальневосточная модель	Ближневосточная модель
На Дальнем Востоке господствует другой тип мышления, в основе которого лежит идея невозможности нахождения единого принципа для выражения изменчивого характера Абсолюта. Это проявлялось в приблизительности математических расчётов (округление числа пи до 3, неправильная дробь как конечный результат). Для традиционной математики Китая использование иррациональных чисел было нехарактерным. Каждое из чисел от одного до девяти являлось выражением определенных философских категорий, на чем и основывается китайская нумерология. Например, единица, как и число десять, в китайской нумерологии понималась как символ Абсолюта, начала и конца всего сущего.	Ближневосточные математические школы стремились к вычленению единого принципа, лежащего в основе любых операций с числами; для этой традиции характерно тяготение к десятичным дробям как к проявлению типологической универсалии. Принцип десятичных дробей был описан самаркандским астрономом и математиком Джемшидом ибн Масудом аль-Каши (?-1436?) в первой трети пятнадцатого века, хотя сами десятичные дроби применялись и ранее. Так воспринимается единица не только в математических школах Китая: отношение к этому числу как к сакральному символу характерно для большей части культур; например, Единый или Единственный — шестьдесят седьмое имя Аллаха; один - число бога Ра в Древнем Египте и т. Д.
Абсолют – Дао – признавался непостижимым логически. Он не мог сводиться к единому знаковому описанию и соответственно его нельзя было вообще передавать с помощью каких бы то ни было символов. «Дао, которое может быть выражено в словах, не есть постоянное Дао; имя, которое можно назвать, не есть настоящее имя». Закон бытия непостигаем, поэтому у бесконечного и необъятного для разума процесса не может быть никакого внутреннего закона, кроме самого этого процесса, а следовательно, не может быть и ключа, обретения которого давало бы власть этим процессом управлять. 1. Наделение волшебством связано с определенной возложенной на артефакты и их обладателя миссией; по выполнении миссии волшебный предмет пропадает из мира людей. Так, согласно легенде, крупный гос.деятель Чжан Хуа и его советник Лэй Хуань во время военного похода нашли два драгоценных меча(с именами Лунцюань и Тай-э). Эти мечи помогли установить мир и порядок в Поднебесной, но воспользоваться их чудесной силой никто другой не мог. Выполнив свою миссию, мечи при разных обстоятельствах превратились в драконов и улетели в небо./некачественное оружие/ Так же исчезло и волшебное зеркало после выполнения миссии из новеллы Ван Ду. 2. Для Дальнего Востока мастерство каллиграфии, будет также определяться наличием или отсутствием ци, что крайне затрудняет интерпретацию подобных явлений культуры в рамках привычных нам реалий, в том числе в рамках современного научного анализа.	Данный принцип — стремление к поиску единого корня всего сущего, универсального ключа к тайнам мироздания — находит отражение не только в трактовке математических абстракций, но и в мистических учениях: 1. так, согласно легендам, истинное имя Бога, открытое Моисею и записываемое четырьмя буквами еврейского алфавита (т. н. «Тетраграмматон»), обладало невероятной магической силой. Верное чтение Тетраграмматона было великой тайной, которой обладал лишь первосвященник, произносивший его, как считали, один раз в году, во время празднования Йом-Кипура(в святая святых и получавший благодаря этому возможность непосредственного общения с Всевышним. Утрата этой тайны связывается преданиями с разрушением Первого Храма в 586 году до н. э. К III в. до н. э. подлинного чтения Тетраграмматона уже никто не знал; обретение его вновь понималось мистиками как возможность приобщиться к началу начал и получить огромное могущество. 2. Подобное отношение мы находим и у исламских мистиков, стремившихся узнать тайное, ведомое лишь узкому кругу достойных сотое имя Аллаха, знание которого позволяло совершать немыслимые чудеса и по своему желанию преобразовывать мир (по легенде, это имя значилось на перстне Сулаймана ибн Дауда,то есть библейского царя Соломона). Могущество герою придаёт сам факт обладания артефактом или знанием заклятия, а личные качества героя не берутся в расчёт. Могущество можно приобрести случайно, но так же в одночасье его можно и потерять. Причина этому – бытование некой неперсонифицированной универсалии, существующей в мире самостоятельно, вне зависимости от личности владельца.