Был ли шерлок холмс хорошим физиономистом.

Слагаемые психогностики включают физионо­мическое чутье как частность. А может быть, и как центр.

В самом деле, что значит - разгадать человека, видеть его «насквозь»?

Это означает — в самом общем и существенном—• предвидеть его поведение... Его умозаключения и представления. Его чувства... При взгляде назад, в прошлое, это позволяет связать в один узел пучки противоречивых поступков и увидеть несообразности в мнимом благополучии.

Безумно сложно и до глупости просто. На какой отрезок времени? В каких ситуациях?

На мгновение — здесь и сейчас — или на годы вперед (назад)?

Ощутить человека — это значит увидеть в одно мгновение всю его личность. Как Моцарт, который слышал свои симфонии сразу, одномоментно, сверну­то. Возможно ли это? Ведь человека нельзя воспри­нять вне конкретного времени и пространства, он всегда в потоке событий, в клубке обстоятельств: на­ше впечатление схватывает его, как тонкий прицель­ный луч, на неуловимой грани прошлого и будущего.

Прототип Шерлока Холмса, доктор, учитель Ко­нан-Дойля в медицинском колледже, своей острой на­блюдательностью, цепкой памятью, быстрыми ассо­циациями и безупречной логикой потрясал воображе­ние. По грязи, прилипшей к башмакам пациента, он определял маршрут его следования, по выправке — вид частей, в которых тот служил, по рукам — про­фессию. Иными словами, это был мастер быстрого и четкого определения жизненной ситуации человека. Это важно, но для психогностики только прелюдия. Что касается физиономического чутья, то здесь док­тор, кажется, не шел дальше быстрого и точного оп­ределения национальности. Маловато.

Его литературный двойник в этом отношении то­же особенно не блистал, хотя и впивался иногда со страшной пронзительностью в глаза подозреваемым, убивая их психологически наповал. Принцип теста — по малому о многом, по детали о целом — получил у Шерлока Холмса блестящее развитие, но не в психо­логическом плане. Да ведь и задачи у него были узкие, одноплаповые.

Психогностика, психологические прогнозы — это бескрайняя межчеловеческая стихия, от дипломатиче­ского фехтования до любви с первого взгляда, от придерживания двери в метро до общения двух гени­ев. Да и дурак дурака видит издалека. Кстати, поня­тие «дурак» заслуживает самого пристального исследования. (Одно из последних определений — «дурак тот, кто считает себя умнее меня».) По сути же дела «дурак», так же как «мерзавец», «талант», «гений» и прочая, — это штамп межчеловеческих ожиданий со сложнопеременным значением, содержащий грубый прогноз поведения. В обыденном языке, этом музее мысли, содержатся и примитивные шкалы различных человеческих измерений (интеллектуальное, эмоцио­нально-нравственное) и начатки типологий — давние предвестия того, чем занимаются сегодня психологи. Повседневная психогностика относится к психологии так же, как здравый смысл к философии.

Но вместить человека в свое ощущение?..

Странно, что два таких полярных по душевному складу и отношению к людям человека, как Горький и Шопенгауэр, — один человеколюб, другой — мизан­троп,— оба утверждали, что их первое впечатление о человеке в конце концов оказывалось самым вер­ным. Это тем более странно, что в недавнем спе­циальном исследовании лениградский психолог Бода-лев установил экспериментально, что первое впечатле­ние весьма далеко от истины. Не в том ли дело, что исследовались эти впечатления на основании отче­тов испытуемых?

Шопенгауэр советовал рассматривать лицо в мо­мент* когда человек полагает, что его никто не видит (нет маски), и тут же как можно скорее и четче фик­сировать возникающее впечатление. Ибо к лицу, писал он, тотчас же привыкаешь и, в сущности, пе­рестаешь его видеть, как быстро перестает ощущаться запах или после одной-двух рюмок вкус вина.

Здесь что-то ухвачено. Вероятно, действительно есть мастера, умеющие извлекать из физиономическо­го впечатления максимум сведений — Шерлоки Холм­сы от психогностики. А с другой стороны, люди, на­верное, различаются и по своей доступности такому непосредственному анализу. Может быть, искусный психогностик-физиономист — это тот, кто умеет ве­рить себе. Именно умеет, то есть чему-то верит, а чему-то нет. В первое впечатление, в силу незнания именно данного человека, должен вноситься максимум от всего опыта общения с людьми — некий концент­рат знаний, предрассудков, интуитивной статистики проб и ошибок. Как и вся наша память, как вся работа ума, этот сгусток лишь частично осознается.

Если опыт достаточно велик, а впечатлительность остра, то прогноз, возникающий в подсознании, может быть, действительно оказывается достовернее сведе­ний, которые являет сознанию намеренное поведение. Но, возможно, и наоборот: чем меньше опыт, тем лучше. Маленький ребенок вбегает в комнату, пол­ную незнакомых взрослых: к кому?.. Я всерьез верю, что его выбор может служить тестом на доброту. Ведь дитя — это почти голое подсознание. Или колоссаль­ный опыт, или совсем ничего, tabula rasa...

Может быть, здесь срабатывают какие-то древние инстинктивные механизмы, которые природе пришлось вложить в нас для ориентировки в самом важном: жизнь или смерть. Здесь уже что-то животное, без­отчетное.

У Шолохова: от человека — жуткого человека, античеловека, когда он входил в конюшню, шарахались лошади. Люди не шарахались, а лошади шараха­лись. У Бунина в рассказе «Петлистые уши»: живот­ный страх проститутки перед посетителем, хотя он ничего, ничего особенного не делал. Или у Пушкина в «Спящей красавице»: собака лает на нищенку.

«Мы инстинктивно знаем ужасно много, — писал Лев Толстой, — а все наши сознательные знания так жалки и ничтожны в сравнении с мировой муд­ростью. И часто мы только в старости сознательно узнаем то, что бессознательно так хорошо знали в детстве»...

Человекоощущение — это некий эмоционально окрашенный психологический прогноз. Но как редко мы можем отдать себе отчет в том, на каких же «параметрах» воспринимаемого он основывается... Чтении каких существенных черт генотипа, запечат­ленных в статике облика... Мы сразу замечаем лицо идиота с нарушениями в хромосомном наборе, иног­да даже с единственным патологическим геном. О том, что с генами, неспециалист не знает, но зри­тельное впечатление четко говорит ему: это типичное не то, патология. Может быть, нечто подобное, но в более слабой, едва уловимой степени происходит и в случаях, когда патологии нет, а просто что-то не то или что-то то...

Или это тончайшие подвижные признаки эмоцио­нальных состояний, нюансы мимики и пантомимики, непроизвольно выдающие чувства и склонности — подспудные двигатели поведения?

Но какими же кодами связано одно с другим? Что здесь от момента, от мимолетного настроения, и что от глубинного строя личности?.

Трудно представить себе, до какой степени тонко эмоциональное восприятие человеком человека и сколько в нем безотчетного.

В психологической лаборатории большому числу мужчин показывали две одинаковые фотографии одной и той же светлоглазой блондинки. Все испытуе­мые нашли девушку более привлекательной на одной из фотокарточек, но ни один не сумел вразумитель­но объяснить почему. «Здесь симпатичнее», и все. Решительно никто не заметил, что на более симпа­тичной фотографии у блондинки слегка расширены зрачки. И только. Более прозрачной иллюстрации ро­ли подсознательных восприятий в наших предпочте­ниях, пожалуй, не найти. Остается гадать, почему расширенные зрачки придают симпатичность. Зрач­ки расширяются, во-первых, от темноты, во-вторых, от сильных эмоций. Ну и, конечно, от атропина, рас­тительный источник которого имеет старинное назва­ние «белладонна». Красавица. Эффект известен, ока­зывается, испокон веков.

Мы сидели в кафе, в центре Москвы.

— Вон посмотри, за столом двое. По спинам ви­жу, что иностранцы.

Я взглянул: мужчина и женщина; лиц не видно; одежда ничем особенным не отличалась, но спины (или затылки?) были действительно иностранные, это я тоже сразу заметил. Мы убедились, что не ошиблись, хотя уяснить себе, в чем же именно со­стояло иноподданство спин, так и не смогли.

Слово «личность» имеет корень «лицо», и в этом глубокий смысл. Начав с физиономии, мы сразу очу­тились на пересечении индивидуальности и механиз­мов общения. Лицо всегда было и остается самой от­крытой и загадочной психогностической книгой — зеркалом, в котором душа в редкие моменты пока­зывается обнаженной.

Наша взаимная психогностика по большей части малоуспешна, но порой необъяснимо точна, и парадокс общения состоит в том, что мы знаем друг о друге и меньше и больше, чем полагаем. Практической ин­туиции не остается ничего иного, как смело и грубо врезаться в то тончайшее и сложнейшее, к чему нау­ка еще только ищет пути.