В. : но активизация этих ваших повстанческих басмаческих элементов началась с момента установления вами связи с рыковым. Так вас понимать надо.

О.: Было бы совершенно неправильно отправной вехой в активизации наших повстанческо-басмаческих связей считать мою встречу с Рыковым. Мы, до установления связи с центром правых вели на различаемых этапах весьма значительную активную повстанческую деятельность, направленную против советской власти и политики компартии.

Однако, до установления связи с Рыковым – Бухариным, наша повстанческая - басмаческая борьба с Советской властью носила стихийный, неорганизованный, нецелеустремленный характер и с этой точки зрения целеустремленная активизация нашей повстанческой деятельности действительно начинается с момента установления связи мною и Рыковым.

В.: Ввиду того, что более полное совещание Вашей басмаческой-повстанческой деятельности имеет значение для следствия, прошу дать подробные показания о последних этапах Вашей повстанческой борьбы против Советской власти.

О.: После разгрома басмаческого движения в Средней Азии и разгрома бандитских групп в восточных республиках, нашей пантюркистской организации нами взят был курс на свидание законспирированных банд - повстанческих кадров.

Я имею в виду период после 1923 года, когда наши активные выступления пресечены, были органами власти, и мы должны были остатки басмачества свернуть за нецелесообразностью их дальнейшей деятельности на данном этапе.

Правда, и в этот период времени отдельные бандитские группы мы сохраняли из числа тех повстанцев, которые в силу своей широкой известности не могли быть легализованы и вернуться к себе на родину. К таким бандитским группам, действовавшим в период и после 1923 года, относится в Казахстане банда Адилева Динь-Мухамеда, находившаяся в степях Казахстана до 1928-29 года, т.е. поимки Адилева и актива банды

Снова мы начали активизацию повстанческого движения в период 1929-1930 годов.

Члены пантюркистской организации, в частности я, считали, что сам факт коллективизации является большим ударом для нашей нелегальной организации, что коллективизация еще больше усилит классовую борьбу в аулах, кишлаках и деревнях, поднимают массовое сознание бедняцких и середняцких масс и подрубит сук, на котором мы держимся, т.е. приведет к выкорчевыванию байских элементов.

Поэтому в связи с коллективизацией мы считали необходимым поднять повсеместные восстания и в соответствии с этим по своим связям передали указания в республики нашим членам организации.

В данном случае мы широко использовали байско-муллинские элементы. Выше я показывал, что наша организация тесным образом была связана с мусульманским духовенством. Мусульманское духовенство нами широко было использовано для восстания, почти в каждом отдельном случае муллы и ишаны играли роль не только поджигателей восстания, но сами выступали в качестве организаторов и руководителей его.

Уже с середины 1928 года, когда введен, был в действие декрет правительства о конфискации имущества баев-полуфеодалов и выселения последних, мы начали давать установку на открытое выступление против Советской власти, мы призывали, главным образом, к открытому выступлению с оружием в руках.

В результате нам удалось поднять ряд восстаний в Татарии, Башкирии, на Кавказе, были открытые выступления в Крыму, широко развернулось басмаческое движение в Средней Азии, в частности в Ферганской долине. Охвачены, были повстанчеством Туркмения, Таджикистан, Киргизия, Каракалпакия и Казахстан.

Я признаю себя виновным в том, что я лично являлся одним из организаторов этого широко распространившегося повстанческого движения.

В.: Каким образом практически, тогда, Вы связывались с участниками пантюркистской организации на периферии, каким образом у Вас вырабатывалась общая тактическая линия, если единого центра (как Вы показываете, у Вас еще в период 28-29 года не было)?

О.: К тому времени, т.е. в 1929 году, у нас действительно не было строго оформившегося центра нелегальной организации, но друг – друга мы хорошо знали. Я, например, знал руководителей национального движения, руководящих работников на местах настроенных антисоветский, почти во всех восточных республиках. Среди последних у меня имеются обширные связи. С этой же стороны, с какой я знаю этих людей, они знают меня, как одного из идеологов пантюркизма, враждебно настроенного к Советской власти.

С указанными лицами я очень часто встречался в Москве, встречался во время отдыха, во время пребывания в командировке. При встречах мы, обменивались мнениями по отдельным вопросам политики ВКП(б) и Советской власти. В каждом отдельном случае устанавливалась общность взглядов: не стеснялись, мы друг – другу высказывали враждебное отношение к Советской власти, злобу и ненависть руководству ВКП(б) и правительству.

В период обострения классовой борьбы, в начале коллективизации, при встречах с националистами, высказывая, друг – другу обычное недовольство, мы говорили, что необходимо что-то предпринять в виде активного выступления. Для каждого ясно было, что речь идет о восстании. Т.О., вопрос о восстании разрешен был между руководителями националистического движения в порядке отдельных, но совершенно ясных директивных указаний, которые давал им.

Повстанческую низовику мы уведомили о необходимости поднять восстание через свои связи. У каждого из нас сохранились сотни связей с аулом, районом, областью, где мы в свое время работали и откуда мы происходим. В этих районах у нас есть свои люди, преданные нам, которые, если так можно выразиться, никогда нас не предадут. Этих людей обычно знают наши сотрудники, через них мы посылаем письма, передаем устные поручения и поддерживаем постоянную живую связь с интересующими нас кругами.

Вот таким путем мы и передавали свои установки низовике, дав ей директивы на необходимость открытого протеста против действий Советского правительства с оружием в руках.

Теперь я, гражданин следователь, постараюсь ответить на вторую часть Вашего вопроса.

Встав на путь организации восстаний, мы наверняка почти знали, что все наше выступление будет разгромлено, тем не менее, мы, все же рассчитываем на возможный, и даже неизбежны в результате наших и других еще выступлений, поворот политики партии в сторону правых.

Уже тогда мы идейно чувствовали себя в блоке с антисоветской организацией правых (Рыкова, Бухарина, Томского, Угланова) поскольку знали, что они против коллективизации, против ликвидации Кулака, как класса. Мы считали, что повстанческие выступления в республиках, населенных тюрко-татарскими народами, координированные с выступлениями в других республиках СССР, дадут аргументацию Рыкову и Бухарину, для дальнейшего отстаивания правыми своей платформы, уступок капиталистическим элементом города и деревни.

Для нашей пантюркистской организации с другой стороны выгодно было поднять восстание с той еще целью, чтобы проверить наши способности на подъем масс. Узнать, удастся ли нам поднять весь народ против Советской власти, какие именно слои населения будут подняты и насколько они тверды, будут в отстаивании наших целей.

Я должен признать, что, рассчитывая на поддержку масс, мы глубоко ошиблись, массы нас не поддерживали. С оружием в руках против Советской власти выступали отпетые уголовники, конокрады, байские бандиты-профессионалы, воры и грабители, полуфеодалы, но народ мы не подняли.

Организацией восстаний мы рассчитывали также и на то, чтобы всколыхнуть общественное мнение за границей, активизировать закордонных банд и добиться их совместных действий, против Советской власти с повстанцами внутри. В данном случае, мы имеем ввиду оживить деятельность банд-групп на границах Ирана, Афганистана, Китая, Турции и на Дальнем Востоке.

Так, к примеру, на территории нынешней Актюбинской области работу по организации восстания вел Кулумбетов Узакпай, связался с одним из активных членов организации, лично ему преданным бывшим уполномоченным Наркомата Внешней торговли по Казахстану Нареновым и другими и передал им наше мнение о необходимости открытого выступления против коллективизации. Кулумбетов и Наренов через свои связи среди байско-муллинских элементов, враждебно настроенных к Советской власти и спровоцировали восстание в ряде районов Актюбинской области. Это восстание приняло большие размеры, оттуда связывались с повстанцами Туркменистана и добивались установления связей с Ираном.

Аналогичным путем организованны были восстания в южных районах Казахстана. В этих восстаниях видную роль, должен был играть и играл Жургенов Темирбек, работавший тогда в Наркомпросе Казахстана.

Жургенов происходил из очень авторитетного байского рода, из семьи крупных баев, в степях Каракума и Кзыл-Кума. Все вместе было использовано для поднятия восстания. Отец и братья Жургенова сами возглавляли восстание.

Почти таким же способом поднято было восстание в ферганской долине через бывшего министра Какандского правительства Насыржан-Тюре.

Аналогичными путями восстания организовались в Башкирии, Татарии и т.д.

Признавая повстанчество одним из наиболее острых методов борьбы с Советской властью на том этапе, мы на последующем позднейшем этапе считали целесообразным идти по пути создания конспирированных повстанческих кадров, главным образом, кадров руководителей банд повстанческого движения, которых до поры, до времени надо держать в резервированном состоянии.

Наряду с этим мы ряд новых руководителей повстанческих вербовали на местах из числа националистов, имеющих для того соответственны связи. В задачу выделенных нами руководителей повстанческих групп входило: в определенном районе наметить себе людей, обрабатывать их в антисоветском направлении, воспитывать в них вражду к Советской власти и готовить их к активным действиям, к открытому выступлению против Советской власти.

В отличие от периода 1929-1930 гг. мы в последний период времени или на организацию открытых выступлений повстанцев уже на случай войны. Перед нами в соответствии с директивами центра правых была уже ясна нам – наши повстанцы должны были действовать главным образом в тылу СССР и помочь неприятельский фашистской армии, нанести поражение Советской власти на фронте.