Бойфренд №9. Кевин хайд, двадцати семи лет.

Она действительно любила его. Поверьте, он был необыкновенно близок к облику Дарси. В манерах, невозмутимости, и даже в том, что влюбился в Джейн вопреки намерению не связывать себя серьезными отношениями.

Он сносно играл на гитаре, они разгадывали вместе воскресный кроссворд, он любил свою маму, любил Джейн. Вроде бы. Но однажды сказал, что все это уже здорово напрягает.

– А тебе разве еще в кайф?

Мир раскололся, как замороженный апельсин о гранитный пол.

Если бы только она могла небрежно бросить – «Да, мы выдохлись, пожалуй. Что, останемся друзьями?»

Но нет. Слезы, сопли, мольбы и причитания. Ужас. Она не могла не забыть, нипростить этого себе даже тогда, когда самого Кевина уже вполне позабыла.

А продолжалось это почти два года, и она не раз мысленно примеряла свадебное платье. Неделю пролежала, свернувшись калачиком, исходя слезами. Потом сожгла все, связанное с ним – кажется, в романе «Эмма» есть что-то подобное?

День одиннадцатый

– В самом деле, присоединяйтесь к нам, – уговаривала ее Амелия, еще более очаровательная под лучами осеннего солнышка. – Мы собираемся на верховую прогулку.

Мистер Нобли в удобных охотничьих бриджах, конечно, выглядел классно, однако вертеться у них под ногами третьим лишним Джейн не имела желания. Но с другой стороны, очень хотелось понаблюдать за этой парочкой. Она не решалась спросить Амелию прямо о мистере Нобли. (Такое вряд ли дозволялось Правилами. Хотя, кажется в «Разуме и Чувствах» Элинор прямо спрашивает сестру – обручена ли она с этим типом Уиллоби, или нет?). Но косвенные наблюдения ей ничем не помогли. Мистер Нобли не старался сблизиться с Амелией, прикоснуться к ней, он лишь следовал за ней, что-то негромко говорил, наклоняясь к ней и т.д. Нет, если это называется объяснением в любви, тогда мистер Нобли очень странный влюбленный.

И этот человек терпел свою чокнутую женушку до последнего? Нет, стоп, это мистер Нобли, а не Генри Дженкинс. Но ведь это одно и тоже? У нее уже голова кругом идет от этой сумятицы.

Сожалению, Джейн одета вполне для улицы, а времени для сочинения приличного предлога отказаться уже не оставалось.

– Вы так настаиваете? – спросила она.

Когда она боком устраивалась в этом нелепом дамском седле, приговаривая сквозь зубы в адрес лошади – Стой смирно, ты, ослиная башка! – появился капитан Ист собственной персоной.

– Собираетесь на верховую прогулку, мисс Эрствайл?

– Да. Не желаете ли присоединиться?

Когда он заметил в стороне мисс Хартрайт, отказываться было поздно.

Теперь Джейн решила предоставить ту парочку самим себе и пофлиртовать с Прекрасным Принцем в свое удовольствие. Он не заставлял обмирать от счастье ее сердечко, но даже псевдо-ухаживание с его стороны сделает оставшиеся дни пребывания здесь достойными воспоминаний.

Однако все ее планы остаться с капитаном с нелепым упорством нарушал мистер Нобли, раз за разом оказывавшийся между ней и капитаном, и не обращавший ни малейшего внимания на ее разъяренные взгляды. Казалось, он вовсе позабыл о мисс Хартрайт.

В конце концов он просто удержал за повод ее лошадь, заявив, что она нуждается в отдыхе. Кто – лошадь или Джейн?

– Что это значит? Что вы делаете? Со мной все в порядке!

– Простите меня, мисс Эрствайл, но я хочу дать им возможность поговорить наедине. Как я понял, с прошлого года между ними возникли некоторые недоразумения, и я надеюсь, разговор поможет им наладить отношения.

– Ясно, – засмеялась Джейн, – значит, до меня с трудом доходит.

Да, выразилась она не слишком по правилам, но почему-то в присутствии мистера Нобли «правильно» у нее плохо получалось.

Она охотно поклялась хранить тайну, чтобы побыстрее узнать подробности – что эти двое были не просто знакомы. Прошлым летом он сделал предложение, которое было ею принято.

– Но ее мать не дала согласия, ведь он был простым моряком. И ее брат, мистер Хартрайт, объявил ему, что он больше не жених. Никакой возможности объяснить влюбленному, что это было сделано против ее желания, у нее не было. Возможно, уже поздно что-то исправить. Но, может быть, и нет?

Вот так. Понятно, почти как в «Убеждении». И ей опять хороший урок. Что же, двое заняты, остается один? Неужели этот дремлющий тигр? Почему ее не покидает подозрение, что этот человек опасен, что его скука и усталость есть простое притворство?

Так тигр ли он, или мешок картошки?

– И как вам все это, мистер Нобли?

– Что я чувствую к мисс Хартрайт, не имеет никакого значения, – отрезал он, пришпоривая лошадь.

Она имела в виду не мисс Хартрайт, между прочим.

– А я не об этом. Может, вы уже пережили все в душе, и теперь вам просто одиноко?

Мистер Нобли улыбнулся, очень кривой и невеселой усмешкой.

– Вы умеете загонять меня в угол, мисс Эрствайл, но это не относится к делу. Я говорю о мисс Хартрайт и капитане Исте. Нелепо продолжать скрывать чувства друг от друга. Им надо объясниться.

– Значит, вы приветствуете откровенность? То есть вы вполне одобряете мою точку зрения?

Мистер Нобли, похоже, не был расположен отвечать на такой вопрос, и по крайней мере несколько минут прошло в молчании.

Что дало ей время размечтаться: а вдруг именно в этот момент из-за кустов на них смотрит садовник Мартин. И видит ее, даму со счастливой улыбкой на лице, в компании такого великолепного джентльмена.

Так что когда мистер Нобли повернулся к ней, чтобы продолжить разговор, он вместо этого озадаченно спросил:

– И что вас рассмешило во мне теперь?

Теперь Джейн рассмеялась от всей души.

– Простите, но не смогла сдержаться. Вы до смешного серьезны, а я вечно действую вам на нервы. Я больше не буду. Правда.

Мистер Нобли недоверчиво хмыкнул. Сердце Джейн странным образом заколотилось, словно она ожидала услышать сейчас что-то необыкновенное. Однако он заговорил самым равнодушным тоном:

– Вам нравится Пембрук Парк, мисс Эрствайл?

– Сам дом? Он прекрасен, конечно, но слишком огромен, чтобы быть уютным. В нем, как в корсете – выглядишь лучше, но расслабиться невозможно.

Она запнулась. И почему у нее не получается говорить с ним на этом псевдо-регентском наречии? Надо, пожалуй, сменить тему.

– Но мне нравятся портреты в доме, в картинной галерее. Знаете, неважно, красивый или нет, худой или толстый был тот, кого писал художник – ему важно было передать величие, значимость его модели, ценность его личности. Даже завидуешь порой их уверенности в себе.

Джейн опять запнулась – теперь ее понесло в другую, может, совершенно неинтересную для слушателя сторону. Покосившись в сторону мистера Нобли, она поняла, что он пристально ее рассматривает.

– Вы художница.

– Была, то есть, много лет назад… Теперь я… – опять запнулась, не представляя, как перевести «графический дизайнер» на остенландский. – Уже давно не занималась этим.

– И вам не хватает этого здесь?

– А знаете, в самом деле. Может, потому что у меня сейчас такой кавардак в голове. Я в общем-то привыкла думать образами, излагать это в виде изображений. А тут все новое, что навалилось на меня здесь, не находит выхода на бумаге. Руки, что называется, чешутся. Я почти забыла об этом, пока не оказалась здесь.

– А вот и я!

В их сторону прогарцевал капитан Ист. Он прекрасно сидел в седле, надо признать. Как мужчина сидит в седле, так он и все остальное делает, как приговаривает Молли. Она посмотрела в сторону мистера Нобли. Ровный, уверенный ход. Джейн поперхнулась. Ну и мысли у нее, у дамы в ветхозаветном чепце! Она снова засмеялась.

– А теперь что тут смешного? Вижу, вы любите выискивать тайные недостатки, мисс Эрствайл.

– А вы скрывать тайное недовольство?

– Не недовольство, – сказал он и Джейн поняла, что так и есть.

Печаль, горе, безнадежность, может быть. Теперь она была почти уверена, что он и есть Генри Дженкинс, бедняга.

– Мисс Хартрайт решила вернуться домой, и я сопровождал ее, – заявил капитан Ист. – Но теперь вы должны мне рассказать все, что я пропустил.

– Я обнаружил, что мисс Эрствайл – художница, – сказал мистер Нобли.

– Это правда?

– Уже несколько лет кисти в руки не брала. – Она сердито стрельнула глазами в сторону мистера Нобли – и о чудо! Он улыбнулся. Лишь мимолетно, и она не успела схватить этот диковинный феномен.

– Это непростительно! – изрек капитан Ист.

Тем же вечером, вернувшись в свою комнату, Джейн обнаружила большой пакет в бурой оберточной бумаге. А в нем маленькие тюбики масляных красок, несколько кистей и пару небольших холстов. Словно Джейн Эйр, она вдыхала запах красок, пропуская между пальцами шелк хвостиков кистей.

Интересно, кто же ее благодетель? Может, это капитан Ист. Она чувствовала, что все равно нравится ему, несмотря на выяснения отношений с мисс Хартрайт. Но в душе надеялась, что это от мистера Нобли. Стоп, она же запретила себе пустые надежды. Это еще почему? Она ведь в Остенландии, где надеяться разрешается. Еще целых десять дней.

Интересно бы знать, что думала о сентиментальных надеждах сама Остен. Не для того ли придумала свой мир – мир мечтаний? Жила ли она сама в этом мире опасных, сногсшибательных надежд, она, та, что так и не вышла никогда замуж?