Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Упражнение из одной песни Галича, или несколько слов о природе зла
Картинка, которую вы видите на соседней странице, не дала автору возможности закончить размышления о глупости и развлечениях. В этом рисунке из старинной рукописи, который называется «Дьявол играет на волынке из головы монаха» (Erhard Schon, 1533), казалось бы, содержится то же самое послание, что и в рисунке Босха, только в еще более лаконичном виде. На картине Босха на голове глупца играет шарлатан — человек, пусть и плохонький, жулик, но все-таки человек... А как быть с дьяволом? Читатель может спросить автора: вот вы призываете человека к живому и непосредственному диалогу со своей гениальностью, с внутренними голосами, которые звучат внутри.... А если эти голоса принадлежат не Богу, а его врагу?.. Как я смогу их различить? За всеми обсуждаемыми текстами, приемами и упражнениями сохраняется тень этого вопроса. В Новом Завете дьявол назван князем мира сего, и читатель находится в этом мире, власть над которым сохраняет зло... Не может ли гениальность оказаться злом? Тем более что роль гениальных людей в истории далеко не всегда не всегда и не всеми может быть оценена положительно. Даже если не касаться роли гениальных полководцев, типа Юлия Цезаря или Наполеона Бонапарта, то как ответить, например, на вопрос: добро или зло принес в мир Николя Тесла, когда электрифицировал его? Научиться отличать этические категории: добро от зла — один из главных смыслов человеческой жизни. Это общее определение. Обратите внимание: если понимать смысл жизни в таком ключе, то фраза эта имеет отношение к отдельному человеку. Каждый в своей жизни должен дать ответ на вопрос: добром или злом для человечества явилось изобретения Тесла или деятельность других гениев. Несомненно, для большинства французов Наполеон — один из создателей государства, русские же будут понимать его деятельность в другом ключе. Однако «французский» и «русский» взгляды на Наполеона не являются окончательными. Этическую оценку Наполеону дает каждый исследователь, изучающий его жизнь. Такая оценка всегда субъективна. Получается, что этические категории внутри себя устанавливает сам человек. Но такой взгляд возможен только в том случае, если абсолютного зла не существует. Если Наполеон — один из образов дьявола, воплотившегося в мире сем, то исследования его жизни и деятельности не имеют никакого смысла, ибо он — представитель абсолютного зла. Различие этических оценок возможно только при другом изначальном взгляде на человека: как и все люди, Наполеон изначально имел божественную природу, но, пользуясь своей свободой, он внес в эту свою природу искажения; образ Бога в его душе помутился — из-за этих искажений часть людей оценивает его деятельность как дьявольскую.
Так, или примерно так, будет выглядеть православный, святоотеческий, взгляд на роль Наполеона в истории. По словам св. Григория Нисского, — «...образ Божий не заключен в оной части природы, благодать не заключена в одном только индивиде..., но действие их распространяется на род человеческий в целом... Любой человек, созданный по образу Божию, это природа, понятая как целое. Она же имеет в себе подобие Божие». Русский философ В. Лосский уточняет: «Личность не часть какого-либо целого, она заключает в себе целое... Человек представляется в двух аспектах: как индивидуальная природа, он становится частью целого, одним из составляющих элементов вселенной, но как личность он отнюдь не часть, он сам в себе все содержит. Природа есть содержание личности, личность есть существование природы». А поскольку «люди обладают единой общей природой во многих человеческих личностях», то, значит, человек, определяемый единственно своей природой, действующий в силу природных свойств, в силу своего «характера», наименее «личен». Он утверждает себя как индивид, как собственник собственной природы, которую он противополагает природам других как свое «я», — и это и есть смешение личности и природы». Св. Григорий Нисский и Владимир Лосский описывают голографическое строение Вселенной, которое начнет открываться физикам и нейрофизиологам только в конце XX века. Разумеется, я не богослов, но эта книга обращена, в том числе, и к верующим людям. Поэтому я позволю себе объяснить: Начиная с III века, отцы христианской церкви последовательно боролись и с различными проявлениями дуалистической метафизики, в первую очередь манихейской ересью, видевшей источник мирового зла в неком совечном Богу, иноположном и иноприродном Ему «злом» начале.
С точки зрения христианства у Всеблагого, «единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым» нет и не может быть никакой сущностно самостоятельной «контрпартии». Бог не создавал зла.... Зло в начале возникло в результате мятежного отпадения от Творца ангела света, в своей гордыне возжелавшего стать богом в своем отдельном бытии и увлекшего за собой некоторых других ангелов. Но это отпадение не нарушило гармонически устроенного порядка ангельского «невидимого» мира, поскольку каждый из ангелов, есть ограниченная самой собой природа, отдельный мир. Упасть ангел может только внутрь своей собственной природы. Это отдельная замкнутая на саму себя вселенная, не имеющая к нашему миру никакого отношения. Все получается именно так, как описано в «Божественной комедии» гениального Данте: замерзший, абсолютно неподвижный Люцифер лежит в центре замкнутого ада, человек даже может позволить себе карабкаться по его шерсти. Власть Люцифера распространяется только на этот мир. Для того чтобы попасть в этот мир, человек должен его выбрать — совершить произвольные поступки, которые человек осознает как преступные или греховные. На наш мир он влияния оказывать не может. Если рассуждать иначе, утверждая сохраняющуюся власть дьявола в нашем мире то мы упремся в ересь гностика Василида, считавшего, что мы и живем в мире Люцифера: творцом нашего мира является падший ангел, а к миру, сотворенному Богом, мы все не имеем никакого отношения. Христианская вера опровергает этот взгляд: Бог воплотился в человеке и явился в наш мир, чтобы сообщить волю Творца. Видимый же, органический мир, а вместе с ним и весь тварный космос был поврежден только в результате грехопадения человека, соблазненного диавольским примером. Созданный по образу Божию и являющийся в силу этого центром и венцом вселенной, наделенный Богом свободной волей, человек своим грехопадением повредил, нарушил все мироздание, внеся в него возможность зла и смерти, т. е. небытия. По убеждению отцов, зло, хотя и обладает своей действительной силой в истории, не существует само по себе. Зло не есть природа, но состояние природы. Оно не существует, но «присутствует», по мысли псевдо-Дионисия Ареопагита. Оно только возможно. Оно — «модально, а не субстанционально» (так писал отец Сергий Булгаков). И потому зло, во всяком случае, нравственное и социальное зло, никогда не абстрактно и не безлично, но обязательно персонифицировано. Нельзя сказать, что мир зол и несовершенен сам по себе. Он неустроен и поврежден исключительно в силу несовершенств и духовной поврежденности составляющих его свободных личностей. Иначе говоря, зло представляет собой небытие, имеющее свою активность в человеческой воле и через нее привносимое в мир. Св. Григорий Нисский точно подмечал парадоксальность существования человека, поработившего себя злу: «он прибывает как бы в небытии». Зло может быть уподоблено раку, который, не имея собственной сущности, паразитирует на живой клетке, на организме, разрушая и умерщвляя их. Как вы помните, мы говорили о раке как о реакции природы на исчезновение различий между людьми.
Правда, в отличие от рака, зло заразно: чем дальше личность отстоит от Бога (который есть источник всякого бытия), тем больше возможность заражения злом, тем зло опасней. Поэтому зло как самостоятельная сущность — «вирус», способный заразить человека собой, не существует и, поэтому, обсуждения не требует. Нам нужно попробовать понять механизм, при посредстве которого человек начинает аккумулировать в себе зло. И это, по крайней мере, в главных чертах, вовсе не сложно сделать. Кто же тогда «князь мира сего»? Кто или что соблазняло Спасителя в пустыне? Что в нашей жизни «модально» и «не субстанционально»? Это — мысль человеческая или, шире, все то, что мы называем сознанием. В самой природе индивидуального сознания, способного отличить себя от другого, заложена идея независимости от Бога, дарующая иллюзию власти над миром. Для того чтобы обрести земную власть, нужно «убить в себе Бога». Спаситель в пустыне боролся с природой человеческого сознания, которое вечно соблазняется идеей мирской власти. Этот соблазн, несомненно, и является «князем мира сего». Нам он хорошо знаком: в начале книги мы назвали этот соблазн мечтой о счастье.... «Князь мира сего» — всего лишь метафора потаенных мыслей. Я думаю, что францисканский монах и гениальный философ Уильям Оккам, изобретая свою «бритву» для мысли человеческой: «Не следует умножать сущности сверх необходимого», имел в виду именно это. Главное в отпадении Люцифера от Бога, то, что мы называем гордыней, — это его радикальное отделение от Творца. Он ощутил себя независимым. Для того чтобы это ощущение независимости стало радикальным отделением нужно... «убить» Бога. По крайней мере, убить его в своей собственной душе — полностью забыть о его существовании. Все остальное не будет независимостью, поскольку борьба с Богом есть зависимость от него — необходимость постоянно думать о противнике. Точно так же пролетарий, находящийся в постоянной борьбе с империализмом, демонстрирует свою полную зависимость от империалиста. Как вы помните, заявление о том, что «боги мертвы» потребовалось Ницше для утверждения идеи сверхчеловека. Я хочу сказать, что все болезни нашего общества являются результатом подобной мысленной операции по убийству Бога, проделанной со времен Ницше всей человеческой культурой.
Если боги мертвы, то носителем абсолютной истины, которую мы ищем, пытаясь обнаружить смысл собственной жизни, может быть только человек. Впрочем, не только... Мы можем приписать эти свойства, кроме людей, еще и вещам или веществам — по нашему собственному желанию. Желание, которое мы в начале книги назвали желанием «быть магом» — это стремление управлять реальностью с целью достижения свободы и счастья. Такие возможности нам может дать только знание абсолютной истины. Для тог, что бы ее присвоить нужно убить Бога. Выясняется, что без Бога или смысла жизни или гениальности... мы жить не можем. Убив Бога человек стремится вручить ответственность за себя... кому ни будь другому: создателям развлечений, идеологиям, «потомственным магам», гадалкам, вещам... или наркотикам. Если задуматься, то выяснится, что фразы: «Я не могу жить без Васи...», «Я не могу жить без водки...» или «Я не могу жить нормально, пока родители не купят мне автомобиль...» — это фразы, которые пытаются придать Васе или водке характеристику смысла жизни — наделить и Васю, и водку свойствами Бога и вручить им ответственность за самого себя. То, что описано в главах о глупости и развлечении, и есть механизм, порождающий дьявола в человеческой душе. Дьявол (с древнегреческого — клеветник) или сатана (с древнееврейского — противник, подстрекатель) — всего лишь метафора, мифологический образ. Но этот образ крайне устойчив и встречается в мифах всего мира, а это значит, что эта мифологема или метафора, приобретшая в наших умах живые, сущностные, субстанциональные черты, человечеству необходима. Для чего людям нужны метафоры, вообще? Для того чтобы понять что-то важное про самих себя. Ощущение серости и монотонности обыденной жизни и желание прорваться сквозь нее к счастью или гениальности свойственны не только отдельному человеку, но и обществу. Есть ли в общественной жизни аналог «точки Розанова» или прорыва к гениальности? Конечно есть. Существуют периоды нашей жизни, когда само общество разрешает своим членам «сузить общественную воронку». Времени, разрыва континуума обыденности мы называем праздниками и ждем их с нетерпением именно потому, что во время праздника мы позволяем себе войти в иную форму бытия. Ощущение праздника максимально близко к ощущению счастья, за праздничным столом или во время праздничных шествий и гуляний мы можем, наконец, почувствовать себя богатыми и всемогущими, совершенными и бессмертными. Современный человек очень часто называет это чувство «быть не хуже других». Мы накапливаем деньги для того, чтобы во время праздника радикально превзойти нормы и стандарты нашего повседневного бытия. Мы готовы тратить деньги на бессмысленные подарки и немыслимое количество еды и выпивки, большую часть которых так никто и не сможет поглотить. Праздник — это состояние, не имеющее отношения к целесообразности, разумности, необходимости и... безопасности (как мы с вами видели в предыдущей главе). Со стороны праздник всегда выглядит как психическая болезнь, как нарушение нормы. Праздник всегда на грани или за гранью, он находится по другую сторону нормы и патологии. Праздник — это коллективный транс, в котором становится возможным все.
Человеческое поведение на празднике это всегда отрицание правил и норм. Праздник это суд повседневного бытия, его отрицание и приговор. Во время праздника мы дискредитируем, снижаем, переворачиваем общепризнанные ценности. Королем наших праздников является анекдот, очень часто грубый, «плоский» и почти всегда политический, опровергающий то, что общепринято в данный исторический период в жизни страны. Обратите внимание: во время праздника практически все мы чувствуем, что это необходимо, поскольку праздничное переворачивание ценностей — это их проверка на истинность. Если ценности не выдерживают подобного испытания на прочность, значит, они с самого начала были ложными. Впраздникичеловекотпускаетсебянасвободу.онуходитвсвобод-ньшпоискновогобытия,поэтомулюбойпраздник--это<<праздник непослушания»: детское озорство, а порой и хулиганство являются попыткой проявления индивидуальности, которая противопоставляет себя серьезности и обыденности повседневного мира. Для взрослого человека смешение времени праздника и времени будней недопустимо. Ребенок склонен всеми доступными средствами в любой момент времени превращать свое бытие в праздник, то есть в игру. «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Матф. 19, 14). Праздничный мат, беспричинный и безадресный, можно оценить как отрицание всей опостылевшей реальности, то есть как последнюю попытку человека, разучившегося играть, отринуть все, от чего он зависел и прорваться к смыслу собственной жизни — к смыслу, не обусловленному его повседневным существованием. Праздник—это стихия игры. Попытки «прорыва» делают праздник опасным для устойчивости общественных норм — ведь большинство норм современного общества это нормы искусственные. Они не выдерживают праздничного «испытания на прочность». Поэтому общественные лидеры (разумеется, каждое общество достойно своих лидеров) пытаются подменить праздник развлечением. Еще бы! Ведь только они знают, как надо развлекаться... Но, как это ни печально, лидеры оказываются правы, потому что в любой момент праздника возможен бунт. Искренне играя или празднуя, человек уже бунтует — бунтует против всего старого, отжившего, надоевшего. Праздник это проявление нетерпимости к несовершенству социального бытия, отрицание власти профанного мира, отказ повиноваться чужой воле, так как любой приказ во время праздника кажется преграждающим путь счастью и свободе. Поэтому праздник приветствует поведение, «неприемлемое в общественных местах». Почему-то наши праздники всегда оказываются на грани преступления. Сам праздник — это уже преступление — переступание через все одобряемое, рекомендуемое или общепринятое. Праздник — это преступление против самоуверенной дури социального мира: против мнимой самодостаточности социальной реальности. С точностью до наоборот, отсюда следует, что и всякое преступление, в некотором смысле — праздник. Преступление это естественное следствие желания быть магом, того, что в первой главе мы назвали счастьем. В основе преступления лежит все та же мысль: «хочу, чтобы у меня все было, но ничего мне за это не было». Или: «все должно быть по-моему». Мы все знаем по опыту: в неумолимой логике празднования Дня десантных войск преступление неизбежно. Столь же неизбежным оно стало в дни празднования побед футбольных команд. В потенциально преступный момент апофеоза или «апофигея» праздничной игры метафора сатаны и становится жизненно необходимой человеку. Кто-то или что-то должно остановить заигравшегося. В пределе ощущения счастья, то есть все той же гордыни и самовластия, перед внутренним взором должен возникнуть мрачный угрожающий образ того, в кого человек пытается превратиться. В миг преступления становится абсолютной реальностью мысль Св. Григория Нисского: дальнейшая жизнь преступника грозит превратиться в небытие. Как ни странно, мы можем привлечь этот же образ, для того чтобы понять, что происходит с нашим представлением о счастье. Праздник становится преступлением из-за нашего желания стать магами, то есть манипулировать реальностью, в соответствии с собственными прихотями. В глубине этого желания скрывается представление о мире сатаны. Если я в своем самовластии хочу манипулировать миром, это значит, что я чувствую мир, как нечто механическое, чужое и враждебное. Только с таким миром можно делать все, что заблагорассудится. Это чувство превращает праздник в оргию. Подобное представление о счастье говорит о том, что человек, мечтающий о нем, ни во что не верит, никому не доверяет и не уверен в себе самом. Он не уверен в том, что его личность представляет собой хоть какую-то ценность, потому что нуждается в доказательстве своего превосходства. Он не верит в свои силы и чувствует себя песчинкой, потерянной в страшном и чуждом мире. Такой человек не может верить в целесообразность и разумность мироздания. Свое призвание или свой долг он начинает воспринимать как страдание или наказание. Этот набор чувств и есть результат убийства Бога в душе. Когда-то, бесконечно давно, праздник мог быть только священ-ным ритуалом. Ритуал отправлял участника празднества в Священное Время и Священное Пространство религиозного предания разных народов и культур. Священный ритуал выступал той формой, в которую человек мог залить свое ожидание встречи с гениальностью или смыслом собственной жизни. В эпоху «смерти богов» форма исчезла, из механизмов, ограничивающих возможность преступления, остался только один. Это отсутствующий в догмате веры и в реальности, суеверный, по своей сути, образ дьявола. Что делает Воланд в «Мастере и Маргарите»? — он ограничивает преступления тех, чье самомнение и самовластие преступают даже установленные им, Воландом, границы. Многие из нас — из поколения людей, с юности влюбленных в великий роман Булгакова, в тайне сожалели о том, что Воланд — лишь образ, созданный гениальным писателем. Мы жалели о том, что реальный Воланд так и не посетил реальную Москву. В наши дни это тоже никому бы не помешало... Воланд у Булгакова — это поразительный образ трикстера, наделенного властью. Трикстер присутствует в большинстве мифологических систем. Это — антигерой: лжец, шут, обманщик и сквернослов. Он противник героя, самозванец. Пытаясь подменить героя, он присваивает себе его славу и пользуется плодами его подвигов. Но для читателя мифа трикстер — это Альтер-эго героя, его второе Я, темная сторона его души. Герой не любит трикстера, но как будто не может него обойтись: таковы отношения Иешуа и Воланда в романе «Мастер и Маргарита». Образ трикстера необходим не только для того, чтобы оттенить положительные качества Иешуа. Воланд выполняет свою, вполне самостоятельную функцию. Это — главная функция трикстера в мифологии: он разоблачает, буквально раздевает (вспомните сцену в варьете), все ложное, для того чтобы могла утвердиться истина. Его функция — праздничная. Он должен разрушить все ненужное и отжившее, чтобы освободить место для нового творения. Подобную роль выполняет Шива в триаде Брахма — Вишну — Шива. Эту же роль играет, по всей видимости, в Новом Завете Иуда Искариот: обнажая главные беды человеческие, он дает возможность Промыслу свершиться. Именно так видели образ Иуды Максимилиан Волошин и Леонид Андреев. Иногда подвиг почти неотличим от преступления, точнее говоря, их можно различить только спустя длительное время после событий. Образ сатаны работает как напоминание всем, заигравшимся в самовластие, о том, что Бог существует. Остается только сожалеть, что в мире, который считает своих богов мертвыми, этот образ не поднимается ни перед глазами тех, кто в пьяном праздничном угаре замахивается ножом на своих близких, ни перед глазами тех, кто в угаре собственной гордыни обрекает на смерть миллионы. Разница между ними всего лишь в словах: одни хотят почувствовать, что они «имеют право», а другие убеждены, что они «знают как надо», то есть знают, что нам с вами нужно для счастья. Это одно и то же, только масштаб опьянения мыслью, которая когда-то охватила падшего Денницу, разный. Если забыть о Боге, связь с его лучом в «точке Розанова» все равно прервется. Она окажется заполненной... самим собой — «носителем абсолютной истины». Все окружающие люди в этой ситуации будут казаться менее живыми, чем я сам. А если они — нежить, то вряд ли есть смысл ценить их жизни. Игра люциферовой мысли в человеческих головах оказывается прихотливой. Я убежден, например, что недоучившийся семинарист Иосиф Сталин считал себя воплощением сатаны или, по крайней мере, Антихристом Нового Завета. Я думаю, что он сказал об этом великому неврологу Владимиру Бехтереву, что и послужило поводом для его знаменитого диагноза — «паранойя». Дело в том, что для того, чтобы поставить такой диагноз, Бехтереву нужно было столкнуться с какими-то фантастическими представлениями пациента о себе самом. Мысли о том, что Сталин — великий вождь, было явно недостаточно, ведь Коба уже был таким вождем в реальности. Может быть, что-то похожее пытался подсказать Сталину и Булгаков, который писал о преступной справедливости сатаны. В любом случае, дьявол может играть на голове монаха, как на волынке, только в том случае, если монах ему это позволит — примет какую-то вещь или идею за смысл своего собственного индивидуального существования. Дело в том, что эта вещь окажется на месте Бога — закроет дорогу к нему, перекрыв «точку Розанова». Надосказать, чтопоискидеи, которая заменит собственные размышления и заполнит собой «точку Розанова», всегда был свойственен русскому характеру. «Введение единомыслия в отдельно взятом городе» прекрасно описал еще Салтыков-Щедрин. В этой главе я в качестве упражнения хочу предложить вам песню — забытые стихи Александра Галича, которого я считаю гениальным бардом времен моей юности. Он пел об опыте нашей страны... и о неумении живущих в ней людей размышлять над собственным опытом и доверять ему. Послесловие (к «Поэме о Сталине»), написанное во хмелю, которое иногда говорится, иногда поется:
То-то радости пустомелям, Темноты своей не стыжусь, Не могу я быть Птоломеем, Даже в Энгельсы не гожусь.
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2017-01-19; просмотров: 101; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.22.77.149 (0.057 с.) |