Смерть всегда приходит, как враг, но ее жало послужило парадоксальному свидетельству о жизни

Похороны Блума в Соборе святого Патрика в Нью-Йорке посетили все руково- дители «NBC», сотни репортеров, которые были с ним знакомы, мэр города, официаль- ные лица и топ-менеджеры со всего Нью- Йорка. Собор был заполнен людьми до отказа. Толпа в ошеломленном, полном слез молчании слушала траурную речь Джима Лейна, в которой он говорил о своих отно- шениях с Дэвидом и об отношениях Дэвида с

Иисусом. Джим читал выдержки из писем и цитировал любимые песни и высказывания покойного. В завершение речи он привел слова Иисуса из Евангелия от Иоанна: «Вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет

 

 

Г Л А В А 2 9

 

у вас».15 Люди, посетившее в тот день поминальное служение, были глубоко впечатлены. Это был очень эмоциональный момент, ставший мощным свидетельством. Своей смертью Дэвид Блум оказал на людей больше влияния, чем ему удалось бы, проживи он еще лет пятьдесят.

Разумеется, это не изглаживает скорбь его жены и детей и не уменьшает потерю его друзей. Дэвид мог бы

еще многое сделать в сфере телевещания, но

теперь все это осталось лишь в наших воспо-

минаниях. Смерть не поддается простым фор- мулам.

Тем не менее, уход Дэвида Блума опре- деленно подтвердил, что его жизнь была до- стойной. Он прожил потрясающе счастливую жизнь. И смерть Дэвида вдохновила и обод- рила тысячи, если не миллионы людей, возро- див в них надежду, именно благодаря его воистину счастливой жизни. Как много тех, у

Каждый из нас

сотворен Словом и поддерживается Тем, Кто знал нас еще до начала времен

кого есть такая же возможность? Смерть всегда приходит, как враг, но ее жало послужило парадоксальному свидетельству о жизни, ко- торую обрел Дэвид.

 

Наблюдения человека, вплотную приблизившегося к смерти, дают нам точные инструкции о том, как правильно ее встречать. Десять лет назад мой друг, отец Ричард Нойхаус, был госпитали- зирован с кишечной непроходимостью в одну из больниц Нью- Йорка, где ему сделали срочную операцию. Возникли осложнения, и врачи вызвали его друзей, опасаясь, что Ричарда привезли в больницу слишком поздно. Показатели его состояния быстро ухудшались.

Этот первый кризис Ричард пережил, но последовали еще не- сколько. Врачи сделали вторую операцию, колостомию. Из-за нее на- чалось новое сражение с инфекцией. Ближайшие друзья Ричарда не раз думали, что он на волоске от смерти.

Его восстановление заняло более года, в течение которых он прошел курс химиотерапии и облучения, и ему сделали еще одну операцию для восстановления кишечника после колостомии. Ричард пережил длительный период слабости, но его удивительно живой, плодовитый разум никогда не сбавлял ход. Начав размышлять над опытом, почерпнутым из близости к смерти, он написал небольшую, но очень содержательную книгу под названием «Как я умирал. Раз- мышления по возвращении».

 

 

С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь

 

После нескольких глав глубоких философских рассуждений, на заключительных страницах Нойхаус приходит к очень простому вы- воду. Он упоминает знаменитую формулировку Декарта: «Cogito, ergo sum» — «я мыслю, значит я существую». Оказавшись на пороге смерти, Нойхаус пришел к убеждению, что эту фразу следовало бы исправить на «cogitor, ergo sum», то есть «я задуман, значит я суще- ствую».16 Это вторит предсмертному озарению Уоллеса Стивенса, ко- торый понял, что он — плод Божьего воображения, а не наоборот. Ричард Нойхаус увидел, что мы существуем не по собственному за- мыслу, но каждый из нас сотворен Словом и поддерживается Тем, Кто знал нас еще до начала времен.

Нойхаус пишет: «Мой удел — в уделе Христовом. Так было все- гда и так будет вовек. И вот — еще одно понимание: когда я умираю в Его Теле, как Церкви, частью которой являюсь, и в Его Теле, как Евхаристии, в которой я принимал Его тело неисчислимое множество раз, тело и душа уже воссоединены, хотя и не в совершенстве. То, что сейчас несовершенно, однажды станет совершенным в воскресе- нии мертвых. Черви могут упиваться моим телом, пока у них есть такая возможность, но не за ними последнее слово. Тленный прах уже трепещет в нетерпеливом ожидании великого воссоединения».

В заключение Нойхаус отмечает: «Таково Его обетование, и я поверил в него гораздо тверже, чем когда-либо прежде».17

Счастливая жизнь? Достойная жизнь? Безусловно. Но она воз- можна только в том случае, когда мы живем в ожидании, что ее окончание будем таким же ярким, как она сама, когда мы можем по- смеяться над червями, имея уверенность в том, что наши кости ожи- вут в воскресение мертвых. Живите каждый день так, словно он — лучший и последний из ваших дней. Когда же придет последний день, проживите его так, словно он — самый лучший.

 

 

Глава 30

 

 

Безграничные истина и любовь

 

 

М

ы вместе исследовали смысл и цель жизни. Надеюсь, в про- цессе этого мы затронули накопившиеcя у вас вопросы и чаяния постичь тайны вселенной и человеческого сердца. Что такое счастливая жизнь? Что подразумевают слова

«хорошо жить»? Мы увидели, что жизнь для самих себя приносит одни лишь беды. Жить успешно — это значит жить для других. Но при этом вы должны найти истину и поступать в соответствии с ней, иначе вы можете погубить и себя, и тех, кому вы служите. Счастли- вой может быть только та жизнь, которая служит истине.

Мы поговорили вместе о правде и изобличили величайшую ложь, которая утверждает, что истины не существует, а наша все- ленная бесцельна и хаотична. В действи-

тельности, природа повсеместно указывает

на свое предназначение — настолько яв-

ственно, что нравственный порядок всего лишь дополняет естественный, физический порядок. Истину можно познать, наблюдая за тем, как действуют законы мироздания, испытав их и начав жить соответствующим образом. Наше восприятие красоты, наши эмоции и наш разум убедительно говорят о существовании Бога и Его заботе о нас.

Все, что мы обнаружили, указывает

Счастливую жизнь

нельзя обрести посредством одного лишь поиска. Нужно быть найденным Богом.

на христианское мировоззрение, как на единственно соответствую- щее мироустройству и восполняющее потребности человеческого сердца. Надеюсь, я наглядно показал, что все остальное в конечном итоге оказывается несостоятельным в той или иной ключевой сфере. Очевидно, что постмодернистское поколение оказалось в оковах фи- лософской системы, лишающей жизнь привлекательности и смысла.

 

 

С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь

 

У разумного искателя есть веские причины отвергнуть всякую ложь постмодернистского мира и обрести источники обновления, предла- гаемые христианством.

 

Я потратил на серьезное изучение этих вопросов более 25 лет. Доведись мне отстаивать свою позицию в суде, думаю, мои доводы были бы неопровержимы. В конце концов, разве я не продемонстри-

ровал, что на моей стороне логика, глубочайшие проявления человеческой интуиции и даже эмпирические дока-

Поиск готовит человеческое

сердце к принятию истинного объекта его желаний – Бога, любви Которого оно жаждет

зательства?

Но нам предстоит столкнуться с последней, ошеломляющей парадок- сальной истиной. Счастливую жизнь нельзя обрести посредством одного лишь поиска. Нужно быть найденным Богом. В конечном итоге все искатели обнаруживают, что, пока они думали, что ищут Бога, Бог искал их. Он тос-

кует по нам и стремится достичь нас.

Вот почему одного лишь разума оказывается недостаточно. Грех, пребывающий в нашей природе, разлагает волю — как и все остальные способности, включая рассудок — и блокирует нас. Волю преображает только Бог. Мы впервые столкнулись с этой проблемой в главе, посвященной великим парадоксам, и исследовали ее подроб- нее на примере жизни и смерти Мэдлин Мюррей О’Хара.

Значит, все наши поиски были напрасными? Неужели эта книга опиралась на ложную предпосылку, и в конце концов выяснилось, что мы упражнялись в бесполезном? Вовсе нет. Поиск готовит чело- веческое сердце к принятию истинного объекта его желаний — Бога, любви Которого оно жаждет. Поиск также вскрывает наш внутрен- ний бунт и показывает, что нам необходимо уступить всеобъемлю- щим Божьим объятиям. Мы должны отдать себя Богу с помощью того дара, который Он нам дал — веры.

Именно это становится для некоторых людей серьезным кам- нем преткновения. Несколько лет назад я встретил одного прони- цательного юриста, жизнь которого была на редкость целостной. У него были красавица жена, прекрасная семья, хороший дом, ста- бильная юридическая практика и превосходная репутация. Он сам являлся привлекательным человеком, глубоко начитанным и эру- дированным, хорошим собеседником и очень яркой личностью. Во

 

 

Г Л А В А 3 0

 

время наших встреч мы обсуждали богословие, философию и ис- торию. Мы могли беседовать о естественном порядке, об Аристо- теле, о выдвинутых Ансельмом Кентерберийским доказательствах существования Бога, и о средневековом синтезе Фомы Аквинского. Мой друг также читал труды великих ученых Реформации, включая Кальвина, и хорошо разбирался в богословии.

Во время одной из выездных конференций мы сидели с ним на террасе в гостинице, и мой друг невзначай сказал, как он рад, что жена привезла его на это мероприятие. Он объяснил, что в их семье только она была верующей, а он — нет.

Я едва не свалился со стула. Как человек мог столько знать о христианской вере и обо всех апологетических доводах, подтвер- ждающих ее истинность, и при этом называть себя неверующим? По- началу я решил, что он шутит.

Но он не шутил. В юности этот человек откликнулся на призыв к покаянию во время одного из евангелизационных собраний, но позже разочаровался в церкви. В поиске ответов, которые в церкви ему дать никто не мог, он начал всестороннее исследование. Было ли богословие заслуживающим доверия проводником к Богу? Мог ли он действительно найти свидетельства и доводы, доказывающие суще- ствование Бога?

Я спросил у него, к чему привело это исследование. «О, у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что Бог есть, — ответил он. — Но я никак не могу сделать этот последний шаг. У меня нет личной веры».

 

Я понимал, о чем он говорит, лучше, чем он предполагал. Почти 25-ю годами ранее я тоже увлекся трудами серьезных богословов и апологетов. Я начал изучать таких авторов, как Фрэнсис Шеффер и Роберт Спраул, а позже перешел к «тяжеловесам» наподобие Абра- хама Кайпера, Кальвина и Августина. В моей голове начало форми- роваться четкое мировоззрение. Это было удивительно: чем больше я занимался исследованиями, тем больше утверждалась моя вера.

Затем, в 1996 году я подписал контракт на создание фундамен- тальной книги, посвященной вопросам мировоззрения. Она получила название «Как нам теперь жить?» Эта книга, написанная в со- авторстве с Нэнси Перси, является исчерпывающим исследованием доводов в защиту библейского мировоззрения. Я достиг точки, когда уже не имел ни малейших сомнений в истинности этого мировоззре- ния и неоспоримости свидетельств. Для меня это стало непреложным фактом.

 

 

С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь

 

Но вот, однажды утром во время молитвы я начал размышлять.

«Я знаю, что это правда», — сказал я себе. Я убедительно доказал, что никакое другое мировоззрение, кроме христианства, не имеет смысла. Я был уверен, что смогу привести рациональные доводы, и все же не мог сделать последний шаг. Как узнать наверняка, что од- нажды я окажусь в Божьем присутствии?

Эта дилемма привела к тому, что лучше всего выразить словами

«духовный дискомфорт». Я несколько месяцев задавался вопросами, хотя и не подвергал свою веру сомнениям. Она уже слишком глубоко укоренилась. Я лишь размышлял о том, почему не могу поставить по- следнюю точку с помощью рациональных рассуждений. Почему нельзя проделать весь путь до конца, опираясь на один лишь разум? Сегодня я понимаю, что моя настоящая проблема крылась в том, что всегда было огромным камнем преткновения моей жизни и воистину великим грехом — в гордости. Я настолько кичился способностями своего ума, что просто не мог представить существование чего-либо, что я не смог бы постичь. Я увидел, что это же является преткнове- нием и для моего друга-юриста.

И вот, однажды ответ озарил меня, подобно удару молнии. Я вспомнил утверждение Паскаля о том, что Бог дал нам достаточно света, чтобы мы могли познать истину, и достаточно тьмы или не- ясности, чтобы при желании отвергнуть ее. Вот оно! Разумеется, Бог не может открыться каким-либо рационально неопровержимым об- разом. Если бы, как некогда отмечал один известный теолог, Бог был

для нас столь же понятен, как дерево под окном, то нам не требовалась бы вера.

Мы хотим, чтобы Бог действовал на наших условиях, согласно нашему пониманию, но это просто невозможно

Если бы мы видели истинный характер Бога, Его славу и все остальное, что с Ним связано, точно так же, как мы видим окру- жающий мир, то наша свободная воля по- теряла бы всякий смысл. Не верить в Бога было бы просто невозможно, как и отверг- нуть Его. Это лишило бы нас возможности принять решение верить, а с верой — и воз- можности любить, потому что любить нельзя по принуждению. Мы не можем

любить Бога, если лишены возможности отвергнуть Его. Напомню, что Бог дал нам достаточно света, чтобы видеть, но недостаточно, чтобы упразднить необходимость видеть глазами веры. Должна быть убрана с дороги наша гордость. Мы должны признать, что вера — это не вера, если ее не сопровождают сомнения — или, по крайней мере, затруднения, как сказал бы благочестивый католик. Сомнения — вот что придает смысл вере. Практичным интеллектуалам с аналитиче-

 

 

Г Л А В А 3 0

 

ским складом ума понять это очень сложно. Именно в этом и за- ключалась проблема моего друга-юриста. Он думал, что сможет по- верить только тогда, когда расставит все точки над «i». Но, преуспей он в этом, ему не потребовалось бы ни во что поверить, и он не смог бы обрести веру. Это был замкнутый круг. (Позже мой друг решил этот вопрос, и сегодня он непоколебим в своей вере.)

Вспомните, что произошло с Филипом Джонсом в больнице. Он с такой тщательностью проанализировал своим незаурядным умом христианское Евангелие! Оно имело для него совершенный смысл. Он мог разложить Евангелие по полочкам, но принял Божий дар веры во всей полноте только тогда, когда услышал слова песни «Христос — скала для моих ног», лежа на больничной койке. До этого момента христианский опыт Джонсона был в значительной мере интеллекту- альным занятием, но для глубокого личного посвящения он нуждался в другом. Он должен был принять дар Иисуса, чья искупительная смерть на кресте примирила нас с Богом. Это разительно отличается от рациональных умозаключений.

Гордому человеку непросто прийти к Богу. Мы хотим, чтобы Бог действовал на наших условиях, согласно нашему пониманию, но это просто невозможно. Он хочет, как говорит нам в Библии, чтобы мы приходили к нему на Его условиях. Он желает увидеть нашу дет- скую веру. Добрый Пастырь отправляется на поиски тех, кто, нако- нец-то, поняли, что без Него они потеряны. Я пережил в точности то же самое.

 

Покидая Белый дом весной 1973-го, я считал себя умнее всех остальных, кто оказался втянут в Уотергейт. Еще бы! Я не посещал собраний, которые впоследствии стали основой для всех уголовных дел. Я отказывался участвовать в обсуждениях, которые могли при- вести к созданию помех правосудию. Поначалу работники прокура- туры говорили, что я не являюсь объектом расследования. На первых порах я, по сути, был кристально чист перед законом.

Тем не менее, в моей жизни происходило что-то крайне сквер- ное. Я не ощущал радости или чувства удовлетворения. Конечно, меня беспокоили все эти негативные заголовки в газетах и нападки на президента Никсона, которого считал своим другом, но мой дис- комфорт коренился не в Уотергейте. В свой 41 год я был в расцвете сил. Имея за плечами три с половиной года, проведенных в Белом доме, я собирался вернуться в юридическую фирму, которая сделала бы меня богачом. И все же, я чувствовал себя несчастным. «Какой смысл во всем этом? — спрашивал я сам себя. — Неужели это — все,

 

 

С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь

 

что может быть в жизни? Неужели это предел? А что же тогда дальше?»

Я думал, что моя депрессия отчасти объясняется невероятным напряжением, в котором я так долго находился из-за работы, но ни- какой отдых не помогал от нее избавиться. Сейчас я понимаю, что в тот момент был на грани отчаяния.

Летом того года уотергейтский скандал обострился. Я по-преж- нему не был объектом уголовного преследования, но меня постоянно вызывали на разные слушания и судебные заседания, и я ежедневно подвергался испепеляющим нападкам со стороны прессы. Просы- паться утром и видеть, как заголовки «Washington Post» и «New York Times» пестрят твоим именем — это особая форма пыток, хотя больше половины их обвинений были совершенно надуманными.

Мы с Пэтти отправились в отпуск на побережье в штат Мэн, решив по пути остановиться на пару дней у моих родителей в при- городе Бостона. Пока мы были у них, я позвонил Тому Филлипсу — президенту «Raytheon», самой крупной корпорации Новой Англии, — и спросил, могу ли я заехать к нему. Я уже встречался с ним че- тырьмя месяцами ранее, чтобы обсудить возможность вернуться на должность юрисконсульта в «Raytheon». В тот день меня очень впе- чатлили перемены, произошедшие с Томом за время моего пребыва- ния в Белом доме. Он явно был в мире с самим собой. Я спросил, что с ним случилось, и до сих пор помню его ответ слово в слово:

«Чак, я принял Иисуса Христа и посвятил Ему свою жизнь». Занерв- ничав, я сменил тему разговора. Никогда прежде я не слышал, чтобы кто-то говорил подобное. В моем понимании Иисус был всего лишь исторической фигурой древности. Тем не менее, в последующие ме- сяцы слова Тома не выходили у меня из головы.

Итак, пока мы гостили у моих родителей в Бостоне, я встре- тился с Томом у него дома. Я хотел, чтобы он объяснил, что про- изошло в его жизни. «А вдруг, — ну, мало ли, — это и мне поможет», — думал я.

Мы провели жаркий, душный августовский вечер, сидя на его веранде. Том рассказал свою историю. Несколькими годами ранее он оказался на евангелизационном собрании Билли Грэма в Нью-Йорке и услышанное послание необычайно сильно коснулось его. Том был настолько впечатлен, что в ответ на заключительный призыв Грэма принять Христа своим личным Господом и Спасителем вышел вперед вместе с сотнями других и подчинил свою жизнь Христу. Затем он рассказал о тех радикальных переменах, которые произошли в его жизни.

В завершение своей истории Том взял со стоявшего рядом сто- лика какую-то книгу в мягком переплете и спросил, не буду ли я про-

 

 

Г Л А В А 3 0

 

тив, если он прочитает мне одну главу. Это была книга «Просто хри- стианство» — классический труд Клайва Льюиса, — а глава, которую прочитал мне Филлипс, называлась «Величайший грех». Речь шла о гордости.

То, что я услышал от Тома, стало для меня сокрушительным ударом. Я увидел в потрясающих словах Льюиса отражение себя и моей жизни. Он говорил о великом грехе, который мы легко заме- чаем в других, но редко признаем в самих себе: о высокомерии и за- носчивости, которые возникают, когда мы строим жизнь вокруг собственного «я».

Пока Филлипс читал, я чувствовал, как спина под рубашкой и лоб покрываются испариной, — и причина была вовсе не в вечерней духоте. В моем разуме мелькали картины из прошлого, как в кино- фильме, когда за мгновение до гибели перед глазами персонажа про- носится вся его жизнь. Сейчас я понимаю, что в определенном смысле действительно стоял на пороге смерти.

Я думал о своем невыносимом высокомерии. О, конечно же, я совершал добрые дела для людей и заботился о жертвах несправедли- вости. Я оказывал бесплатную юридическую помощь, когда был прак- тикующим адвокатом, и жертвовал благотворительным организациям. Я считал себя вполне приличным парнем, но на самом деле за моей довольной самоправедностью скрывался тотальный эгоцентризм.

В те годы, когда я ценой своего первого брака быстро подни- мался, как юрист и политик, я оправдывал собственные поступки. Я говорил себе, что делаю все это ради моей семьи и страны, ради на- циональной безопасности. Я был уверен, что тружусь всецело на благо других, но в тот вечер в доме у Тома осознал, что занимался всем этим ради самого себя.

Некоторые из слов Льюиса, прочитанных Томом, задели меня особенно сильно, вдребезги разбив защитный механизм, сооружен- ный мной за долгие годы — имидж «крутого» парня. Я вдруг осознал правду. Как писал Клайв Льюис, гордый человек, поглощенный самим собой и умеющий всему находить оправдание, никак не может уви- деть что-то неизмеримо превосходящее его самого. Он неспособен увидеть Бога.

В тот вечер мне стало настолько не по себе, что я уже не мог дождаться, когда покину дом Тома. Он предложил помолиться обо мне, и я согласился. Таких молитв я никогда не слышал ни в церкви, ни где-либо еще. Она была сердечной, трогательной и исполненной заботы. Но особенно меня поразил тот факт, что Том Филлипс, один из самых занятых и успешных бизнесменов Америки, по-настоящему и искренне переживает обо мне, Чаке Колсоне — и не как о важной персоне из Вашингтона, а просто как о человеке.

 

 

С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь

 

В тот вечер, попрощавшись с Томом Филлипсом, я направился к машине, как вдруг почувствовал огромное желание вернуться, чтобы помолиться еще раз. Оглянувшись, я посмотрел на дом, но в гостиной света не было, и я понял, что уже слишком поздно. Я сел в машину, завел двигатель и выехал на дорогу, но смог проехать не более сотни метров. Из-за душивших меня слез я был просто не в состоянии вести машину. Бывший капитан морской пехоты, «крутой вышибала» из Белого дома, когда-то считавший себя ничуть не хуже или даже лучше всех остальных, чувствовал себя несчастней- шим из людей.

Я впервые в жизни заглянул в свое сердце, и то, что я там уви- дел, вызывало у меня отвращение. Оно было порочным. Вспоминая тех, кому причинил зло и с кем поступил несправедливо, я осознавал, насколько был холодным, жестким и эгоцентричным. Впервые в жизни я был глубоко убежден в своей греховности. Я чувствовал себя отвратительным, пристыженным, ужасно одиноким и потерянным. Через мой разум по-прежнему текли слова Тома об обращении к Богу и простом шаге подчинения. В тот момент я непроизвольно вос- кликнул: «Боже, я не знаю правильных слов! Я ничего собой не пред- ставляю, но, пожалуйста, прими меня. Прими меня таким, какой я есть». Так, наедине со своими мыслями, я провел полчаса или, может, час. По щекам беспрепятственно текли слезы, чего в моей жизни никогда не было. Меня охватило чувство полного подчинения и полной свободы. Я знал в тот момент, что Бог реален, что Он — личность, и Он услышал мои молитвы.

Я ожидал, что на следующее утро проснусь смущенным. Я был не из тех, кто легок на слезы или, по крайней мере, никому их не показывал. Я был жестким, упрямым, матерым, независимым горде- цом. Но только не в то утро. Впервые в жизни я чувствовал себя сво- бодным. В моих обстоятельствах ничего не изменилось. Тем августовским утром я, как и раньше, увидел свое имя в газетных за- головках, но уже все было по-другому и больше никогда не верну- лось к прежнему.

В течение следующей недели я с головой погрузился в книгу

«Просто христианство». Все, что я читал, подтверждало мой опыт, и все, что я пережил, подтверждало слова Паскаля: «У сердца есть доводы, которые неведомы разуму».1 Я был твердо уверен, что при- обрел новые взаимоотношения с Богом. На той неделе я помолился, попросив Иисуса Христа стать господином моей жизни. Так началось мое грандиозное странствие всей жизни — самое восхитительное из всех, которые доступны человеку. Я пережил на себе всю полноту одного из великих парадоксов: мы обретаем себя, только потеряв себя в Боге.

 

 

Г Л А В А 3 0

 

 

А как насчет вас? Убедительными ли были рациональные до- воды и свидетельства, представленные в этой книге? Что вам препят- ствует посвятить себя Богу в Иисусе Христе?

Вернемся в самое начало книги. Вспомним рядового Райана, иду- щего нетвердой походкой к надгробию человека, спасшего ему жизнь. Эта сцена — самая удивительная из всех, которые я когда-либо видел в кино. Вот стоит Райан, и у него дрожат губы, а по щекам текут слезы. Он смотрит на надгробие, задаваясь вопросом, был ли он до- стоин жертвы, принесенной капитаном Миллером и другими, которые погибли ради того, чтобы он мог жить. Когда семидесятилетний Райан, стоя у той могилы, обращается к своей жене, его мучают те же во- просы, что не дают покоя каждому из нас. Достойный ли я человек? Насколько правильно я жил? Прожил ли я достойную жизнь?

Надгробие представляет собой простой белый крест, поэтому мы видим на экране человека, который, стоя на коленях, сотрясается от слез перед крестом. Райан — это образ каждого из нас, потому что все мы воистину стоим перед крестом. В какой-то момент своей жизни каждому человеку, — мужчине и женщине, — придется взгля- нуть на этот крест и то, что он собой олицетворяет, и задать себе вопрос: «Достойный ли я человек?»

Вспомните наши исследования сущ-

ности Евангелия. Оно умопомрачительно простое. Может даже показаться, что оно слишком хорошее, чтобы быть прав- дой. Бог настолько возлюбил нас, что, сотворив каждого, даровал ему свобод- ную волю. Мы согрешили, и понимаем это, когда заглядываем в свое сердце. За наш грех должна быть уплачена цена. Но Бог по Своей любви к нам послал Своего Сына Иисуса умереть на кресте, чтобы заплатить за наш грех, и мы смогли об- рести прощение. Жертва Христа дает нам возможность примириться с Богом, по-