Красота – это не субъективное суждение и оценка

чил способ сочинять, никак не контролируя результат. Так появилась хаотическая композиция «Музыка перемен» и другие, подобные ей.13Кейдж обнаружил, что сочинять музыку, подражая хаотиче- скому, как он считал, характеру природы, — куда более сложное дело, чем он себе представлял. Ему это никак не удавалось, и потому он решил, что единственный способ справиться с этой задачей — во- обще ничего не сочинять. Так, само собой, появилась «композиция» тишины «4’33’’». В ней музыка превращалась в любые окружающие

шумы.

Как музыка, труд Кейджа совершенно бесполезен. Как фило- софское изобретение, он довольно интересен, хотя и глубоко оши-

 

 

С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь

 

бочен по сути. Это внезапный жест мастера дзен («Как звучит хло- пок одной рукой?»), призванный показать ученику суть мировоззре- ния буддизма. Принятая Кейджем система верований является приглашением принять этот мир таким, какой он есть, — отвергнуть свои привычки надеяться и желать, отказаться от иллюзии свободы и стремления к справедливости. Это попытка постичь мир, как совершенно чуждый устремлениям человеческого сердца. В провоз- глашении этих буддистских учений Кейдж, по его собственному признанию, уподобился «протестантскому проповеднику-фундамен- талисту».14

Возникают вопросы: Неужели сокровенные желания сердца — это всего лишь иллюзии? Построения, даруемые воображением и до- воды разума — тоже иллюзии? Должны ли мы принять концепцию хаотического мира?

Психоаналитик Адам Филлипс рассказывает следующую исто- рию о Кейдже. Музыкант посетил концерт другого композитора, ко- торый в программке выразил надежду на то, что его музыка уменьшит страдания в мире. Позже Кейдж сказал своему другу, что музыка ему понравилась, но совершенно не понравилось написанное в программке. На его взгляд, в мире было не слишком много страда- ний. Он считал, что их — «в самый раз».15

Хотя многие замечания Кейджа кажутся жестокими и бесчув- ственными, они вполне соответствуют взглядам буддиста и постмо- дерниста. Если этот мир появился из необъяснимого хаоса и в него же возвращается, то такого понятия, как мера страданий, просто не существует. Страдания просто есть — и все.

Но представьте, если бы Кейдж сказал подобное военноплен- ным в «Шталаге VIII-A». Было ли страданий в лагере Мессиана «в

самый раз»?

Чем труд Мессиана кардинально

Бог сотворил мир, который отражает Его сущность, и не только Его невообразимую гениальность, но и Его величие – Его красоту

отличался от труда Кейджа? Оливье Мессиан говорил, что практически ро- дился христианином. С самого раннего детства его мама-поэтесса и отец, учи- тель английского языка, переводивший произведения Шекспира, читали ему сказки Ганса-Христиана Андерсена и пьесы Шекспира. Понемногу он начал понимать, каким образом надежды и мечты, выраженные во всех сказках, —

стремление к справедливости и свободе, — осуществляются и стано- вятся реальностью благодаря вере. Хотя Шекспир предоставил ему

«супер-сказки», Мессиан считал христианство гораздо более зага-

 

 

Г Л А В А 2 3

 

дочным и удивительным.16 В более зрелые годы он не раз говорил в интервью, что обнаружил одно простое различие между историями, которые любил в детстве, и христианской верой: христианство прав- диво.

Мессиан сказал: «Основная идея, которую я хотел выразить — это существование истин католической веры… В этом заключался главный смысл моей работы — наиболее возвышенный и, вне всякого сомнения, самый полезный и ценный — возможно, единственный, о котором я не буду сожалеть в свой смертный час».17

В «Квартете на конец времени» можно увидеть много тем, ко- торые мы обнаружили в процессе собственных поисков истины. Пер- вая из них — присутствие естественного порядка. Дрозд, поющий в музыке Мессиана, и восходящее солнце взаимосвязаны друг с другом глубинным образом, — можно сказать, мотивом. Только отраженный в природе замысел способен произвести вселенную, в которой жизнь маленьких созданий возможна, благодаря астрономическому взаи- модействию Земли и Солнца. За естественным порядком стоит Сам Бог, Который не обитает во времени, но является его Хозяином. Веч- ное и бренное в конце концов соединились в тот момент, когда Бог

«опустошил Себя», явившись среди нас ребенком — человеком, ко- торому было суждено умереть, чтобы снова ожить.

Что чудесно отразил Мессиан, — так это взаимозависимость времени и вечности, которая и составляет тайну красоты. Ведь кра- сота — это Божья слава, сияющая в творении. Разве можно не видеть и не ощущать ее?

 

Я рассказал истории об этих двух мировых премьерах, — «Квар- тет на конец времени» Мессиана и «4’33’’» Кейджа — по той причине, что они идеально отражают две противоположные системы верова- ний мира, в котором мы сегодня живем. Для Кейджа просвещение заключается в примирении с существованием хаотической вселенной. Как полная противоположность, музыка Оливье Мессиана отражает глубокое понимание естественного порядка и того, как этот порядок, в конечном итоге, исходит от своего Творца. Он восторгается кра- сотой мира. Даже в нацистском концлагере Мессиан мог увидеть Божью славу, сияющую в творении.

Сегодня лишь единицы воспринимают красоту, как результат творения. Многие говорят, что «красота — в глазах созерцающего» или что «это — дело вкуса». Когда люди называют что-либо краси- вым, это всего лишь означает, что им это нравится. Подобные оце- ночные суждения всегда — мнение только одного человека.

 

 

С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь

 

Но для христиан и приверженцев классических взглядов кра- сота — это не субъективное суждение и оценка, а искусство — не про- сто выражение внутреннего мира художника. Красота — такая же часть реальности, как добродетель и истина. Она является ключевым элементом сотворенного порядка, неотъемлемой частью мира, в ко- тором мы живем.

Причина, по которой один человек считает что-то красивым, а другой с этим не согласен, состоит в том, что разные люди способны

в большей или меньшей степени воспринимать красоту. Чьи-то суждения о красоте более

Красота этого мира говорит о Божьей любви к нам

точны. Возможно, эту мысль многие люди в нашей культуре сочтут нетолерантной, но, од- нако же, это действительно так.

Христианский взгляд на красоту базиру- ется на учении о происхождении этого мира. Бог сотворил мир, который отражает Его сущ- ность, и не только Его невообразимую гениаль-

ность, но и Его величие — Его красоту. Глядя на один лишь порядок и красоту творения, древние греки понимали, что истина, красота и добродетель полностью взаимосвязаны. Это понимание было пре- красно передано богословом Хансом Урсом фон Бальтазаром: «Кра- сота требует, по меньшей мере, столько же смелости и решимости, как и истина и благодетель, и она не позволит отделить себя… от двух своих сестер».18

Красота этого мира говорит о Божьей любви к нам. Он создал вселенную, в которой восходит и заходит солнце, в небе висит блед- ная луна, а нас каждый день вдохновляет сила несущихся в вышине облаков. Бог сотворил мир, в котором мы можем радоваться поляне нарциссов, пугаться крика совы и изумляться способностям маски- ровки у хамелеона. В своем стихотворении «Тигр» поэт Уильям Блейк признает Божью руку в красоте Его Творения:

 

Тигр, тигр, жгучий страх, Ты горишь в ночных лесах. Чей бессмертный взор, любя, Создал страшного тебя?19

 

Божьи пути несравнимо выше наших, и все же красота Его тво- рения демонстрирует нам Его любовь.20

Поскольку Оливье Мессиан верил, что красота — это признак Божьей заботы, он в своем творчестве воздал должное любящему Творцу. Его слушатели были гораздо менее сведущи в теории музыки, чем аудитория Кейджа, и все же произведение Мессиана показало

 

 

Г Л А В А 2 3

 

его товарищам по несчастью, что этот мир, в конечном итоге, при- надлежит Богу, а не нацистам, и что законное основание надежды каждого человека лежит в Божьем правлении. Мессиан не предлагал дешевое утешение и не «выражал себя». Кому из его друзей-воен- нопленных это было бы интересно? Языком музыки он передавал им истину, которую они должны были слышать, — истину, являющуюся ключом к счастливой жизни.

 

Все мы интуитивно понимаем взаимосвязь между красотой и истиной. Спросите у подростка или даже у ребенка поменьше: может ли он описать разницу между хорошим и плохим искусством. Боль- шинство, как я уже отметил ранее, сомневаются в том, что верят в существование абсолютной истины. Я часто предлагаю слушателям представить себе картину, которая привлекает их взгляд, от которой невозможно оторваться — например, морской пейзаж знаменитого художника Уильяма Тернера, изображающий накренившийся под ветром парусник, бороздящий морские просторы. Он настолько реа- листичен, что вы почти ощущаете стремительное движение судна. Краски поблекли от времени, но это не портит впечатление от кар- тины.

Я спрашиваю у юной аудитории: «Можете ли вы, увидев такую картину, сказать, что это — ‘круто’?» Все они кивают головами в знак согласия. Тогда я задаю следующий вопрос: «Если бы вы сегодня по- ехали в Германию и увидели выставку частей тела — огромную на- стенную фреску со свисающими с нее фрагментами плоти, — то вы сказали бы, что это ‘круто’?» На лицах большинства детей сразу же отражается отвращение, и я лишь озвучиваю их мысли: «Нет, вы бы сказали, что это — гадость, верно?» Все кивают головами.

Это понимают даже дети. Есть разница между «крутым» и гад- ким. Существуют абсолюты.

Что-то внутри нас откликается на красоту. Она вдохновляет, ободряет нас — точно так же, как музыка Мессиана воодушевила во- еннопленных в «Шталаге VIII-A» во время Второй мировой войны. Искусство имеет такую силу именно потому, что оно апелли-

рует напрямую к нашим эмоциям наравне с интеллектом — к сердцу и его высшему разуму. Студенты, с которыми я беседовал, сразу же понимали разницу между Кейджем и Мессианом. Кейдж — голый ко- роль от искусства, а Мессиан — маэстро творения, чей труд отражает историю времени с позиций вечности.

Пленяя мысли и будоража воображение, искусство пробуждает нас к созерцанию мира как чуда и затрагивает наши эмоции. Лучшие

 

 

С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь

 

его образцы отражают истину человеческого опыта в его прочувство- ванной целостности.

Искусство указывает на нечто, лежащее за пределами сугубо человеческого, — туда, где, по моему убеждению, находится сам ис- точник красоты. Об этом мы и поговорим в следующей главе.

 

 

Глава 24

 

 

Написанное на сердце

 

 

М

ой дедушка по отцовской линии, сын шведских иммигрантов, осиротел в раннем детстве и воспитывался в приюте в Бо- стоне. Как ни удивительно, он сам научился играть на разных музыкальных инструментах и в будущем стал известным му-

зыкантом — соло-корнетистом Бостонского симфонического оркестра. К сожалению, когда эти музыкальные гены передавались дальше, они благополучно минули и моего отца, и меня. Я не пою даже на цер- ковных собраниях из-за опасения сбить других с тональности.

Если вы подобным же образом обделены в сфере музыки, то, возможно, задаетесь вопросом: почему я привожу здесь все эти рас- сказы о Мессиане и Кейдже? В конце концов,

эта книга посвящена поиску истины и секре-

там счастливой жизни. Разве обсуждение вы-

сокоинтеллектуальной музыки не уводит нас в сторону от цели?

Но искусство — это вовсе не отвлеченный вопрос, а сама суть той мысли, которую я хочу донести. Оно сталкивает нас с истиной, делая ее реальностью, прочувствованной сердцем.

Бог Творец создал

нас тоже творцами

По сути, наше восприятие красоты — это очень существенный аспект, отличающий нас, как людей. Ни один археолог не обнаружил нору какого-нибудь животного с примитивными настенными рисун- ками вроде тех, которые оставили древние люди. У животных просто нет таких способностей. Только люди неизменно пытаются передать красоту в различных формах и разнообразными способами. Хотя жи- вотные и насекомые могут создавать красоту, как в случае с пауком в камере Ньен Чен, они не делают этого намеренно.

Только человеческая личность и творит, и размышляет над значимостью творения. Причем это относится не только к художни-

 

 

С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь

 

кам. Почти любой вид работы включает в себя элемент творчества, чем бы мы ни занимались: в сфере услуг, продавая страховки, ремон- тируя компьютеры, или же строили дома, конструировали машины или разрабатывали бизнес-системы. Как уже обсуждалось ранее, удовлетворение от работы в значительной мере обязано тому, что мы задействуем воображение, изобретательность и навыки, стараясь делать свое дело хорошо. Упражняясь в собственном творчестве и наблюдая за творчеством других, мы приходим к осознанию Божьего творчества и Его заботы, проявленных при сотворении нашего пре- красного мира. В нас растет подозрение о правдивости утверждений Библии, что мы, человеческие существа, созданы по Божьему образу; что возможности нашего разума и воображения, а также способ- ность бескорыстно любить были дарованы нам Богом, обладающим этими атрибутами в их полном и абсолютном совершенстве. Бог Тво- рец создал нас тоже творцами.

Поскольку источником творчества является наша человеческая сущность, отражающая личность и характер Бога, то искусство обладает невероятной силой пробуждать в нас величайшие жизнен- ные вопросы и побуждать к поиску ответов, которые находятся внутри нас самих. Размышляя над творчеством людей или великого Творца, мы ощущаем могучие импульсы в самом центре нашего ес- тества.

Нуждаясь во вдохновении, я иногда отправляюсь на прогулку по пляжу в пригороде Неаполя, штат Флорида, где я живу. Величие океана всегда производило на меня глубокое впечатление. Мексикан- ский залив — будь то в шторм или в штиль — круглый год представ- ляет собой совершенно восхитительное зрелище. Особенно великолепен он летом. Когда солнце опускается за горизонт, пышные скопления облаков окрашиваются в розовые, серые и голубые тона. Во время прогулок по пляжу я испытываю благоговение, восторг и обретаю вдохновение даже в те дни, когда чем-то обременен. Про- блемы уже не кажутся настолько гнетущими. Стоя на берегу, я раз- деляю чувства шотландского альпиниста Уильяма Мюррея, описавшего свою невыразимую радость от созерцания величествен- ных горных пиков, как один из «мимолетных взглядов на красоту, которую все познавшие ее вынуждены назвать истиной».1

Известный философ Жак Маритен назвал красоту «метафизи- ческой приманкой».2 Она ведет нас к размышлению о своем источ- нике. Откуда берется красота? Почему вид океана так волнует нас? Почему он вызывает чувство неосознанного томления о чем-то за пределами нашего земного опыта, — о чем-то большем, превосходя- щем все наши познания в этой жизни? Писатель и ученый Клайв Льюис считал, что наиболее вероятное объяснение нашего стремле-

 

 

Г Л А В А 2 4

 

ния, которого не может удовлетворить никакой опыт в этом мире, заключается в том, что мы были сотворены для иного мира.

Красота этого мира побуждает нас задаться вопросом: «Не создал ли нас тот самый ‘бессмертный взор’, который создал тигра?» Мы размышляем, есть ли у этого Творца цель для нас в земной жизни — и даже за ее пределами. Красота Божьего творения излучает обещание. Возможно, кому-то подобные размышления по- кажутся странными, но любое исследование истории и литературы говорит об универсальности таких вопросов. Вот почему мы не можем пройти по жизни без «божественного беспокойства», как его назвал Эммануэль Мунье. Комментируя взгляды Мунье, Ло- ренцо Альбасете отметил: «В самом деле, нашу жизнь по-настоя- щему человеческой делают те бесконечные вопросы перед лицом Тайны, перед ‘чем-то большим’, сколько бы нам ни было лет — три или девяносто. Эти вопросы дают нашему сердцу бодрствовать, по- знавая окружающий мир, и позволяют смотреть даже на обыденные вещи с тем же удивлением и восторгом, как в тот момент, когда мы увидели их впервые».3

Французский математик и

философ Блез Паскаль сказал:

«У сердца есть доводы, которые неведомы разуму».4 Он подразу- мевал, что наша человеческая природа, как целое, способна постигать истины, выходящие за рамки понимания одного лишь разума. Она включает в себя не только интеллект, но и эмоции,