Мой суд с генералом Калугиным

Не просто было искать единомышленников и преумножать их число. О многих выдающихся деятелях культуры и науки уже упоминалось, о ком-то смогу сказать дальше. К счастью, наши силы росли.

Евгений Матвеев своей жизнью в 90-е доказал, что по праву является народным артистом СССР. Его «Любить по-русски», снятая в 1995 году, а потом и продолжения полюбившейся народу киноленты, стали глотком чистого воздуха в отравленной атмосфере космополитического нигилизма, антисоветизма и русофобии. Е. Матвеев совершил психологический прорыв общественного самосознания к истокам души, к здоровому народному духу. Его фильм и его роль в нем – это реальный гражданский подвиг!

Е. Матвеев с его «Против бардака!» и «За реформы!» на уровне народных чувств точно выразил нашу политическую программу.

Близко познакомились в февральские дни 1993 года, когда Е. Матвеев, И. Рыжов, Е. Шутов, Л. Зайцева и немногие другие выдающиеся деятели отечественного кинематографа по нашему приглашению и вместе с нами прибыли поездом в Волгоград торжественно отмечать 50-летие победы под Сталинградом. Инициатором и организатором празднования была наш соратник по РОС Елена Ляпичева, спасибо ей за то огромное. В составе нашей объединенной делегации были несколько народных депутатов России, Г.А. Зюганов, делегация Приднестровья во главе с И.Н. Смирновым. В связи с нехваткой гостиниц нас поселили в Волгоградской тюрьме, один из корпусов которой отвели под ведомственную гостиницу, слегка отгородив от остальной территории. Думаете, это нас смутило? Ничуть! С шутками и прибаутками разместились по соседним камерам, проведя вместе несколько наполненных работой дней. Главное – мы заставили Власть праздновать юбилей Сталинградской битвы!

Это не шутка! Узнав, что большая группа лидеров оппозиции и патриотически настроенных деятелей культуры организуют в Волгограде вместе с местными представителями оппозиции чествования ветеранов, Ельцин и его окружение приняли решение возвращать часть советских праздников, направили в Волгоград «на перехват» Р. Хасбулатова и А. Руцкого. Вскоре президент даже восстановит Знамя Победы и парад на Красной площади.

А ведь 50-летие победы под Москвой не просто не праздновалось – от официальных лиц в декабре 1991 года звучали заявления, что праздновать просто нечего, поскольку и победы-то никакой не было!

С тех волгоградских дней у меня и сложились добрые теплые отношения с Е. Матвеевым и Е. Шутовым, а народная артистка России Людмила Васильевна Зайцева стала политическим единомышленником и на многие годы надежным соратником.

Но были и обратные примеры.

Народный депутат СССР генерал КГБ Олег Калугин в 1989 году стал одним из символов демократизации, олицетворением перемен, затронувших даже КГБ. Он вошел в Межрегиональную группу депутатов союзного Съезда, хотя ветераны диссидентского движения ему продолжали не доверять.

Я впервые прямо столкнулся с его деятельностью, когда срывал попытку российского руководства передать Южные Курилы Японии в 1991 году. Калугин сопровождал заместителя А. Козырева Г.Ф. Кунадзе в поездке по Курилам, когда они готовили население к передаче островов.

Выяснять личные отношения пришлось в 1992 году, когда О. Калугин выступил в Москве на конференции «КГБ вчера, сегодня, завтра» с разоблачениями, что народный депутат Бабурин является агентом КГБ по кличке «Николай», внедренным в демократическое движение для его разрушения изнутри.

Поскольку на тот момент я был одной из самых приметных фигур жесткой оппозиции Ельцину, заявление Калугина стало сенсацией, породило широкое обсуждение. Выпад экс-генерала в развязной и оскорбительной манере опубликовали «Известия» и некоторые другие СМИ. Обо мне уже достаточно много глупостей и неправды печатали, давно перестал обращать на это внимание, но в случае с Калугиным понял, что на сей раз речь идет не просто о клевете, а о серьезном ударе по репутации и моей лично, и дела, которое народно-патриотическая оппозиция защищала.

Я впервые обратился в суд с требованием защитить мою честь и достоинство, заставить клеветника сделать опровержение и компенсировать мне моральный ущерб.

Судебное заседание тянулось много месяцев, поскольку О. Калугин просто не являлся в суд, а рассматривать дело в его отсутствие я категорически возражал. Полгода я ежемесячно, как на работу, приезжал в Кунцевский районный суд, а заседание откладывалось на месяц в связи с неявкой ответчика. Наконец, под угрозой принудительного привода О. Калугин в заседании суда появился.

И тут я с ужасом понял, что при всей правоте могу дело и проиграть.

Для признания заявления Калугина в мой адрес клеветническим необходимо было установить два элемента состава: то, что утверждение Калугина не соответствует действительности, и то, что оно наносит урон моей чести и достоинству. Калугин и его защитник В. Кузнецов выбрали очень иезуитскую тактику: они заявили, что может быть, утверждение о том, что Бабурин – агент КГБ, и не соответствует действительности, но оно явно не роняет чести и достоинства Бабурина:

– Сергей Николаевич Бабурин ведь защищает КГБ, – заявил, выступая в суде, О. Калугин, – он высоко ценит работу Комитета в СССР. Для него – честь принадлежать к этим структурам. Сообщение о сотрудничестве с КГБ только увеличивает его авторитет среди собственных избирателей.

Фарисейство высшей пробы, о чем мне сказал и озадаченный взгляд судьи. И как подло – ненавязчиво бросить через мою дискредитацию тень на всю национально-патриотическую оппозицию как прислугу советских спецслужб. А нет оскорбления – нет и состава клеветы, пусть обвинение и не правда.

Представив возможное сообщение в СМИ о том, что мне в судебной защите отказано (о мотивах-то отказа не сообщат), я мобилизовал все свои и юридические познания, и уже имевшийся политический опыт.

– Высокий суд! Для меня не может быть худшего оскорбления, чем отнесения к той организации, которая породила господина Калугина, которая позволила ему и таким как он разрушить Советский Союз. У меня есть разные недостатки, но не надо мне приписывать чужое. Пусть сам ответчик несет моральную вину за бесславный финал КГБ.

Суд отказался удовлетворить ходатайство генерала о прекращении дела.

В ходе судебного заседания 15 февраля 1994 года ответчик, наконец, неуклюже объяснил, что его акция против Бабурина была продиктована политическими мотивами. О. Калугин почти с гордостью заявил:

– Я посчитал нужным ответить на гнусный выпад господина Бабурина против всеми нами глубоко уважаемого Александра Николаевича Яковлева. В «Советской России» Бабурин опубликовал статью, в которой назвал А.Н. Яковлева агентом ЦРУ. Мы не могли оставить это без внимания.

Примечательно, что Калугин отождествил агентов ЦРУ с «агентами влияния», о которых я говорил и писал в 1992 году.

7 февраля 1992 года, выступая на сессии Верховного Совета РСФСР, я потребовал разобраться с иностранными доходами М.С. Горбачева и их связью с гибелью СССР, привлечь к уголовной ответственности за измену Родине председателя КГБ СССР Вадима Бакатина, передавшего США совершенно секретные материалы советской разведки, в том числе по зданию посольства США в Москве и выступлению председателя КГБ СССР В.А. Крючкова на закрытом заседании Верховного Совета СССР в июне 1991 года об операции ЦРУ против СССР под кодовым названием «Возмездие». Я потребовал предать гласности и список «агентов влияния», который был составлен КГБ на основании данных разведки и контрразведки.

Ответ был только по Бакатину. И то неофициально: на заседании парламента ко мне подошел Генеральный прокурор РСФСР В.Г. Степанков:

– Ну что ты наседаешь! Взял я объяснения у Бакатина. У него есть письменное указание М. Горбачева на передачу американцам документов, и устное согласие Б. Ельцина.

– Ценю осторожность Ельцина, он как бы ни при чем. А Горбачева привлекайте соучастником, значит и в этом вопросе он изменил Родине.

Дальше опросов причастных лиц новые российские власти не пошли.

Время было пропитано подлостью. Я даже сказал, выступая в парламенте, что, судя по всему, появился новый знак Зодиака, ибо мы явно живем под знаком Иуды. У меня хранится документ – копия письма крупного российского руководителя главному редактору журнала «Пари-дю-Манш», в котором российское официальное лицо сообщает руководителю французского журнала, что располагает материалами на сотрудника журнала, который многие годы сотрудничал с КГБ СССР и, «в соответствии с новым мышлением», готово передать эти материалы.

21 ноября 1992 года в «Советской России» по инициативе моего друга, народного депутата СССР профессора Ю.В. Голика мы опубликовали совместную с ним, Н.Н. Энгвером и И.А. Шашвиашвили статью «Агенты влияния».

На примере официального документа североамериканского института Крабла (Крейбла) мы показали, как наши заокеанские друзья готовят агентов влияния, что они, эти агенты, из себя представляют. Это, прежде всего, «теневики» от политики, «серые кардиналы», которые не правят, а направляют. Мы назвали и многие фамилии, в том числе Г. Бурбулиса, А. Мурашева, А. Урманова, И. Верютина, Н. Андриевскую и других. Вспомнили дикий случай, когда в октябре 1992 года Б. Ельцин принял директора ЦРУ Р. Гейтса, выставив из кабинета своих переводчиков и оставив для перевода беседы только американского переводчика.

Мощная была статья. Начавшийся уже на другой день чудовищный скандал, когда все лояльные Ельцину политики и должностные лица соревновались в оскорблениях, адресованным авторам, показал, что мы попали «в десятку».

Но вернемся к моему суду с Калугиным.

В ходе судебного разбирательства произошел примечательный случай.

О. Калугин представил свидетеля защиты – отца моего коллеги, народного депутата РФ А. Любимова, диссидентствующего отставного полковника КГБ М. Любимова. Взгляды М. Любимова были известны – он уже прославился своей «чернухой» в адрес КПСС, СССР и КГБ СССР.

Расписавшись в том, что предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний, свидетель стал утверждать, что мое отрицание принадлежности к КГБ, так же, как и опровержение заявления Калугина со стороны Омского УФСБ – все это будни агентурной работы спецслужб. В подтверждение своих слов он достал несколько помятых листочков с машинописным текстом:

– Вот это – совершенно секретная ведомственная инструкция 1954 года об обязанностях секретных сотрудников КГБ. Здесь прямо записано в соответствующем пункте, что при разоблачении сотрудник обязан отрицать свою принадлежность к органам, а сами органы обязаны отречься от своего сотрудника.

Стало смешно и противно. Пришлось встать и заявить ходатайство:

– Высокий суд! Хотя бумажки у господина свидетеля не имеют ни подписей, ни выходных данных, ни каких-либо печатей, штампов, отметок, я прошу приобщить их к материалам дела. Затем прошу разобраться: если представленный свидетелем Любимовым документ фальшивка, то господина Любимова следует привлечь к уголовной ответственности за ложные показания, подлог и клевету, если документ подлинный, хоть и не имеющий ко мне отношения, господин Любимов должен сесть в тюрьму за разглашение сведений и публикацию документа, имеющего, по его же словам, гриф «совершенно секретно».

Надо было видеть, с какой скоростью М. Любимов спрятал «документ» во внутренний карман пиджака и заявил, что не может ничего дать для приобщения к делу. Добрая судья не стала настаивать.

В конце концов, дело пришло к финалу. 22 марта 1994 года Кунцевский районный суд вынес решение, что обвинения О. Калугина в мой адрес о принадлежности к КГБ являются клеветой и обязал Калугина, газету «Известия» и корреспондентку газеты, опубликовавших порочащую меня статью с утверждениями Калугина, выплатить мне компенсацию морального ущерба. В Мосгорсуде решение было подтверждено, хотя интересы О. Калугина представлял «сам» Г.М. Резник.

Получать калугинские деньги я не поехал (размер компенсации был столь символичен, что проезд за их получением обошелся бы дороже), и они ушли в государственный бюджет. Главное – я отныне получил не только моральное, но и юридическое право называть бывшего генерала КГБ О. Калугина лжецом и подлецом, поскольку моя оценка подтверждена вступившим в законную силу решением суда.