Кульминация: государственный переворот непутевого российского реформатора

Мы подошли к кульминации событий – к осени 1993 года. О днях с 21 сентября по 4 октября 1993 года уже многое сказано и написано. И правды, и вранья. Считаю несвоевременным сейчас все анализировать и даже излагать. Это еще не история – это политика.

До сих пор нет сил ворошить незажившее.

Лишь несколько штрихов из тех дней.

20 сентября 1993 года в Москве прошел Конгресс народов СССР, на котором вновь был поставлен вопрос о необходимости ликвидировать результаты Беловежского сговора и восстановить единую страну.

Тем же вечером мы узнали о назначении Е.Т. Гайдара вновь вице-премьером Правительства России. Это явно была демонстрация.

Поздним вечером 21 сентября Б. Ельцин, как и в марте того же года, выступил по телевизору, информируя «дорогих россиян» о подписанном им указе № 1400 о поэтапной конституционной реформе. Он явно лучше подготовился, поэтому указ был детально прописан, зарегистрирован, а команда президента сразу начала действовать.

Это был государственный переворот.

Недавно В.В. Аксючиц обратил мое внимание на примечательную арифметику. Возьмем номер указа и его дату. 1400:21=66,666…

Это кто же у Б. Ельцина так любил магию чисел? Сообщения о целом управлении у него, которое под руководством генерала Р. занималось гороскопами, приметами и предсказаниями – не пустые разговоры.

 

События 21–22 сентября общеизвестны. Исполняющим обязанности Президента Российской Федерации стал А.В. Руцкой.

Сразу после принятия Съездом народных депутатов решения об отрешения от должности Президента Б. Ельцина, я выступил на заседании и предложил разъехаться по министерствам и воинским частям, по крупнейшим предприятиям, чтобы добиться выполнения решения Парламента:

– Мы должны действовать! Мы должны отстранять от должности любого, кто не выполнит наше решение, кто поддержит переворот.

Председательствовавший заверил меня, что так и будет сделано, но лично для меня будет другое поручение. Да, 27 сентября 1993 года будет принят закон РФ о федеральных уполномоченных Съезда, на которых возлагался контроль за реализацией решений Съезда и Верховного Совета по пресечению государственного переворота в Российской Федерации, восстановлению конституционного строя, прав и свобод граждан России. Но будет уже поздно! И не только в силу опутавшей Дом Советов колючей проволоки – будет упущено время.

Ничего практически сделано не было! Я говорю именно про первые дни и даже часы, суета позднее уже ничего не могла исправить.

Более того, и в 1993-м, и ныне убежден, что насколько решительно надо было действовать с первого момента, в первый же день, настолько в начале октября требовалось сдержанно ждать разрешения кризиса переговорным процессом с участием регионов. Надо было ждать! Проигрывал тот, кто первый совершит ошибку. Не случайно провокации против защитников Конституции произошли 2 и 3 октября – истекали сроки нескольких ультиматумов регионов, предъявленных Ельцину. Например, ультиматума «Сибирского соглашения» о перекрытии Транссибирской магистрали в случае отказа Ельцина разблокировать Парламент до 5 октября.

Во всех регионах России возникли комитеты Защиты Конституции. Действия Конституционного Суда, Верховного Совета и Съезда поддержали высшие органы представительной власти субъектов Федерации, ряд губернаторов.

За первые пару дней только я провел к и.о. президента А.В. Руцкому четырех командиров частей, которые докладывали при мне, вытянувшись перед Руцким по стойке смирно:

– Товарищ исполняющий обязанности Президента Российской Федерации! Командир части NN полковник NNN! Готов привести к Верховному Совету свой полк, развернуть полевые кухни. Прошу дать мне письменный приказ!

Знаю, что не меньшее число командиров частей привел и В.А. Ачалов. Но у А.В. Руцкого, как и у Р.И. Хасбулатова царила какая-то эйфория. Все командиры отправлялись обратно за ненадобностью:

– Не втягивайте нас в провокацию! Мы все решим политически.

Когда через три дня ситуация резко изменилась, вернуть непризванные части было уже невозможно.

За первые трое суток после объявления Ельциным указа № 1400 я спал в общей сложности часа два, и не хотелось, столь сильным было нервное возбуждение – не так часто на твоей родине происходят государственные перевороты. Днем вместе с другими депутатами мы занимались организацией отпора перевороту, ночью выходил наружу и ходил от костра к костру вокруг комплекса зданий парламента, подбадривая пришедших на нашу защиту горожан. В первую же ночь меня спросили, почему видят только меня, где Руцкой, где Хасбулатов, где новые министры обороны и государственной безопасности.

– Они в здании, занимаются организацией нашей обороны, – отвечал я.

Вернувшись, сам проверил: и А.В. Руцкой, и Р.И. Хасбулатов, и В.А. Ачалов были на своих местах, а приемная и кабинет В.П. Баранникова стояли нараспашку, там никого не было. Когда это повторилось и на следующую ночь, а утром Баранников и его сотрудники вновь, как ни в чем ни бывало, были на рабочих местах, я насторожился и стал выяснять, где же они находятся ночами.

Каково же было мое изумление, когда я узнал, что назначенный Верховным Советом России министр государственной безопасности Российской Федерации В.П. Баранников ночевать ездит за город на свою дачу в охраняемом правительственном поселке. И это в обстановке государственного переворота?! Было о чем задуматься.

Было в сентябрьские дни 1993 года много и других загадок, совсем не случайно В.П. Баранников быстро умер после тех событий.

Две недели противостояния стали четырнадцатью днями героизма и самоотверженности. Прежде всего со стороны сотрудников парламента, которые к началу октября пробирались ежедневно на работу через оцепления, а то и через заборы и колючую проволоку. Особенно это касается женщин.

Горжусь своими коллегами – депутатами, большинство из которых имели самые мирные профессии, не собираясь участвовать ни в войнах, ни в революциях. Но, когда пришел час испытаний, они достойно эти испытания прошли.

В целях лишить Съезд народных депутатов кворума, Б. Ельцин издал 23 сентября указ № 1435 о социальных гарантиях для тех депутатов, что подчинятся указу № 1400. Лояльным президенту парламентариям гарантировались:

– фактическое сохранение депутатской неприкосновенности до начала работы Федерального Собрания;

– единовременное денежное пособие в размере годовой заработной платы;

– трудоустройство на должность, занимаемую до избрания, либо «по их желанию на любую другую вакантную должность на государственных предприятиях, в учреждениях и организациях»;

– закрепление за ними по их желанию ранее предоставленной жилой площади и т. д.

И основная масса депутатов не кинулись на посулы Администрации! Не случайно вскоре после событий Глава президентской Администрации, бывший первый заместитель Хасбулатова С.А. Филатов утвердил «черный список» народных депутатов, на которых не только не распространяются льготы указа № 1435, но которых не рекомендовалось и трудоустраивать на приличные места. Рядом со своей фамилией я с радостью и сочувствием увидел имена многих своих друзей и соратников.

Мне довелось все дни быть в осажденном парламенте. Лишь один раз мы с Н.А. Павловым на несколько часов вырвались на Новый Арбат, позвонить по телефону (телефоны в нашем здании были блокированы, а мобильных тогда не было). При входе в корпус на Н. Арбате меня окликнули. Оглянулся. Через вечернюю уличную суету ко мне подошел мужчина со словами:

– Сергей Николаевич, дай Бог вам удачи! Вы делаете великое дело, держитесь!

Это был Валентин Гафт. А так Москва продолжала жить своей жизнью: работали театры и казино, рестораны и магазины, ходил обычным порядком транспорт. Поддержка действий Верховного Совета Российской Федерации была массовой, но во многом повторилась и общая апатия населения, уже знакомая по августу 1993 года («сами справятся»).

По поручению Верховного Совета мы силами членов Комитета подготовили дополнение в УК РФ, предусматривавшее уголовную ответственность за попытку государственного переворота. Если эти действия влекли гибель людей, то санкция была самой высокой, вплоть до применения высшей меры наказания – смертной казни.

Верховным Советом РФ предложенный мною закон был принят, и.о. Президента А.В. Руцкой его подписал.

То-то впоследствии было много шума вокруг террора, который, якобы, намечал парламент. Мы же, напротив, делали все возможное, чтобы человеческие жертвы предотвратить.

Несколько слов о 3 октября. Мы знали о столкновениях горожан, пытавшихся нас разблокировать с ОМОНом. Знали, что ранен В.И. Алкснис, страшно избит В.И. Морокин, что есть жертвы. Объективно ждали событий.

Я находился в своем крыле здания, обращенном к зданию СЭВ (а в момент событий – мэрии Москвы), когда мое внимание было привлечено к странным маневрам милиции, стоявшей в оцеплении: бойцы оцепления вдруг отошли от Дома Советов, открывая проход на Конюшковскую, но перекрывая выход на мост. Вскоре появились разрозненные группы людей – по 2–5 человек – которые двигались по Новому Арбату из центра. Только когда поток людей стал нарастать, мы поняли, что это демонстранты. Все переулки и выход на мост им были перекрыты, оставался один путь – только в нашу сторону.

Проход был перегорожен стоявшими впритык поливными машинами, но оказалось, что в кабинах машин торчат ключи, и машины достаточно легко раздвинули. Люди хлынули в сторону Каменного моста с памятникам защитникам Красной Пресни в 1905 году, на пандус, как вдруг со стороны мэрии послышались какие-то хлопки.

Я даже не сразу понял, что это выстрелы. Забеспокоился, только увидев, что падают люди. Немедленно спустился вниз и потребовал, чтобы открыли ближайший подъезд. Лишь когда в подъезд стали заносить раненых, я осознал, что все обретает мрачную серьезность.

События закрутились!

Митинг с балкона Дома Союзов. А. Руцкой, Р. Хасбулатов, прорвавшиеся к нам с демонстрантами Илья Константинов, перебинтованный Виталий Уражцев. Стрельба из мэрии подтолкнула к необходимости немедленно освободить ее от стрелков, взять под контроль.

Ночь на 4 октября

К вечеру, когда колона защитников Верховного Совета отбыла в Останкино обеспечивать выступление и.о. Президента России А.В. Руцкого в прямом телевизионном эфире, ко мне обратился с просьбой министр обороны В.А. Ачалов:

– Сергей Николаевич, мог бы ты съездить в штаб Московского военного округа к командующему. Я поднял несколько дивизий, они движутся нам на помощь. Нельзя допустить столкновений.

– Конечно!

– Только подожди, я дам человек десять охрану.

Мы с моим помощником Алексеем Сусловым вышли через 20-й подъезд. Охрана где-то потерялась, но зато на улице оказалось много легковых машин. С радостью убедились, что многие москвичи подъехали на своих машинах помочь защитникам Верховного Совета. Хозяева и были в роли водителей. Забравшись с Алексеем в одну их машин, мы помчались к военным.

К штабу Московского военного округа подъехали уже в сумерках. Решительно постучал в запертую калитку. Открыли.

Стоявший в стороне молоденький автоматчик явно был часовым. Но не он тут хозяйничал. Более взрослый подтянутый мужчина в штатском спросил, узнав:

– Вы к кому, Сергей Николаевич?

– Мне нужен командующий округом.

– Пойдемте, я провожу.

Прошли в здание штаба. Зайдя в кабинет командующего, увидел ходящих вокруг генерал-полковника Л. Кузнецова народных депутатов Н.М. Харитонова и И.В. Федосеева, они убеждали хозяина кабинета поддержать Верховный Совет. Тот как лев в клетке метался по кабинету, принимая периодически доклады подчиненных о двигающихся вокруг Москвы войсках. Входя в разговор, я тоже стал приводить командующему аргументы, почему ему недопустимо участвовать в военном мятеже отрешенного от должности президента. Генерал голосом, полным отчаяния, к нам буквально воззвал:

– Что делать? Ачалов поднял войска! Грачев поднял войска! Все идут на столицу. Это же гражданская война!

Когда стало очевидно, что убедить командующего действовать в рамках решений парламента не удастся, я предложил:

– Останавливайте всех! Товарищ командующий, во избежание начала военных действий в столице, останавливайте всех!

– Да, буду пытаться.

– Мы можем быть уверены, что ни один военнослужащий в Москве ни при каких обстоятельствах не применит оружия?

– Я вам это гарантирую!

Мы с И.В. Федосеевым решили выехать в Министерство безопасности Российской Федерации, а потому попрощались и ушли. Мы все, в том числе и командующий округом Кузнецов, не могли предвидеть, что найдутся генералы Д. Волкогонов и К. Кобец, которые переподчинят отдельные части себе и под угрозой применения оружия заставят командиров выдвинутся к Дому Советов. Как не предполагали и роль денег в жизни отдельных офицеров гвардейской Кантемировской танковой дивизии.

На входе в подъезд нового здания на Лубянке, пока ушедший вперед И.В. Федосеев заказывал мне пропуск, я столкнулся с выходящим из здания народным депутатом Евгением Кожокиным, членом демократической «Коалиции реформ». Увидев меня, он, казалось, даже побледнел:

– Ты что тут делаешь?

Ну не объяснять же ему, что жду пропуска. Проза жизни!

– Да вот, иду наводить порядок.

По тому, как осторожный Евгений быстро со мной распрощался, я понял, что ответил правильно. Не удивился в последующие годы слухам, что Бабурин пытался захватить Министерство безопасности.

Когда мы с И.В. Федосеевым, возглавлявшим до избрания Иркутское Управление КГБ СССР, вошли в кабинет министра безопасности, министр, Н.М. Голушко, уже предусмотрительно вышел через другую дверь. В кабинете нас ждали несколько членов Коллегии.

В течение всего разговора ходил по кабинету из угла в угол только назначенный первым заместителем министра С.В. Степашин. Остальные сидели за столом, предложили присесть и нам. Я сразу приступил к делу:

– Товарищи генералы, в стране происходит государственный переворот. Нет необходимости Вам рассказывать, что противоправно отменив Конституцию, заявив о роспуске парламента, Б.Н. Ельцин совершил преступление. А потому обоснованно, в порядке, предусмотренном Конституцией, он отрешен от должности. Намерено ли Министерство безопасности защищать Конституцию и конституционный строй?

Волнующийся почему-то больше всех заместитель министра, генерал-полковник В.А. Фролов тут же нервно ответил:

– По новой редакции закона о государственной безопасности у нас нет обязанности защищать Конституцию!

Мы даже остолбенели! А В. Фролов торопливо продолжал:

– И вообще, немедленно прекратите вторгаться на наши режимные объекты! Мы вне политики! Немедленно верните нам изъятое на нашем объекте оружие.

И.В. Федосеев пояснил мне, что такой инцидент сегодня был, но оружие уже должно возвращаться, по крайней мере, решение об этом принято назначенным Руцким новым министром внутренних дел Ю. Трушиным.

Обсуждение проходило нервозно, тем более, что пришло сообщение о перестрелке в районе телецентра в Останкино. Я пытался настаивать:

– Уже начались какие-то перестрелки! Нельзя, чтобы Москва стала полем боев. Надо всех останавливать. Государственный переворот должен быть остановлен!

Собеседники же твердили:

– Мы вне политики! Органы вне политики! Главное, пусть ваши отряды не трогают наших объектов, а мы будем держать нейтралитет.

С.В. Степашин продолжал угрюмо ходить по кабинету, А.В. Фролов нервничал, другой заместитель министра, генерал-полковник А.Е. Сафонов, один из самых мужественных людей, из тех, кого я знаю, тоскливо прятал глаза. Горько поерничав на счет позиции невмешательства органов безопасности при проходящем военном мятеже отрешенного от власти президента, я откланялся. И.В. Федосеев сказал, что ненадолго задержится у коллег.

Вышел на улицу. Тишина, стоявшая в городе, не успокаивала.

Что делать? Как обеспечить соблюдение Конституции и российских законов? Говорю терпеливо ожидающему моего решения А. Суслову:

– Мы сделали еще не все, что можем. Едем в Генеральный штаб!

У меня еще оставалась слабая надежда на поддержку земляка, начальника Генерального штаба генерала армии М.П. Колесникова.

Мы подъехали к хорошо знакомому всем зданию Генерального штаба в полной темноте со стороны выхода из метро «Арбатская» и были сразу остановлены серьезно вооруженным патрулем. Вдоль всего здания стояли бронетранспортеры, на броне которых тихо сидели солдаты.

Посмотрев мое депутатское удостоверение, вызванный патрульными старший офицер коротко спросил:

– Вы к кому?

– К начальнику Генерального штаба.

Тот что-то доложил по рации, выслушал ответ и махнул рукой патрульным:

– Проводите народного депутата. Только одного!

Пояснил:

– Нужно пройти на ту сторону. У нас на вход работает только второй подъезд.

Мы двинулись вокруг здания, как вдруг меня окликнул молоденький солдат с крайнего бронетранспортера. Выяснилось, что он омич и помнит, как меня в Омске избирали депутатом:

– Сергей Николаевич, что здесь происходит? Нас экстренно подняли, выдали оружие. И никто ничего не объясняет.

– Помни, земляк, одно: ни при каких условиях не стреляй в людей. Надеюсь, что все обойдется, но помни – ни при каких условиях!

Мы повернули за угол, и я неожиданно увидел стоящую у второго подъезда молчаливую толпу молодых мужиков, одетых в темные гражданские костюмы и куртки. Их было сотни полторы. Они были явно удивлены моим появлением, узнали. Их любопытство сдержали два патрульных автоматчика, которых они приняли за мою охрану.

Подойдя к двери подъезда, я стал в нее стучать. Тишина.

В этот момент показался кортеж черных правительственных машин, которые через открывшиеся ворота стали въезжать во внутренний двор штаба.

– Ельцин! Ельцин приехал! – зашептались загадочные парни.

Я понял, что опоздал. Конечно, еще можно было прорываться к Колесникову, но встречаться все равно пришлось бы с охраной Б. Ельцина. Останавливала не угроза ареста, а то, что мое исчезновение из осажденного Дома Советов может быть воспринято как дезертирство. Вот уж этого я не хотел никак! Пора было выбираться, пока молодчики в черном не сообразили, что у меня не охрана, а конвой.

Развернувшись к патрулю, уверенным голосом скомандовал:

– Идем обратно!

К счастью, солдатам компания штатских мужиков тоже не нравилась, они четко развернулись, пропустили меня вперед, и проводили до машины.

Через десять минут я был в здании на Красной Пресне. Вернувшийся из Останкино генерал-полковник А. Макашов, которого я считаю военным профессионалам высочайшего уровня, был угрюм и немногословен:

– Все очень плохо!

Ельцин и его команда буквально сфабриковали трагедию в Останкино, чтобы получить повод расправиться со Съездом и Верховным Советом. Сегодня мы уже достоверно знаем, что не было выстрела из гранатомета со стороны прибывших к зданию сторонников парламента, которым был убит солдат «Вымпела», после чего А. Макашова и его спутников стали расстреливать из всех видов оружия. Но и тогда, в 1993 году, работавший на радио «Свобода» Андрей Бабицкий, находясь в прямом эфире, закричал:

– Выстрел! Первый выстрел изнутри здания!

Ведущий из студии, очевидно человек более мудрый и опытный, да и знавший об анафеме, провозглашенной Патриархом в адрес тех, кто первым прольет кровь, твердым голосом попытался исправить ситуацию:

– Андрей, уточните, откуда прозвучал первый выстрел.

Бабицкий упорствовал:

– Из здания! Первый выстрел прозвучал из здания!

Стоит ли удивляться, что сразу после событий А. Бабицкий перестал работать на радио «Свобода».

Охранявший Верховный Совет народ после радостного митинга днем под впечатлением победы разошелся, и у костров на ночь остались считанные единицы.

Начиналась последняя ночь первого российского парламента.

А утром начался вооруженный мятеж отрешенного от должности Президента.

Вопросы остаются

Число погибших… Правду о количестве погибших, боюсь, мы не узнаем никогда. Бывший генеральный прокурор В.Г. Степанков через несколько лет после событий в разговоре со мной подтвердил, что прокуратура вошла в сгоревшее здание Верховного Совета только через сутки, после того как оттуда официально вывели его защитников. А ведь в здании еще оставались люди! Что в эти сутки было с ними – покрыто мраком. О насилиях, сопровождавших мародерство победителей, официальная история также умалчивает. Сутки ушли на заметание следов.

Трупы на стадионе были. Баржа с телами погибших была. Одна, как минимум.

Была и «третья сила», стрелявшая и в спины отказывавшихся штурмовать офицеров «Альфы», и в защитников Дома Советов. Был и приказ, полученный двумя тысячами окруживших Дом Советов солдат: стрелять на поражение по каждому, кто находится в здании. Слава Богу, солдатами в тот момент были недавние школьники, воспитанные советскими учителями.

Ошибок осенью 1993 года со стороны Верховного Совета и его сторонников было много. Вспомнить ту же нелепую дружескую публикацию в газете «День».

В номере, посвященном начавшемуся после издания указа № 1400 противостоянию российского парламента и российского Президента, А.А. Проханов опубликовал блестящую статью Э. Лимонова «Мятежный Белый дом». Статья дружеская, статья в поддержку, статья талантливая! Но склонность и А. Проханова, и Э. Лимонова к поэтическим аллегориям сыграла на этот раз с нами злую шутку.

Главное, что доказывали мы все – и Съезд народных депутатов, и Конституционный суд России, и советы народных депутатов в регионах – то, что переворот совершает президент Б. Ельцин, – перечеркнули друзья, назвав из любви к Лермонтову мятежниками нас. Мы – мятежники?! Российский парламент – мятежник?! Вот и доказывай иное.

Политический и психологический ущерб был огромен.

А затянувшаяся неопределенность в отношении Правительства В. Черномырдина? Надо было либо сразу попытаться перетащить хотя бы часть министров на свою сторону, либо сразу формировать новое. Решительности хватило только на назначение и.о. силовых министров, и эта половинчатость была губительна: вновь назначенные министры остались в здании парламента, не появившись в своих министерствах, а всем остальным министрам так и не гарантировали, остаются они, либо доверия лишены.

19 февраля 1994 года, на одном из первых заседаний впервые избранной Государственной Думы, я внес официальное предложение о создании комиссии по расследованию событий в Москве в сентябре-октябре 1993 года. Решение вскоре было принято, но затем отменено в связи с принятием постановления о политической и экономической амнистии. Комиссия смогла заработать только в конце 90-х годов, но работа ею не завершена до сих пор.

Вспоминая, как закончили свое существование Съезд народных депутатов и Верховный Совет Российской Федерации, заложившие основу той России, в которой мы сегодня живем, я думаю и об их роковых ошибках. Может быть, поэтому я оцениваю финал нашей работы по принципу:

ВОИН, КОТОРЫЙ НЕ ХОЧЕТ ЖИТЬ С ПОЗОРОМ,

ВСЕГДА МОЖЕТ УМЕРЕТЬ С ДОСТОИНСТВОМ.

Съезд народных депутатов Российской Федерации смог это сделать.

Возвращение в политику

Уже больше двадцати лет меня пытаются классифицировать, спрашивая: «Куда Вас отнести?». Никогда не старался загнать себя в какие-то рамки. Мои убеждения всегда формировались системой ценностей, которая не была черно-белой. И когда мы в 1993 году, после разгрома Верховного Совета, впервые встали перед проблемой «идти на выборы», Российский общенародный союз уже был зарегистрирован как общественно-политическое движение и имел в стране достаточно серьезную репутацию. И мы получили тогда в первый и последний раз от Зюганова предложение создать блок «КПРФ-РОС». Потому что КПРФ только возрождалась, она еще не встала на ноги четко, а РОС уже имел политическое лицо в общественном мнении России.

Я собрал президиум и сказал, что мы, с точки зрения идеологической, уже сформировались, уже состоялись, а, с точки зрения организационной, нам не хватало опыта, нам не хватало кадров, нам не хватало потенциала. В КПРФ наоборот: с точки зрения организационной – опыт огромен, кадры есть, ведь высшие партийные работники на всех уровнях включались в тот момент в возрождение коммунистической партии. А вот, с точки зрения идеологической, мы понимаем, что нельзя использовать только старые методы, а они обречены на это, они невольно будут ограничены только тем арсеналом, который сформирован марксистско-ленинской идеологией.

И мы для себя приняли решение (это было публичное голосование) поблагодарить за предложение, но идти на выборы отдельным партийным списком, чтобы предложить обществу некоммунистическую альтернативу дальнейшего будущего. И Российский общенародный союз выдвинул свой партийный список, который возглавляли Бабурин, Горячева и Варенников. В партийный список входили и такие выдающиеся просветители как Валерий Николаевич Ганичев и Василий Иванович Белов. Кроме того, в него входило очень большое число народных депутатов Российской Федерации, оставшихся в Верховном Совете защищать Конституцию и законность и включенных во все черные списки после расстрела Верховного Совета. Список был очень достойный.

Уверен: мы бы не проиграли парламентские выборы 1993 года по партийным спискам, и предполагаю, что в том же были убеждены и наши злейшие противники в команде Президента Ельцина. Именно поэтому были предприняты шаги, чтобы нас на тех выборах просто не было.

5 ноября 1993 года во временной штаб-квартире РОС, находившейся в помещении Фонда солидарности и социальной защиты по адресу: Москва, ул. 2-я Пугачевская, д. 10, корпус 1, проходила рутинная обработка подписных листов, поступивших в поддержку общефедерального списка кандидатов РОС в депутаты создаваемой Государственной Думы ФС РФ.

Помещение, предоставленное нам бывшим народным депутатом СССР Евгением Коганом, было небольшим и находилось на окраине Москвы. Человек десять женщин прошивали, обрабатывали, дооформляли папки с подписями, собранными в регионах, еще несколько работали над агитационными материалами. Места не хватало, а потому подписи, собранные в Москве, мы вынуждены были обрабатывать на одной из частных квартир.

В 19.30 к помещению подъехали две машины – «Жигули» (государственный номер 13–56 МОЦ) и «Мерседес» (государственный номер 06–71 ММЕ), из которых вышла группа вооруженных автоматами людей и потребовала открыть дверь. Группа состояла из 7 человек: трое были в штатском и четверо – в камуфлированной форме спецназа и в черных масках.

Один из прибывших предъявил удостоверение, выписанное на имя работника милиции старшего лейтенанта Скрипкина Михаила Викторовича, остальные предъявлять документы отказались.

В разгар наших канцелярских хлопот, в штаб-квартиру врывается группа автоматчиков в масках, с кинооператором, которые тут же заставляют прекратить все работы, сгоняют в угол сотрудников и начинают обыск.

Когда вошли представители спецслужб и стали проводить обыск в комнатах, мы с Коганом находились в его кабинете. На мое требование объяснить, что происходит, на каком основании производится обыск, было сказано:

– Мы ищем Баркашова.

Я к тому времени слышал эту фамилию, но дела с этим человеком не имел, никогда с ним не общался, даже во время обороны Верховного Совета. Сдерживая ярость спрашиваю:

– А почему вы ищете Баркашова у нас?

– Он объявлен во всероссийский розыск.

– А почему вы не ищете у нас Мартина Бормана? Он тоже, насколько я знаю, до сих пор в розыске…

Наш разговор шел под кинокамеру – все, что я делал, и все, что говорил, нагло снимал на видеокамеру оперативник, нацелив эту камеру мне в лицо. Вдруг другой оперативник увидел трость, на которую опирался избавлявшийся от костылей Коган:

– Вот она!

Все они бросились к этой трости и начали пытаться под видеозапись ее развинтить. Трость не поддалась: не приспособлена. Е. Коган потом предположил, что это была попытка обвинить нас в хранении оружия, потому что они явно думали развинтив трость, обнаружить в ней какой-нибудь стилет.

В 20.10 налетчики покинули помещение штаб-квартиры, пригрозив представителям Фонда, что их организация будет иметь серьезные проблемы с арендой этого помещения.

Самое печальное обнаружилось после их ухода: мы обнаружили, что ушли они не с пустыми руками – унесли с собой несколько десятков тысяч подписей, которые были в пакетах и ждали своей очереди на обработку. Ругать женщин за недогляд не было оснований: их с самого начала непрошенные гости согнали в угол, отгородив от подписных листов живой цепью. Да и не каждая из них была привычна к появлению автоматчиков в масках. Хотя от кого-то из них даже прозвучал возглас:

– Вот это да! Интересно-то как!

Конечно, мы заявили официальный протест. К счастью, записали номера машин и данные того оперативника, который единственный предъявил свой документ.

Мы потребовали расследования, объяснений, возвращения нам подписей. Нас поддержали самые неожиданные представители общественности. Даже Сергей Адамович Ковалев, наш политический противник, осудил налет спецслужб на РОС и предложил предоставьте РОСу дополнительное время для сбора подписей. Но были и те, например, К. Боровой, кто заявил, что РОС сам все инсценировал.

Когда мы начали суммировать (а там ведь нужно было не просто сто тысяч подписей сдать, мы готовы были сдать больше ста тысяч, но у нас сохранились только московские подписи, их было больше тридцати тысяч), именно региональных подписей, 24 тысяч подписей из регионов, нам и не хватило. То есть мы поняли, что по формальным основаниям нам откажут. Ну, мы начали прилагать усилия, чтобы собрать какие-то подписи в последний день.

Власти вынуждены были признать факт налета, по телевидению даже показали часть сделанных у нас оперативных съемок, но, конечно, напрочь открестились, будто забрали у нас какие-то подписи:

– Да, искали Баркашова. Везде ищем, не только у РОСа.

В этот момент на меня вышли из Администрации Президента с предложением, чтобы я обратился с просьбой к Ельцину, с учетом ситуации, зачесть нам все 100 000 подписей, которые мы сдадим, независимо от их региональной принадлежности.

Я вновь собрал правление Российского Общенародного Союза, на котором мы единогласно решили, что в момент, когда еще свежи могилы погибших защитников Конституции, у нас не может быть никаких просьб к зачинщику переворота, давшему приказ стрелять по парламенту. Никаких просьб к Б.Н. Ельцину у нас не может быть никогда. Не говорю о том, что ловушка была очевидна: один из главных противников, Бабурин, пишет почти покаянное обращение к Ельцину с нижайшей просьбой, а Ельцин потом ему объяснит: «Закон есть закон, ничего не могу сделать». Какое унижение нам было заготовлено!

Когда мы собрали все подписи, была еще одна попытка предотвратить нашу регистрацию, сделав так, чтобы мы даже подписи не сдали.

Отдаю должное дальновидности своего друга и соратника адмирала Р.З. Чеботаревского! Когда мы стали грузить подписи в машины (а мы все делали за свои средства и на своих машинах), в последний вечер сдачи подписей, Равкат говорит:

– Моя машина идет первой. Если меня останавливают, вы останавливаетесь рядом, пока я буду разбираться, вы молча перегружаете из моего багажника ту часть подписей, которая находится у меня, и едете дальше, ни во что не вмешиваясь.

Как в воду глядел! Едва мы отъехали от офиса, где мы обрабатывали подписи, и повернули на перекрестке, нас тормозят. Там стоял пост, на котором машину контрадмирала остановили для проверки.

Чеботаревский останавливается, мы встаем следом (мы ехали на трех машинах), он выходит, а мы уже открываем багажники и начинаем перегружать коробки с подписями. Работники МВД, увидев столь много людей и наши действия, оторопели:

– Так Вы что, не один едете?

– Не один.

– Ну, езжайте.

Мы успели сдать подписи.

Конечно, нам все равно отказали – по формальному основанию, будто бы среди 108 тысяч подписей у нас оказалась нарушено региональное их распределение. Не хватило подписей от отдельных регионов.

Так мы были отстранены от выборов 1993 года, национально-патриотическую нишу вместо нас заняла ЛДПР Жириновского, которая, перехватив нашу риторику, не коммунистическую, но и не антикоммунистическую, а направленную на патриотизм, собрала огромное количество голосов. К тому же они договорились с режимом, что будут поддерживать референдум по конституции, агитировать «за» конституцию. Ради этого Жириновскому персонально дали эфир на центральном телевидении.

Вот так с помощью спецслужб и Кремля ЛДПР заняла ту нишу, которая, по большому счету, должна была быть занята Российским общенародным союзом. Позже, в другой форме, это все повторилось в 2007 году, когда «Народный Союз» вновь пошел на выборы самостоятельно уже после известной истории с блоком «Родина».

В четверг 13 января 1994 года в резиденции посла США в России в Спасо-Хаусе был прием по случаю визита в Российскую Федерацию президента США Б. Клинтона.

В 1992 году вместе с другими руководителями молодых российских партий мне довелось быть по приглашению Конгресса в США, мы присутствовали на ярком шоу – съезде Демократической партии США – и были свидетелями первого выдвижения Б. Клинтона кандидатом на пост президента. И вот – вторая встреча.

Если в 1992 я видел будущего американского президента издали, то тут меня решили ему представить. Приблизившись к принимающему приветствия, Клинтону, я столкнулся с руководителем Роскосмоса Коптевым и стал пропускать его вперед:

– Давайте: сначала ракеты, а потом политика.

Коптев резонно возразил, и мы сошлись на том, что политика должна идти вперед. Я пошел первым.

Билл Клинтон, мужик высокий и симпатичный, протянул приветственно руку. Пожимая ее, я пожелал успеха его визиту в Россию, но не удержался и продолжил:

– Искренне сожалею, что ваша безусловная поддержка государственному перевороту Ельцина нанесла страшный удар по демократии в России, по доверию к демократии вообще.

Впервые видел, как на моих глазах изменился взгляд человека. Когда Б. Клинтону перевели мои слова, его глаза зримо заледенели. Он отдернул руку, а я продолжил:

– Думаю, вы согласитесь, что главный оплот демократии – это парламент, кто бы в него ни был избран.

– Согласен с вами, господин Бабурин.

Он вежливо поблагодарил меня за добрые пожелания, мы расстались.

Не скрою, Б. Клинтон мне в тот момент понравился.

Омские победы и поражения

Если на выборах 1989 года в народные депутаты СССР омский обком КПСС во главе с первым секретарем Е.Д. Похитайло сумел меня «отсеять» на окружном предвыборном собрании и не допустить до выборов, то в 1990 я уверенно победил обкомовского кандидата.

Но выборы были не простыми. Достаточно сказать, что мне чуть было не отказали в регистрации, придравшись к оформлению университетом документов. К моему изумлению и счастью на заседании комиссии выяснилось, что помимо университета мою кандидатуру выдвинул и коллектив картонно-рубероидного завода.

В связи с тем, что мое избрание считали предрешенным, в округе баллотировалось всего 4 кандидата. Но в первом туре я получил всего 48 % голосов, набрав во втором уже 67,7 % голосов избирателей.

 

В связи с моим противостоянием политике Президента Ельцина против меня была организована компания по отзыву из депутатов. 12 января 1992 года даже была попытка провести соответствующее голосование. Успеха попытка не имела.