Исполнение твоей воли настолько важнее похвалы, насколько дела важнее слов; простая вера находит твои пути, которых нам не найти с помощью символа веры.

Уиттьер, «Наш Учитель»

Среди почитателей Экхарта самыми выдающимися были Иоганн Таулер и Генрих Сузо. У них преобладают экспериментальный и практический элементы, а спекулятивный почти исчезает. Они подчеркивали важность веры как опыта и правила жизни. Не отрицая ни одного из учений или таинств церкви, они делали акцент на непосредственном союзе со Христом и на христианских добродетелях, особенно на терпении, кротости и смирении. Для Таулера была характерна трез­вость мышления, тогда как для Сузо — поэтичность и богатое воображение.

Иоганн Таулер, прозванный doctor illuminatus, родился в Страсбурге около 1300 г. и умер там же в 1361 г. Говоря о положении своего отца, он однажды заметил: «Если бы, как сын своего отца, я знал когда-то то, что знаю сейчас, я жил бы на отцовское наследство, а не просил милостыню». Вероятно, уже в 1315 г. он вступил в доминиканский орден. Еще до 1330 г. он отправился в Кельн для обычного трехлетнего обучения. Есть мнение, что оттуда он поехал в Париж для продолжения занятий, но оно не подкреплено никакими свидетельствами. Однако в один из периодов своего служения он посетил французскую столицу. Нет также и достаточно веских доказательств того, что он получил титул доктора или магистра, хотя обычно его называют доктором Иоганном Таулером.

Он был в своем родном городе, когда попал под действие интердикта, выпу­щенного в 1329 г. во время борьбы между Иоанном XXII и Людовиком Бавар­ским. Доминиканцы пренебрегли интердиктом и продолжали отправлять мессы до 1339 г., когда городской совет изгнал их на три года. Затем мы встречаем Таулера в Базеле, где он вступил в тесные отношения с друзьями Бога и их лидером Генрихом из Нордлингена. Генрих был священником в Баварии, а затем перебрался в этот швейцарский город, где был весьма популярен как проповед­ник среди клира и мирян, мужчин и женщин. В1357 г. Таулер был в Кельне, но Страсбург стал основным местом его деятельности. Среди его друзей была Кри­стина Эбнер, аббатиса монастыря возле Нюрнберга, и Маргарита Эбнер, монахи­ня из баварского монастыря Мединген — женщины-мистики и визионерки.

Таулер умер в гостевом помещении женского монастыря Страсбурга, где находи­ сь его сестра.

Репутация Таулера в его собственную эпоху была основана на его влиянии проповедника, и его проповеди в протестантских церквях, вероятно, читали ча­ ще, чем какого бы то ни было другого представителя Средневековья. Причина такой популярности— убеждение, что этим проповедником руководил дух бла­ говестил, и потому его взгляды были близки ко взглядам деятелей Реформации. Его проповеди, которые произносились на немецком языке, — это простые и понятные определения истины. В них мало аллегорического и вымышленного. Он не пытался продемонстрировать свою ученость или сформулировать какие- нибудь оригинальные теории. Цитируя Августина, Григория Великого, Диони­ сия, Ансельма или Фому Аквината, он делает это мимоходом. Его сила заключа­ лась в знакомстве с Писанием, в знании человеческого сердца, в простоте стиля И в очевидной искренности⁴⁷⁴. Он был практичным проповедником, говорившим о проблемах повседневной жизни, старавшимся помочь людям в разных заняти­ ях и испытаниях их жизни.

; Если верить «Истории жизни и совести Таулера», первому печатному изда- адио его трудов (1498), то Таулер пережил примечательные духовные изменения Ш возрасте пятидесяти лет⁴⁷⁵. Под влиянием Николая из Базеля (друг Бога из рберланда), он вступил в высшую стадию христианского опыта. Таулер уже имел репутацию успешного проповедника, когда Николай, несколько раз послушав его» сказал, что он привязан к букве и что, хотя он и проповедует здравое учение, но сам лично не чувствует силы учения. Он назвал Таулера фарисеем. Таулер Нрншел в негодование, но его наставник сказал, что ему недостает смирения и что, вместо того, чтобы искать почестей для Бога, он ищет их для себя. Почувст­ вовав, что критика справедлива, Таулер исповедался в своих грехах и ошибках. Ио совету Николая он два года не проповедовал и вел уединенную жизнь. По истечении этого периода Николай снова посетил его и призвал вернуться к про­ поведям. Первая попытка Таулера, предпринятая в общественном месте при большом стечении народа, была неудачной. Вторую проповедь он произнес в жейской обители на текст Мф. 25:6: «Вот, жених идет, выходите навстречу ему», проповедь произвела столь мощное впечатление, что пятьдесят человек упали на |рмлю как мертвые. В период своего затворничества Таулер целиком посвятил фбя Богу и после него продолжил проповедовать с неведомой ранее святостью и силой воздействия.

1 Некоторые выражения Таулера могут произвести впечатление, что он был условен к квиетистским взглядам, — например, когда он говорит о «погружении ^отцовство Бога», о «таянии в огне Его любви», об «опьянении Богом». Но эти Образные выражения перемежаются более здравыми высказываниями о едине­ нии души с Богом. Его миссией было призывать людей полностью подчиниться Вогу и претворять этот союз в жизнь повседневно и ежечасно.

¹ на лютне, и ей в видении открылось, что его пламенный язык зажжет всю землю. См. ст. Strauch, в Herzog, V. 129 sq. Также Preger, II. 247-251, 277 sqq.

^Шпеклин, страсбургский летописец, сообщает, что Таулер говорил «ясным голосом, с рели-

' гиозным пылом. Его задачей было заставить людей почувствовать, как незначителен мир. Он осуждал и клириков, и мирян».

^Перевод книги есть в Winkworth, pp. 1-73. Там наставник Таулера назван der grosse Gottesf- reund im Oberlande. См. §32.

Он подчеркивал важность действия Святого Духа, Который просвещает и ос­вящает, Который изобличает грех и действует в сердце, ведя его к самоотрече­нию⁴⁷⁶. Он постоянно говорил об изменениях, производимых Духом, которые называл Kehr — обращение. Это слово, которое часто встречается в его пропове­дях, — почти новое в лексиконе средневековых проповедей. Таулер настаивал также mAbgeschiedenheit Экхарта — уходе от мира. Он говорил, что душа, что­бы освятиться, должна стать «бесплодной и пустой от всего сотворенного», изба­виться от всего, что «принадлежит творению». Когда душа полна творением, Бог неизбежно будет обходить ее далеко стороной. Такая душа подобна бочонку, наполненному отходами или гниющей пищей. И такой бочонок не может больше использоваться для качественного вина или другого чистого напитка⁴⁷⁷.

Что касается добрых дел, то, если они совершаются вдали от Христа, они никому не нужны. Таулер часто цитировал Ис. 64:6 («Праведность наша — как запачканная одежда»). Своими собственными силами человек не может прийти к Богу. Те, кто никогда не чувствовал тревоги в связи со своими грехами, нахо­дятся в самом опасном положении⁴⁷⁸.

Таулер не умалял значения таинств, хотя они и занимают у него второстепен­ное место. От них нет никакой пользы, если нет изменения во внутреннем чело­веке. Многие верующие опираются на внешние символы и не постигают внутрен­ней истины, которую эти символы возвещают. Слишком сильно беспокоясь о том, как себя вести на таинстве в присутствии тела Господня, они не принимают его духовно. Несмотря на пост, молитву, бдения и другие упражнения, говорит он, люди ничего не добиваются. Они так радуются себе, что Бог занимает очень мало места в их сердцах или даже не занимает вообще никакого⁴⁷⁹.

Представляется почти невозможным избежать вывода, что Таулер, настаивая на необходимости простой веры, сознательно выступал против наукообразных и самоуверенных методов схоластики. Лучше обладать простой верой (einfaltiger Glaube), чем проявлять бессмысленное любопытство касательно Божьих тайн, задаваясь вопросами о том, как наполняются и проистекают разные Нечто и Ничто или в чем сущность искры души. Ариане и савеллиане придерживались удивительных рациональных представлений о Троице, а Соломон и Ориген инте­ресовали церковь с удивительным постоянством, но где они сейчас? Главное — подчиниться Божьей воле и искренне следовать праведному пути. «Мудрость изучают не в Париже, а в страданиях нашего Господа», — говорил Таулер. Вели­кие магистры из Парижа читают толстые книги, и это хорошо. Но люди, которые пребывают во внутреннем царстве души, читают истинную Книгу Жизни. Чис­тое сердце — вот престол Верховного Судьи, светильник, горящий вечным све­том, сокровищница божественных богатств, хранилище небесной услады, святи­лище единородного Сына⁴⁸⁰.

Благочестие и крайне привлекательные проповеди Таулера отличаются ярко выраженным демократическим элементом. Таулер считал почетным любой чест­ный труд и славил благую и усердную работу как проявление подлинной веры. Один, говорил он, «прядет, другой делает обувь, и все это — дары Святого Духа;

⁴™Одна из его проповедей о влиянии Духа, основанная на Ин. 16:7-11, подробно цитируется

архидиаконом Хэйром в его Mission of the Comforter. См. также Winkworth, pp. 350-358.

¹⁴¹ Inner Way, pp. 81, 113, 128, 130.

⁴⁷⁸Winkworth, pp. 353, 475, etc.

⁴⁷⁸Inner Way, p. 200. Winkworth, pp. 345, 360 sqq.

^Preger, III. 132; Winkworth, p. 348.

и я говорю вам, что, если бы я не был священником, я считал бы великим даром способность делать обувь и старался бы делать ее хорошо, чтобы быть образцом для всех». Верность своему делу важнее, чем посещение церкви. Он рассказывал о крестьянине, которого хорошо знал более сорока лет. На вопрос о том, должен ля крестьянин оставить свою работу и идти сидеть в церкви, Господь ответил отрицательно: он должен зарабатывать себе на хлеб в поте лица, и так он почтит свою собственную драгоценную кровь. Благочестие Таулера было сострадатель­ ным. Оно не отличалось догматической суровостью. «Я скорее закусил бы свой язык до крови, — говорил он, — чем осудил бы другого человека. Суд мы оста- им Богу, ибо привычка осуждать ближнего ведет к самодовольству и высокоме­рию, которые от дьявола»⁴⁸¹.

• Эти черты, а особенно значение, которое Таулер уделял религиозному опыту души и простой вере, заслужили похвалу Лютера, впервые выраженную в посла­ ниях к Ланге и Шпалатину, написанных в 1516 г. Шпалатину он писал, что ни на латинском, ни на немецком языке не нашел более здравого и соответствующе­го Писанию богословия, чем богословие Таулера⁴⁸².

-· Таулербыл далек от еретических настроений. Страсбург знал, что такое ересь, ^ дбкйзал свою ортодоксию, сжигая еретиков. Таулер не принадлежал к их чис- яу. Он старался призвать узкий круг верующих отказаться от формальностей %С^яда и перейти к тесному общению с Богом, но церковь неизменно оставалась fflm него святой матерью. Он почитал Деву в совершенно средневековом духе. "Йроповедуя о благовещении, он говорил, что в духе Девы были небеса Бога, в ее душе — Его рай, в ее теле — Его храм. Став матерью Христа, она стала дочерью Отца, матерью Сына, невестой Святого Духа. Она была последней Евой, возро­дившей все, что утратила первая, и Таулер без колебаний цитировал страстные Слова святого Бернара, объявлявшего Марию посредницей между грешником и Христом. Он сам искал ее ходатайства. Он говорил, что, если бы кто-нибудь мог ваглянуть в ее сердце, он увидел бы Бога во всей Его славе⁴⁸³. -¹ Хотя Иоганн Таулер и не полностью преодолел религиозные заблуждения 'Средневековой церкви, он занимает достойное место среди благочестивых пасты- |йй вселенской церкви, провозглашавших ценность простой веры, непосредст- ШЁйого общения с БоЬом и непринужденного повседневного проявления правед- ЙЬсти. Он говорил о внутренней жизни и призывал к общению всех тех, для кого «истая вера и каждодневная благочестивая жизнь важнее, чем обряды. Родствен- ему дутой был Уиттьер, чье непритязательное благочестие проявилось в Ц$ечном признании его незримого друга из XIV века. Этот друг-современник вкгаДывает в уста Таинственного Незнакомца, указавшего Таулеру лучший %ть, следующие слова:

Я не знаю, каким может быть ад. Я знаю лишь, что не могу утратить присутствие "·· Господа. Одна рука, Смирение, удерживает Его дорогую человечность; другая, Лю­бовь, удерживает Его Божественность. Так что, куда иду я, идет и Он. И лучше ί/ι огненный ад с Ним, чем златые врата Рая без Него.

^Preger, III. 131; Winkworth, p. 355.

^Koatlin, Life of Μ. Luther, I. 117 sq., 126. Меланхтон в предисловии к франкфуртскому изда­нию Таулера писал: «Среди современных богословов Таулер — явно первый. Однако, я слы­шал, некоторые осмеливаются отрицать, что учение этого высокоуважаемого человека было христианским». Беза был иного мнения и называл Таулера визионером. См. Schmidt, р. 160. fteger (III. 194) даже утверждает, что Таулер прямо учил евангельской доктрине об оправда­нии верой.

^mThe Inner Way, p. 57 sqq., 77 sqq.

На что Таулер отвечает:

Я получил ответ на свою молитву. Бог послал человека, Которого я давно искал, чтобы наставлять меня в простой вере и мудрости, которой никогда не знали зануд­ливые схоласты.

§31. Генрих Сузо

Генрих Сузо (1295? — 1366), очень эмоциональный человек, с одной стороны, воспринимался как истеричный визионер, с другой — как автор самого совер­шенного произведения немецкой мистики. Он родился на озере Констанц, возмо­жно, в самом Констанце, был из благородной семьи, но после смерти матери вместо фамилии отца, Берг, взял девичью фамилию матери, Сёзе, латинизиро­ванная форма которой звучит как Сузо⁴⁸⁴. В возрасте тринадцати лет он вступил в доминиканский монастырь в Констанце, а с восемнадцати предался самым крайним и болезненным аскетическим упражнениям. В двадцать восемь он учился в Кельне, позже — в Страсбурге.

За поддержку папы в борьбе с Людовиком Баварским доминиканцы Констан­ца навлекли на себя гнев Людовика и были изгнаны из города. Сузо удалился в Диссеховен, где оставался приором (1339 — 1346). В этот период он начал пропо­ведовать. Последние восемнадцать лет его жизни прошли в доминиканском мо­настыре в Ульме, где он и умер 25 января 1366 г. Григорий XVI причислил его к блаженным (1831).

Сузо никогда не обладал крепким здоровьем. Кроме того, оно было подорвано строгой дисциплиной покаяния, которой он изнурял себя в течение двадцати двух лет. Об этом рассказывается в его «Автобиографии». Эта суровость, столь резко противоречащая духу нашего времени, была настолько чрезмерной, что заявления Сузо иногда кажутся невероятными. Мы приводим некоторые подроб­ности только для того, чтобы показать, до чего верующие средневековой церкви доводили дисциплину покаяния. Желая носить на себе знак Господа Иисуса, Сузо острым предметом вырезал на своей голой груди монограмму Христа, IHS. Три буквы оставались запечатленными там до его смерти, и он говорил: «Когда мое сердце билось, это имя двигалось». Однажды он даже увидел во сне, как лучи славы освещают шрам.

Он носил власяницу и железную цепь. Потеря крови вынудила его отложить цепь, но власяницу он заменил нижней одеждой со 150 острыми гвоздями. Он носил ее днем и ночью, остриями гвоздей к телу. Сузо говорит: часто ему каза­лось, что он лежит на осином гнезде. Когда он увидел, что его тело покрыто червями, а он не умирает, он воскликнул, что убийца убивает одним ударом, — «но смотри, о нежный Боже (zarter Gott), как умираю я!» Однако этого ему было недостаточно. Сузо решил обвязать вокруг шеи часть своего пояса. К поясу он приделал два кожаных кармана, в которые засунул руки. А потом он приказал скрепить их замком до следующего утра. Этой пытке он подвергал себя шестна­дцать лет, пока не прекратил ее, вняв небесному видению. Как недалеко ушло благочестие средних веков от извращенных привычек древних отшельников Ни- трийской пустыни, истории о которых обычно читал и строгостям которых по­дражал этот швейцарский монах!

^Bihlmeyer (р. 65) считает вероятной датой рождения Сузо 1295 г. Другие авторы относят его

рождение к 1300 г.

Бог, однако, не выказывал Своего неодобрения аскетической системой, так что Сузо, чтобы отметить свое тело новыми свидетельствами благочестия, пове­сил себе на спину деревянный крест и, в память о 30 ранах Христа, воткнул в вето 30 шипов. На этом орудии пытки он лежал по ночам в течение 8 лет. В пос­ледний год он приделал к нему 7 острых игл. Долгое время он проходил по два покаянных цикла в день — бил кулаком по кресту, висевшему у него на спине, чтобы иглы и гвозди вонзались в плоть и кровь стекала по ногам. Однако этого подражания бичеванию Христа ему было мало, и он втирал в раны уксус и соль, чтобы усилить страдания. Его ноги были покрыты язвами и распухли, будто он страдал от водянки; плоть высохла, руки дрожали, как у паралитика. И все это, говорил он, терпелось из великой любви к Богу и нашему Господу Иисусу Хри- Cfy, Чьей агонии он хотел подражать. В течение 25 лет, сколь бы холодными ни бвдШзимы, он не входил в отапливаемое помещение и все это время воздержи­вался от мытья, от водных и паровых бань (Wasserbad und Schweissbad). Но это, говорит Сузо, было еще не все, что он делал для умерщвления плоти.

На сороковом году жизни, когда его организм был физически приведен в плачевное состояние, так что оставалось либо умереть, либо отказаться от дисци- плийы, Бог открыл ему, что его долгая суровость — только благое начало, пода­ вление его непокорной человеческой природы (Ein Durchbrechen seines ungebroc- hen Memchen), и теперь он должен пойти другим путем, чтобы «достичь правед­ ности». Тогда он приступил к работе над внутренним человеком и научился тому, что может дать аскетизм души.

Сузо нигде не осуждает варварские применявшиеся к самому себе пытки — этот надуманный способ удовлетворения Бога, который был отвергнут Реформа­цией в пользу более здравых правил благочестия.

Сузо постигли и другие страдания, уже не от его собственной руки. Их он фюсил с христианской покорностью и пытался исправить связанное с ними зло, неся служение другим людям. Его сестра, монахиня, уступила искушению. Пре­одолев первое чувство негодования, Сузо искал и нашел ее, с радостью вернул к достойной жизни и имел возможность увидеть ее украшенной всевозможными религиозными добродетелями. Другим крестом, который ему пришлось нести, ®ыло обвинение в том, что он стал отцом нерожденного ребенка. На какое-то Мремя из-за этого обвинения его покинули Генрих из Нордлингена и другие близ­ кие друзья. Но он снес оскорбление без горечи и даже помог растить ребенка, коЕгда тот родился.

' Главные работы Сузо, в которых мы находим множество образов и сравнений из области природы, — это его «Автобиография»⁴⁸⁸ и труды о вечной мудрости (BUchiein von der ewigen Weisheit) и об истине (BUchlein von der Wahrheit). К ним следует добавить его проповеди и лекции.

«Автобиография» сохранилась случайно. Сузо рассказал о своем кое-каком опыте Эльзбет Штаглин в ответ на ее просьбу. Эта женщина, дочь одного из главных лиц Цюриха, находилась в монастыре Тоссе, рядом с Винтертуром. Когда Сузо обнаружил, что она записала рассказанное им, он воспринял ее посту­ пок как «духовное воровство» и сжег часть рукописи. А остальное он сохранил, повинуясь полученному свыше указанию, и пересмотрел текст. Сузо называет себя в книге «рабом вечной мудрости».

"•Состоит из 53 глав. Diepenbrock ed., pp. 137-306; Bihlmeyer ed., pp. 1-195. Издание Дипенбро- i ка предпочтительно для современного читателя из-за того, что текст переведен на современ­ ный немецкий.

«Автобиография» — это духовное откровение о себе, в котором автор даже не старается представить внешнюю канву прожитой жизни. Помимо фактов своего религиозного опыта, он излагает ряд правил поклонения, весьма мудрых, и за­вершает труд вдумчивыми и полезными замечаниями о бытии Бога, написанны­ми в ответ на вопросы Эльзбет⁴⁸⁶.

«Книгу вечной мудрости», составленную в форме диалога между Христом, Вечной Мудростью, и автором, Денифле (кстати, также носящий имя Сузо) на­звал высшим плодом немецкой мистики. В ней на немецком языке⁴⁸⁷ записаны размышления по поводу Писания. В нем излагается суть практического богосло­вия, распространенного среди самых благочестивых представителей немецких монастырей в XIV веке.

Сузо заявляет, что человек, лишенный любви, не способен понять воодушев­ленного любовью, как говорящий по-немецки не понимает фламандца или как слушающий чей-то рассказ об игре на арфе не понимает чувств того, кто слышал эту игру собственными ушами. Спаситель, представленный нам в книге Сузо, утверждает, что проще вернуть обратно прошлое и возродить увядшие цветы или собрать все капли дождя, чем измерить Его любовь (Minne) к человеку.

Слуга, пожаловавшись на ожесточение сердец, которые не трогает зрелище креста и любви Божьей, старается понять, каким образом Бог одновременно мо­жет быть и таким любящим, и таким строгим. Что касается адских мук, то грешники в этой книге восклицают: «Ах, как мы хотели бы, чтобы существовал мельничный жернов размером с землю и достигающий небес, и чтобы маленькая птичка прилетала раз в десять тысяч лет и отклевывала от жернова частичку размером с десятую часть горчичного зерна, и чтобы она продолжала прилетать, пускай даже один раз в десять тысяч лет, и клевать жернов, пока не склюет весь жернов, но чтобы тогда наша мука закончилась! Однако этого не может быть».

Поговорив об агонии на кресте и о неизмеримой Божьей любви, о небесном блаженстве и о муках ада, Сузо приступает к теме достоинства, заключенного в страдании. В своей «Автобиографии» он говорил, что «каждый любящий — му­ченик»⁴⁸⁸. Здесь же Вечная Мудрость объявляет, что, если бы все сердца превра­тились в одно сердце, то это сердце не приняло бы и самой малой награды, которую Он желает дать в вечности за малейшее страдание, перенесенное из любви к Нему... Вечный закон природы гласит, что все истинное и благое мы обретаем через скорбь. Нет ничего более радостного, чем принять страдание. Страдание — это краткая боль и длительная радость. Страдание приносит боль здесь и блаженство в следующей жизни. Страдание уничтожает страдание(Lei­den todtet Leiden). Страдание существует, чтобы страдающий не страдал. Тот, кто мог бы взвесить на весах время и вечность, скорее предпочел бы просидеть сотню лет в пылающей печи, чем упустить в вечности малейшую награду, даваемую последнему из страдающих, ибо страдания в печи закончатся, а награда вечна.

Поговорив о преимуществах созерцания как способа достижения небесной жизни, Вечная Мудрость сообщает также Сузо, как умертвить тело и душу, а именно — посредством покаяния и отказа от всего земного (Entbrechen von alien Dingen). Необращенный человек переживает агонию умирания. Его руки стано­вятся холодны, лицо бледнеет, глаза начинают слепнуть. Князь ужаса борется с

■""Перевод определений приводится в Inge, Light, Life and Love, pp. 66-82.

⁴⁸⁷Сузо пересмотрел своей труд на латыни, под заглавием Horologium eternae sapientiae; копия этого труда, похоже, была у Таулера (Preger, II. 324).

^Bihlmeyer ed., p. 13.

его сердцем и наносит ему смертельные удары. Ледяной пот смерти покрывает ею тело и вызывает дикий страх. «О как сурово лицо строгого Судьи, как непре­ клонен Твойсуд!» — восклицает он. В воображении или в реальности, он видит полчища черных мавров, приближающихся к нему, чтобы посмотреть, принад­ лежит ли он им. Его окружают адские звери. Он видит жаркое пламя, поднима­ ющееся над обитателями чистилища, и слышит их крики о том, что малейшая иаих мук страшнее, чем величайшие из страданий мучеников на земле. День там — как сотая лет. (ten восклицают: «Нас то поджаривают, то кипятят, и мы тщетно молим о помощи». Умирающий человек попадает в мир иной и оттуда молит о яемощи друзей, к которым он хорошо относился на земле, — но напрасно.

Этот трактат завершается прекрасным призывом постоянно славить Бога, нроизводит сильное духовное впечатление, но в нем представлена только одна Сторона духовной жизни. Он должен быть дополнен и очищен, чтобы картина была верной. Христос пришел в этот мир, чтобы мы обрели вечную жизнь сейчас, доели жизнь с избытком, чтобы радость Его пребывала в нас и наша радость была полной. Терпение перед лицом страданий очищает душу и лик, но страда- ния не всегда обладают освящающей силой, и уж тем более не стоит умножать их на пустом месте. Увечья не имеют ценности сами по себе, и умение терпеть бояь — это лишь одна из христианских добродетелей, а не их венец. Любовь, •Ысшее из совершенств, несет служение радостно, в сердечном человеческом об­ щении и благополучии. Благочестие средневекового типа превратило землю в целину слез. Оно было монашеским. Целых тридцать лет, сообщает нам Сузо, он ни разу не нарушал обета молчания за столом⁴⁸⁹. Иннокентий III, непосредствен- но перед тем, как стать правителем мира, еще мог написать трактат о презрении к миру. Но благочестие современной церкви радостно. Оно видит благо повсюду в этом мире, сотворенном Богом. А благочестие Сузо было тем, что немцы назы­ вают мистикой страдания (die Mystik des Leidens). Его путь добровольных муче­ ний был неправильным. Однако, следя за Сузо, мы можем достичь определенных высот религиозного опыта и близости к Богу.

-Сузо общался с друзьями Бога и признавал, что многим обязан Экхарту, ^высшему учителю», «высокому и святому учителю», из чьих «сладких учений Он навлек многое». Он говорит в своей «Автобиографии», что пришел к Экхарту В момент духовного испытания и тот помог ему выбраться из ада тоски, в кото­ рый он попал. Он использует некоторые из характерных выражений Экхарта, а после смерти кельнского мистика Сузо видел его «в великой славе» и тот призвал его к повиновению. Об этом рассказывается в «Книге об истине» Сузо, которая Отчасти была задумана как защита его духовного учителя.

Отрывок о единении души со Христом — пример образного стиля Сузо и умест­ ное завершение этой главы. Христос, в представлении этого швейцарского мис­ тика, заявляет:

»«Душа, что найдет Меня в своей освященной и полной самоотречения жизни

* (abgeschiedens Leben) и разделит Мою сладость, должна сначала быть очищена от зла и украшена добродетелями, устлана красными розами страстной любви, прекрасны­ми фиалками кроткой покорности, белыми лилиями чистоты. Она заключит Меня в свои объятия, забыв о всякой другой любви — ибо таковых Я избегаю, улетаю от ^>J них, как птица от клетки. Эта душа споет Мне песнь Сиона, в которой страстная любовь будет сочетаться с безудержной хвалой. Потом Я обниму ее и она склонится

к Моему сердцу⁴·⁰.

---- _-- _:----

Autobiog., ch. XIV, Bihlmeyer ed., p. 38. ^mVon der ewigen Weisheit, Bihlmeyer ed., p. 296 sq.

§32. Друзья Бога

Друзья Бога вызывают наш интерес благодаря своему религиозному рвению и тому уважению, с которым о них говорили выдающиеся мистики. Эти люди часто упоминаются в произведениях Экхарта, Таулера, Сузо и Рейсбрука, как и на страницах других авторов XIV века. Они окружены тайной, и никому не удалось еще точно описать их учение, их количество и степень влияния. Друзь­ями раньше называли вальденсов⁴⁹¹, но в XIV веке так стали называть благочес­тивые сообщества мирян и священников, испытывавших духовную жажду, ко­торую не удовлетворяли церковные богослужения. Они были рассеяны по бере­гам Рейна от Базеля до Страсбурга и Нидерландов и не были организованной сектой. В этих кружках изучали Писание и искали тесного личного общения с Богом. Они ставили акцент на благочестивой жизни и пропагандировали свя­тость. Свое имя эти люди получили на основании Ин. 15:15: «Я уже не называю вас рабами... Я назвал вас друзьями». Их практика не вела к расколу в церкви и не противоречила церковным установлениям. Они не симпатизировали ересям и выступали против братьев свободного духа. В небольшом трактате «Немецкое богословие» с самого начала обозначена разница между друзьями Бога и «лож­ными духами», особенно бегардами⁴⁹².

В послании одного друга другому⁴⁹³ кратко представлена их задача: «Душа, любящая Бога, должна оставить мир, отказаться от собственной воли, от всех чувственных желаний и от себя, то есть от собственного своеволия, и таким образом приготовиться выслушать весть о деяниях и служении любви, совершен­ных нашим Господом Иисусом Христом». Обитель, основанная Рульманом Мер- свином в Страсбурге, была объявлена убежищем для уважаемых людей, священ­ников и мирян, которые, уверовав в Бога, предпочли бежать от мира и стреми­лись улучшить свою жизнь. Друзья Бога считали себя обладателями секрета христианского образа жизни, солью земли, наставниками остальных людей⁴⁹⁴.

Среди выдающихся друзей Бога были Генрих из Нордлингена, Николай из Левена, Рульман Мерсвин и «великий друг Бога из Оберланда». Личность друга Бога из Оберланда — одна из самых загадочных в религиозной истории средних веков. Он представлен как вождь, обладавший великой личной силой и влияни­ем. Он привел Таулера к обращению и написал ряд трактатов, однако неизвест­но, существовал ли этот человек в действительности. Рульман Мерсвин утвер­ждает, что он активно действовал между Базелем и Страсбургом и в Швейцарии, от названия которой, Оберланд, он и получил свое имя. В 1377 г., согласно тому же источнику, он посетил Григория XI в Риме и, подобно Екатерине Сиенской, просил понтифика выступить против злоупотреблений христианского мира. Рульман долгое время переписывался с ним и тайно хранил его произведения, опубликовав их только за четыре года до своей смерти. Их всего семнадцать, все они рассказывают о природе и необходимости подлинного обращения сердца⁴⁹⁵.

⁴⁹¹ Preger, III. 370; Strauch, p. 205.

⁴⁹²См. осуждение бегинок и бегардов Рульманом Мерсвином в Nine Rocks, chs. XIII, XIV.

⁴⁹³Напечатано в Preger, III. 417 sq.

'"См. последнюю главу «Девяти скал» Р. Мерсвина.

⁴⁹⁵Два главных произведения — это Das Buck von den zwei Mannen (рассказ о первых пяти годах жизни автора после обращения, приводится в Schmidt, Nic. von Basel, pp. 205-277) и Das Buck von den fiinf Mannen (где швейцарец рассказывает о собственной жизни и жизни своих дру­зей). Полный список произведений см. в Preger, III. 270 sqq., и Strauch, p. 209 sqq. Этот мистик из Оберланда, как сообщает Рульман, жил в молитве и благоче­стии, обрел мир, совершал чудеса и имел видения. Прегер ставит его в один ряд С Петром Вальдом как одного из самых влиятельных мирян средних веков, счи- тая его священником, но не получившим рукоположения в церкви. После смерти Рульмана мы больше не слышали о нем.

Рульман Мерсвин, издатель произведений пророка из Оберланда, родился в Страсбурге (1307) и умер там же в 1382 г. Он оставил торговлю и полностью посветил себя религиозной жизни. Он пережил обращение (Kehr). Четыре года Ой⁵вел отчаянную борьбу с искушениями и подвергал себя строгой аскетической практике, но его исповедник Таулер посоветовал ему отказаться от нее хотя бы на время. В конце этого периода он и встретил человека из Оберланда. После обращения он приобрел и обставил старый монастырь, расположенный на остро­ве близ Страсбурга, называемый das griine Wort. Этот монастырь стал убежищем для клириков и мирян, которые хотели следовать принципам друзей Бога и жить Вместе ради духовного совершенствования. В 1370 г., после смерти жены, Руль­ман сам вступил в этот монастырь, вверенный заботам рыцарей-госпитальеров год спустя. Здесь он продолжал сражаться пером и словом до своей смерти. По­хоронен он рядом со своей женой в Страсбурге.

Два главных произведения Мерсвина называются Das Bannerbiichlein («Кни­га знамени») и Das Buck von den neun Felsen («Девять скал»). Первое — это призыв покинуть знамя Люцифера и собраться под кроваво-красным знаменем Христа⁴⁹⁶. «Девять скал» (1352) написано в форме диалога и начинается с прит­чи, в которой бесчисленное множество рыб плывут из горных озер через реки в долинах к морским глубинам. Потом автор говорит, как они пытаются отыскать дорогу обратно в горы. Весь этот процесс подобен тому, как человеческие души покидают Бога и пытаются вернуться к Нему. Автор описывает также «пугающе высокую гору», на которой есть девять скал. Очень малому количеству душ уда- етёя вернуться на эту гору, и кажется, будто добирается до нее лишь одна из тысячи. Далее автор говорит о положении сильных мира сего — пап и королей, Кардиналов и князей, и о множестве священников, монахов и монахинь, бегинок и бегардов, людей всех положений и классов общества. Он считает их состояние весьма плачевным — особенно женщин, которые склонны к тщеславию в одежде и манерах, ответственны за моральное падение и грехи мужчин. Многие из этих женщин совершают по сотне смертных грехов в день.

Затем Рульман возвращается к девяти скалам, которые символизируют де­вять стадий движения души к истоку ее бытия, Богу. Те, кто достиг этих скал, избежали дьявольской сети, а поднявшиеся на последнюю скалу достигли совер­шенства. Те, кто находится на пятой скале, добрались до состояния полного отказа от собственной воли. Шестая скала символизирует полное подчинение Богу. До девятой скалы добралось крайне малое количество душ — кажется, всего три. Они только и хотят, что почитать Бога, не боятся ни ада, ни чистили­ща, ни врага, ни смерти, ни жизни.

Друзья Бога думают не только о своем спасении, но и о спасении других людей. Они несут служение в долине внизу, стараясь дать свободу тем душам, которые угодили в сеть. А братья свободного духа мешают их милосердному занятию.

Preger, III. 349 sqq. Текст приведен в С. Schmidt, а также в Diepenbrock, Η. Suso, pp. 505- Само изложение грубовато, прямых цитат из Писания нет, однако в тексте много библейских образов. Как и в древней аллегории Ермы, евангельские прин­ципы преподносятся здесь в упрощенном виде, чтобы они были понятны опреде­ленному кругу людей — подобно тому как в наши дни служение Армии Спасе­ния оказывается понятным для тех, кто не в состоянии уловить смысл в словах Бернара или Жерсона.

Денифле, Штраух и другие критики считают самого Рульмана Мерсвина ав­тором трудов, приписываемых другу Бога из Оберланда, и творцом этого вымыш­ленного персонажа. Их мнение подкрепляется тем, что никто больше не был знаком с этим оберландцем и что после смерти Рульмана все попытки страсбург- ского братства найти его или хоть что-то узнать о нем потерпели неудачу. С другой стороны, трудно понять, почему Рульман не хранил эти произведения в тайне до своей собственной смерти, если оберландец был вымышленным лицом.

Как бы ни завершился спор об исторической реальности человека из Оберлан­да, произведения этих двух людей свидетельствуют о той роли, которую миряне могут играть в делах церкви.

§33. Ян ван Рейсбрук

Ян ван Рейсбрук (1293 — 1381) был независим от друзей Бога, но близок им по духу. В 1350 г. он послал друзьям в Страсбург свое «Украшение духовного брака» (Chierheit der gheesteleker Brulocht). Он образует связующее звено между друзьями Бога и братьями общинной жизни. Его навещали основатель этого братства Гроот, а также Таулер. Вероятно, он был знаком с произведениями Экхарта, распространявшимися в Нидерландах.

Фламандский мистик родился в селении с тем же именем недалеко от Брюс­селя и стал викарием церкви Св. Гудулы в том же городе. В возрасте шестидесяти лет он надел на себя монашеское одеяние, вступив в недавно основанный авгу- стинский монастырь Гренендаль («Зеленая долина»), расположенный близ Ва­терлоо. Он стал приором монастыря. Большую часть своей жизни Рейсбрук про­вел в созерцании, хотя не прене