Специфика современного языка права

Известно, что языку, помимо коммуникативной функции, свойственна и организующая: язык — средство распространения знаний, формирования сознания, в том числе и правового, средство воспитания и развития человека. Язык активно участвует в организации труда и многих других формах социальной жизни. Слово, таким образом, становится эффективным орудием общественной деятельности. Нужно лишь правильно и разумно его использовать.

Выполняемые языком всеобъемлющие функции коммуникации и накопления знаний, организации общественной жизни привлекают к этому уникальному социальному явлению не только языковедов, но и представителей других специальностей, в том числе правоведов. К сожалению, юристы пока крайне мало внимания уделяют проблемам, связанным с совершенствованием словесной формы нормативных предписаний, часто неоправданно пренебрежительно относятся к языку законодательных актов. Поэтому в законах слишком много лингвистических погрешностей: неправильное употребление слов, неточность выражений, смысловая и синтаксическая избыточность, даже грамматические и пунктуационные ошибки.

Однако юридическая наука (как, впрочем, и филология) пока не располагает целостной концепцией, дающей систематическое объяснение лингвистическим феноменам в правовой сфере. В то же время языковые факты в праве и в правоведении (хотя бы на уровне анализа используемых понятий и терминов) рассматриваются столь часто, что ссылки на словари В. И. Даля и С. И. Ожегова у большинства ученых-юристов оказываются едва ли не самыми распространенными.

Единственной монографией, специально посвященной законодательной стилистике и анализу языка законодательства, была и до сих пор остается книга А. А. Ушакова, написанная почти 40 лет назад.

Между тем решение вопросов, лежащих на стыке юриспруденции и лингвистики, — составная часть многогранного вклада, который могут и должны внести ученые-юристы в совершенствование правовых основ государственной и общественной жизни, в обеспечение неукоснительного соблюдения законности и правопорядка. Такая работа предполагает прежде всего повышение качества самих законов и подзаконных актов. В Государственной программе правовой реформы в Республике Казахстан подчеркивается: «Необходимость глубокого реформирования юридической сферы общества вызвана тем, что осуществляемые преобразования экономической и политической системы общества требуют создания адекватной им правовой инфраструктуры. При этом правовая реформа должна проходить наряду с политическими и экономическими изменениями в республике и даже с некоторым опережением, чтобы удержать их в регулируемых рамках.

Утверждение новых общественных отношений должно сопровождаться своевременной коррекцией их правового обеспечения, принятием качественного законодательства...»[2]. Понятно, что улучшение качества законов неразрывно связано с использованием наиболее рациональных языковых средств выражения юридических установлений и достижением тем самым максимальной точности, ясности, определенности нормативных представлений. По данным Института государства и права АН СССР многие нарушения законности (более 25 %) были вызваны несовершенством законодательных актов — их неполнотой, неясностью, противоречивостью. Поэтому в умелом использовании языкового инструментария заложен огромный резерв повышения качества правового регулирования общественных отношений.

Следует отметить проблему специфики языка права, методологически значимую в связи с такими фундаментальными категориями, как сущность права, преемственность и новизна в эволюции содержания и форм правового регулирования, юридическая техника и юридическая интерпретация. Общетеоретические и отраслевые аспекты исследования этой проблемы обычно ограничиваются вопросами содержательной и юридико-технической стороны действующего законодательства: изучается конструкция соответствующих институтов и норм, их систематизация, логика и терминология закона. При этом специфика языка права усматривается в его особой точности, доступности, логичности и строгой однозначности.

Специфика языка права определяется особенностями социального отражения юридически значимых аспектов человеческих взаимоотношений. В исторически длительном процессе освоения материальных и духовных ценностей, относящихся к правовой действительности, потребовались такие способы языкового выражения мысли, посредством которых можно оформить идеи и концепции, восходящие не только к разуму (по­рядок, справедливость, свобода), но и к вере (правда-истина, совесть, судьба, жизнь, смерть, грех, наказание, святость, спасение).

Будучи продуктом эволюции человеческого общества, язык, в свою очередь, оказал огромное влияние на развитие права. Возникновение и развитие права попросту немыслимо без языка. В юриспруденции как явлении цивилизации язык априори является единственным строительным материалом, первоэлементом, из которого оформляются правовые категории.

Функция языка законов состоит в том, чтобы с его помощью опосредовать в праве различные по своей природе отношения (экономические, политические, семейные и др.), донести до населения распоряжения органов государственной власти. Язык выражает связи между государственными органами, между последними и гражданами, а также между гражданами.

Поскольку регулирующая функция права органически связана с познавательной, а правовая норма, выражающая законодательную волю, одновременно несет в себе определенные сведения об этой воле, сообщает известную о ней информацию, которая должна быть познана тем, кого правовая норма обязывает или управомачивает, постольку в этом случае язык выступает уже не как знак правовой нормы, средство раскрытия воли законодателя, а как знак мысли о правовой норме. При этом законодатель оперирует не правовыми величинами (нормами, институтами и т. д.), а использует формы логического мышления (понятия, суждения, умозаключения). В этой части язык законодательного произведения функционально и структурно ничем не отличается от языка других научных сочинений, содержащих в себе известную сумму знаний о тех или иных явлениях природы или общества. В законодательном произведении язык выступает как бы в двуединой функции, которую можно назвать нормативно-юридической.

Функционируя в области права, язык законов как стиль речи характеризуется свои­ми стилистическими языковыми нормами. Из всех качеств для стилистических норм языка законов наибольшее значение имеет точность. Это свойство языка законодатель­ства вытекает как из природы самого языка, так и из специфики самого права как регу­лятора общественных отношений. Точность языка — это не только требование законодательного стиля, но и условие эффективности реализации закона. Хотя точность языка и является первоосновой в языке законов, в одном ряду с ней находится и доступность.

Известно, что одной из основных социальных функций права является регулирование поведения людей в обществе. Тем самым достигается целенаправленное интегрирование индивида в социальное целое, что обеспечивает существование и развитие последнего. Чтобы право было способно выполнить эту функцию, оно должно обладать формой, которая принята в культуре данного общества на определенном этапе его развития. В современных условиях форма права не может выступать иначе как знаковая форма, источником и воплощением которой служит язык[5]. Следовательно, проблема восприятия права или его толкования всегда опосредована текстом, от качества которого, точнее, от качества переложения на письме воли законодателя, зависит исходный момент правоприменения — понимание права. «От того, как сформулирована государственная воля в праве, во многом зависит эффективность ее осуществления, ее понимание исполнителями, соответствие действий предписаниям права»[6].

Точностью и доступностью законодательного стиля определяются и другие его качества, например, стандартность его языковых средств. Не всегда заслуженная критика законодательного языка как сухого, шаблонного объясняется именно тем, что к нему подходят без учета сущности права, выступающего регулятором общественных отношений, который стремится подвести все их многообразие под определенный юридический знаменатель и стандарт. Язык права абстрагируется от индивидуальных речевых особенностей людей, а это обусловливает известную его формализацию, применение устойчивых речевых конструкций со строго установленными правилами их толкования. Стандартизация законодательной речи значительно облегчает восприятие законов, способствует совершенствованию законодательной техники и не является свидетельством ее бессодержательности, как иногда об этом пишут.

Стилевые характеристики норм законодательного языка находят свое выражение в его структурных уровнях, из которых в речи законодателя наибольшее значение имеет лексика. Основу словаря законодателя составляют общеупотребительные слова. Они не имеют в речи законодателя какого-либо другого значения, кроме общепринятого, и делают язык законов понятным, доступным. Наряду с общеупотребительной лексикой в языке законодателя имеется юридическая лексика, которая служит для выражения специфических понятий и категорий. Именно она имеет стилистическую законодательную окраску. И, наконец, законодатель довольно часто использует слова, заимствованные из других отраслей науки и техники.

Лексика законодателя терминирована, что связано с внутренней природой права. Следствием этого является отсутствие многозначности и гиперболизации языка, лирически-эмоционально окрашенных слов, переносно-фигурального употребления слов и вообще средств художественной изобразительности. Здесь все должно быть названо своим именем: кража — кражей, сделка — сделкой, преступление — преступлением и т. д. В языке законов слова используются преимущественно в их атрибутивно-номинативном значении. Так называемый полисемантизм, столь характерный для словарного состава национального языка и допустимый в искусстве, не имеет базы для своего существования в языке законодателя. Отличительной особенностью законодательной лексики в целом является ее общенациональный характер. Слова, фразеологические сочетания, не вошедшие в литературный национальный язык (диалектизмы, про­винциализмы, жаргонизмы, арготизмы и т. д.), не должны иметь места в словаре зако­нодателя, так как не отвечают требованиям точности и доступности[7].

Проанализировав морфологическую структуру законодательной речи и правового текста, нельзя не заметить ее индикативной глагольной окраски, которая с целью выражения воли законодателя не имеет прямого обращения к лицу, хотя в своем содержании содержит тот же императив. Широкое использование глаголов и образованных на их основе отглагольных существительных связано с тем, что право опосредствует волевые отношения. Законодатель стремится подчеркнуть волевой момент, законченность действия, он призывает к действию, ибо писаный закон есть словесное выражение государственной воли, которая стремится управлять определенным образом действиями людей.

Смысл создания правовых текстов, написанных на существующем в данном обществе языке (языках), заключается в сообщении членам общества определенной обязательной для всех информации. Иными словами, языковая форма выступает в качестве носителя информации, а ее смысл — в качестве самой этой информации.

Язык закона — чрезвычайно важный фактор проведения в жизнь государственной воли. Словесная оболочка этой воли должна не только придавать закону свойство смысловой общедоступности, но и гармонизировать само содержание закона, способствовать превращению его в цельный и современный продукт интеллектуального труда. «В современном государстве, — писал Ф. Энгельс, — право должно не только соответствовать, не только быть его выражением, но также быть внутренне согласованным выражением, которое не опровергало бы само себя в силу внутренних противоречий»[8].

Правовые предписания — разновидность социальной управляющей информации. Они обращены к тем, кто должен ее воспринять, осмыслить, переработать и использовать. Поэтому язык как способ передачи информации должен учитывать особенности воспринимающих ее субъектов, «подлаживаться» под эти особенности, иначе информация (или какая-то ее часть) «не дойдет» до адресата, потеряется или будет искажена.

Синтаксис языка права в значительной степени обусловливается логикой законодательного мышления. Стремление законодателя изложить в обобщенной форме, подчеркнуть волевой характер жизненных процессов, установить разнообразные, в особенности причинно-следственные связи между участниками правоотношений, необходимость представить все обстоятельства дела требуют развернутых синтаксических построений. Объективная необходимость не только изложить факты, но и дать им правовую оценку, последовательно выразить сложную систему юридических понятий с четкими, но разнообразными логическими взаимоотношениями между ними приводит к тому, что «законодательный» синтаксис тяготеет к преобладанию сложноподчиненных предложений над сложносочиненными, сложных над простыми, полных над неполными.

Поскольку законодательный документ стремится с предельной точностью изложить содержание той или иной жизненной ситуации, урегулированной правом, постольку и вытекает тот преднамеренный рационализм в построении предложений, их известная стандартность, которую однако нельзя принимать за канонизацию отдельных выражений, хотя для законодательного стиля и характерна частая повторяемость одних и тех же оборотов. Стандартизация синтаксиса законодателя направлена на моделирование общественных отношений.

Языковые конструкции, применяемые при составлении закона, должны придавать изложению логичность, последовательность, связность, системность. Речь законодателя рассчитана в первую очередь на логическое восприятие, а не на эмоции. В ней нет художественных средств отображения действительности (метафор и других переносов значения). Напротив, язык закона стандартизирован, трафаретен, в нем используются речевые клише, он сух и однообразен. Но именно эти средства обеспечивают точность законодательного языка и его предельную лаконичность

Особое место в языке закона занимают термины, т. е. слова (или сочетания слов), которые являются наименованиями определенных юридических понятий[10]. Неразрывно связанный с выработанным юридической наукой понятием, термин выступает не только как его представитель, его символ в нормотворческой практике, но и как средство установления объема данного понятия, а также передачи и адекватного восприятия информации, сосредоточенной во взаимосвязанных терминах. Поэтому точные, упорядоченные терминологические системы отраслевых законов активно содействуют развитию в нужном направлении определенных групп общественных отношений; не говоря уже о том, что они служат импульсом для новых научных исследований, опирающихся на четкие и устоявшиеся термины. Напротив, неупорядоченная терминология, отражающая аморфность, неопределенность системы понятий, снижает информативные возможности закона, отрицательно сказывается на правоприменении, ведет к нескончаемым и бесплодным спорам в теории и на практике.

В терминологических системах процессуального закона (уголовного, гражданского, административного) нередко встречаются несоответствия термина понятию (ложная ориентация термина), длинноты и неудобопроизносимости терминов (определений), пробельность (отсутствие терминов для ряда понятий) и др. Многие терминологические ошибки связаны с нарушением правил и законов логики, неверным употреблением терминов в результате произвольных классификаций, искажением отношений между близкими понятиями. За всем этим стоят разноплановые явления, которые хорошо прослеживаются на историческом фоне: изменения законодательства, подъемы и спады научной мысли, смена теоретических концепций, связь и дифференциация научных дисциплин, развитие культурных, в том числе зарубежных связей, состояние лексической и стилистической системы языка и др.

Распространенным недостатком правовой терминологии являются синонимия и полисемия. В идеале соотнесенность термина с понятием предполагает его однозначность (моносемию). В пределах определенной терминологической системы термин дол­жен соответствовать только одному понятию. Чем конкретнее место термина в системе, тем он точнее. Термин должен быть понятен даже вне контекста — таков критерий точ­ности термина[11]. Формула «один термин — одно понятие» характеризует развитую вы­сокоорганизованную терминологическую систему, которая должна быть отличитель­ным признаком такого столь насыщенного информацией социального феномена, как за­кон.

При формулировании юридических норм используются три вида терминов: общеупотребляемые, специальные технические и специальные юридические. Использование общеупотребляемых слов в законе возможно только в том значении, которое они имеют в литературном языке. Например, термин «защитник» не может иметь в законе другого значения, кроме общепринятого — тот, кто защищает от чего-то. Это же касается терминов «обвинитель», «свидетель», «доказательство» и др. Требование не придавать об­щеупотребительным словам специальный, профессиональный смысл объясняется еще и тем, что «границы между узкоспециальными и общепонятными терминами изменчивы. Происходит передвижение части узкоспециальной лексики в общеупотребительскую, которая нередко уже не осознается как терминологическая. Этому передвижению способствует ряд причин, среди которых большую роль играет повышение общеобразовательного уровня населения, а также значение той или иной науки, отрасли хозяйства в настоящий момент, с чем связана широкая пропаганда достижений этой науки, отрасли хозяйства средствами массовой информации (печать, радио, телевидение)»[12].

Известный ученый-лингвист Ф. П. Филин писал: «Наличие бесконечно разнообразной вариантности — богатство высокоразвитого языка, позволяющего выражать массу семантических и стилистических оттенков и нюансов, важных в процессе общения. Однако это не просто богатство, математическое сложение языковых явлений. Многие из вариантов находятся не в дополнительном, а в конкурирующем отношении друг к другу, что создает трудности словоупотребления, выдвигает актуальные проблемы борьбы за культуру речи... В то же время совершенно очевидно, что язык состоит не из отдельных слов; Он представляет собой сложную систему, в которой слова цементируются грамматическими и лексико-семантическими отношениями, без чего немыслимы связная речь, общение между людьми, познание и перестройка мира — непременное условие существования человеческого общества. Только в связном тексте раскрываются все формы, значения, оттенки значений и употребления слов. Язык в соединениях слов неистощим, как безгранична сама человеческая мысль».

Специальные технические термины, употребляемые в процессуальном законе, следует рассматривать как «инородные» и потому не подлежащие никакой переработке (смысловой или грамматической). Их значение — только то, которое они имеют в соответствующей отрасли знаний. Именно так, например, трактуются термины «звукозапись», «фотографирование», «видеозапись», «слепок» или «оттиск следа», «диапозитив», «фонограмма» (ст. 219 УПК РК).

Что же касается специальных юридических терминов, то у них свой, особый смысл. Характеризуя рассматриваемую группу терминов, нужно различать, во-первых, юридические термины, которые заимствованы из общепринятого языка, но в законодательстве приобрели иное, отличное от прежнего значение (например, «жалоба», «ходатайство», «деяние», «возбуждение», «производство», выемка»), и, во-вторых, термины, свойственные только законодательным актам (например, «подсудность», «правоспособность», «дееспособность», «иск», «административное выдворение», «кассационная инстанция», «частное определение»). Как отмечает С. С. Алексеев, специальная юридическая терминология «необходима не только потому, что сокращает изложение, но главным образом потому, что во многих случаях без нее невозможно с необходимой точностью выразить мысль законодателя. Применение специальной юридической терминологии является показателем высокой юридической культуры правотворческой и иной юридической работы».

Широко используются синтаксические способы образования терминов. Основная причина появления терминов, создаваемых из двух и более слов, — потребность выделить некое множество предметов из класса по какому-либо признаку, называемому видовым отличием.

Например, термин «допрос» обозначает процессуальное действие, предназначенное для получения «личных» («от лица») сведений об интересующих следствие и суд обстоятельствах. Но лица, вовлекаемые в сферу судопроизводства, занимают разное процессуальное положение, у них разные права и обязанности, поэтому различается и порядок их допроса. В связи с этим из родового понятия «допрос» вычленяются все составляющие его видовые понятия: допрос подозреваемого, допрос обвиняемого (подсудимого), допрос потерпевшего, допрос свидетеля, допрос эксперта. Иногда требуется подчеркнуть возраст допрашиваемого, и тогда появляется термин «допрос несовершеннолетнего свидетеля». Допрос может обрести еще один признак — порядок по счету. В этом случае к термину прибавляется новое слово — «вторичный допрос несовершеннолетнего свидетеля». Наконец, если важно указать, где именно производится допрос, то термин еще более усложняется — «дополнительный допрос в суде несовершеннолетнего свидетеля» (ст. ст. 214, 215, 216, 217 УПК РК).

Законодатель должен постоянно помнить о том, что от правильного употребления термина часто зависит «узнаваемость» всей правовой нормы закона или подзаконного акта. Присутствие в действующих законах множества различных терминологических единиц, совпадающих по своему значению, вносит сумятицу в правоприменение. Кроме того, невыдержанность юридических наименований непосредственно сказывается на научных исследованиях, рождая, схоластические споры. Она проникает и в среду практиков, укореняясь в их лексиконе весьма прочно и надолго, несмотря на последующие уточнения отдельных норм. Следовательно, проблема упорядочения, стандартизация терминов — главная, хотя, разумеется, и не единственная в совершенствовании языка законодательных актов.

Таким образом, законодатель при языковом выражении правовых категорий обязан стремиться к точности юридической нормы. Язык права должен быть емким, лаконичным и доступным. От силы и выразительности языка, которым написаны законы, указы и постановления, во многом зависит воспитательное и регулирующее значение права.

3.

Профессиональная культура юриста неотделима от правовой культуры общества. Чем выше уровень правовой культуры общества, тем выше профессиональная культура юриста. В свою очередь, как видно из структуры правовой культуры, от профессионализма деятельности юристов зависит состояние правовой культуры общества и личности - не юриста.

Уровень профессиональной правовой культуры, т.е. правовой культуры профессиональной группы - сообщества юристов, определяется степенью развитости культуры каждого из его членов, т.е. степенью общего образования, уровнем его квалификации. Каждый юрист на своем рабочем месте должен соответствовать своей профессии и тем самым укреплять не только свой престиж, но и престиж сообщества юристов.

Юрист - личность. Именно - личность, поскольку юрист призван стать выше своих обыденных привычек, желаний: он должен делать свое дело так, как этого требуют высшие интересы общества. Клиенты юриста - также личности. Преступники - часто личности сильные, целенаправленные, вести поединок с которыми совсем не просто. Нередко работа над раскрытием и расследованием преступлений - это схватка между личностями, характерами. Человек формируется в личность в процессе социальной практики. Получение юридического образования - лишь первый шаг к утверждению себя как личности. Юридическое образование должно обеспечить знание и понимание речи и мастерства, необходимых для практикующего юриста, включая понимание правовых и этических обязательств, а также прав и основных свобод человека, признанных законодательством страны и международным правом.

Теоретический уровень правовой культуры представляет собой научные знания о сущности, характере и взаимодействии правовых явлений вообще, всего механизма правового регулирования, всего правового поля государства, а не только его отдельных направлений,.

Правовая культура юриста усматривается в критическом творческом осмыслении правовых норм, законов, правовых явлений с точки зрения их гуманистического, демократического и морального содержания.

В культуру юриста входит знание государственного языка Украины, а также особенностей этической культуры и национальных традиций того региона, где юрист осуществляет профессиональную деятельность.

Профессиональная культура юриста имеет такое содержание: знание законодательства и возможностей юридической науки.

Тот, кто не знает закона, не может быть его блюстителем, охранять права и свободы граждан;

убежденность в необходимости и социальной полезности законов и подзаконных актов, в ценности права как меры свободы и справедливости. Общество и государство не может и не должно терпеть невежд, зазнаек, дилетантов на должностях, которые связаны с вопросами укрепления правопорядка, законности, охраной и защитой прав и свобод граждан;

умение пользоваться правовым инструментарием - законами и другими правовыми актами в повседневной деятельности, прибегать к использованию всех достижений юридической науки и практики при принятии и оформлении решений.

Профессионализм и справедливость торжествует в юридической практике лишь тогда, когда юрист как служитель закона честно исполняет свой морально-правовой долг, постоянно повышает свое мастерство и шагает в ногу с достижениями теоретической и практической юриспруденции.

4.

ЯЗЫКОВАЯ НОРМА, совокупность языковых средств и правил их употребления, принятая в данном обществе в данную эпоху. Норма противопоставлена системе, понимаемой как присущие тому или иному языку возможности выражения смыслов. Далеко не все из того, что «может» языковая система, «разрешается» языковой нормой. Например, система русского языка предусматривает образование форм 1-го лица единственного числа от всех глаголов, способных иметь личные формы; однако норма «не разрешает» образовывать форму 1-го лица от глаголов победить, убедить (*победю, *побежду, *убедю, *убежду) и «предписывает» обходиться описательными оборотами: сумею (смогу) победить (убедить), одержу победу и т.п.

Классификация норм

Естественные и искусственные нормы

В случае, если спонтанное употребление языковых средств различных носителей данного языка характеризуется идентичностью, говорят о языковой норме, сложившейся естественным образом. Если идентичности нет, норму определяют целенаправленно (искусственно). Искусственные нормы устанавливаются в результате нормотворческой деятельности языковедов путем подготовки и издания авторитетных словарей и справочников, а также законодательных актов по различным аспектам употребления языка. Установление нормы обычно осуществляется одним из следующих способов

предпочтение одного из вариантов спонтанного употребления на основе большей частотности данного варианта по сравнению с альтернативными;

предпочтение одного из вариантов спонтанного употребления на основе выявленного языковедами его соответствия внутренним закономерностям данного языка;

признание нескольких вариантов спонтанного употребления соответствующими языковой норме.

Помимо указанных выше основных способов, иногда используются и другие основания для установления той или иной языковой нормы, в том числе эстетические, этические, политические и др

Дескриптивные и прескриптивные нормы

Существуют различные подходы к установлению нормы, среди которых можно выделить два основных:

дескриптивный (описательный), при котором установление нормы осуществляется преимущественно на основе анализа фактического употребления тех или иных языковых явлений носителями языка;

прескриптивный (предписывающий), при котором установление нормы осуществляется преимущественно на основе авторитетного заключения лингвистов о правильности или неправильности того или иного употребления.

В чистом виде ни тот, ни другой подходы обычно не используются, тем не менее языковые традиции определенной страны обычно отдают предпочтение одному из них. Прескриптивное нормотворчество обычно предполагает[источник не указан 402 дня] пренебрежительное отношение к диалектам и иным региональным или социальным вариантам языка, наличие жёстких и развитых орфографических и пунктуационных правил, унифицированность школьной программы изучения языка и т. д. В то же время, дескриптивный подход часто выражается в отсутствии жёстко установленных правил в некоторых аспектах языка (например, в пунктуации), лояльном отношении к диалектам, фиксации большого количества различных вариантов употребления в словарях и т. п.

По уровням и аспектам языка

Понятие нормы распространяется на все уровни языка. В соответствии с уровневой соотнесённостью и спецификой выделяются следующие типы языковых норм[1]:

лексические — обеспечивают правильность выбора слов;

акцентологические — предусматривают правильную постановку ударения;

орфоэпические — описывают правильное произношение слов;

орфографические — закрепляют единообразие передачи речи на письме;

морфологические — правила словоизменения и словообразования, описываемые в грамматиках;

синтаксические — регламентируют правильное построение грамматических конструкций.

Морфологические и синтаксические нормы включаются в число грамматических норм

5.

Нормы произношения изучает орфоэпия. Орфоэпия: 1) система единых норм произношения в литературном языке;

2) наука (раздел фонетики), занимающаяся нормами произношения, их обоснованием и установлением.

Орфоэпические нормы называют также литературными произносительными нормами, так как они обслуживают литературный язык, т.е. язык, на котором говорят и пишут культурные люди. Литературный язык объединяет всех говорящих по-русски, он нужен для преодоления языковых различий между ними. А это значит, что у него должны быть строгие нормы: не только лексические - нормы употребления слов, не только грамматические, но и нормы орфоэпические. Различия в произношении, как и другие языковые различия, мешают людям при общении, переключая их внимание с того, о чем говорится, на то, как говорится.

Правила произношения в русском литературном языке могут относиться к произнесению отдельных звуков в определенных фонетических позициях, в составе определенных сочетаний звуков, в разных грамматических формах, к фонетическому слову и ритмической структуре (правильная постановка ударения).

Произносительные нормы по тем или иным причинам могут начать "расшатываться": возникают колебания произносительных норм, которые в случае приобретения ими массового характера приводят к возникновению вариантов литературной нормы, а затем - к возникновению и укреплению новой произносительной нормы. Орфоэпия наряду с обязательными произносительными нормами в первую очередь изучает варианты произносительных норм, которые сосуществуют в языке в какой-то момент времени, когда старый (обусловленный историей) вариант произношения еще активно используется наряду с новым вариантом. Так, сочетание чн произносится как [чн] в словах цветочный, красочный, как [шн] в словах яичница, скучно, а вариативное произношение допускается (оба варианта - [чн] и [шн] - правильны) в словах булочная, прачечная, пряничный. При этом вариант с произнесением этого сочетания как [шн] в настоящее время воспринимается как устаревший.

6.

ЯЗЫКОВАЯ НОРМА, совокупность языковых средств и правил их употребления, принятая в данном обществе в данную эпоху. Норма противопоставлена системе, понимаемой как присущие тому или иному языку возможности выражения смыслов. Далеко не все из того, что «может» языковая система, «разрешается» языковой нормой. Например, система русского языка предусматривает образование форм 1-го лица единственного числа от всех глаголов, способных иметь личные формы; однако норма «не разрешает» образовывать форму 1-го лица от глаголов победить, убедить (*победю, *побежду, *убедю, *убежду) и «предписывает» обходиться описательными оборотами: сумею (смогу) победить (убедить), одержу победу и т.п.

признак литературной нормы - вариативность. Вариативность обеспечивает возможность использования литературного языка в различных ситуациях общения. Во-первых, вариативность нормы проявляется в функциональных стилях литературного языка: высказывания, передающие сходное и даже одно и то же содержание, могут принадлежать к разным стилям. Во-вторых, вариативность нормы проявляется в различии письменной и устной форм литературного языка. В-третьих, возможна и территориальная вариативность нормы: в русской литературной речи определяют московскую и петербургскую произносительную норму.

7. Акцентологические варианты в пределах литературной нормы -- неизбежное следствие эволюции языка. Как правило, они не различаются ни в семантическом, ни в грамматическом значениях. Например: мышление -- мышление, баржа -- баржа, родился -- родился, залитый -- залитый, верны -- верны, в избу -- в избу, на мост -- на мост и т. п. Таких равноценных (по значению, но не употреблению) акцентологических дублетов в современном русском языке очень много -- более 5000 общеупотребительных слов'. Вариативность ударения обеспечивает менее резкий и болезненный переход от старой литературной нормы к новой. Например, ударение кладбище было общепринятым в литературном языке XIX в., новый вариант кладбище стал постепенно входить в употребление в конце XIX в. Старый вариант и сейчас еще используется в поэзии. В XVIII -- XIX вв. нормой было ударение токарь. Колебания (токарь и токарь) начались в конце XIX в. и продолжались до 30-х гг. XX в. Теперь все говорят токарь, но еще можно встретить бондарь и бондарь.

Причины изменения ударения различны. Иногда с литературным конкурирует диалектное ударение (ср. лит. кета и дальневосточное кета). Колеблется ударение в некоторых малоизвестных, экзотических словах (пимы -- пимы, унты -- унты).

Распространены варианты ударения во многих заимствованных словах, что связано с влиянием разных языков-источников, а в некоторых случаях -- и языков- "посредников. Так, в 30-х гг. нормативными были варианты револьвер и револьвер (позже -- только револьвер), поскольку это слово возводили к разным языкам-источникам -- французскому и английскому. Заимствованное в XVIII в. из немецкого языка слово алкоголь произносилось алкоголь, но впоследствии под влиянием французского языка стало произноситься алкоголь. Под влиянием польского языка, бывшего посредником при заимствовании, колебалось ударение в словах документ, кафедра, еретик, климат (теперь только документ, еретик, климат).