Лекция 2. Конфликт (продолжение). Семейные и производственные конфликты.

Итак, посмотрим, что же у нас получилось с Марьей Ивановной и её не в меру расходившимися учениками.

Что было бы в данной ситуации проявлением стратегии соперничества? Ученики продолжают настаивать на своём – выпьем, дескать, всё, что принесли… А учительница категорически запрещает им сделать это под страхом суровых дисциплинарных взысканий, вплоть до исключения из школы. Нервничает Марья Ивановна, нервничают дети. Все злятся и понимают, что их отношения, совсем недавно безоблачные, разбились о быт («Враги?! Давно ли друг от друга…». И т.д.).

В конце концов, одна сторона в этом соперничестве победила бы, другая – уступила. Уступка Марьи Ивановны заключалась бы в разрешении ученикам устроить хмельную пирушку на лоне природы. Уступка учеников – в отказе, под угрозой расправы, от своей затеи. Снова непонятно, какую приспособительную, взаимоприемлемую роль сыграли бы в этом случае их отношения. Ведь окажись они порознь, им стало бы морально гораздо легче, чем вместе.

В рамках стратегии избегания учительница должна была бы сделать вид, что она не услышала (или не поняла) того, о чём ей сказали подростки, и отправиться часика на два в лес «по грибы, по ягоды», подальше от оккупированной юными туристами полянки. Ничего, дескать, не вижу, ничего не слышу… Знать не знаю, чем это вы там занимаетесь.

Ученики, в свою очередь, должны были бы принять игру, предложенную Марьей Ивановной. Она, дескать, хочется в это верить, ушла по своим делам, она к нам не в претензии за наше поведение. Мы – здесь, она – там. Никто никому не мешает, стало быть – конфликта нет.

Однако нет и взаимоотношений. Они при этом как бы исчезают. На время. Для многих, возможно, и навсегда. Кому нужны друзья, партнёры, которые в сложных ситуациях будто растворяются в тумане…

Может быть, лучше пойти на компромисс? Марья Ивановна выражает готовность принять участие в этой вечеринке, но при непременном условии – крепкие спиртные напитки должны быть совершенно исключены. Относительно лёгких (например, вина) должно быть выпито не более ста граммов за вечер. Иначе – никакого праздника! Ученики, неохотно, но соглашаются. Ведь, главное, их право на «взрослость» признано.

Получается, компромисс снимет остроту ситуации? Или всё-таки нет?

Посмотрим, какие последствия может иметь эта вечеринка даже в её «облегчённом» варианте.

Очевидно, что далеко не все ученики имеют, как говорят врачи, «алкогольный анамнез». Иными словами, не каждый подросток когда-либо раньше выпивал. А тем более – взял выпивку себе в привычку.

Скорее всего, людей, испытывающих истинную психическую (не говоря уже о физической!) зависимость от алкоголя, среди учеников нет. А если есть, то таковых – единицы. Остальными, по-видимому, движет любопытство и подражательные мотивы. (Из чего, кстати, можно заключить, что не ради достижения состояния опьянения они затеяли всё это. В этом возрасте люди танцуют без музыки, пьянеют без вина… Однако, об этом позже).

В подобной ситуации нельзя исключить непредвиденных патологических реакций у детей на приём спиртного. У кого-то (кто, возможно, недавно перенёс спортивную или бытовую травму головы) разовьётся неадекватно тяжёлое опьянение. У кого-то – аллергическая реакция, вплоть до анафилактического шока. Эти состояния даже в специализированных клиниках нередко приводят к драматическому (при анафилаксии – к летальному) исходу. Что же можно будет предпринять в лесу?

Вы сомневаетесь в реальности (или, по крайней мере, в высокой вероятности) таких происшествий? Напрасно. Ну, хорошо, будь по-вашему, – пусть у подростков на приём алкоголя возникнут только наиболее вероятные, ожидаемые, предвиденные реакции.

А какие они, «предвиденные»? – Эйфория, двигательная и психическая расторможенность, нарушение координации движений, проявления агрессии… Продолжать?

Надеюсь, вы хорошо себе представляете, коллеги, чем в условиях загородного похода всё это может обернуться. Ранения, травмы при невозможности оказать квалифицированную медицинскую помощь… Кто-то ударится о пенёк (хорошо, если коленом, а не виском), кто-то упадёт в костёр, кто-то кого-то ударит… Неужели опять сгущаю краски? Не знал, господа, что вы настолько бесстрашны и беззаботны? Ладно. Даже если и так. Пускай никто не покроется пятнами, никто не задохнётся от спазма и отёка дыхательных путей, никто не свалится в овраг. Все будут сидеть в обнимку и, раскачиваясь, мотая из стороны в сторону охмелевшими головами, петь сентиментальные, романтические песни…

Но что, всё же, случится? Непременно случится (можете и не пытаться убедить меня в обратном!), случится со стопроцентной вероятностью. Что?

Правильно. Об этой коллективной выпивке станет известно родителям и администрации школы. Шила в мешке не утаишь. Дети, особенно те, для кого подобное времяпрепровождение в новинку, не удержатся от соблазна посвятить в эту «тайну» приятелей, знакомых, наконец, папу с мамой. А кто-то из них (что уж изображать невинность!) намеренно расскажет директору школы, с целью избежать наказания или получить социальную поддержку в той или иной форме.

И тогда плохо придётся Марье Ивановне. Выгонят её из школы, как профессионально некомпетентную, морально неустойчивую личность. Несладко покажется и ученикам, особенно – заводилам, зачинщикам. Но Марье Ивановне будет хуже всех. Она-то взрослый человек. Ей нести всю полноту ответственности за содеянное.

И вот стоит она перед нами, коллеги, – простая русская женщина. И просит совета. Как разрешить этот конфликт без ущерба для чего-то самого важного, драгоценного – для взаимоотношений, взаимопомощи, взаимоподдержки, которые сложились у неё с её дорогими учениками за годы совместного труда?

«Ищите путь к сотрудничеству, уважаемая Марья Ивановна», – ответим мы ей, не так ли?

Для того чтобы отыскать этот путь, нужно понять, что именно в сложившейся ситуации не устраивает детей, и против чего протестует учительница.

Выше уже говорилось о том, что, поскольку среди подростков, скорее всего, нет лиц, страдающих алкоголизмом (в самом худшем случае – они в меньшинстве в этом классе), то основной мотив их стремления к выпивке находится где-то за рамками примитивной алкоголизации. Где же? В чём заключается этот мотив?

На самом деле, школьники уже неоднократно громогласно декларировали его. Помните? «Мы стали взрослыми, нам претит мелочный диктат старших, мы достаточно самостоятельны, чтобы принимать взрослые решения… все мы достаточно взрослые люди… мы – не дети! Сколько можно повторять!.. благословите нас на самостоятельную жизнь»…

В ценности этого мотива – проявить себя (и почувствовать!) взрослыми людьми – для подростков, вступающих в пока ещё неведомый им большой мир, можно не сомневаться. В этом возрасте это ведущий мотив. Таким образом, сущность их протеста в данном конфликте – нежелание оставаться детьми.

Против чего протестует Марья Ивановна? Она протестует против социально-психологического инфантилизма своих учеников, против их «детского» представления, что взрослость заключается, в частности, в возможности выпивать сколько, когда, где и с кем захочется.

Итак, старшеклассники хотят поскорее повзрослеть, совершить что-то по-настоящему ответственное, самостоятельное. Учительница заинтересована в том же самом. Вот и найдена почва для сотрудничества!

Остаётся только Марье Ивановне собраться с мыслями, с духом, пригласить учеников к серьёзному разговору и объяснить им… всё то, о чём сказано чуть выше.

Прежде всего, рассказать о вероятных негативных последствиях приёма алкоголя.

Не об абстрактном вреде здоровью, который проявится потом, с годами (в это подростки не поверят, для них это пока неактуально), а о том, что кому-то из их товарищей, вполне вероятно, может стать очень плохо – прямо здесь и теперь. И ему нельзя будет ничем помочь…

О том, что их учительнице, которую они, якобы, любят и уважают, наверняка достанется «на орехи» от администрации школы и родительской общественности, вплоть до увольнения с «волчьим билетом»…

Объяснить, что взрослость – это не вседозволенность, а самоограничение, вытекающее из зрелого осознания ответственности перед окружающими… Что показать себя взрослым в данной ситуации – это не напиться до головокружения (и – гори оно всё огнём!), а, наоборот, отказаться от выпивки, несмотря на все приготовления к ней. Отказаться, сознавая, чем она может обернуться (да, что там – обязательно обернётся!) для других людей.

«Если же, дорогие мои ребята», – должна закончить своё обращение Марья Ивановна, – «вы не захотите этого понять и будете продолжать настаивать на проведении хмельной пирушки, то я вынуждена буду сказать вам, что всем вашим претензиям на взрослость – грош цена. Что вы лишь пытаетесь сыграть, сымитировать поведение взрослых людей, причём не в самом лучшем, пошловатом его варианте. Грош цена и вашим уверениям в уважении ко мне. Я объясняю вам, в какое положение вы меня ставите, чем это лично для меня закончится – а вы не хотите этого учитывать… В таком случае, веселитесь, дети (точнее, сукины дети, но об этом учительница не скажет вслух), пейте, воображайте себя взрослыми. А меня – увольте. Я в подобных «двухгрошёвых операх» участвовать не хочу».

В чём ценность этих слов? Прежде всего, в том, что в них нет ни грамма лжи, наигрыша, позёрства, которых так боятся и ненавидят подростки. Здесь всё – правда. Учительница не кривит душой, она говорит честно, прямо, на равных. Не понять и не почувствовать этого нельзя.

Во-вторых, подросткам предлагается для решения реальная задача, требующая интеллектуальных и волевых усилий. Причём наградой за правильный ответ будет очередной (конкретный, значимый) шаг на пути развития личности каждого из них. (К тому же, после этих слов, вполне понятных, искренних и убедительных, настаивать на «продолжении банкета» – значит расписываться в своей непоколебимой инфантильности, следовательно, терять авторитет в глазах сверстников).

В-третьих, занимая эту принципиальную позицию, Марья Ивановна объективно растёт, как педагог, как социально активная личность.

Таким образом, отношения между учителем и учениками, в случае реализации в данном конфликте стратегии сотрудничества, будут и впредь способствовать взаимному развитию, т.е. выполнять свою изначальную роль. Что и требовалось доказать.

Решив этот главный вопрос – в чём заключается истинный обоюдный интерес (не напиться же, в самом деле, под ёлками до рвоты, а сделать реальный шаг по пути взросления!) – Марья Ивановна может несколько развеять философскую грусть своих питомцев предложением сыграть в спортивные игры, спеть под гитару, поговорить о планах на будущее… Мало, что ли, существует способов (социально одобряемых) с пользой и удовольствием провести время?

Конфликт, как мы помним, – это совокупность объективных и субъективных проявлений кризиса взаимоотношений, который обусловлен неравномерным развитием партнёров.

Причины этой неравномерности могут быть разными. Рассмотрим, с этой точки зрения, наиболее распространённые в социуме конфликты – семейные и производственные.

Каковы типичные причины, приводящие к кризису эти социальные институты – семью и профессиональную организацию, трудовой коллектив?

Опыт подсказывает, что чаще всего к конфликтам в семье приводит отставание одного (или нескольких) её членов от объективной смены внутрисемейных ролей. Иными словами, застревание в прежней роли, когда пришло время играть следующую.

Что это за роли? Говоря канцелярским языком, это относительно устойчивые наборы прав и обязанностей по отношению к другим членам семьи, обусловленные внутрисемейным статусом индивида.

Большинство людей в течение жизни, с годами, проходят (а чаще последовательно занимают) несколько ступеней этого статуса. Вначале мы дети, затем – родители, затем родители родителей… Каждая из этих ступеней имеет приспособительный смысл и очень важно вовремя подняться на новую, соответствующую требованиям реальности. Иначе – конфликт.

Подобных объективно «конфликтоопасных» периодов в жизни каждой семьи немало. Появление у молодых супругов первенца заставляет их вживаться в новые роли: прежде они были только мужем и женой, теперь должны стать ещё и отцом и матерью, со всеми вытекающими отсюда психологическими и социальными последствиями. Представьте, что кто-то из них (к примеру, мужчина) отстанет, будет по-прежнему охотно играть роль мужа и игнорировать обязанности, сопряжённые с ролью отца. К чему это приведёт? Разумеется, к кризису взаимоотношений. Они перестанут быть взаимоприемлемыми, перестанут облегчать взаимное существование членов семьи.

Быть родителями маленького ребёнка не то же самое, что воспитывать повзрослевших детей – подростков, юношей. Попытки выступать по отношению к ним в прежней – авторитарно-патерналистской – роли чреваты конфликтом.

Тяжёлые как эмоционально, так и по своим социальным последствиям конфликты возникают при упорном нежелании родителей признать право взрослых детей на самостоятельную жизнь, на выбор и строительство своей судьбы… Право на ошибку, наконец. Нет ничего губительнее для развития последующих поколений, чем псевдо-«заботливая» позиция предшествующих, выраженная фразой: «вы для нас навсегда останетесь маленькими, неразумными детьми».

Неразумными детьми навсегда остаются лишь несчастные олигофрены. Остальные просто обязаны становиться взрослыми. Препятствовать им в этом – значит совершать антисоциальный поступок.

Интересно, что в стремлении во что бы то ни стало, до седых волос, опекать так называемых «детей» (которые сами, зачастую, уже давно – родители), люди забывают о настоящих маленьких детях, нуждающихся в воспитании и обучении.

Речь идёт о внуках. Нянчить, пестовать, баловать собственных внуков вовсе не означает – правильно их воспитывать. Закормленный любвеобильной бабушкой конфетами и задаренный игрушками, внучек не застрахован от психотравмы (а чаще – обречён на неё!), ведущей к нарушению дальнейшего психического развития, если эта бабушка продолжает упорно считать его родителей своими «неразумными чадами» и перехватывает у них основную воспитательную инициативу.

Ребёнок, только начавший познавать жизнь, имеющий поверхностное, формальное представление об основных внутрисемейных ролях и их иерархии, не способен в подобной ситуации понять, кто в семье главный и кого ему следует слушать в первую очередь.

Ему объяснили: главные люди для него – папа и мама. Но у папы и мамы тоже есть родители. Они, на глазах малыша, активно пытаются командовать своими «детьми», авторитарно вмешиваются в их семейный уклад. «Дети» вяло сопротивляются, не желая, по-видимому, полностью расставаться с удобной для них (по какой-то причине) ролью ведомых, опекаемых. Взрослые, застрявшие в прежних ролях, конфликтуют между собой, и все тяготы этого конфликта давят на неокрепшую психику ребёнка.

К сожалению, перечисленные выше (и многие неназванные) ситуации являются не исключением, а, скорее, правилом семейной жизни.

Что делать психологу, коль скоро к нему обратятся за консультацией по поводу конфликта в семье? – Искать причину, по которой человек не способен воспринять новую роль. Да, коллеги, в жизни практически не бывает изолированных проблем, почти все они комплексные, системные – т.е. пронизаны причинно-следственными связями, взаимообусловлены.

Часто к отставанию в семейных отношениях приводит отставание в производственных (помните, как развивался конфликт между потерявшим работу мужчиной и его сестрой? – см. лекцию 1), нарушение социальных связей за рамками семьи.

Как правило, люди, успешно, поступательно развивающиеся в социальном плане, охотно принимают новые внутрисемейные роли, не обнаруживая тенденции к застреванию в прежних ролях. И наоборот.

Рассмотрим пример. Сорокалетний мужчина недоволен своими семейными отношениями. По профессии он инженер, специалист высокого класса, консультирует организации, предприятия, расположенные в разных концах страны, в связи с чем, его работа сопряжена с постоянными разъездами, новыми знакомствами, решением неожиданно возникающих проблемных задач.

Его жена (это первый брак для обоих супругов) – домохозяйка. По профессии она – филолог, но семья проживает в небольшом населённом пункте, где возможности трудоустройства по данному профилю ограниченны. Материальный достаток обеспечивает муж.

Их единственный сын – пятнадцатилетний школьник, неплохо учится, активно общается со сверстниками, пользуется у них авторитетом.

Мужчина недоволен тем, что, по его мнению, жена и сын относятся к нему потребительски.

Воспринимают его лишь как источник своего благосостояния. Моральной поддержки в его нелёгкой, исполненной труда и лишений, жизни не оказывают.

Типичной для их семейных отношений в последнее время является следующая картина: муж приезжает домой, жена встречает его весьма прохладно, невнимательно. Сказав пару «дежурных» фраз, она спешит уйти в другую комнату, где проводит много времени за чтением и телефонными разговорами с подругами. Нередки случаи, когда в доме почти нет еды или она приготовлена наспех. Сын тоже не радуется приезду отца. Он молча лежит на своём диване, с книжкой. На попытки отца выяснить его планы на будущее, приобщить его к труду (ремонту квартиры и т.п.) или к совместному отдыху реагирует вяло. Говорит, что будущее своё видит неотчётливо. Поручения, данные отцом, выполняет, но без энтузиазма и инициативы.

Недовольство мужчины своими домочадцами выросло настолько, что он – прежде любящий и заботливый муж и отец – пришёл к решению оставить этот, охладевший к нему, дом.

Внимательное изучение обстоятельств, приведших к конфликту, показало, что серьёзные препятствия на пути поступательного развития личности есть у всех троих партнёров.

Начнём с сына. Он, как представляется, наиболее в этом плане благополучен: от сверстников не отстаёт, кое в чём (эрудиция, физическое развитие, коммуникабельность) даже лидирует. О собственном будущем он, разумеется, думает (а как же не думать, в его-то возрасте!).

Единственная его проблема – это постоянное стремление отца, не разобравшись, встречаясь с ним в короткие перерывы между командировками, навязать ему своё видение жизненных перспектив. Сын протестует против подобного жёсткого патернализма. Протестует, кстати, в мягкой, пассивной форме – не поддерживает этих разговоров, исполняет поручения, но без инициативы и т.п. – в душе жалея и любя отца.

Жена. Её отставание в социальном развитии имеет многолетнюю историю – с тех пор, как она (дипломированный филолог) лишилась работы и перспективы трудоустройства по специальности.

Гибкий (1, 4, 6, 5) характер позволил ей достаточно долго безропотно довольствоваться суррогатами личностного роста: жить успехами мужа, сына, производить впечатление на подруг-домохозяек, зачитываться беллетристикой и т.д. Однако с каждым годом этот образ жизни нравился ей всё меньше и меньше. Жалея и любя мужа, она не вешала на него лишние гири своих внутренних, психологических проблем, но постепенно охладевала к домашнему хозяйству, к такому семейному укладу.

Муж. Ему, безусловно, тяжелее всех. Он громче всех и протестует. Однако протест его направлен не по адресу. Да, семья не приходит ему на помощь в его трудах и заботах. Но способна ли семья – в её нынешнем положении – ему помочь, и в чём должна заключаться помощь?

Посмотрим, доволен ли он своей работой, её характером, состоянием своих отношений с окружающими.

Его психологический профиль: 4, 7, 2, 5, 1. Чувствительный, доброжелательный, мягкий, осторожный, склонный к сомнениям, колебаниям перед принятием решений, предпочитающий стабильные условия труда с чётко очерченным кругом обязанностей, несколько вязкий, застревающий на деталях, тщательный, занудливый, особенно когда дело касается важных для него предметов…

А чем ему приходится заниматься? Ездить по России-матушке из конца в конец, взаимодействовать с множеством разных людей, большинство которых ему незнакомы, заниматься решением ответственных задач, возникающих, зачастую, внезапно, непредвиденно.

Конечно, такая работа, несмотря на хороший заработок и связанный с ним устойчивый социальный статус, ему крайне тяжела. Тревожность, присущая его характеру, из-за этого обостряется. Качество жизни прогрессивно снижается.

Парадоксально, на первый взгляд, но та же тревожность блокирует в нём мотив смены работы. Он боится даже признаться себе, что своим подавленным, раздражённым состоянием он обязан деятельности, противопоказанной ему по характерологическим основаниям. Иначе придётся круто менять жизнь. Полагаю, коллеги, вы помните, насколько это психологически сложно для людей подобного склада.

Итак, работу поменять он боится. Накопившиеся негативные эмоции и тревогу пытается объяснить собственным растущим недовольством социальной пассивностью и безразличием к нему членов его семьи – жены и сына.

Приходится признать, что этот мужчина не совсем не прав. Ведь семья действительно не помогает ему в решении его проблем, не оказывает даже минимальной моральной поддержки. Почему?

Во-первых, он сам не хочет осознать ведущей причины кризиса – несвойственного ему и потому изматывающего режима и характера своей профессиональной деятельности. Он не на то жалуется.

Во-вторых, его жена уже давно переживает растянутый во времени кризис личностного роста, поэтому и моральная, и социальная опора из неё неважная. Она сама нуждается в помощи.

Сын, человек относительно благополучный, но слишком юный, чтобы объективно осознать происходящее, а уж тем более – повлиять на отца, подсказать ему варианты выхода из психотравмирующей ситуации. К тому же, подросток больше озабочен необходимостью защищаться от отца, который, как выясняется, ищет у сына сочувствия, но только поиск этот с каждым днём всё более принимает форму придирок и нападок.

В перечисленных обстоятельствах, собственно, и заключается диагноз данного конфликта. Остаётся только выработать, совместно с заинтересованными сторонами, тактику выхода из кризиса.

На мой взгляд, мужу следует осознать свою истинную проблему, перестать морально терроризировать семью и заняться поиском новой, более подходящей к его психическому складу, работы.

Жена должна обрести утраченный (затёртый временем и бытом) социальный вектор своего развития, направив усилия в том же направлении, что и супруг: искать ему работу, собирать необходимую для этого информацию, подключив к поиску как можно более широкий круг друзей и знакомых.

Активность жены возрастёт, и, одновременно с этим, улучшится её настроение, повысится самооценка, вернётся позабытое чувство осмысленности существования. Нельзя исключить, что, занимаясь мужем, она найдёт работу и для себя. Отношения в семье вновь станут служить цели повышения эффективности социальной адаптации. Супруги выйдут из конфликта взаимно обогащёнными, перейдут на новый, более качественный уровень взаимодействия.

Альтернативой этому может стать только разрыв, о котором всё чаще подумывает мужчина. Но, как мы теперь понимаем, разрыв отношений в этом случае (как и во всех остальных!) не решает проблемы.

Проблема останется, и новые связи (которые, кстати, ещё не так-то просто наладить) ожидает печальная участь прежних. Всё повторится, но уже с другими участниками.

Общий принцип: конфликт – это кризис отношений, приводящий к утрате их приспособительной роли, вызванный задержкой в развитии одного из партнёров, сохраняет своё значение и в экономике, на производстве, в трудовом коллективе. Только в производственных конфликтах, как правило, гораздо больше участников и значительно выше социальная «цена вопроса».

Рассмотрим пример. В начале-середине 90-х годов прошлого века в одной из национальных республик в составе Российской Федерации возникла ситуация, типичная для того времени (и весьма актуальная, увы, для нынешнего). Крупный промышленный комбинат – градообразующее предприятие для одного из больших населённых пунктов стал терять рентабельность.

Тому были объективные причины: потребность рынка в выпускаемой комбинатом продукции значительно снизилась, захирели смежники, поставщики и т.д. Экономическая эффективность предприятия упала, в связи с чем, со всей остротой встал вопрос о его немедленной реорганизации. Поскольку это был, в масштабах республики, один из столпов экономики, проблема приобрела общереспубликанский характер.

Директора комбината (русского по национальности – в описываемой ситуации это имеет значение) вызвало республиканское начальство и потребовало принятия действенных мер.

«Что, по вашему мнению, необходимо сделать в первую очередь, чтобы не допустить обрушения производства?» – спросили директора. «Сократить количество работников не менее чем на тридцать процентов», – ответил он убеждённо. «Хорошо, действуйте» – сказало начальство, – «но, если вы не выведете комбинат из кризиса, вы будете уволены».

Не успел ещё директор выйти на улицу из административного здания, как к нему подошли некие господа весьма респектабельного вида. Они назвались лидерами… общественной организации, отстаивающей интересы коренного национального населения республики.

«Мы всё знаем», – сказали они, – «Комбинат – наша общая печаль и забота. Мы готовы помочь. Но, учтите, господин директор, если под задуманное вами сокращение попадёт хотя бы один представитель нашей национальности, и его голодная семья обратится к нам в поисках защиты – мы вас накажем. Примерно, в назидание потомкам, как говорится. Впрочем, ничего личного, вы понимаете…».

Директор крепко призадумался. Сокращать менее тридцати процентов работающих на комбинате не имеет смысла. Большого проку от этого не будет. При этом в трудовом коллективе «некоренных» – менее двадцати процентов. Хочешь – не хочешь, а для достижения результата придётся увольнять и «коренных». Если учесть, что костяк менеджмента, инженерно-технического персонала составляют именно «некоренные», то ситуация получается просто безвыходная. Пренебречь угрозами «общественности» – гибель. Обезглавить предприятие, уволив всех «некоренных», – тоже. Что делать?

Директор принял, как ему показалось, гениальное решение. Он обратился в столичную консалтинговую компанию с просьбой разработать стратегию и план антикризисных мер, не раскрывая, до поры, вышеуказанных подробностей. Москва откликнулась, и на комбинат прибыла команда специалистов.

Директор пригласил этих людей к себе в кабинет, запер дверь, рассказал им всё, как есть, и, в качестве напутствия, промолвил таковы слова: «Коллеги, прошу понять меня правильно. Мне здесь жить. Мне – руководить комбинатом. Сдаваться я не собираюсь, всё, что задумал – выполню. В то же время, подставлять свою голову под топор я не хочу. Короче, в вашем полном распоряжении любая информация о предприятии. Поможете найти приемлемый выход, посоветуете что-либо дельное – я вас вознагражу, в том числе материально. Не поможете – что ж, не обессудьте. Я поступлю так, как считаю нужным. А стрелку народного гнева (в лице упомянутого общественного движения) переведу на вас. Действую, дескать, по указанию из Москвы… Сможете вы уехать из нашего гостеприимного города целыми и невредимыми – молодцы, а если не сможете…». Директор красноречиво развёл руками.

Да, суровые нравы царили в те трудные годы на Руси.

Представим, коллеги, что эти бедолаги – антикризисные менеджеры – мы с вами. Для повышения, так сказать, мотивации к поиску выхода из конфликтной ситуации.

Представили? Тогда – вперёд, к решению вопросов и выполнению заданий:

1. Назовите стороны описанного выше социально-производственного конфликта. В чём они заинтересованы? В чём причина конфликта?

2. Попробуйте рассмотреть варианты возможного поведения сторон в данном конфликте, реализующие стратегии соперничества, уступки, избегания, компромисса, сотрудничества.

На какой почве, на ваш взгляд, должно осуществиться сотрудничество партнёров?

3. Семейные конфликты, к сожалению, – не редкость. Проведите подробный анализ известного вам семейного конфликта. Найдите причины, приводящие к задержке личностного развития его участников. Продумайте и предложите комплекс мер по устранению этих причин.