Лекция 7. Гипертимный радикал

 

Ничего случайного в этом мире, как мы с вами всё больше убеждаемся, уважаемые коллеги, не бывает. Поведение не является исключением.

Невозможно нежиться в лучах славы, не будучи истероидом (тревожного, окажись он в центре всеобщего внимания, как говорится, «Кондратий хватит»).

Не будучи эпилептоидом, не получить удовольствия от «генеральной» уборки в квартире. Никому, кроме параноика, не придёт в голову спать в обнимку с технико-экономическим обоснованием собственного проекта. Только эмотиву по-настоящему небезразлично, почему его сослуживец вдруг побледнел и осунулся. Никто, кроме шизоида, не станет сомневаться в очевидном.

Поэтому, если вы, вставая поутру с кровати, радостно говорите самому себе «бонжур», слегка удивляетесь, глядя на человека, спящего рядом с вами (не узнавая его и не помня, как он здесь очутился), и, несмотря ни на что, бодро запеваете: «Нас утро встречает прохладой!», значит, в вашем характере есть гипертимный радикал.

Общая характеристика. В основе гипертимного радикала лежит сильная, подвижная нервная система, с некоторым преобладанием процессов возбуждения. (Хочу напомнить вам, коллеги, что, с точки зрения нейрофизиологии, подобное заявление не является строго научным. Но мы и не покушаемся на компетенцию нейрофизиологов. Для нас важно, что указанные выше свойства нервной системы в полной мере обнаруживаются в поведении).

Гипертим – т.е. обладатель выраженного гипертимного радикала – постоянно исполнен сил, энергии, но при этом не сконцентрирован ни на чём определённом, не имеет устойчивой цели, единственного направления, в котором он расходовал бы свои энергетические запасы (сказывается отсутствие органического процесса!). В результате гипертим «распыляется» на множество мелких (в аспекте их социального значения, время- и энергоёмкости) занятий.

Гипертим – неутомимый живчик, оптимист. Его постоянно «солнечный», «безоблачный» взгляд на мир невольно передаётся окружающим, и в этом, как раз, заключается основная роль гипертимной тенденции в социуме. Живя по принципу «эх-ма, горе – не беда», гипертимы создают вокруг себя жизнеутверждающую, жизнерадостную психологическую атмосферу.

Сила и подвижность нервной системы обеспечивают истинную уверенность в себе – без позёрства, без чувства превосходства (которое, как известно, является обратной стороной переживания собственной неполноценности), без агрессии (родственницы тревожности). Гипертим просто ощущает себя в тонусе, всегда готовым к действию – и всё. Он не боится жить.

Внешний вид. Специфически гипертимного телосложения не существует, хотя, по определению, астеническое – т.е. слабое - телосложение должно препятствовать формированию гипертимности.

Эрнст Кречмер связывал качества характера, которые мы с вами описываем, как гипертимные, с т.н. пикническим телосложением (коренастые толстячки, наподобие Санчо Панса или артиста Евгения Леонова). Зачастую, это действительно так, однако, вашему покорному слуге приходилось видеть и вполне гипертимных Дон Кихотов.

Никакой собственно гипертимной стилистики оформления внешности тоже нет (в отличие, как вы помните, от эпилептоидной тенденции, которой присущ спортивный или рабочий стиль, шизоидной – «футлярный» стиль, паранояльной – кассический стиль).

Гипертимная тенденция привносит в одежду, макияж, аксессуары и т.д. особый привкус торопливой небрежности (прошу не путать с дремучей неаккуратностью шизоидов!). Гипертимы вечно всё делают на бегу: спеша, дожёвывают бутерброд, допивают сок, одновременно натягивая на голову свитер или застёгивая рубашку… Не мудрено при этом чего-то «недозастегнуть», а то и вовсе – забыть надеть на себя.

Мне рассказывали, как некая гипертимная девушка, собираясь погожим летним утром на работу, забыла присовокупить к своему наряду немаловажную деталь, а именно – юбку. Да, коллеги, она забыла надеть юбку, и её понадобилось пройти полквартала, чтобы по недоумевающим лицам прохожих понять, что она в чём-то погрешила против общепринятых правил. Думаете, она была смущена, испугана? Нет. Эта история развеселила её, дала лишний повод посмеяться самой и позабавить рассказом об этом юмористическом происшествии своих сослуживцев (что она и не преминула сделать, как только исправила погрешность и добралась до работы).

Полное невнимание к общественному мнению (точнее – к условностям, которые бытуют в социуме), свойственное гипертимам, нередко отражается на их внешности. Мы только что говорили о том, как девушка забыла надеть юбку. А ведь, с её-то характером, она могла бы и вполне осознанно, не завершив полностью туалета, выбежать на улицу «в чём есть». Например, если очень захотела бы кого-то уходящего догнать, остановить.

Отметим, что в подобном поведении нет и намёка на пренебрежительное, высокомерное отношение к окружающим (дескать, что хочу – то и делаю, а на других мне наплевать).

Нет. Гипертим естественен в своём отрицании условностей. Он на самом деле не понимает, что, собственно, шокирующего в человеке, разгуливающем в людном месте в одном нижнем белье. (Помните, как у М.А.Булгакова в романе «Бег» генерал Чарнота шёл по Парижу в подштанниках. Ну, по Парижу, ну – в подштанниках… Что тут такого? В чём трагедия? Если одеться, как следует, не было возможности, а идти надо. Что же теперь – застрелиться?).

Ещё одна психодиагностически значимая деталь, имеющая отношение к одежде гипертимов: их карманы (сумки и т.д.) часто бывают наполнены разнообразными предметами (подчеркнём – полезными, актуальными предметами, чтобы не спутать с шизоидным мусором). В этих предметах овеществлено разнообразие социальных связей и интересов гипертимов.

Ежедневно, а то и по несколько раз в день, набор предметов меняется. На смену одним приходят другие. Это означает, что гипертим, выполнив добровольно возложенные на себя общественные миссии, взялся за их новую порцию. «Лекарства Васиной жене я отнёс», – констатирует он привычно, – «теперь завезу Коле батарейки для радио. Лена просила отдать утюг в починку, а платье – в химчистку. Эта телефонная карта – для Люси, сигареты – для Маши, а презервативы – для всех, с кем сведёт сегодня судьба».

Пространство, оформленное гипертимом, также несёт на себе отпечаток небрежности, незавершённости. Всё, что ни делается им для обустройства собственных помещений, будь то ремонт, сборка мебели, распределение бытовых и рабочих предметов по местам – делается наспех, без установки на достижение высокого качества. В результате обои как будто наклеены, но с огрехами – местами пузырятся, отстают от стены; мебель собрана и расставлена по квартире, но как-то кривовато, косовато, шатается из стороны в сторону; посуда, книги, инструменты, игрушки и т.д. не аккуратно разложены по полочкам, а второпях распиханы куда попало.

Хрупкие (и относительно хрупкие) предметы страдают от бурного темперамента гипертимов. Нет, гипертимы не ведут себя, как «слоны в посудной лавке» – неловко, несуразно, бестолково. Это, как вы помните, удел шизоидов.

Гипертимы достаточно ловки, но грубоваты в обращении с предметами. Взяв, например, в руки книгу, они смело раскрывают её во всю ширь, ломая переплёт, загибают и вырывают понравившиеся страницы. После такого «прочтения» это уже что угодно, но не книга.

Некоторое время назад у вашего покорного слуги (когда он был ещё читатель, а не писатель) была привычка покупать утром, по дороге на работу, свежую прессу. Поскольку рабочий день начинался, разумеется, не с чтения газет, они бережно откладывались на край стола до наступления перерыва, когда можно не торопясь, с удовольствием, насытиться актуальной информацией.

Всё так бы и случалось, если бы не гипертим-сослуживец, который, в свою очередь, завёл привычку, увидев, радостно хватать эту стопку газет и кидаться их «просматривать». «Так и знал», – разочарованно заявлял он всякий раз, закончив чтение «по диагонали», – «опять пишут всякую ерунду». После этого он возвращал газеты. Газеты?! Нет, господа, это уже были не газеты. Это были мятые, скомканные, «жёванные», местами надорванные бумажки… Оставалось их похоронить в мусорной корзине и, вздыхая и злясь, отправляться к ближайшему киоску за новыми. Что и приходилось делать.

Такая же участь постигает и любые сложные, мудрёные устройства, например, компьютеры, иную электронную технику, попади они в «очумелые ручки» гипертима. Что он с ними делает, на какие кнопки нажимает – остаётся загадкой даже для видавших виды и способных предположить самое невероятное шизоидов. Но дисплеи гаснут, из корпусов пробивается синеватый дымок, и техника, имеющая умную, глубоко эшелонированную защиту «от дурака», способная выдержать близкий ядерный взрыв, умирает от прикосновения гипертима.

В основе этого поведенческого феномена лежит не только их торопливая небрежность. Во-первых, гипертимы не понимают значения кропотливого труда и, соответственно, ценности его результатов. Поэтому и сама по себе сложная аппаратура, и область её применения не пробуждают в них душевного трепета и любопытства.

Кроме того, и это важно, гипертимы не видят проку в любой виртуальной реальности, будь то литература, телевидение, театр или компьютерная программа.

Они любят настоящую жизнь, реальные, а не придуманные кем-то события, они хотят не созерцать, не наблюдать со стороны, а участвовать. Какие там, к чёрту, телесериалы! Гипертим ежедневнопопадает в такие переделки, что, найди он время и желание о них рассказать, все пенсионерки и домохозяйки часами сидели бы и слушали с открытыми ртами, не скрывая слёз и вздохов. (Надеюсь, теперь вы понимаете, коллеги, насколько несерьёзны прогнозы некоторых футурологов, предполагающих, что вскоре весь мир настолько увлечётся возможностями компьютеров, что полностью погрузится в виртуальное пространство. Как бы не так! Шизоиды – верно, погрузятся. Так они, извините, его и не покидали. Не было компьютеров – были книги, заменяющие шизоидам реальную жизнь, в которой им сложно самостоятельно разобраться. Но гипертимы – никогда! Им не нужны программируемые виртуальные друзья, собеседники, партнёры по виртуальному сексу… Вся эта чушь – спасительная для асоциальных шизоидов – с сотворения мира не вызывала, не вызывает и никогда не вызовет у гипертимов ничего, кроме брезгливой иронии).

Любимыми вещами гипертимов, которыми они наполняют своё жизненное пространство, являются не книги, а записные книжки.

Новые и совсем затёртые, с белоснежными и пожелтевшими от времени страницами, они попадаются на каждом шагу. Гипертим с удовольствием, в редкие минуты затишья, просматривает их, выбирая наугад очередную небрежно сделанную запись, с тем, чтобы реанимировать угасшие некогда отношения.

«Ира», – читает он собственный нечёткий почерк (писал быстро, на коленке), – «Кто такая? Не помню. Да вот же, телефон! Сейчас позвоню и вспомню». И он начинает набирать цифры телефонного номера, невзирая на то, что на дворе глубокая ночь, что записи этой уже лет десять, не меньше, что ничего не подозревающая Ира, скорее всего, спит, накрутив волосы на бигуди, в супружеской постели рядом с похрапывающим мужем-эпилептоидом – ревнивцем и жмотом…

Завершая разговор об оформлении пространства, добавим, что в интерьере гипертимов, являющихся страстными любителями всевозможных поездок на лоно природы, пикников, национальных и интернациональных охот, рыбалок и т.п., присутствуют необходимые для всего этого предметы, устройства. Удочки, ружья, мангалы, шампуры…

Именно присутствуют, а не царят, как у эпилептоидов, которые только и делают, что приводят амуницию в идеальный порядок – чистят, смазывают, меняют порох и дробь.

Это различие проистекает из самой логики эпилептоидного и гипертимного радикалов. Функциональный эпилептоид едет на рыбалку за рыбой, на охоту – за дичью, а на пикники он – мизантроп – вообще никогда не ездит, считая их пустой тратой времени. Гипертиму не нужны рыба и дичь, он ищет лишь развлечений, интересных встреч, он жаден до событий.

Легко узнать гипертима по особенностям мимики и жестикуляции. Его лицо излучает если не веселье, то любопытство. Он настроен поделиться с окружающими своим приподнятым настроением, приобщить к своей жизни, к своим занятиям как можно больше людей. Поэтому он часто, в поисках партнёра по общению, оглядывается по сторонам; не стесняясь, с лёгкой жизнерадостной улыбкой заглядывает в лица прохожих, «встречных – поперечных», подмигивает им призывно. Он заливисто, энергично смеётся, не скрываясь, не считая нужным сдерживать себя. Это именно гипертим, и никто другой, покатывается от хохота, подёргивая руками и ногами, приговаривая «ой, мама» и захлёбываясь.

Гипертимам – вездесущим живчикам – свойственны приветственные и иллюстрирующие жесты.

Они постоянно приветствуют кого-то взмахами рук и кивками, причём на вопрос: «Кто это?» далеко не всегда дают уверенный ответ. Приподнятая над головой шляпа, «воздушный» поцелуй, «салют» тростью, зонтиком, свёрнутой в трубку газетой и т.п. – жестикуляция из арсенала гипертимов.

Рассказывая о чём-то, гипертим нередко иллюстрирует своё повествование жестами, имитирующими (схематически моделирующими) те или иные описываемые действия.

«Они полетели», – говорит он и начинает ритмично махать руками, разведёнными в стороны. «Они поплыли», – и его руки перемещаются теперь уже попеременно вперёд и назад, совсем как у человека, плывущего кролем. Кроме гипертимов, с их жизнерадостностью, пренебрежением условностями и некоторой грубоватостью, так больше никто не поступает.

Гипертимы все движения совершают быстро – они быстро ходят, быстро едят, быстро говорят. Помню, каким испытанием для меня оборачивался каждый поход в столовую с моим приятелем-гипертимом (тем самым любителем свежих газет, упомянутым выше). Сначала мы шли по улице, развивая спринтерскую скорость (столовая находилась на некотором расстоянии от нашего учреждения). Затем, он – легко, непринуждённо, а я – давясь и обжигаясь, в минуту поедали всю купленную снедь. Ни тебе удовольствия, ни отдыха измученной душе.

Качества поведения. Свойственные гипертимам оптимизм, жизнелюбие и низкую тревожность, являющуюсяпризнаком сильной нервной системы, мы уже обсудили. Поговорили и об их небрежности, невнимании к качеству производимого ими продукта (в широком смысле).

Действительно, за что бы ни взялся гипертим (а он, распираемый энергией, берётся за многое), он всё сделает «тяп-ляп» и не доведёт начатое до конца. Ему не хватает целеустремлённости, он распыляет свои силы.

Отсутствие тревоги наносит ущерб исполнительности, обязательности, ответственности, осторожности, постоянству во взаимоотношениях.

Гипертим неисполнителен, потому что склонен недооценивать ситуацию и, в связи с этим, возможные отрицательные последствия своего поведения. Получив задание и средства для его выполнения, он отправится развлекаться. А когда кто-то тревожный напомнит ему, что время, дескать, близится, а результата всё нет, гипертим хлопнет дружески его по плечу и скажет: «Всё равно, деньги я прокутил, оставшихся нам для дела не хватит. Пойдём, лучше, потратим и эти. Семь бед – один ответ».

Гипертим необязателен – наобещав «с три короба», он тут же забудет многое из обещанного. К выполнению возложенных самим на себя поручений гипертим также относится избирательно. Он вовсе не «добрый самаритянин», не добровольный социальный работник. Он делает только то, что сулит, в его представлении, новые знакомства, новые интересные приключения.

Гипертим часто проявляет безответственность, поскольку причисляет деловые, серьёзные отношения между людьми к разряду условностей, которыми привык пренебрегать.

У него в голове не укладывается, зачем другие надрываются на работе, когда можно отдыхать и бесплатно наслаждаться жизнью.

Помните, как в анекдоте: «Лежу под пальмой, жую банан и думаю, что если бы я закончил Оксфорд, заработал в поте лица миллионы, купил банановую плантацию в тропиках, нанял работников, то лежал бы в тени пальмы и жевал себе банан. Что, собственно, я сейчас и делаю».

Гипертим неосторожен. Тревога – не блажь, не бесполезное, досадное препятствие на пути лёгкого течения жизни, это подаренное нам природой средство предостережения, предупреждения о реальных опасностях, которых немало в нашем несовершенном мире. А гипертим лишён тревоги. Он нигде, никогда, ни в ком и ни в чём не чувствует угрозы. Он внутренне расслаблен и благостен, даже когда опасность вплотную подступает к нему. Нередко это приводит к драматическим последствиям.

Гипертим смело знакомится на улице с первой попавшейся компанией – «вливается», говоря языком рекламы, не думая, какими неприятностями может обернуться подобное знакомство. Он не обращает внимания на хвори, недомогания, предпочитая переносить их «на ногах», чтобы не выпадать из захватывающего контекста бытия, поэтому приходит за медицинской помощью, когда болезнь уже зашла далеко. Когда уже поздно что-то делать.

Чем сполна наделён гипертим, так это общительностью. Он охотно расширяет круг общения, следуя своему девизу: «ни дня без нового приятеля». Не желая знать условностей, гипертим легко устанавливает контакты с представителями разных социальных слоёв, групп, являясь своего рода связующим звеном между этими группами.

«Не бойся стучаться в самые высокие двери», – напутствовал меня мой гипертимный товарищ. Сам он делал это без напряжения. Стучался и, лучась улыбкой, заходил. Некий грозный небожитель хмурил брови… Но, разве можно сердиться на гипертима! Ведь он ни на чём не настаивает, ничего не просит. Он только говорит: «Господин министр, давно ли вы босиком ходили по траве? Давно ли сидели с удочкой над тихой речной заводью? Не хотите ли вспомнить?» Надо быть последним занудой-эпилептоидом, чтобы прогнать от себя такого человека.

Мы говорили о неосторожности гипертимов. Верно. В то же время, они наделены поведенческой гибкостью и изобретательностью, за счёт которых выходят из критических, подчас, ситуаций.

Вот вам пример. Мой приятель (да, да – тот самый мастер по переработке свежей прессы в несвежую) оказался как-то раз в одном небольшом ресторанчике. Кроме него, в зале расположились две компании. Одна, состоящая из крепких молодых людей, очень напоминала «братков», празднующих освобождение друга из мест заключения. Другая – представляла собой большую еврейскую семью, отмечающую какое-то торжественное событие. В ресторанчике играла «живая» музыка: пожилой тапёр за роялем и девочка-скрипачка. Вот такая диспозиция, понимаешь. Обе компании до какого-то момента гуляли тихо, не мешая друг другу.

Затем, под влиянием выпитого, в «братках», по-видимому, зашевелилось нечто вроде «национальной гордости великороссов», и они стали недружелюбно, с вызовом, поглядывать в сторону евреев, отпуская агрессивные реплики. Евреи, среди которых было несколько взрослых мужчин, тоже решили не оставаться в долгу и всё чаще бросали гневные взгляды на потенциальных обидчиков.

Атмосфера накалялась. Тогда наш гипертим подошёл к тапёру и заказал «Таганку». Рояль запел, заплакала скрипка. «Таганка, все ночи полные огня…», – подхватили и «братки», и евреи (что поделать, история нашего многострадального Отечества сложилась так, что всех нас роднит не только водка, но и тюрьма). Заметно потеплело. Не делая передышки, гипертим заказал музыкантам «семь-сорок». Под залихватскую мелодию стали отплясывать и евреи, и «братки». Выразительнее всех танцевал мой приятель (кстати, природный русак). Пожилая еврейка сказала ему потом: «Вы – настоящий еврей. Теперь таких мало»… От взаимной неприязни не осталось и следа. Началось всеобщее братание. Словом, благодаря гипертиму, вечер прошёл как нельзя более удачно.

Всё бы хорошо, да общительность гипертима поверхностная, его социальные связи неустойчивые, недолговечные. Налетев, как вихрь, он кружит человеку голову, чтобы потом, ни о чём не сожалея, вдруг улететь прочь.

Среди любимых гипертимом песен есть две, особенно точно передающие суть этого характера. «Умейте жить, умейте пить и всё от жизни брать. Ведь, всё равно, когда-нибудь придётся умирать…».

И вторая: «Может, мы обидели кого-то зря? – Календарь закроет этот лист. К новым приключениям спешим, друзья. Эй, прибавь-ка ходу, машинист!».

Да, уважаемые коллеги, скатертью, скатертью стелется дальний путь гипертима и упирается прямо в небосклон…

Задачи. Поручите гипертиму любое – самое сложное, самое ответственное задание – и он превратит его выполнение… в народное гулянье. Будет много разговоров, шуток, взаимных розыгрышей и «приколов», воспоминаний о былом. Все засидятся затемно, а то и до рассвета… но воз нерешённых задач останется на прежнем месте.

При этом, чем более рутинной, трудоёмкой, требующей прилежания и терпения будет работа, тем меньше шансов на её хотя бы частичное выполнение гипертимом. Доверьте ему составлять бухгалтерский отчёт, и он проведёт ночь… в дискотеке. И никакие посулы – заманчивые и угрожающие – не изменят положения вещей.

Что же следует поручать гипертимам? А вот что. Никто так быстро и хорошо не справится с заданием собрать разных людей (ни сном, ни духом прежде не помышлявших куда-либо идти) в одном месте, в одно время.

В современных условиях, когда, с одной стороны, трудно планировать что-то заранее из-за мало управляемой динамики жизни, а с другой – большинство видов труда превращаются в коллективные, эта способность гипертимов становится поистине неоценимой.

Он будет действовать, как в известном анекдоте: Сказал одному: «Есть превосходный коньячок, нужен первосортный балычок». Сказал другому: «Есть первосортный балычок, нужен превосходный коньячок». Собрались втроём и хорошо посидели.

Его не надо подталкивать, торопить, контролировать промежуточные результаты (дозвонился – не дозвонился до нужного человека?). Он всё сделает сам – без напоминаний и с удовольствием. Единственное, о чём следует позаботиться – это об ограничении его коммуникабельности разумными пределами. Иначе на конфиденциальный междусобойчик, так сказать, для «узкого круга ограниченных лиц», он созовёт весь город.

Исходя из этого, понятно, что гипертим успешнее всего адаптируется к профессиям, типа «массовика-затейника», антрепренёра, администратора в шоу-бизнесе, организатора массовых действий. В этом качестве его следует привлекать и в многофункциональные команды.

Помните, у персонажа романа И.Ильфа и Е.Петрова «Двенадцать стульев» Виктора Михайловича Полесова ничего не получалось, когда дело касалось его прямых обязанностей слесаря. Ни ворота починить, ни мотоцикл собрать он не мог. Зато, какую расторопность и энтузиазм проявил он, созывая на заседание тайного общества «Меча и орала» недоумевающих и испуганных старгородцев. Наверняка, они не хотели идти, сомневались, отнекивались, отговаривались, ссылаясь на недосуг. Но, ведь пришли же, пришли! Вот вам и слесарь «без мотора».

Особенности построения коммуникации. Вы вероятно уже догадались, уважаемые коллеги, что учиться ускорять и облегчать процесс знакомства с гипертимом мы не будем.

Не мы с ним, а он с нами познакомится, не успеем и глазом моргнуть. Он, как говорится, «такой гусь, что любой свинье товарищ». Кажется, только скажешь ему первое «здравствуйте», а он уже в твоём домашнем халате жарит на твоей кухне яичницу.

В этом разделе нам лучше посоветоваться о том, как избежать его панибратства, фамильярности, как уклониться от его безудержной энергетики, как не быть вовлечённым в бурный, стремительный поток гипертимной жизни, с которым только ему и дано справиться. Остальные – утонут, захлебнутся, обессилив.

Так как же? От панибратства, склонности мгновенно сокращать межличностную дистанцию, переходить на «ты» с людьми, независимо от их пола, возраста и общественного положения – пожалуй, никак. С этим нужно смириться. Впрочем, беда не велика.

А вот от активного, в гипертимном стиле, продолжения знакомства вполне можно отказаться.

Для этого нужно проявить некоторое упрямство. Надо просто не соглашаться на его предложения «прошвырнуться», «задать небесам жару» и т.п., и гипертим вскоре отстанет, переключившись на более податливый и заводной объект.

Вообще, следует принимать гипертима (как и обладателя любого другого радикала) таким, какой он есть. Строить отношения не с иллюзией человека, а с человеком, во всём объективно существующем качественном своеобразии его поведения.

Нельзя, например, всё время удерживать гипертима возле себя. Не получится. Кто сказал: «Получится»? Эпилептоид?

Если добиваться этого насилием – физическим и/или психологическим – то совместная жизнь превратится в ад. Гипертим, прикованный наручниками к креслу, будет медленно угасать… И, если в вас есть хоть капля эмотивности, вы отпустите его на свободу. «Он улетел», – скажете вы чадам и домочадцам, – «но он обещал вернуться».

Да, улетевший «с небольшим докладом на заседание Малого Совнаркома», «поматросивший и бросивший», гипертим вернётся. Он обязательно отыщет вас в своей потрёпанной записной книжке и позвонит.

Это случится ночью. Лет через десять. Вы, закрутив волосы на бигуди, будете спать в супружеской постели рядом с похрапывающим мужем-эпилептоидом – ревнивцем и жмотом…

Гипертим – искрящаяся комета, описывающая по жизни круг огромного радиуса и озаряющая своим светом все малоподвижные планеты, попадающиеся на её пути.

Вопросы и задания.

1. В чём заключается «внутреннее условие» формирования гипертимного радикала?

2. Найдите признаки гипертимной тенденции в поведении известных персонажей отечественной и зарубежной литературы: Остапа Бендера, Ноздрёва, Фигаро. Подтвердите примерами.

3. Какие ещё радикалы, на ваш взгляд, интегрированы в характеры перечисленных выше персонажей?

4. Назовите области профессиональной деятельности, в которых необходимо (или желательно) наличие в характере гипертимного радикала. Для каких профессий гипертимность является препятствием?

 

Лекция 8. Тревожный радикал

 

И вот, уважаемые коллеги, настал момент, когда мы приступаем к изучению последнего… Нет, не так… «Последний» – слишком уж мрачное слово. Лучше сказать, «оставшегося» радикала методики – тревожного. Признаюсь, что-то мне не по себе. Одолевают меня, понимаете ли, сомнения. Получится ли у нас овладеть, как следует, этой методикой?

Получится ли из этого вообще что-либо путное? Стоило ли нам с вами за всё это браться? Не поспешили ли мы, не совершили ли ошибки? В общем, как бы чего не вышло.

Общая характеристика. Внутренним условием формирования тревожного радикала является слабая нервная система. Что, кроме этого, – лично для меня остаётся загадкой. Однако я могу сказать, коллеги, относительно твёрдо: нервная система, не способная выдерживать длительный процесс возбуждения, обусловливает, во-первых, реализацию в случае опасности состояния «мнимой смерти» (см. лекцию 3), во-вторых, низкий порог возникновения тревожных реакций.

Напомню, что под «мнимой смертью» мы понимаем быстро развивающееся, непроизвольное угасание у животного и человека психической и физической активности в ситуации сильного стресса. Если бы это происходило под контролем психики, сознания, мы бы сказали, что у живого существа есть надежда, что опасность пройдёт мимо, что её источник (хищник, агрессор) не станет связываться с «мертвецом».

Надежды, как осознанного переживания, здесь нет, но объективный шанс выжить – есть. В возникновении этого состояния есть вполне определённый адаптационный смысл. Природные пищевые пирамиды очень рационально устроены. В частности, чтобы не терять понапрасну ограниченные запасы белка и других ценных органических соединений, многие плотоядные животные приспособились питаться мертвечиной. Для этого в их организме присутствуют ферменты, мгновенно расщепляющие трупный яд (одно из самых токсичных соединений в мире) на более простые в структурном отношении, вполне безобидные химические вещества.

В организме хищников, питающихся живой добычей, таких ферментов нет. Поэтому их попытка отведать падали приведёт к неминуемой гибели в результате отравления. Вот они и проходят мимо животных, которых принимают за трупы, – не из благородства или высокомерия, как можно было бы подумать, а из опасения за собственную жизнь.

Впрочем, мы отвлеклись. В поведении человека «мнимая смерть», так сказать, во всей красе – явление редкое. Значительно чаще наблюдаются различные формы частичного оцепенения, частичного паралича воли, вялость и рассеянность, неспособность собраться с мыслями в минуту опасности и т.п. Всё это – стереотипы из арсенала тревожных натур.

Несколько раньше (см. лекцию 5) мы обсуждали принципиальное различие между эмоциональными и тревожными реакциями.

К тревожным реакциям относятся волнение, беспокойство, собственно тревога, страха, ужас, панический ужас. Говоря бытовым языком, тревожные реакции это различные степени выраженности страха. В отличие от эмоций (коих – целый спектр), они монотонны и субъективно тягостны. Эмоции, чаще всего, хочется переживать, от тревоги всегда хочется избавиться.

Мы уже не раз говорили с вами, коллеги, о том, что страх (тревога) является важным средством раннего предупреждения об опасности. Однако, низкий порог возникновения тревожных реакций приводит человека к ситуации, когда он начинает бояться любых – самых незначительных – изменений обстановки. Вообще, опасается новизны, что оказывает наиболее существенное влияние на стилистику его поведения.

Внешний вид. Мы вынуждены констатировать, что специфического «тревожного» телосложения не существует в природе – одним психодиагностическим признаком, к сожалению, меньше.

В оформлении внешности тревожные (т.е. обладатели выраженного тревожного радикала) являются антиподами истероидов. Если последние из кожи вон лезут, чтобы выделиться из общего фона, выйти на передний план, стать центром всеобщего внимания, то тревожные прячутся от людских глаз, стараются всеми силами слиться с этим самым фоном.

Помните, коллеги, мы говорили, что истероида нельзя не обнаружить на общей фотографии – настолько он ярок и контрастен по отношению к окружающим. Так вот, характеризуя с этой точки зрения тревожного, мы уберём из фразы частицу «не». Обнаружить его нельзя. Во всяком случае, очень трудно.

«Где он?» – Спросите вы, – «Да где же?». «Вот здесь, за фикусом. Видите, колено торчит и плечо. Жаль, всего остального не видно».

Истероиды на групповой фотографии располагаются в центре, тревожные – рассеяны по периферии (как сетовал известный персонаж рассказа М.Зощенко, сняты «мутно, не в фокусе»).

 

Тревожные выбирают одежду тёмных тонов, неброских цветов: серого, чёрного, коричневого, синего. Предпочитают монохромность (одноцветие) костюма. Украшений (речь в данном случае, прежде всего, идёт о женщинах) не любят, макияжа стесняются, но боятся отказаться от них совсем, поскольку в этом случае рискуют выделиться из общей массы, погрешив против конвенциональных норм поведения.

Ходят тревожные всегда в одном и том же. Они «прикипают душой» к вещам и стараются как можно дольше сохранять их в целости. Обращаются с одеждой бережно, аккуратно. Не скупость (производное от эпилептоидного радикала), а боязнь столкнуться с проблемой перемены гардероба, с необходимостью приобрести и начать носить что-то новое лежит в основе подобного поведения.

Когда, несмотря на все старания, вещам приходит срок, они ветшают и окончательно теряют свою потребительскую стоимость, тревожные – после мучительных колебаний, покоряясь неизбежности – идут в магазин и покупают (с третьей или четвёртой попытки)… абсолютный аналог утраченной вещи. То же самое, но в обновлённом варианте.

Таким образом, приобрести обновку для тревожных – проблема, появиться в ней на людях – подвиг. Те из окружающих, кто не понял этого или не принял во внимание, рискуют в своих попытках «улучшить внешность» тревожного столкнуться с его сопротивлением. Причём, не столько с явным протестом, сколько со скрытым, завуалированным саботажем.

Тревожный не хочет наряжаться – и всё тут. Настойчивость при этом приведёт лишь к актуализации всё новых форм противодействия. В конце концов, придётся сдаться и оставить его в покое.

«…Отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза её потухли, лицо её покрылось пятнами, и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на её лице, она отдалась во власть m-lle Bourienne и Лизы… После двух или трёх перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачёсана кверху…, в голубом шарфе и масак а нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом неё, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подёрнула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.

- Нет, это нельзя, - сказала она решительно, всплеснув руками. – Нет, Мари, решительно это не идёт к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице» (Л.Н.Толстой «Война и мир»).

Одним из самых неприятных происшествий, способных привести к дезорганизации поведения («мнимой смерти») тревожного, является ситуация, когда что-то случается с вещами, к которым он привык, и/или заранее, по его обыкновению, приготовил для того, чтобы надеть на себя. Например, если близкую его телу рубашку нечаянно прожгли утюгом, испачкали, взяли без спроса… (Среди чад и домочадцев попадаются-таки гипертимы, которым ничего не стоит примерить на себя понравившуюся вещь, независимо от её принадлежности, да так в ней и остаться).

О, это трагедия «посильнее «Фауста» Гёте»! Тревожный начинает хаотически метаться по помещению и подвывать, заламывая руки. Затем – падает, обессилев. А где-то, в пяти трамвайных остановках отсюда, медленно разгорается рабочий день, начинается концерт симфонической музыки, интересное кино или встреча с популярным писателем. И всё это – без него. Без него.

В голову тревожному при этом не приходит, что в гардеробе, если поискать хорошенько, можно найти неплохую замену утраченной вещи. Как же, ведь он настроился, он психологически подготовился к этому предмету туалета, а не к другому! Тревога, охватившая его, парализует ум, расстраивает чувства, обезоруживает волю.

Интересно, что когда истероид сталкивается с человеком, одетым в одинаковое с ним платье, он сильно расстраивается. Тревожный в подобной ситуации успокаивается.

Та же тенденция беречь привычные вещи, сохранять их неизменное месторасположение, с большим трудом и внутренней борьбой приобретать что-то новое (но ни в коем случае не выбивающееся из установленного, раз и навсегда, неброского стиля!) прослеживается и в оформлении пространства.

Место, где обитает человек, наделённый тревожным радикалом, узнаешь сразу. Там всё чистенько, опрятно, нет ничего лишнего, немногочисленные предметы строго на своих местах.

Именно, что немногочисленные. У эпилептоидов тоже всё аккуратно, но они смело оперируют большим числом предметов, разнообразн