Исторические изменения в звуковой стороне языка.

ПОНЯТИЕ О ЗВУКОВОМ ЗАКОНЕ

§244. Как все в языке, звуковая его сторона подвергается изменениям на

протяжении истории.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

1 В современном русском языке формы с /n'/ получили особую функцию: они указывают, что

местоимение связано с предлогом (не просто стоит после предлога, а именно связано с ним: ср. к нему и

к ему подобным, для него и для его жены).

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Меняется звуковой облик отдельных слов и морфем, их фонемный состав, их

ударение: например, др.-русск. феврарь превратилось ь февраль (см. § 45, 1); Пушкин

произносил музыка, словари середины XIX в. дают музыка и музыка, а сейчас мы

говорим только музыка. Меняются правила дистрибуции фонем, что затрагивает уже

не отдельные слова, а целые их классы; так, в древнерусском языке существовали

сочетания гы, кы, хы, а в современном русском языке такие сочетания внутри слова не

допускаются (за исключением некоторых недавно заимствованных слов вроде акын),

хотя и фонемы /g/, /k/, /x/, и фонема /ы/ продолжают существовать в русском языке.

Наблюдаются и более глубинные изменения: меняется набор фонем языка и

система дифференциальных признаков, по которым фонемы противопоставляются

друг другу. Так, в русском языке исчезли существовавшие в нем когда-то носовые

гласные (и следовательно, ДП назальность у гласных), фонема, обозначавшаяся в

древнерусских текстах буквой [ять], и некоторые другие гласные фонемы. Зато

превратились в отдельные фонемы палатализованные согласные, бывшие

первоначально комбинаторными вариантами (и, соответственно, признак

палатализованности превратился в ДП, очень важный для системы в целом).

Наконец, на протяжении длительных периодов меняются характер ударения и

слоговая организация речевого потока и единиц языка. Так, от свободного словесного

ударения общеславянской поры чешский и словацкий языки перешли к ударению,

фиксированному на начальном, а польский — к ударению, фиксированному на предпо-следнем слоге слова. Раннее развитие праславянского языка было связано с

устранением закрытых слогов, унаследованных от общеиндоевропейской эпохи; все

закрытые слоги тем или иным способом перестраивались в открытые, но в дальнейшем

«закон открытого слога» стал нарушаться (уже в старославянском), и в современных

славянских языках закрытый слог снова представляет собой нормальный (хотя и менее

частотный) тип слога.

Изучением исторических изменений в звуковой стороне языка занимается

историческая фонетика и историческая (диахроническая) фонология.

§ 245. Звуковые изменения, наблюдаемые в истории языков, можно

подразделить на регулярные и спорадические.

Спорадические изменения бывают представлены лишь в отдельных словах или

морфемах и объясняются какими-либо особыми условиями их функционирования. Так,

слова семантически мало «весомые» и вместе с тем широко употребительные

(стандартные обращения, формулы вежливости, приветствия при встрече и прощании)

подвергаются особенно сильному фонетическому разрушению: они часто произносятся

скороговоркой, небрежно, поскольку содержание их и так понятно. Поэтому старая

английская формула прощания God be with you! 'Бог да будет с вами' превратилась в

Good-bye 'До свиданья', а испанское почтительное обращение Vuestra Merced 'Ваша

милость' — в Usied 'Вы'. По-русски пишут здравствуйте, но произносят обычно здрасте

или драсте (при быстром темпе даже драсть), а вводное слово говорит, вставляемое в

цитируемую чужую речь, превращается в грит и даже г-т [gt]. Более или менее

спорадический характер носят и некоторые диссимиляции (приведенные выше

феврарь ® февраль), метатезы (перестановки) вроде укр. ведмiдь из медведь, ли-товск.

kèpti 'печь, жарить' из более старого *pekti (ср. наше пеку) и т. п. Хотя за такими

изменениями, конечно, стоят определенные общие тенденции, связанные с

механизмом произношения (см. §45, 75), эти тенденции проявляются от случая к

случаю, «поражая» только отдельные лексические единицы.

Гораздо важнее, конечно, изменения регулярные, проявляющиеся по

отношению к определенной фонетической позиции или фонологической единице во

всех или почти всех случаях, когда такая позиция или единица наличествует в языке,

независимо от того, в каких конкретно словах и формах она встречается. Именно при

наличии такого регулярного изменения и говорят о звуковом (фонетическом) законе.

Так, замена упомянутых выше древнерусских сочетаний гы, кы, хы

современными ги, ки, хи подходит под понятие звукового закона, поскольку она

коснулась всех слов с такими сочетаниями, не оставив исключений. Вместо

гыб(ь)нути, богыни, кыплти, Кыевъ, хитрость, хыщ(ь)никъ, ногы, рукы и т. д. мы везде

имеем гибнуть, богиня, кипеть, Киев, хитрость, хищник, ноги, руки. Сочетания /gы/,

/kы/, /хы/ возможны теперь только в недавних заимствованиях, главным образом из

тюркских языков, и на границе слов, в том числе предлога к и последующего слова: к

Ире /k/ыr'i/.

§ 246. Звуковой закон не имеет того универсального характера (в смысле

«независимости от места, и времени»), какой присущ законам естественных наук.

Напротив, он сугубо историчен, действителен в конкретно-исторических рамках

определенного языка или диалекта определенной эпохи. Уже, например, в ближайшем

родственном русскому языку — украинском — замены /kы/ и т. д. на / k'i / не было

(старые /ы/ и /i/ совпали здесь в одном гласном). Да и в русском языке этот звуковой

закон действовал лишь в течение определенного периода. Именно поэтому слова,

содержащие заднеязычный согласный перед /ы/, но вошедшие в русский язык позже,

уже не подпадают под действие этого закона.

Пока звуковой закон действует, он является живым. Примером может служить

русское «аканье», т, е. замена в литературном русском языке и в большинстве говоров

(кроме «окающих») /о/ ударного слога на /а/ (фонетически [Λ] или [ъ]) в безударном.

Этот закон проявляется на каждом шагу в живом чередовании /o/~ /а/, он охватывает и

новые слова, входящие в язык, в частности заимствования: ср. /mat'or/, /tr'aktar/ и т. д.1

Закономерное исключение составляют односложные неударенные в предложении

слова, сохраняющие /о/, например союзы но, то...то и междометие ого г.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

1 В более редких иностранных словах вроде боа, колье, де-факто и в именах собственных вроде

Флобер, Палермо произнесение безударного /о/, предписываемое орфоэпической нормой, служит

именно признаком их «чуждости», неполной освоенности.

2 В этих случаях само сохранение /о/ должно рассматриваться как слабая степень ударенности,

реализуемая качественным, тембровым ударением (см. §77).

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

После того как звуковой закон, перестав действовать, перешел в разряд

исторических, в языке остаются его результаты, порожденные им сдвиги звучания,

созданные им чередования фонем и т. д.

§ 247. Регулярные звуковые изменения можно подразделить на (позиционно или

комбинаторно) обусловленные и фронтальные (традиционный термин «спонтанные»).

1. Примеры обусловленных изменений — упомянутые выше явления: замена

/o/ на /а/ в безударном слоге, обнаруживаемая при сравнении древнерусских и

современных форм (изменение, обусловленное позиционно) и переход /ы/ в /i/ после

/g/, /k/, /x/, сопровождающийся смягчением этих согласных (изменение, обусловленное

комбинаторно). Вне указанных условий «старое качество» сохранялось: в ударном

слоге /o/ не переходило в /а/, вне сочетания с предшествующим заднеязычным /ы/ не

изменялось в /i/. Другой пример, относящийся к более древней эпохе,— так

называемая первая палатализация — общеславянский переход заднеязычных в

шипящие перед гласными переднего ряда: ср., например, русск. четыре с равнознач-ным

литовск. keturi. В других позициях заднеязычные сохранялись: ср. русск. корова,

кривой соответственно с литовск. karve и kreivas (те же значения).

2. Пример фронтального изменения — утрата носовых гласных в русском и в

большинстве других славянских языков. Эти гласные отражены старославянскими

памятниками, в которых они обозначались особыми буквами: носовой заднего ряда (в

транскрипции õ) — «юсом большим» (@), а носовой переднего ряда (ẽ) — «юсом малым» (#), например дõбъ 'дуб', р õ ка 'рука', несõ'несу', пẽть 'пять', жẽти

'жать'. Теперь эти гласные сохранились (хотя в измененной фонетической реализации и

с рядом перегруппировок) в польском. Во всех остальных славянских языках носовые

гласные изменились в неносовые, причем превращение это произошло во всех

фонетических позициях, почему мы и называем его фронтальным. При таком, можно

сказать, глобальном характере процесса ничто не указывает на его возможные

причины, процесс кажется «самопроизвольным» (отсюда старый термин «спонтанное

изменение»).

§ 248. Формулировка любого звукового закона предполагает сравнение. В

разных случаях используются три вида формулировок:

1. Звуковой переход предполагает сравнение диахроническое, т. е. сравнение

более раннего и более позднего состояния одного языка (или языка-предка и языка-потомка) и записывается с помощью знаков > или < (острие в сторону более поздней

формы): например, др.-русск. /кы/> соврем, русск. /k'i/, то же в отдельных словах (Кыевъ

> Киев и т. д.) и в «обратной записи» (соврем. Киев < др.-русск. Кыевъ). Во многих

случаях более раннее состояние не засвидетельствовано в памятниках и

восстанавливается гипотетически, «под звездочкой»: праслав. «ō» > русск. /u/, или

* dōbъ > дуб и т. д. «Обратная запись» возможна в данном случае для слов (дуб <

* dōbъ), но общая формула «русск. /u/ < праслав. «ō» была бы неполной, так как в

русском языке есть и другое /u/, не происходящее из носового гласного, например в

словах ухо, думать. Любой звуковой закон есть закон диахронический и должен быть

сформулирован в конечном счете как переход. Но там, где переход реально не

засвидетельствован в памятниках, его реконструкция опирается либо на звуковое

соответствие (2), либо на чередование (3).

2. Звуковое соответствие устанавливается сравнением фактов двух разных

языков, если эти факты (чаще всего и сами языки) генетически связаны (о родстве

языков см. § 251 и след.). Обычно соответствие записывается знаком «равенства»: ст.-сл.

@ (или польск. ạ, а в определенных случаях ẹ) = русск. /u/ (орф. у), или в отдельных

словах: ст.-сл. д@бъ, р @ ка (польск. d ạ b, r ẹ ka) = русск. дуб, рука; литовск. k (перед

гласным переднего ряда) = слав. /č/ (литовск. keturi ·= русск. четыре, болг. четири и т.

д.). Приведем еще пример соответствий в области согласных между германскими и

другими индоевропейскими языками, в частности следующих:

Факт соответствия, наблюдаемый при сравнении языков, позволяет

реконструировать звуковой переход, имевший место в прошлом и недоступный

непосредственному наблюдению. Именно так был выявлен в истории русского языка

переход носовых гласных в неносовые, в ранней истории славянских языков —

«первая палатализация» заднеязычных, в ранней истории германских языков — так

называемое первое передвижение согласных (переход и.-е. /р/ > /f/ и т. д.).

3. Чередование наблюдается при синхроническом рассмотрении одного языка.

Констатируя чередование, мы сравниваем различающиеся формы, сосуществующие в

одном языке в одну и ту же эпоху. Знаки, служащие для записи чередования (~ и ¥),

хорошо известны из предшествующего изложения. Чередования возникают только в

результате обусловленных изменений. При изменении фронтальном, когда «старое

качество» не сохраняется ни в одной позиции, чередованию, естественно, нет места.

Исходя из факта чередования (например, к ¥ ч в теку — течение, х ¥ ш в грех —

прегрешение и т. д.) мы можем реконструировать переход, происходивший в прошлом

(во взятом примере — общеславянский переход заднеязычных в шипящие). Подобная

реконструкция, опирающаяся на чередования, вообще на отношения внутри одного

языка одной эпохи, называется внутренней.

§ 249. Пока звуковой закон является живым, возможны лишь отдельные

отступления от него, объяснимые особыми условиями функционирования отдельных

слов или разрядов слов (ср. исключения из закона аканья, § 246). Но после того как

звуковой закон стал историческим, его результаты — исторические чередования фонем

и звуковые соответствия между языками — уже ничем не «защищены» и могут

подвергаться далеко идущим нарушениям и преобразованиям.

1. Во-первых, они нередко охватываются действием более поздних звуковых

законов; происходит наложение новых процессов на результаты старых. Так,

значительно позже, чем общеславянская «первая палатализация», произошел в русском

языке переход в определенной позиции ударного /е/ в /o/: ср. /p’ičóš/, /žóltыj/ вместо более старых форм с /е/ (отраженным орфографией). В результате шипящие,

развившиеся когда-то перед /е/, /i/ и т.д. из заднеязычных, уже не стоят в подобных

формах перед гласным переднего ряда. После первого, общегерманского передвижения

согласных имело место второе передвижение, охватившее только верхненемецкие

говоры, на базе которых позже сформировался немецкий литературный язык. В резуль-тате этого второго передвижения, например, общегерманское /t/ было заменено, в

зависимости от позиции, либо аффрикатой (соврем, нем. /t s /), либо щелевым согласным

(соврем, нем /s/, не чередующееся с /z/ и обозначаемое на письме обычно как B или ss):

ср. нем. zehn '10', essen 'есть' (== англ. ten, eat) или нем. Fu B 'нога' (== англ. foot 'нога').

Учитывая подобные «наслоения» звуковых законов, можно устанавливать

относительную хронологию звуковых изменений, т. е. их последовательность во

времени относительно друг друга.

2. Во-вторых, картина соответствий нарушается позднейшими

заимствованнями. Так, в русском языке слово вензель заимствовано из польского и

содержит сочетание /en/, отражающее—в нарушение нормальных соответствий —

польское ę слова węzeł 'узел, связка' (нормальное старое соответствие польскому ę в

русском узел). Также при нормальном соответствии лат. pēs (род. п. pēdis) 'нога' ==

англ. foot в англ. pedestrian 'пешеход' — ученом заимствовании из латыни — согласные

корня не подверглись передвижению. В ряде случаев нарушение соответствий дает

возможность опознать заимствования. Так, русск. князь, ст.-cл. кън # зь, сербскохорв.

кнêз с тем же значением, словацк. knâz 'священник' и т. д. при сопоставлении с англ.

king 'король', нем. König с тем же значением, др.-верхненем. kuning и т. д.

обнаруживает отклонение от нормальных соответствий согласных 1 и, следовательно,

представляет собой заимствование, относящееся к эпохе после общегерманского

передвижения согласных (по-видимому, это слово заимствовано праславянским из

прагерманского или из готского). Если приблизительно известно время возможных

контактов между теми или иными народами, заимствования с нарушениями обычных

соответствий могут пролить свет уже и на абсолютную хронологию звуковых

изменений. Так, фонема латинского языка, обозначавшаяся на письме буквой с, в

классической латыни звучала как заднеязычный согласный [k]. В современных

романских языках в тех

--------------------------------------------------------------------------------------------------------

1 Нормально слав. /k/=герм. /h/ (например, ковать соответствует нем. hauen 'бить, рубить'), а

герм. /k/=слав. /g/ (нем. kahl 'лысый' соответствует нашему голый, англ. cow и нем. Kuh 'корова' — др.-русск.

говядо, ср. говядина).

--------------------------------------------------------------------------------------------------------

случаях, когда за этой фонемой следовали гласные переднего ряда (и дифтонг

ае, «стягивавшийся» в [е]), мы находим переднеязычные аффрикаты или щелевые;

например, лат. caelum или coelum “небо” соответствуют ит. ci'elo /čj'elo /, фр. ciel / sjεl /, исп. cielo / Θi'elo / с тем же значением. Таким образом, здесь произошел процесс,

несколько напоминающий «первую палатализацию» славянских языков. Но когда он

имел место? Лат. Caesar (имя собственное, а затем нарицательное 'император') было

заимствовано рядом языков, и в частности, дало в готском kaisar и в немецком Kaiser

'император'. Эти германские формы своим начальным согласным и нестяженным

дифтонгом отражают звучание имени Caesar, каким оно было в момент заимствования.

Поскольку германцы не могли заимствовать это слово раньше I в. до и. э. (Юлий

Цезарь жил с 100 до 44 г. до н. э.), ясно, что стяжение дифтонга и палатализация

латинского /k/ произошли после этого срока. На основании ряда других данных

устанавливают, что стяжение дифтонга распространилось около III в. н. э., а

палатализация /k/— начиная с V в.

3. В-третьих, как мы знаем, даже живые, а тем более исторические чередования

фонем могут нарушаться или, напротив, распространяться по аналогии (см. § 67). Так,

чередования /k/ ¥ /č/, /g/ ¥ /ž/ в пеку — печешь, могу ~ можешь устраняются (точнее

— заменяются другим чередованием) в диалектных формах пекёшь, мóгешь, а в

глаголе ткать формы с /k'/ вместо /č/ стали литературными. Здесь действовала

пропорция (запишем в транскрипции, но без указания ударений):

В украинском языке, где нет чередования непалатализованного согласного в 1-м

л. с палатализованным во 2-м и следующих лицах (ср. укр. иду, идеш с твердым /d/),

устранение чередования /k/ ¥ /č/ пошло в другом направлении, и мы имеем в

современном языке печу, печеш (а также и можу, можеш). С другой стороны, от

недавних заимствований из западноевропейских языков пиджак, фрак, блок в русском

языке образуются пиджачный, фрачный, блочный, и чередование /k/ ¥ /č/ оказывается

перенесенным в морфемы, которых в праславянском не было.

§ 250. Открытие звуковых законов сыграло громадную роль в развитии нашей

науки и сделало возможным начиная с XIX в. серьезное сравнительно-историческое

изучение языков. Понятие звукового закона сложилось до возникновения учения о

фонеме, до выработки сознательного функционального подхода к языку и к его

истории. Но современный, функциональный, фонологический подход позволяет

глубже понять природу исторических звуковых изменений и по-новому осмыслить

проблему звуковых законов. Так, например, стало ясно, что обусловленное звуковое

изменение (см. § 247, 1) само по себе еще не ведет к появлению новой фонемы и может

остаться «внутрифонемным». Если возникает новая фонема, то это связано не с

большей степенью отдаления нового звучания от старого (ведь мы знаем, что диапазон

вариантов фонемы может быть очень широким), а только с характером

функционирования данной единицы: если бы шипящие, возникшие из заднеязычных,

встречались в праславянском только в позиции перед гласным переднего ряда, они

оставались бы всего лишь комбинаторными вариантами заднеязычных. Но рядом с

ними очень рано появились [ž], [č], [š] из другого источника— из сочетаний (gj], [zj], [kj], [xj], [sj]. Эти сочетания и соответственно возникшие из них шипящие могли

находиться и перед гласными заднего ряда (например, кожа <. * kozja, первоначально

'козья шкура', сеча, суша, ноша — старые образования с суффиксом -j-). Тем самым все

[ž], [č], [š] праславянского языка в любых позициях получили статус самостоятельных фонем /ž/, /č/, /š/.

 

 

ГЛАВА VI